Когда я открыл глаза, будильник показывал начало двенадцатого. «Сегодня у нас бегунок и карточный турнир» – лениво подумал я, вставая с кровати. Быстро оделся в форму, любезно развешанную на спинке стула около моего лежбища. Затем достал из-под подушки гаджеты, сунул их в карманы и посмотрел на себя в зеркало – пионер Семён всегда готов. Последний штрих – мой сверток с умывальными принадлежностями.
Прикрыв за собой дверь, я отправился к умывальникам. Ледяная вода может взбодрить ничуть не хуже кофе – эту истину я усвоил еще в свой первый виток.
«Человечеству гибель не грозит. Человек привыкает ко всему» – пел когда-то Егор Летов. И ведь был прав. Я медленно шел назад, вспоминал и сравнивал свои ощущения, с теми, что были, когда я впервые попал сюда, второй раз и теперь. В первом цикле была форменная истерика, во втором – недоумение, а теперь я воспринимаю окружающее, почти как местные аборигены. Если бы не эта красная удавка, все было бы замечательно. Однако, как сказала героиня «Летучей мыши»: «Всегда какого-нибудь пустячка не достает». Что ж, будем считать галстук «налогом на добро».
––А, Семён, вижу, ты уже умылся, – поприветствовала меня Ольга Дмитриевна, выходя из нашего домика.
––Пионер должен быть всегда чист и опрятен! – отчеканил я.
––Я тебя не стала будить – решила дать тебе акклиматизироваться. Вот держи – это ключи от домика, а это бутерброды, – протянула она мне бумажный сверток, одернула на себе рубашку и сказала, – Пошли на линейку.
––Угу, – согласился я и занялся бутерами.
Скилл не слышать, что трындит вожатая на линейке я открыл еще в первом витке, прокачал до максимума – во втором и теперь наслаждался результатом.
После линейки ко мне подошли Ольга Дмитриевна со Славей, вручили обходной лист сиречь бегунок и, пожелав удачи, оставили одного. Я вспомнил свой прежний маршрут, остававшийся неизменным на протяжении первых двух циклов, и решил изменить его кардинальным образом: начать со столовой. Война-войной, а обед – по расписанию.
Перекусив «пирамидкой» кефира и парой булочек, которые мне-таки выдали, немного побрюзжав для приличия, я отправился за подписями.
Раз уж менять маршрут обхода, то полностью – я направился отмечаться у физрука. Груда мышц в очередной раз назвала меня дрищом и спросила о моих спортивных предпочтениях. До меня, наконец, дошло, что для него тот, кто не может заслонить собой шкаф – дрищ, а посему обижаться и хамить, как я поступал в предыдущих витках, просто глупо и выбрал футбол. Борис Саныч вдруг улыбнулся и, хлопнув меня по плечу пророкотал: «Во, я понимаю хоть дрищ, но мужик! Давай сюда эту подтирку».
Далее мой путь лежал к кибернетикам. Я шел и придумывал, что же им соврать, ибо понимал, что на этот раз меня Славя не спасет.
––Новенький? – осведомился Шурик, отрываясь от какой-то схемы.
––Ага.
––Бегунок?
––Он самый, – я протянул листок Шурику.
––Скажи... – Шурик заглянул в бегунок, – Семён, ты никогда не задумывался о том, чтобы стать кибернетиком?
––Нет. Я с шести лет занимаюсь футболом и уже записался в футбольную секцию.
Лицо Шурика вытянулось – ему очень не хотелось, чтобы физрук, узнав о посягательствах на его кадры, поменял у него руки с ногами без наркоза, поэтому он лишь вздохнул, достал ручку, чиркнул свою подпись в обходном листке и вручил его мне со словами:
––Ну что же, не всем дано быть кибернетиками.
Я сделал вид, что не заметил шпильки, взял бегунок и вышел.
