ФАЛЬШИВАЯ КОРОНКА
повесть
1
Случилось это несколько лет назад, летом.
Райотдел милиции, где уже две недели работал инспектором уголовного розыска Сергей Ракитин, хотя и находился в областном центре, обслуживал пригородную зону вдоль узкой, но глубокой речушки Ильмы. Знакомил Сергея с обстановкой сам начальник угрозыска капитан Шатров. Тучноватый и приземистый, с тихим голосом, он почти всегда приходил на службу в скромном штатском костюме, носил большие роговые очки с толстыми линзами, и вообще, по мнению Ракитина, его скорее можно было принять за какого-нибудь врача или учителя, чем за оперативного работника. Разговаривал Шатров неторопливо, чуточку окая, добродушно улыбался Сергею, с нетерпением рвавшемуся к самостоятельной работе.
Вот и в это первое августовское утро ничто не указывало на то, что молодого оперативника ожидает напряжённая и интересная работа.
Опустив вихрастую голову, Ракитин бесцельно прошёлся по кабинету. Другие работники уже разошлись по своим делам, а он, как вчера и позавчера, должен был входить, по выражению Шатрова, в специфику района.
Он остановился у письменного стола, огорчённо взглянул на его полированную крышку.
«Чисто!.. И так изо дня в день – ни одной бумажки. Работничек, называется. Всё ещё не верят в меня, что ли?».
Ему, вчерашнему выпускнику специальной школы милиции, и невдомёк было, что Шатров ещё приглядывается, приценивается к нему: не так-то это просто – поручить новичку самостоятельное дело.
Неожиданно дверь широко распахнулась, и в кабинет вошёл Шатров. Он подсел к столу Ракитина и достал из принесённой тоненькой папки какую-то бумажку:
– Понимаешь, какое дело... У одной гражданки жиличка пропала.
У Сергея ёкнуло сердце. Он тоже сел, нетерпеливо покосился на бумагу.
– А что за особа эта жиличка?
– Некая Ирина Тимошкова. Двадцати лет, девица незамужняя. Работала в центральной сберкассе. Месяц назад, в субботу, второго июля, ушла со службы домой, да так ни там, ни на работе до сего дня и не появилась.
Капитан протянул Сергею листок. Ракитин жадно пробежал глазами неровные, разгонистые строчки и разочарованно вздохнул.
Шатров вскинул на него из-под очков свои пытливые карие глаза.
; Возьмёшься за это дело?
– И вы ещё спрашиваете, – сразу откликнулся Сергей. – На безрыбье и рак рыба... Наверное, уехала куда-нибудь девчонка, а хозяйку не предупредила... Что же та раньше к нам не обратилась?
– Сначала-то всё надеялась, что вернётся, потом, говорит, приболела. Вот ты и выясни.
– Можно действовать, Серафим Иванович?
Шатров не любил скороспелых выводов о людях. Однако пока что ему нравился этот тонкошеий новый сотрудник, судя по всему, энергичный и хваткий…Он невольно улыбнулся.
Голубые глаза Ракитина задорно светились, его поджарая фигура сразу как-то вытянулась.
Шатров тяжело поднялся:
– Давай, действуй. Жаль только – время упущено…
Он внимательно оглядел Ракитина. Звёздочки, пуговицы и эмблемы на новеньком кителе лейтенанта отливали золотом. Форменная фуражка не успела выгореть. Она ещё не обносилась и постоянно съезжала с продолговатой головы Ракитина. Наверное, всякий легко мог догадаться, что сотрудником милиции он стал совсем недавно.
– И вот ещё что – ты форму прибереги пока. Зачем нам с тобой выделяться? Работа у нас такая, что... – он пригладил густые, но уже, словно заиндевевшие волосы и озабоченно добавил: – Потолкуй по душам с хозяйкой и подругами Ирины. Но не увлекайся очень, ищи факты. В первую очередь надо установить, с кем и как она провела ту субботу. Сейчас нам важна любая зацепка. От неё, понимаешь ли, может многое зависеть. Если что – заходи ко мне.
– Ясно, – бодро ответил Сергей. – Буду заходить!
И через десять минут он пешком отправился на квартиру заявительницы. Захотелось проветриться, собраться с мыслями перед предстоящим разговором и заодно лучше осмотреть город, о котором в школе милиции при распределении выпускников слышал много хорошего, но пока ещё знал мало.
Однако вскоре Сергей уже пожалел, что не взял служебный «газик». Петровск весь был затоплен солнцем. На улице – жара! Асфальт под ногами проминался словно тесто. Хорошо, что Ильма была рядом, и от неё дул ветерок, только он и спасал от духоты, пока Ракитин добирался до посёлка, где проживала Тимошкова…Он облегчённо вздохнул, когда, свернув в переулок, оказался наконец у нужного ему маленького, опрятного домика.
Взволнованная появлением Сергея хозяйка – вся высохшая и сморщенная, как гриб, старушка – привела Ракитина в комнату квартирантки. Обстановка была скромной. В переднем углу на этажерке с книгами большой портрет улыбающейся девушки.
– Ирина? – кивнул на портрет Ракитин.
– Она, – тихо ответила хозяйка.
Сергей осмотрел комнату. Но не нашёл ничего интересного для себя.
Он ещё раз подошёл к этажерке. На ярких цветных корешках толстых томов светились тиснёные золотом буквы фамилий: Пушкин, Лермонтов, Куприн, Чехов, Паустовский... Знать, Ирина серьёзно и вдумчиво относилась к литературе. Да и сама писала стихи. Он обнаружил их в тонких ученических тетрадях, спрятанных между книгами. Но не было ни писем, ни записок – ничего, что подсказало бы, куда исчезла Тимошкова.
Он перевёл взгляд на фотографию. Красивая девушка: мягкий овал лица с ямочками на щеках, прямой тонкий нос, брови длинные, с изломом, в широко открытых глазах безмятежная восторженность...