Следующим в моем внутреннем списке значился музыкальный кружок. Вспомнив свой первый и второй визит сюда, я слегка смутился. Но на этот раз все было иначе – изнутри доносилась грустная мелодия. Играли на гитаре, причем на профессиональном уровне. Я осторожно открыл дверь и на цыпочках зашел вовнутрь – мне очень захотелось узнать, кого же это гложет меланхолия. Играла Мику. Причем, что-то своего сочинения, а может просто импровизировала. И чувствовалось, что эта музыка – настоящая Мику. Не та недалекая девочка-пулемет, какой я ее себе представлял. Просто там, где Лена начинала заикаться и краснеть, Мику начинала тараторить. Вот и все. Передо мной была еще одна одинокая девушка, выбравшая себе маску девочки-праздника, девочки-оркестра. Я вздохнул. Музыка резко оборвалась.
––Ты кто? Как ты зашел?
––Извини, пожалуйста, если что не так… Просто очень захотелось послушать.
––Ничего, ничего. Ты, как я вижу, новенький? С обходным?
––Да. Семён. А ты…
––А меня Мику зовут. Никто не верит, но меня правда так зовут. Моя мама – из Японии, а папа Русский Инженер, – она произнесла это с такой гордостью, словно её отец был принцем Уэльским, не меньше, – Он строил у нас мост или атомную станцию или плотину. Ну, да неважно, что именно. Главное – строил. То есть не сам, конечно, строил. Вот там они и познакомились.
После того, как я понял, что это за девушка, ее манера строчить словами, как из пулемета, уже не приводила меня в ужас, а желание бежать от нее сломя голову пропало.
––Мику, полегче, – рассмеялся я. – Ты же музыкант. Смени prestissimo если не на adagio, то хоть на moderato, а то я не поспеваю за тобой.
Девочка надула было губки, но не удержалась и тоже рассмеялась.
––Извини, Семён. Я сижу тут целыми днями одна. Иногда заходит Алиса – починить датчик на гитаре или заменить струну. И всё. С одной стороны это удобно – можно спокойно заниматься музыкой. Но я же тоже живой человек и мне тоже хочется общаться. Вот так и получается, – вздохнула она, – В общем, я буду рада, если ты будешь заходить. А твой совет я запомню, вдруг сработает.
––Обязательно сработает. Уже работает, – улыбнулся я. Мику покраснела.
––Ладно, давай сюда бегунок.
«Так, теперь – медпункт».
Вспомнив шуточки Виолетты Церновны Коллайдер, я непроизвольно вздрогнул. «Ну, уж нет! В эту игру можно играть и вдвоем» – решил я и направился к зданию с красным крестом.
Когда я добрался до владений нашей медсестры, пот лил с меня в три ручья. «Ну и жарища. Не меньше тридцати по Цельсию» – подумал я и постучал в дверь.
––Войдите, – раздался томный грудной голос.
Я вошел и молча положил бегунок на стол, прямо перед секс-символом пионерского лагеря «Совенок». Секс-символ оторвался от книжки и снизошел до меня:
––Присаживайся … пионер.
––На кушеточку? – невинным голоском спросил я.
––На нее, родимую.
Я сел.
––Жалобы имеются?
––Только на жару.
––В таком случае я проведу тебе персональный курс… холодных обтираний, – градус томности в ее голосе увеличился чуть ли не вдвое.
Она встала со стула и медленно, покачивая бедрами, пошла ко мне.
«Получи, фашист, гранату»
––Мечты сбываются, – прошептал я, медленно расстегивая рубашку, одновременно пожирая глазами ее глубокое декольте.
Виолетта Церновна встала на месте, словно налетела на невидимую стену, а затем расхохоталась, быстро вернулась к столу и расписалась в обходном листе.
––Держи, обормот! И учти, если у тебя случится запор, я поставлю тебе трехлитровую клизму, понял?
––С этанолом?
––С бромом! Свободен.
«Интересно, Женя сейчас спит или нет? И вообще, как можно столько спать? Ночь и день напролет. У нее что, гиперсомния?», подумал я, открывая дверь библиотеки. На цыпочках подошел к столу библиотекаря, Женя тихо посапывала. «Кто бы сомневался» – улыбнулся я и решил не будить ее, а посветить ближайшие полчаса тому, чем, собственно, люди занимаются в библиотеке – чтению.
Однако, читать Шопенгауэра сегодня мне не хотелось. Я вообще был удивлен, как он оказался в библиотеке пионерского лагеря. Труды Маркса, Энгельса, Ленина – еще куда ни шло, но Шопенгауэр?