– Какая она – Ирина? – вслух подумал Ракитин. И обратился к хозяйке: – К вам как относилась?
Старушка повздыхала, присела на краешек стула, беспокойно затеребила цветастый ситцевый передник.
– Как относилась? Хорошо. Всегда, бывало, самоварчик мне поставит и в хозяйстве поможет... Не гордая, ласковая. Настоящий клад для мужика. Да ведь много ли теперь таких- то понимают.
– А кто не понимал? Жених, что ли?
– Да какой там жених... Уж как я её ругала. Брось, говорила, эти гулянки с Павкой. Непутёвый он, коль о свадьбе не заикается. Не доведёт это до добра…
Старушка смутилась.
– Ты уж прости меня, сынок. Я ведь с тобой попросту.
– Ничего, ничего, бабуся. Я слушаю.
– А вот она меня не слушала. Всё смеялась: мол, дружим мы, и всё. А какая между парнем и девушкой может быть дружба? Баловство одно – вот это что. Раньше-то мы совсем другими были.
Ракитин усмехнулся в душе: «Старо как мир!». Ему сразу вспомнилась публикация в каком-то журнале о том, что в одном из музеев Стамбула хранится так называемый папирус Присса, которому почти четыре тысячи лет и который начинается словами: «К несчастью, мир сейчас не таков, каким он был раньше. Всякий хочет писать книги, а дети не слушаются родителей».
«Интересно, – подумал он, – что бы она сказала, если бы я возразил ей и сослался на этот уникальный документ?!».
Однако Ракитин не возразил, и хозяйка продолжала горестно делиться своими мыслями.
– И вот Павка походил, походил да и был таков. Сергей насторожился.
– Он кто такой? Как фамилия? Где работает? Хозяйка виновато заморгала белёсыми ресницами.
– Не знаю я...
– А каков он из себя?
– Да невидный такой... Невысокого росточка, чернявый.
– И давно исчез?
– Почитай, с мая месяца.
– А Ирина в последнее время ни с кем другим не встречалась?
– Что ты, что ты!.. Я бы знала.
– Ну, а как она уходила в ту субботу из дома – волновалась, спешила, принаряжалась? Вам ничего не показалось в ней необычным?
Старушка беспокойно заёрзала, на её морщинистом лице выразились недоумение и растерянность.
– Не видела я, сынок. Ни к чему мне было. Хлопнула она утром дверью, и всё тут... А из нарядов-то её платья штапельного не примечаю. Голубенькое, с короткими рукавчиками. И туфелек беленьких нет… – она вытерла покрасневшие глаза уголком фартука. – И куда голубка моя пропала, что с ней случилось?
– Выясним, бабуся. Всё выясним, – заверил Ракитин. – Может, уехала куда да приболела, вот и задержалась.
Он задал ещё несколько вопросов об Ирине, но старушка ничего не могла добавить. Сергей как можно теплее распрощался с ней и вновь заторопился по пыльным и раскалённым улицам, теперь уже к сослуживцам Ирины.
…Центральная сберегательная касса находилась в новом высоком здании, занимала весь первый этаж. По просторному вестибюлю с несколькими внутренними дверями прохаживался дежурный милиционер.
– Как пройти к заведующему? – обратился к нему Ракитин.
Милиционер остановился, внимательно посмотрел на него, понимающе улыбнулся и кивнул на ближайшую дверь.
– Сюда и прямо...
Сергей потянул на себя тяжёлую, из толстого прозрачного стекла дверь. В длинном светлом зале, где он очутился, было шумно и людно. Слева, по ходу, у широких окон размещались низенькие столики, за которыми несколько клиентов старательно заполняли документы. Справа, за невысокой дубовой перегородкой со стеклянным верхом и множеством окошечек с надписью «Касса», разновозрастные сотрудники сосредоточенно щёлкали костяшками счётов и клавишами контрольных автоматов. В торце зала была ещё одна дверь – с табличкой «Заведующий». Туда и двинулся Ракитин. И чуть не столкнулся в дверях с вышедшим навстречу молодцем в модном клетчатом костюме и летней белой шляпе.
– Извините, – посторонился Сергей, пропуская незнакомца, облик которого ему показался в чём-то необычным.
– Пожалуйста, пожалуйста! Заходите, – вежливо отозвался тот и быстрым шагом устремился к выходу. И только тут Сергей понял, что в незнакомце привлекло его внимание: неестественно красное, веснушчатое лицо. Ракитин толкнул дверь и переступил порог.
Заведующим сберкассой оказался пожилой худощавый брюнет с коротко подстриженными седеющими волосами, глубоким шрамом на щеке и тремя рядами орденских колодок на груди. «Наверняка фронтовик», – уважительно подумал Ракитин и представился ему. Заведующий сразу встал. Рукопожатие его было коротким, но крепким.
– Прошу, – указал он Сергею на стул. – Чем могу помочь?
Ракитин сел, снял фуражку.
– Расскажите мне о Тимошковой. Что была за работница, с кем дружила?
Заведующий тоже сел, сложив на столе жилистые руки.
– Значит, так и не нашли её, – задумчиво сказал он после недолгого молчания. – Работала она у меня кассиршей. И работала неплохо... Довольно общительная, жизнерадостная девушка. Её у нас многие любили. Поговорите, например, с Катей Ивановой или Лизой Мотыльковой. Короче, у меня к ней никаких претензий нет.
– Ну, а как думаете, куда она могла исчезнуть?
– Ума не приложу.
– Уехать могла куда-нибудь? Всё-таки впереди был выходной.
– На неё это не похоже, чтобы взять и уехать, никому ничего не сказав.
; Может, обиделась на кого?
– На кого? Характер у неё добрейший. Да и обидеть её у нас некому.
– Я тоже хочу думать о ней только хорошее, и всё же... Кассу Тимошковой проверили?
Заведующий досадливо отмахнулся.
; Там всё в порядке. Ирина честный и добросовестный работник.
Ракитин смутился.
– Я обязан поинтересоваться.
– Конечно, конечно, – сухо сказал заведующий, – но в случае недостачи мы и сами вас проинформировали бы.
Ракитин почувствовал себя совсем неловко. С огорчением понял, что в разговоре с этим человеком допустил промах, и сейчас они уже вряд ли найдут взаимопонимание.
Надо было закругляться.
Он встал, надел фуражку и, уже прощаясь, спросил на всякий случай:
– А есть у вас сотрудник по имени Павлик?
– Нет. И не было. Кстати, со всеми работниками вы можете побеседовать в красном уголке. Я отдам распоряжение, чтобы они встретились с вами.
Сергей поблагодарил заведующего и вышел из кабинета. В этот день он опросил не только сослуживцев Ирины, но и всех её немногочисленных знакомых, которых ему удалось установить. Но ничего существенного никто не сообщил.
К вечеру Ракитин просто валился с ног, они так и гудели. Пора было собираться домой. Он купил по пути сигарет, зашёл в кафе и без всякого аппетита проглотил там два бутерброда с колбасой, мечтая лишь об одном – добраться до постели. Но не успел он подойти к дому, как лицом к лицу столкнулся с высоким, атлетически сложенным лейтенантом милиции, широченные плечи которого, казалось, вот-вот разорвут по швам его китель. Сергей без труда узнал в молодом гиганте участкового инспектора Берестовского, с которым он разговаривал утром о Тимошковой.
Застенчиво улыбнувшись, что совершенно не вязалось с его внешним видом, и, стараясь приглушить свой зычный голос, Берестовский участливо пробасил:
– Ну, выудил что-нибудь? Ракитин покачал головой.
– А я вот решил к тебе подскочить. Всё-таки на моём участке эта история приключилась.
Берестовский помолчал немного.
– Значит, говоришь, ничего новенького... Ну, ладно... Отдыхай. Я гляжу, утомился ты изрядно. Это с непривычки, потом и замечать перестанешь...
Ракитин вымученно улыбнулся. Он жил в маленькой, но уютной квартирке, что ему выхлопотал Шатров. Ещё вчера Сергей не преминул бы воспользоваться случаем пригласить участкового сыграть партию в шахматы, до которых был охоч, но на этот раз лишь обессиленно пробормотал:
–Бывай, Алёша, бывай!.. Мне сейчас действительно не до разговоров... Ты лучше Павлика найди, с которым дружила Ирина.
2
Вскоре Шатров вызвал к себе Сергея с докладом.
– Так... Садись. Рассказывай.
Голос капитана звучал спокойно и тепло, и всё-таки Ракитин растерялся. О чем рассказывать? О Тимошковой?.. Пока все говорят одно и то же: ни с кем не ссорилась, уезжать никуда не собиралась... Он думал, что уж Павку-то быстро найдёт, да не тут-то было! На квартире Ирины этот чернявый паренёк так и не появлялся, а из числа знакомых и сослуживцев Тимошковой никто не знал ни его фамилии, ни где он работает, ни где живёт. И Ракитин нескладно и коротко пересказал всё это Шатрову.
Внимательно выслушав его, капитан слегка сдвинул лохматые брови, по его широкому утомлённому лицу пробежали морщинки, и Сергей понял, что начальник не удовлетворён ответом.
– Да, надо как можно скорее установить этого Павку, – тихо заметил Шатров. – Боюсь, что эта история закончится не так, как нам хотелось бы.
– Вы полагаете... – заговорил Ракитин, но Шатров движением руки остановил его.
– Надо бы осмотреть все подвалы, чердаки, ямы. Подумай, как быстрее справиться с этой работой... Может, подключить к поиску дружинников?
Ракитин так и сделал. Он договорился с Берестовским, и тот сам подобрал и проинструктировал наиболее активных членов районной дружины. Через неделю, поздно вечером в субботу, Ракитин подытожил результаты розыска и явился с докладом к Шатрову. Собственно говоря, докладывать было опять не о чем. Тимошкова как в воду канула. Да и о Павке ни слуху, ни духу.
Шатров сидел за своим столом, освещённым светом настольной лампы, и что-то писал. Услышав шаги Сергея, поднял голову, и в этот момент зазвонил телефон. Шатров снял трубку.
– Слушаю... Где нашли?
Он стремительно повернулся к Ракитину.
– В Анютиной роще, в овраге, участковый Берестовский вместе с дружинниками обнаружил труп женщины. Не та ли это, кого мы ищем?..
Сергей наморщил лоб, пытаясь представить, где это. Взглянул на небольшую настенную карту района и сразу вспомнил.
Анютина роща, мимо которой он однажды проезжал, знакомясь с обслуживаемой зоной, находилась на самой окраине города. Почему она так называлась, никто из местных старожилов уже не помнил. Знали только, что это было давно заброшенное и глухое место, куда горожане выбирались редко.
А Шатров продолжал говорить в трубку.
– Так, слушаю... Ясно, лейтенант, ясно... В прокуратуру звонили?.. Хорошо, выезжаем!
Ракитин пулей выскочил из кабинета, вызвал машину. Когда опергруппа добралась до оврага, там её уже ожидали следователь прокуратуры Антонов, медицинский эксперт Казаков и понятые. По крутой тропинке все спустились в овраг, заросший бурьяном. Понятые, две молоденькие продавщицы из местного дачного посёлка, вдруг в один голос ойкнули и попятились.
Яркий свет карманного фонарика Берестовского вырвал из темноты скрюченную фигуру женщины в зеленоватом платье и белых туфельках.
Антонов сразу защёлкал фотоаппаратом. Потом труп осмотрели.
– Судя по характеру имеющихся ранений, – услышал Сергей голос эксперта, – они нанесены широким ножом в спину, в область сердца.
– Когда это произошло? – спросил Сергей.