Благо у меня была своя библиотека, занимавшая почти пару гигов. Я устроился поудобнее в старом просиженном кресле, достал смарт и открыл последнюю закладку. Это оказалось «Сияние» Кинга. «То, что нужно» – решил я и погрузился в чтение.
––И что это у нас тут такое? – раздалось у меня за спиной.
Я выключил смарт и быстро сунул его в карман.
––Да так, ничего особенного, просто игрушка, – стушевался я и обернулся на звук.
Женя.
––Да ну! Обожаю игрушки. Можно посмотреть? – Женя обошла кресло, встала напротив меня и протянула руку.
Мне ничего не оставалось, как только подчиниться.
Женя нерешительно повертела смартфон в руках, а затем, бросив на меня насмешливый взгляд, быстро включила, уверенным движением провела по экрану снизу вверх, снимая блокировку, взглянула на незакрытую книгу и покачала головой:
––Мало того, что пионер читает запрещенного Кинга, так еще наверняка скачал книгу с Флибусты. И как таких только в комсомол принимают? – сокрушенно покачала она головой. – Так, посмотрим, что у него тут еще, – пробормотала Женя и стала изучать мою библиотеку. Видать ее объем и содержимое произвели на нее впечатление, потому что, когда она перевела взгляд с экрана смарта на меня, в ее глазах было что-то похожее на уважение. – Держи свою «игрушку», но особо ей тут не отсвечивай. Особенно перед нашими светилами кибернетики, – Женя довольно улыбнулась удачному каламбуру. – А еще лучше, когда захочешь почитать, приходи сюда.
Я смотрел на нее во все глаза. Слова разом вылетели у меня из головы.
––Чего уставился, как неандерталец на междугородный автобус? – усмехнулась она. – Мне просто достался такой же билет, как и тебе. Только живу я тут подольше. Ах да! Это все, что ты сюда протащил?
Я молча вытащил из кармана волкмен.
––Полный набор героя нашего времени, – вздохнула Женя. – Как ты уже понял, совет не отсвечивать распространяется и на эту цацку тоже.
Я кивнул головой и направился к двери.
––Эй, как тебя там? А бегунок подписывать не будем?
Я вернулся. Женя расписалась в бегунке и вдруг тихо сказала:
––Слушай, я там у тебя видела «Сатанинские стихи» Рушди. Дай почитать. Пожалуйста.
Ну, вот и все. Теперь осталось отнести обходной Оленьке свет Дмитриевне.
«На который она даже не взглянет»
––Ну как, Семён? Всех обошел? – спросила Ольга Дмитриевна, стоящая у входа в столовую, как пограничник на посту.
––Да.
––Записался куда-нибудь?
––К футболистам.
––Ну и молодец. Руки мыл?
––Мыл, – не краснея, соврал я.
––Проходи.
И я был допущен в Храм чревоугодия.
В столовой было уже полно пионеров. Свободные места были только между Алисой и Ульяной, а так же рядом с Мику. Сесть между двух рыжих я не решился. Оставалась Мику. Надеюсь, она запомнила мой совет о темпах…
––Можно?
––Конечно, можно! Знаешь, я почему-то почти всегда ем одна. Точнее я знаю, почему, но я ни на кого не в обиде, ты не подумай. Просто… Ой, я опять? – с ноткой отчаяния, спросила она.
––Ничего-ничего. А вообще-то, есть такая поговорка: «Когда я ем, я глух и нем».
––Но когда же и с кем мне тогда говорить? Не с инструментами же у себя в клубе. Хотя, еще немного и я заговорю с ними.
––Почему с инструментами? Ты же говорила, что к тебе иногда заходит Алиса...
––Только по нужде! Ой! – Мику покраснела. – Я хотела сказать, когда ей что-то от меня нужно. А так, чтобы просто поговорить – никто.
Я почувствовал, что еще немного и окажусь на зыбкой почве. С одной стороны мне нравилась эта девушка. И я видел, что она ко мне тянется. Хоть я и зарекся заводить тут с кем-либо серьезные отношения, от роли жилетки я не отказывался. Вот только я не знал, хватит ли Мику одной жилетки или ей захочется большего. Увы, мой хоть и небольшой опыт говорил, что рано или поздно девушкам хочется большего. Тем более в ее возрасте.