– Без вскрытия трудно определить точно. Пока могу сказать о приблизительной давности события: что-то около месяца тому назад. Жара, понимаете ли...
– Ну, а возраст погибшей?
– Где-то лет двадцать.
Ещё по дороге к роще у Ракитина мелькнула мысль: «Не Ирину ли нашли?». Теперь он ещё сильнее утвердился в своей догадке и поделился со следователем.
– Правда, меня смущает цвет платья, – добавил Ракитин. – Но ведь об исчезновении других женщин никто в районе не заявлял.
– Может быть, может быть, – рассеянно ответил Антонов, думая о чём-то своём. Он тоже был ещё молод, почти ровесник Ракитина, невесело смотрел на Сергея большими чёрными глазами и досадливо отирал испарину, то и дело выступавшую на его круглом лице.
– У этой женщины броская примета... В верхней челюсти золотая коронка, – вступил в разговор эксперт Казаков.
– Вот-вот! – подхватил Шатров. – Завтра пригласим в морг хозяйку Ирины, и что уж она нам скажет... А ты, Серёжа, – обратился он к Ракитину, – подключайся к этому делу и будь в контакте со следователем – лады?!
3
Легко было сказать – завтра! Но Ракитину не терпелось. Поэтому, предупредив Антонова, за хозяйкой Ирины он отправился ни свет ни заря.
А старушка труп и не опознала. Расстроенно взглянув на приглашённых понятых, она лишь тревожно всхлипнула, стёрла платочком слёзы и невнятно прошептала:
– Вроде как не она... Вот туфельки как будто её... И платье могло быть такое.
«Могло быть...» – у Ракитина упало настроение.
– Что же вы, бабуся, не знаете, какие у Ирины были платья? – спросил он, еле скрывая досаду.
– Так ведь не мои наряды-то, чужие. А вот зуб у неё тоже один светился.
Антонов стал задавать вопрос за вопросом:
– Где светился? Снизу или сверху?
– Сверху, должно быть... Так и есть, сверху. Она, голубка- то моя, как засмеётся, так он у неё и засияет.
– У кого она вставляла коронку?
– Чего не ведаю, того не ведаю, батюшка... Знаю – у частника.
Старушка ещё раз с сомнением и страхом посмотрела туда, где лежал труп.
– Только у Ирочки не коронка была, а зуб золотой. Она его недавно вставила и дорого заплатила.
В повлажневших глазах старушки засветилась надежда.
– Может, ещё что припомните? – не отступался Ракитин.
– Часики у неё были жёлтые с браслетом... И о письме я вам не говорила. Намедни, как ей пропасть-то, села Ирочка за столик и долго-долго писала. Я так поняла – письмо кому-то. Про лотерею. Пишет и бормочет, пишет и бормочет, словно советуется с кем.
– Кому могла писать? – заинтересовался Антонов.
– Вроде бы и некому. Сиротка она. Да и я вдова. Вот и привязались друг к другу, как родные.
– Ну что ж, спасибо.
Старушка торопливо закивала и засеменила вслед за понятыми к выходу. Ракитин проводил её до автобусной остановки. Воскресный день был наполнен весёлым гулом, а ему было не до радостей.
Распрощавшись с хозяйкой Ирины, он отправился домой. Жара не унималась. Воздух был такой горячий и неподвижный, что стало трудно дышать. И настроение у Ракитина ещё больше испортилось.
«Вот тебе и броская примета, – раздражённо подумал он. – Кого же нашли в овраге?.. Голубое платье... Зелёное платье... Золотой зуб... Золотая коронка... Сам чёрт голову сломит!».
Сергей щурился от яркого солнца, обливался потом, задыхался от горечи выхлопных газов проносившихся мимо автомобилей и мучительно размышлял о том, что же предпринять по делу в дальнейшем.
Возле дома его вновь поджидал Берестовский. По одному виду молодого сыщика он сразу догадался о постигшей Сергея неудаче и молча прошёл за ним в комнату.
– Как с расчёской, что обнаружили в овраге? – не удержавшись, спросил он через минуту.
– Уже исследовали, – нехотя ответил Ракитин. В висках его стучало. Он чувствовал, что явно перегрелся на солнце.
– Есть результаты?
– Нa металлическом ободке выявлено слабо выцарапанное имя – «Гарик».
Берестовский оживился.
– Интересное совпадение!
– Что ещё за совпадение?
В комнате было прохладней, чем на улице, но Сергея всё равно потянуло под душ. Берестовский затопал следом.
– Я ведь к тебе тоже по поводу одного Гарика. Есть у меня один такой на примете – Гарик Чернов. Ранее судим. Когда-то учился вместе с Ириной.
– Вот как? Ну, ты даёшь! Знал убийцу и помалкивал, – Ракитин стянул с плеч взмокшую от пота рубашку, включил душ. – Завтра же с ним потолкую.
– Я сам узнал о Гарике лишь утром, – возразил Берестовский. – Только почему ты его сразу в виноватые записываешь? Что ты обо всём этом думаешь? Зачем, например, ему понадобилось бы убивать Ирину? Из ревности? Из мести? Никаких отношений с ним она не поддерживала, это я точно установил. Ограбление пока исключается. Ведь, когда она в субботу уходила с работы, ничего ценного при ней, говорят, не было?
– Мало ли что, – настаивал Сергей. – Между прочим, Ирина носила на руке часы, а на убитой никаких часов не оказалось.
Разговорившись, он заодно рассказал Берестовскому о прошедшем опознании трупа.
– Придётся снова опрашивать всех знакомых Ирины, было ли у неё зелёное платье, устанавливать размер её обуви, искать стоматолога. Может, не зуб, а коронку он Тимошковой поставил, – заряжаясь прежней энергией, завершил Сергей свой рассказ и блаженно зафыркал под хлёстким дождиком душа.