Но самое мерзкое было в том, что за этим витком, наверняка, будет следующий, а потом еще и еще, внутри все начнет обрастать равнодушием и, кто знает, не ждет ли меня в конце безумие, как Пионера. Я, наконец, понял Женю, замуровавшую себя в библиотеке. Неплохой выход, поддержка status quo – свести контакты с окружающими к максимально возможному минимуму. «Похоже, придется поговорить с Женей пообстоятельней. В конце концов, она не такая уж и бяка-бука».
После ужина я быстро прошел на площадь. Сел на скамейку и закрыл глаза. Нужен буду – найдут, а то мне, откровенно говоря, надоело быть мальчиком на побегушках.
––Экспериментируешь? Ну-ну.
Я открыл глаза. Передо мной стояла Женя.
––Не-а. Просто надоело: «Семён сходи туда, сделай то-то». Можно подумать, я её персональный песик. Пусть найдет себе кого-нибудь другого.
––Она найдет. Будь уверен, – сказала Женя, сев рядом.
Никаких «Можно», «Ты не против?». Просто села – и всё. Похоже, она не признавала никаких условностей. Не то чтобы меня это удивило: ещё во время моих университетских будней я знал одного типа, который никогда не говорил «Привет», «Пока» и прочих вводных слов и оборотов, а сразу переходил к делу. Например, «Сёмыч, одолжи штуку на неделю». А возвращая обратно, – просто «Держи» и никаких тебе «Спасибо», но отдавал он всегда в срок. По мне, такие люди лучше вежливых динамщиков, в особенности – динамщиц.
––А вот и по нашу душу, – Женя указала головой на приближающуюся Славю.
––Ребята, вот вы где! Идите к столовой. Там Электроник затеял карточный турнир, не хватает только вас.
––А если мы не хотим участвовать, то что? – грубо сказала Женя.
––То есть вы хотите подвести своих товарищей? Они же рассчитывают на вас! – воззвала к нашей пионерской совести Славя.
––Ладно, мы идем, – примирительно сказал я. – Женя?
Та пробурчала нечто нечленораздельное, но Славя приняла это за согласие, улыбнулась и пошла дальше. «За картами» – вспомнил я. – «Вот ведь! Одним выстрелом – двух… пионеров.»
––Вот так всегда: «Кто хочет остаться – трус и предатель и будет расстрелян на месте. Но силой мы никого не держим», – глядя себе под ноги буркнула Женя.
––Не знаю, как тебе, но мне очередной мозговынос от милейшей вожатой хуже расстрела. Лучше по-быстрому проиграть и быть свободным. Тем более, что я уже дважды выигрывал этот турнир и ничего за это не получил.
––Так и не получил? А восхищенные взгляды женской половины отряда не в счет? – съехидничала Женя.
––Очень жаль, что среди них не было твоего, – парировал я.
––Туше.
Вот так мило беседуя, мы подошли к столовой. Женя при виде Электроника напустила на себя вид «не влезай – убью». А мне вдруг почему-то захотелось, чтобы она выиграла этот турнир.
––В качестве награды всем участникам после турнира – горячий кофе со сладкими булочками, – вдруг объявила вожатая.
Я кое-как успел подхватить челюсть и покосился на Женю – та, похоже, была в таком же состоянии. Такого раньше не было! А раз не было кофе с булками, то еще неизвестно, что еще будет!
То, что я говорил Жене, было чистой правдой – я действительно хотел по-быстрому проиграть и делал всё возможное для этого, но всё равно выигрывал. В итоге, в финальном поединке сошлись я и... Женя. Сначала я хотел просто сдать ей партию, но она, каким-то седьмым женским чувством уловила это мое поползновение и едва заметно покачала головой. Я так же пожал плечами – как хочешь, и битва началась. Когда пришла пора вскрываться, у меня на руках был фул-хаус. Однако, моя почти стопроцентная победа почему-то не доставляла мне радости.
––Вскрываемся! – провозгласил Электроник.
Я молча открыл карты и взглянул на Женю. Та грустно вздохнула и стала открывать свои одну за одной. Десятка пик, десятка треф, десятка бубен, десятка червей и туз бубен. Каре!
Первым, кто отреагировал, была Мику. Она схватила Женю за руку, подняла ее вверх, как рефери поднимает руку победившего боксера, и стала скандировать:
––Женя! Женя! Женя!
К ней присоединились прочие пионеры – и игроки и зрители. А Женя стояла и смотрела на всех подозрительно влажными глазами… Это были её пятнадцать минут славы! Ее поздравляли и обнимали прочие участники турнира, и по их лицам было видно, что они по-настоящему рады за неё, а Лена даже быстро поцеловала в щеку, смутилась и быстро ретировалась.
Неизвестно сколько бы это еще продолжалось, если бы не раздался громовой голос Марьи Борисовны – нашей поварихи:
––Эй, картежники! Кофе стынет!
Услышав этот призыв, все стали дружно расставлять столы по местам. Затем каждый «картежник» получил по стакану настоящего крепкого черного кофе и булочке. Мы с Женей, как финалисты – по две, а любимица Марьи Борисовны, Ульянка – целых три.
Как мне не хотелось поговорить с победительницей, её надежно оккупировали девчонки, так что я уселся за свой любимый угловой столик в одиночестве… ненадолго.
––Ты не против? – я поднял глаза. Передо мной стояла Славя.
––Нет, садись, если хочешь.
––Мне просто показалось несправедливым, что о человеке, занявшем второе место, все как-то позабыли, – присаживаясь напротив, сказала Славя.
––C’est la vie, – я сделал неопределённый жест рукой, – Да и к тому же я совсем не против. Жене достается так мало внимания, что я только рад за неё. Да и какое останется воспоминание о лагере – она выиграла в турнире! А не только библиотечные стены, да стеллажи с книжками.
––Уж не влюбился ли ты в неё? – тихо рассмеялась Славя.
––А даже, если и так, то что? Или она недостойна этого?
––Я этого не говорила, – опустив глаза, сказала Славя. – Просто она всегда одна. Никого к себе не подпускает. А сегодня я увидела вас вместе… Не знаю, как старых друзей, что ли? Вот мне и стало интересно, какой же ты нашел к ней ключик?
«Ты учитель Израилев, и этого ли не знаешь?»
––Славя, кому её лучше не знать, как соседке? Или вы не общаетесь? Не поверю.
––Придется поверить, – вздохнула Славя, – Я встаю, когда она ещё спит, а она приходит, когда сплю я. Так что, если нам и удается перекинуться парой фраз, то лишь когда мы идем на линейку. Да и единственное, что она спрашивает: «Что нового?». Жаль конечно, но для меня она остается загадкой.
––А может отгадка в том, что нет никакой загадки? Просто у нее такой характер. Есть же, в конце концов, такие люди, которые не страдают от недостатка общения и рыкают на всех, кто пытается им себя навязать. Они очень тщательно выбирают с кем общаться, а с кем нет. Им не по душе коллективные мероприятия, они всеми силами пытаются избегать их. А если это не получается, терпеливо переносят их. Знаешь пословицу: «Можно свести коня к воде, но нельзя заставить его пить»? Это про них.
––Ну, сейчас по ней так не скажешь, – улыбнулась Славя.
––Сейчас у нее нечто вроде шока. Она ведь не дура и отлично знает, что про нее думают в лагере. А тут – на тебе! Все искренне рады за неё, обнимают, жмут руку, Ульянка – та вообще повисла у нее на шее. Но не надо ожидать, что после сегодняшнего она чудесным образом изменится.
––Но ведь изменится?
––Разве станет чуть-чуть меньше ворчать, но просрочивать книги я все равно не советую.
Славя снова тихо рассмеялась.
––И откуда ты все это знаешь?
––Ниоткуда. Я просто такой же. Может, в меньшей степени, но такой же.
––В таком случае, она нашла родственную душу, – сказала Славя, вставая из-за столика.
«Ты даже и не подозреваешь насколько» – подумал я и, допив кофе, покинул столовую.
Площадь Генды я полюбил еще с первого витка. Только, в первой половине дня сюда лучше не соваться – Славя обязательно рекрутирует на какие-нибудь работы. А вот во второй – лучшего убежища от дневного зноя, чем удобные скамеечки под надежным лиственным покровом, не существовало. А вечером здесь было приятно посидеть и помечтать, глядя на удлиняющиеся тени. Так что я направился именно туда.