4
Гарик Чернов несколько дней где-то кутил с приятелями и дома не появлялся. Ракитину с Берестовским пришлось разыскивать его и в принудительном порядке доставить в райотдел. Долговязый и небрежно одетый, с маленькими усиками под длинным горбатым носом, Гарик как очутился в кабинете, так сразу закричал пропитым голосом:
– Это за что же меня повязали?
– Пока что никто вас не арестовывал, – возразил Сергей и предложил ему стул.
Гарик расстегнул помятый светло-коричневый пиджак, нервно поправил пёстрый галстук, недовольно шевельнул усиками, но всё-таки сел. Берестовский вышел, и Ракитин уверенно начал допрос:
– Фамилия? Имя? Отчество?
Гарик ответил.
Где-нибудь работаете?
– Конечно! В промартели. Нынче без работы нельзя. А почему все эти вопросы?
– Говорят, пьёте много?
– Кто говорит? Ну, заливаю малость, так ведь на свои денежки, трудовые. Иногда дружки поднесут. С вами так не бывает, что ли?
– А вы не ершитесь. Не забывайте, где находитесь, – одёрнул Ракитин. – Где вы были и что делали вечером в субботу, второго июля?
– Где был? – переспросил Чернов, напрягая память. И неожиданно ухмыльнулся, тёмная ложбинка меж его жидких светлых бровей сразу разгладилась. – Ах, вот оно, в чём дело! Так это же мой день рождения! А в горле сушняк… Ну, выпил в кабаке, потом домой пошёл. Встретил, помню, Тимошкову... Она, что ли, накапала?
Сергей промолчал.
– Да, поскандалил с ней немного... Виноват! – Гарик опять шевельнул усиками. – Ведь как было дело. Выхожу из кабака на улицу и вижу – Ирка на автобусной остановке. Сто лет с ней не встречался, а тут на тебе. Я сразу понял: ждёт кого- то, потому что в автобусы не садится, а как бы прогуливается. Я её, конечно, под руку. А Ирка шум подняла... Я отстал бы, да тут мужик какой-то подвернулся – и на меня. Я и разошёлся.
– Во сколько это было?
– Да около семи.
– А потом что?
– Ничего. Уехали они в его машине.
– Марка и номер машины? – скептически спросил Ракитин. Этот выпивоха не вызывал у него ни малейшего доверия.
– Номера я не помню, а вот машину... – Гарик снова ухмыльнулся. – Если бы у меня был такой шикарный «Москвич», ни одна бы девчонка на меня шум не подняла.
Ухмылки Гарика раздражали Сергея, но он сдержался и задал новый вопрос:
– Как выглядел хозяин машины?
– Да не старый. Немного пониже меня, рыжий. И машина у него красная.
– Во что он был одет?
Гарик почесал лохматый затылок.
– Вроде бы в чёрных брюках, белой сорочке... На ноги его, извините, не зырил...
– А в чем была Ирина?
– Не помню... В чём-то зелёном... По-моему, в зелёном платье.
– А после виделись с ней?
– Нет. Вообще больше не встречался.
– В этом-то всё и дело!
Ракитин достал из конверта расческу.
– Узнаёте?
– Похоже, моя. Где взяли?
Ракитин встал из-за стола, подошёл к Гарику.
– Мы обнаружили труп, – сказал он, глядя на него в упор. Гарик вытаращил и без того выпученные глаза.
– Ирины?
– А рядом лежала расчёска с вашим именем.
Гарик побледнел. Его ухмылку как ветром сдуло, слова не мог вымолвить. Так несколько секунд и прошло в напряжённом молчании.
– Вот это влип, – срывающимся голосом произнёс, наконец, Гарик. – Не меня ли вы... – договорить он не смог.
У Ракитина тоже нервы были на пределе. На него внезапно навалилась усталость. Он прошёлся по кабинету, искоса поглядывая на Гарика: «Этот малый или хороший артист, или… я сам в чём-то промахнулся. Во всяком случае, сейчас с ним лучше уже не говорить. Надо проанализировать его показания, проверить, а потом снова встретиться».
Сергей распорядился отправить Чернова в ИВС – изолятор временного содержания.
– Нам ещё есть о чем побеседовать, – сказал он Гарику. Тот никак не ожидал такого оборота дела.
– Гражданин начальник! – Гарик вскочил со стула. – Да как же так? Надо во всём разобраться.
– Вот мы и разбираемся, – отрезал Ракитин. Но спохватился и взял себя в руки. – Если вы ни в чём не виноваты, мы выясним это быстро.
Но ему по-прежнему почему-то думалось, что Гарик не всё рассказал и, по меньшей мере, является соучастником убийства.
Чернова увели, а спустя несколько минут в кабинет вошёл Шатров. Сергей подал ему бланк допроса. Капитан сел к столу, внимательно прочитал запись и коротко спросил:
– Твоё мнение об этом парне?
; Очень подозрителен. Надо арестовать. Полагаю, что это он её…
Брови Шатрова удивлённо взлетели.
– Ты это... серьёзно?
– Конечно. Сразу видно – тёртый калач.
Шатров как-то сразу погрустнел и бесцельно стал передвигать на столе бумаги.
– Видишь ли, Сергей, мы ещё не установили личность убитой и ничего, что помогло бы нам судить о мотивах убийства. Так как же можно говорить о причастности к нему этого Гарика Чернова?
Сергей уловил в голосе Шатрова явное неодобрение и поспешил сказать:
– А обида? Гарик сам о ней сказал. Предположим, что он в тот день встретился с Ириной, заставил поехать с ним в Анютину рощу и там убил. Расчёска-то его.
– Что из того? – Шатров ещё больше нахмурился. – Одна расчёска ещё ни о чём не говорит. В овраге её мог обронить и другой человек. В жизни всякое бывает…
Ракитин упрямо тряхнул головой.
– Товарищ капитан, но я имею право на собственное убеждение?
– Имеешь. Только ведь личные чувства не всегда хороший и надёжный помощник в нашем деле, и потому санкцию на арест Чернова прокурор пока не даст. Где Чернов был в тот вечер и что делал, ты по-настоящему выяснил? По часам, по минутам это время проверил?
Сергей сразу сник, удручённо переминался у стола. Шатров поднялся, потёр седые виски.
– Что конкретно узнал о жизни Тимошковой? – сухо спросил он. – Видишь, кроме Павки появился ещё один – этот рыжий. Вот и занимайся всеми. А задержать Чернова мы всегда успеем... если он виновен. Ты доложи о нём Антонову. Он следователь, ему и решать. А нам – искать надо! Факты искать, свидетелей, доказательства.
Шатрову явно не понравилась торопливость суждений молодого сотрудника.
– И вот ещё что, – сдержанно продолжал он. – Почему ты так уверен, что найден труп именно Тимошковой?
Ракитин обиженно насупился.
– Я делаю всё, что в моих силах, Серафим Иванович. Вчера, например, снова встретился с её сослуживцами. Как выяснилось, Ирина купила у знакомой продавщицы точно такое платье – зелёное. Гарик гоже о нём упоминает. И размер обуви сходится... Антонов назначил судебно-стоматологическую экспертизу. Результат её нам пока не известен, но главный эксперт должен вот-вот сообщить о нём.
– А где голубое платье?
– Нашлось. Подруге отдала. Шатров поправил очки.
– Ну, хорошо. Работай дальше, – он как-то неопределённо взглянул на Сергея и молча вышел.
«Дёрнуло меня нелёгкая с этим арестом, – думал Ракитин. – Конечно, не исключена возможность, что про машину и рыжего Гарик всё наврал. Но если вдуматься – с какой целью? Мог бы вообще ничего не рассказывать. Да, спорол я горячку, спорол. Надо отпускать Гарика, и немедленно…».
Ракитин потянулся к телефону.
– Занят? – услышал он знакомый сочный голос и поднял голову.
– Можно войти?
Ракитин обернулся, увидел Антонова.
– А, это вы, Юрий Васильевич! – обрадовался Сергей и поднялся навстречу следователю. – Садитесь, пожалуйста, – пригласил он его, пожимая протянутую руку.
– Отыскали Гарика? – поинтересовался Антонов.
– Нашли, – смущённо ответил Ракитин. – У нас сидит, в ИВС.
– Что говорит?
– Всякое! Прислать его к вам?
–Чуть позднее... Я получил акт стоматологической экспертизы.
– И чем порадовали нас эксперты?
– Хорошего мало. О золотом зубе и речи быть не может, так что говорить станем о коронке. Для неё не потребовалось моста. Это так называемая штифтовая коронка. Она изготовлена в частном порядке.
– На чём основывается это заключение?
– Видишь ли, коронка, о которой идёт речь, вовсе не золотая.
– Как так?
– Она изготовлена из окисляющегося материала - из рандольфа.
– Из чего, из чего? – всё больше удивлялся Ракитин.
– Из рандольфа. Есть такой медно-цинковый сплав. Блестит, как золото. Применяется в основном в точных приборах. Так что если ты найдёшь того врача-частника, который ставил Тимошковой коронку, и он подтвердит мне...
– А если не подтвердит?
– Тогда придётся назначить новую экспертизу.
– И она поможет изобличить этого жулика?
–Во всяком случае, стоматолог-ортопед, подписавший заключение экспертизы, пояснил, что работа каждого такого специалиста имеет характерные индивидуальные особенности. И эти особенности становятся чем-то вроде личного клейма. Сложнее будет другое – найти этого частника.
– Разве в городе так много стоматологов и зубных техников?
– Согласен. Только не учитываешь одно обстоятельство: частное изготовление протезов из золота запрещено.
– Почему?
– Ну, во-первых, трудно установить истинный источник его приобретения. А во-вторых, не всякое золото для этого пригодно. И возвращаюсь к моей мысли: коль коронка делалась нелегально, вряд ли её изготовитель кому-либо ещё, кроме Тимошковой, был известен.
Ракитин вздохнул:
– Да, трудная задачка, – и, уже прощаясь со следователем, скорее для себя, чем для него, добавил: – И всё-таки мы постараемся решить её. Я этого частника всё равно разыщу.
5
Антонов ушёл, и Сергей погрузился в раздумье.
«Что предпринять? Как отыскать этого мошенника-протезиста, куда-то исчезнувшего Павлика? И, наконец, как проверить показания Гарика?».
Он ещё долго пребывал в таком состоянии, пока неунывающий Берестовский не вернул ему хорошее настроение.
– Значит, отпустить Гарика? Сейчас даю команду! – оглушительно гудел он по телефону. – Улик-то против него и в самом деле кот наплакал.
Ракитин отнёс трубку от уха подальше.
– Скажи ему, чтобы зашёл завтра в прокуратуру к Антонову. Надо кое-что уточнить.
– Ладно. А ты что такой кислый? – всё так же рокотал голос Берестовского.
– За Гарика влетело. Сухарь мой Иваныч, и всё. Я как лучше хотел. Был бы он на моём месте...
Берестовский на какое-то мгновение затих.
– Напрасно ты так о нём, Серёжа. Шатров и на твоём месте побывал. А службу начинал рядовым милиционером. Зря голоса не повысит. Так что держись, казак, – глядишь, и сам атаманом когда-нибудь станешь!
Ракитин улыбнулся:
– Ну, спасибо! Успокоил душу!
– Хочешь, обрадую? – не унимался Берестовский.
– Давай, рассказывай...
– Я докопался, кто такой Павлик и где он сейчас.
– Ой, Алёшка, молодец! – оживился Ракитин и снова прижал к уху трубку. – Говори, не тяни.
– Его фамилия Бойчин. Он студент. Учится в нашем городе в геологическом институте. Правда, сейчас Бойчин в экспедиции. Но в интересах дела можно отозвать его... И вот ещё что. Насчёт опознания трупа. Из головы у меня это не выходит. Не думаю, чтобы кто-то из подруг или знакомых Тимошковой не знал, к кому из протезистов она обращалась. Поговори с людьми. Они всегда в курсе многих вопросов. И если подобрать ключик... Ты понял?