«Так кем же ты был? – в который раз обратился я к памятнику. – Героем-бойцом, положившим свой живот за светлое дело? Не похоже. Не обижайся, но морда у тебя не бойцовская. Такие, как ты, мастера толкать речи перед толпой, а не стрелять из винтовки. И знать тебя здесь обязана каждая собака – в противном случае ты бы не стоял на этом месте и не пялился на окружающих, как отличник на второгодника. Вот засада! И спросить про тебя нельзя – сразу появятся серьезные дяди в костюмах. Хотя, есть тут один человек, который может мне помочь. А вот и она!». Я встал со скамейки и быстрым шагом направился на перехват.
––Женя, постой!
––Чего тебе?
––Один вопрос: что это за тип? – я указал рукой на памятник.
Она ухмыльнулась:
––Что, без Инета мы никак?
––Да причем тут Инет?! Не было в нашей истории никаких Генд!
––В том-то и дело, что это не наша история. Ладно, время детское, – смилостивилась Женя, – Пойдем в библиотеку. Просветишься по старинке.
Когда мы вошли в библиотеку, Женя на секунду задумалась, а затем решительно развернулась ко мне:
––Нет. Так дело не пойдет. Сходи-ка за водичкой, – и, быстро удалившись вглубь своих владений, вскоре вернулась оттуда с литровой банкой.
––Зачем тебе вода? – не понял я.
––Вот зануда! Неужели так сложно выполнить такую простую просьбу? Я же не прошу тебя достать луну с неба, а просто сходить за водой. Ну, ты идешь?
Я сходил за водой.
––Умничка, а вот и твоя награда, – сказала Женя, забирая у меня банку. И указала головой на столик, с лежащим на нем раскрытым томом Большой Советской Энциклопедии.
«Генда. Настоящее имя... Родился… Окончил реальное училище… Затем университет… С 1910 член РСДРП… Один из ближайших соратников В.И. Ленина… Пользовался огромной популярностью как среди рабочих, так и крестьян. Сыграл выдающуюся роль в Великой Мартовской Революции 1918 года… С 1923 года – Генеральный Секретарь РКП(б)… После разоблачения февральского заговора 1930 года – второй человек в ЦК после В.И. Ленина… С декабря 1930 – председатель Московского горкома… 28 января 1932 был застрелен у себя в кабинете… Убийцей оказался безработный и психически неуравновешенный… Десятки тысяч людей провожали в последний путь… В.И. Ленин произнес прощальную речь на похоронах своего друга и соратника…» Дочитав до этих строк, я закрыл том.
––Прочитал? – донеслось сзади.
––Прочитал.
––Если прочитал, верни на место, – казенно-канцелярским тоном сказала Женя.
––Жень, ну со мной-то тебе не обязательно быть такой букой, – взмолился я.
––Ладно, не буду. Но книжку все равно верни на место. И иди сюда.
Я отнес том назад и подошел к Жене. Еще читая статью, я понял, зачем она меня гоняла за водой. Женя заварила чай – на журнальном столике стоял большой заварочник, два стакана и сахарница.
––Что стоишь, как неродной? Присаживайся, – Женя указала мне на пуфик напротив себя.
Я сел. Женя принялась разливать чай.
––Если тебе будет крепко – скажи. Я заварила, как себе. Ненавижу разбулыживать чай водой.
––Ничего. Я тоже не принимаю этого издевательства над напитком. Тем более, что консистенция просто идеальная.
––Ну и ладушки. Тебе сколько сахара?
––Две с половиной.
Мы пили чай маленькими глоточками, наслаждаясь напитком. В столовой на третье был, как правило, компот да молоко в полдник. И лишь отпив половину стакана, я спросил:
––А, собственно, откуда у тебя чай? И что это за чай?
––Остался от предшественника. Наследство и одновременно своего рода компенсация, так сказать, – не удержавшись от довольной ухмылки, сказала Женя. – А чай, ты не поверишь, грузинский. Правда, экстра сорта.
Я хмыкнул и вернулся к чаю.
––Ну, теперь знаешь, кто такой Генда? – спросила Женя, ставя пустой стакан.
––Теперь знаю.
––Что думаешь?
––Что Ленин убрал ставшего слишком популярным соперника.
––Смело. Но, скорее всего, так оно и было. Еще вопросы?