– Понял, Алёша. Понял. Ещё раз – спасибо тебе... До встречи!
Сергей положил трубку. На душе стало спокойнее. Разминаясь, прошёлся по кабинету, затем позвонил в ГАИ, попросил составить список всех владельцев красных «Москвичей» и не торопясь стал собираться домой.
На другое утро он первым делом позвонил в прокуратуру Антонову и сообщил ему сведения о Бойчине.
Дни проходили за днями, однако адрес частника он так и не узнал. Огорченный, Ракитин места себе не находил. К тому же расслабляющий зной всё усиливался, и ни раскрытые окна, ни мощные вентиляторы на столе не спасали от духоты.
Сергея охватила хандра. Последние часы рабочей недели он просто отсиживался в кабинете, утомлённый и вялый.
Неожиданно кто-то тихо постучал в дверь.
– Войдите, – безучастно отозвался Сергей. Дверь приоткрылась, и в кабинет робко вошла невысокая кругленькая девушка.
– Катюша? – поднялся из-за стола Ракитин. С этой толстушкой, подругой Ирины, он встречался уже дважды. В сберкассе, где она работала кассиршей, и здесь, в райотделе, куда вызывал её на беседу. – Что случилось?
Девушка наморщила маленький вздёрнутый носик, подошла поближе:
– Ничего. Только вам вчера не всё сказала.
Ракитин выжидающе смотрел на неё и молчал.
– Понимаете, вчера у меня как-то всё из головы вылетело. Растерялась немного от вопросов об Ирине. При чём тут, думаю, её зубы? А потом всю ночь не спала.
Девушка подняла на него встревоженные глаза:
– Знать, беда с ней случилась, коль вы так горячо о ней расспрашивали? Вам поэтому так важно знать, у кого Ирина лечила зубы?
– Очень важно, Катенька, очень! – вырвалось у Сергея. – Да вы садитесь, пожалуйста, садитесь.
–Нет-нет. Рассиживаться мне недосуг, – замахала руками девушка. – Я ведь с работы ненадолго отпросилась. Вы просто запишите фамилию. Я ночью вспомнила её: Малявин. Зубной техник Малявин.
Сергей схватил авторучку.
– Так... Записываю.
– Мне о нём Ирина рассказывала. Жаловалась, что зуб плохо сделал. Болит, мол, не переставая. А технику рекомендовала Ирину его племянница. У нас работает – Лиза Мотылькова. Вот вы с ней ещё раз и поговорите. А я уж пойду... До свидания.
Сергей был готов расцеловать эту милую толстушку за её сообщение. Он почтительно проводил девушку до двери. Как только Катя вышла, Сергей подошёл к окну. Было уже больше полудня. Жара на улице спала. От реки тянуло прохладным ветерком. На потемневшее небо наползали тучи, одна за другой сверкали молнии. Вот-вот мог хлынуть дождь. Но Ракитину уже не сиделось в кабинете. Его вновь охватило рабочее возбуждение. Натягивая па плечи пиджак, он торопливо прикидывал план действий: «Сначала в сберкассу к Лизе Мотыльковой, потом – к Малявину…».
6
Комната, где работал Малявин, была большая, с высоким потолком, плотными шторами на окнах и огромной бормашиной с креслом. В воздухе стоял запах эфира, что ещё больше усиливало сходство комнаты с врачебным кабинетом. Заинтересовал Ракитина и хозяин квартиры: узкоплечий коротышка. Водянистые глазки на продолговатом лице маленькие, масленые. И голос тихий, елейный. Мол, ничего не знает, и сказать ничего не может. Этакий седенький благообразный старичок. Но за его елейностью Ракитин разглядел тревожную настороженность.
Сергей уселся в зубоврачебное кресло бормашины и не собирался покидать его раньше, чем получит исчерпывающие ответы на все вопросы.
Малявин растерянно прошёлся по комнате, потом остановился рядом с креслом и мягко повторил:
– Клянусь вам, молодой человек, я не знаю никакую Тимошкову.
– Не может быть. Её к вам Мотылькова приводила, ваша племянница. Составила, так сказать, протекцию. Ну, вспомнили?
Малявин пожал плечами.
– Зубы я лечу, это правда... А вот протезами, извините, не занимаюсь... Тут какое-то недоразумение вышло.
– Что же, очную ставку с племянницей устраивать? Я ведь только от неё.
– О, это ничего не даст. Как, вы говорите, фамилия? Тимошкова? Не припоминаю. Может быть, и встречались. Камни, например, снимал. Вот если бы с ней самой повидаться.
– А фотокарточка вас устроит?
– Нет-нет. Только не фотокарточка, – крутнул головой Малявин.
Ракитин озадаченно взглянул на него.
– Да, да... ; Продолжал Малявин. ; Мы, знаете ли, не помним лица, мы помним рот клиента. Вы покажите рот клиентки, и я вам скажу, – Малявин притворно улыбался, сложив на животе маленькие пухлые ладошки.
– Кстати, – вкрадчиво добавил он. – А зачем вам понадобилось знать, была ли у меня Тимошкова? – он явно чего-то боялся.
– Дело вот в чём, – коротко ответил Ракитин, – её убили. Малявин испуганно отшатнулся.
– И ваши показания очень важны для нас, – продолжал Сергей. – Но вы так упорно отрицаете знакомство с ней...
Малявин растерянно осел на стул. Некоторое время он сидел молча. Наконец поднял голову и через силу выдавил:
– Да… Я знаю Тимошкову.
– Вы лечили её?
– Не её, а зубы. Вернее – зуб. Он у неё совсем выкрошился. Оставался один корень. Ну, я и поставил новый.
– Из какого материала?