––Их целая куча. Например, когда умер Ленин здесь?
––Для начала хватит, – остановила меня Женя, снимая очки. «А она что в очках, что без – очень даже ничего» – мелькнуло у меня в голове. – Начну издалека. Мне, Сёмчик, как ты уже понял не шестнадцать и не семнадцать, а поболе. А точнее – двадцать четыре, и по образованию я историк. И давай, пока на этом оставим обмен личной информацией. Когда я стала местным библиотекарем, у меня появился доступ к списанным книгам. Среди них я нашла учебники по истории для вузов. Так вот, читая их, я узнала кучу интересного об этом мире. Если я начну пересказывать тебе все, мы просидим тут не до утра, и даже не до обеда. А, если вкратце, то историческая канва этого мира в одних событиях совпадает с нашей, а в других чудовищно розница. Как у нас, так и здесь были Вавилонская, Мидо-Персидская, Македонская, Римская империи. Однако, здешняя Вавилонская пала на 47 лет раньше, а Римская – на 82 года позже. Но не это бросилось мне в глаза. Наоборот, я ожидала чего-то подобного.
––Тогда что же?
––Дубли и Уникумы, – коротко ответила Женя.
––Дай догадаюсь. Дубли – это люди, живущие как в этом мире, так и в нашем, а Уникумы – только в каком-то одном.
––Молодец, возьми с полки пирожок, – улыбнулась Женя. – И, как ты понимаешь, Уникумов гораздо меньше, чем Дублей, и, когда к власти приходит Уникум, то тогда-то и начинаются колоссальные расхождения в истории миров. У нас таким Уникумом был Сталин. Тут – Генда.
––Которому не дали прийти к власти.
––В точку. И поэтому этот Союз не развалится в 91 году.
––Откуда вдруг такая уверенность?
––Оттуда. Когда начали сворачивать НЭП? Когда началась коллективизация? Когда начались массовые репрессии? До или после смерти Ленина?
––После.
––В нашем мире Ленин, видимо, не перенес мысли, что неграмотному голодному и раздетому населению в большинстве своем идеи коммунизма не только непонятны, но и не нужны.
––А вот нефиг ему было пролетарскую революцию в аграрной стране делать.
––Все шутишь, Сёмчик. А вот я серьезно, – вздохнула Женя. – Как только посмотрю на здешних пионеров и подумаю: «А ведь и мы могли бы быть такими же, жить в такой же стране и гордиться ей», у меня комок к горлу подступает.
––Особенно при взгляде на Алису, – усмехнулся я.
––Да что ты о ней знаешь! – Вдруг закричала на меня Женя, – Её мать умерла при родах. Отца у нее не было. До трех лет – Дом Малютки, а после – детдом. Да, она ведет себя вызывающе, смотрит на всех свысока. Снимает Хендрикса, Пейджа и Блэкмора. Но попробуй при ней Ленина козлом назвать, она тебе, не думая, от всей души в глаз засветит! Потому, что даже для нее есть святое, и она готова за это, если надо будет, умереть. А у нас с тобой есть такое? – Женя перевела дыхание и успокоилась. – Все, что у нас есть, это только снисходительный цинизм, да сердца, покрывшиеся коркой льда. Так что давай не будем лезть своими грязными ручонками…
Я был ошарашен этой вспышкой.
––Откуда ты знаешь? Ну, про Алису.
––Заполняла карточки, используя личные дела, и сунула свой любопытный нос туда, куда не надо, – буркнула Женя.
––Ладно, давай вернемся к истории.
––К истории, так к истории, – в голосе Жени снова появились лекторские нотки. – После ряда вооруженных восстаний, большевики поняли, что затея с Военным Коммунизмом не прошла. Наши историки, оценивая этот период истории, разбились на два лагеря: одни считают, что это была попытка построить коммунизм при помощи грубой силы, другие – временная мера, вызванная реалиями Гражданской войны. И у тех и у других куча своих доводов. Здешние историки, как ты понимаешь, исповедуют только вторую версию событий.
––Еще бы, – пробормотал я.
––Так вот, в 1921, то есть в 1922 году, по местному «летосчислению», – быстро поправилась Женя, – был провозглашен НЭП, который, внимание, никогда не сворачивался. Видимо, Ленин понял, что люди с задатками предпринимателя будут всегда, и пытаться бороться с человеческой природой бессмысленно. И, отвечая на твой вопрос, это понимание продлило ему жизнь на двадцать шесть лет. Поэтому он не стал запрещать свободные товарно-денежные отношения, но строго регламентировал их. Например, предпринимателю запрещено платить зарплату своим рабочим большую, нежели платит государство своим. Так и продавать товар по цене меньшей, чем установлена государственной политикой цен. Однако, предприниматель не связан госпланом и может сам решать сколько и какой продукции ему выпустить. И, само-собой, он платит налоги, причем налог тут прогрессивный – чем больше доход, тем выше налоговая ставка. Таким образом, государство ограничивает размер частного сектора. То есть все в выигрыше: и государство и тот, в ком есть жилка предпринимателя. А главное – нет недовольных: не хочешь работать у станка, не устраивает зарплата – всегда можешь попробовать себя в индивидуалистах. Не вышло? Добро пожаловать назад.
––Слушай, так это здорово, – задумчиво сказал я, – Идеальное сочетание частного предпринимательства и плановой экономики.
––Теперь ты понимаешь, что этот Союз развалить практически невозможно? Здесь нет такого понятия, как «дефицит товаров» потому, что на производство товаров народного потребления одновременно работают два сектора экономики – частный и государственный. И не только работают, но даже конкурируют.
––Это как?
––А вот поставь себя на место индивидуалиста. Ценами ты покупателя заманить не можешь. Так чем?
––Качеством и внешним видом, – после минутного раздумья сказал я.
––Еще один пирожок твой, – рассмеялась Женя. – Видел Славин спортивный костюм? Это продукция И.П. А, например, на Лене – простой фабричный.
––Все равно, мне многое не ясно. Для открытия своего дела нужен стартовый капитал, а где его тут взять? Как организовать поставки сырья и прочее?
––Сёма, ты забыл, что я историк и рассказываю тебе, лишь только то, о чем узнала из местных учебников. Да и так ли это важно? Это ведь детали, а нам важна сама суть. А она такова – им удалось построить общество действительно равных возможностей для всех. Правда, пришлось пойти на компромисс, но не сделай они этого, сейчас бы страну колбасило не по-детски. А так… Тишь, да гладь. Таких вот «Совят» по стране тысячи. Дети летом не слоняются, где попало. Не глушат портвейн в подворотнях. Не садятся со скуки на иглу.
––Утопия, – не смог не съязвить я.
––Утопия – не Утопия, но всяко лучше, чем у нас, – парировала Женя и посмотрев, на часы ойкнула, – Ну все, Сёма, готовься к клистиру. Пять минут первого.
Я вскочил на резвы ноги. Женя продолжала сидеть и смотрела на меня тем же насмешливым взглядом, когда я неумело соврал ей про «игрушку».
––Стоять! А кто будет за собой убирать?
Я подумал, что мне уж сегодня клизмы так и так не избежать и мысленно махнул рукой.
––Что мне делать?
––Помыть стаканы. Заварник я тебе не доверю.
––Как скажешь.
Стараясь избегать ярко освещенных мест, мы быстрым шагом добрались до умывальников, помыли посуду и точно так же вернулись назад.
––Тебя проводить? – спросил я, когда Женя закрыла библиотеку.
––Если хочешь, – в темноте мне показалось, что она улыбнулась.
––Хочу.
––Тогда зачем спрашиваешь?
Весь путь до домика, в котором жили Женя и Славя, мы проделали в молчании.
––Спокойной ночи, – сказал я.
––Легкой клизмы, – ухмыльнулась в ответ Женя.
«Вот ведь вредина!» – безо всякой злобы подумал я, глядя на закрывшуюся дверь, и побрел к своему домику.
––Ты где был? – накинулась на меня Ольга Дмитриевна, – Я весь лагерь оббегала по три раза. Места себе не нахожу. Где ты был, я тебя спрашиваю?!!
––В библиотеке, – сказал я и вспомнил «Операцию Ы».
––А я думала, что это Женя зачиталась, – сбавила обороты вожатая, – В следующий раз разгоню вас, полуночники. А днем заставлю обоих сахар таскать. Всё. Спать. Живо!