– Тимошкова просила сделать золотой. Принесла колечко. Да вам, наверное, всё известно. Каюсь – согрешил. Вместо зуба поставил просто коронку.
– Какую? Из золота?
– Да.
«Вот хлюст! – внутренне негодовал Ракитин. – О рандольфе помалкивает. Ну, ничего, помолчим пока и мы».
Он был убеждён, что ведёт разговор правильно. В тот момент ему важнее всего было не перепугать Малявина, чтобы он, чего доброго, снова не замкнулся, довести до конца опознание трупа. И Сергей сдержанно спросил:
– Можете указать расположение коронки?
– Конечно. Пятый зуб слева в верхней челюсти... Но к смерти Тимошковой, клянусь вам, я не имею никакого отношения. Ведь с тех пор и не видел её.
– Ну, не видели, так не видели.
Ракитин поднялся, пересел к столу, быстро составил протокол допроса и протянул Малявину.
– Ознакомьтесь, пожалуйста. Всё ли правильно записано?
Малявин старательно прочитал протокол.
– Всё верно.
Тогда подпишите его, и поехали.
– Куда?
– Сначала к следователю в прокуратуру. Потом в морг. Разговор разговором, а нам надо кое-что показать вам.
Малявин суетливо засобирался.
– Да, да... одну секундочку... С собой мне ничего не надо брать?.. Вот и хорошо, вот и хорошо...
В прокуратуре все уже расходились по домам. Оказавшийся ещё на месте Антонов прямо в подъезде перехватил секретаря – пожилую, усталую, но всё понимавшую с полуслова женщину, попросил помочь найти понятых и позвонить в морг, чтобы там немножко задержались. Туда они вскоре и отправились.
В морге Малявин полностью подтвердил предположение Ракитина, что убитая – именно Тимошкова. Теперь опознание можно было считать практически законченным. Оставалось лишь справиться у Малявина о рандольфе, провести в его доме обыск. Сергей коротко объяснил Антонову обстановку, и они, получив согласие прокурора на обыск, поехали с Малявиным в его жилище.
– Так какую коронку вы поставили Тимошковой? – спросил Сергей техника по дороге. – Золотую или из рандольфа?
Малявин изменился в лице. Смотрел на него широко открытыми глазами.
– Как вы узнали?.. Ох, боже мой, боже.
Припрятанного рандольфа и золота оказалось у него немало.
7
Утро в понедельник выдалось сумрачным. Над домами низко застыли тёмно-серые облака. По асфальту стучал дождь. Но, направляясь в отдел, Ракитин с удовольствием вдыхал прохладный воздух и запах сырой травы, пришедшие на смену долгой жаре и духоте. Вспоминая разговор с Малявиным, он медленно шёл по улице, и в душе его нарастала радость: всё-таки с одной неувязкой разобрались.
Совсем рядом проскочил оранжевый «Москвич». Ракитин посмотрел ему вслед и невольно подумал о водителе машины: «Ещё один рыжий. Не о нём ли упоминал Гарик?».
Всю дорогу мысли об этом не выходили из головы. И не только потому, что водитель был рыжим. Он показался ему удивительно знакомым.
«Где же я видел его? – мучительно напрягал память Сергей. Но лишь в кабинете вспомнил: – В сберкассе! Когда искал заведующего. В дверях попался. И лицо показалось необычным. А это брови и ресницы его красноватым делали...».
Сергей снова задумался. Случайно ли такое совпадение: Тимошкова работала в сберкассе, если верить Гарику, она была знакома с каким-то рыжим владельцем «Москвича», и точно такой же по приметам человек, оказывается, бывал в этой сберкассе?
«Интересно, что он там делал? Может, заведующий прояснит ситуацию?».
Ракитин нетерпеливо достал из ящика стола телефонный справочник, отыскал нужный номер, снял трубку:
– Алло!.. Петр Васильевич?.. Здравствуйте. Вас снова беспокоит Ракитин... Да-да, тот самый, вы уж извините... Видите ли, в чём дело, когда мы первый раз встретились, от вас выходил один рыжеватый гражданин. Не подскажете, кто это был?.. Что, не помните? Ну, молодой мужчина, симпатичный, в модном костюме... Вот-вот, точно... Кто-кто? Так. А фамилия?.. Пестряков, говорите?.. Нет-нет, не тревожьте его. Спасибо за консультацию. До свидания!
Сергей положил на место трубку, довольно потёр руки. Ему уже представили справку Госавтоинспекции. На учёте ГАИ красных «Москвичей» состояло немного. И среди их владельцев числился сотрудник городского финансового отдела Пестряков. Дело, по мнению Сергея, оставалось за малым: опросить его. И Ракитин пошёл с докладом к Шатрову.
– А не торопишься? – спросил капитан. – Ну, вызовешь человека, а о чём с ним говорить будешь?
– Об Ирине. Теперь убеждён, что они были знакомы и что именно он увёз её, – горячо отозвался Сергей.
– А как быть с Гариком и его расчёской? – хитровато прищурился Шатров.
Сергей смущённо опустил глаза. Накануне он ещё раз говорил с Гариком и кое-что уточнил. Как оказалось, в ту злополучную субботу Гарик всё прихорашивался перед Ириной. Когда схватился с рыжим, расчёска выпала из рук, и владелец «Москвича» подобрал её. А через несколько минут Гарика забрали в вытрезвитель, и он больше не виделся с Ириной.
Сергей переминался перед столом Шатрова и вдруг увидел себя как бы со стороны: этаким ещё совсем зелёным. Он мысленно выругал себя: «Хорош сыщик!».
– Эх, Серёжа, Серёжа, – вздохнул Шатров, поднимаясь из-за стола. – Каким бы ни был плохим тот или иной человек, нам нельзя подходить к нему предвзято. Это очень вредно для нашего дела... И с Пестряковым не торопись. Посоветуйся со следователем. Ищи факты, факты и факты.
Ракитин даже вспотел. Он что-то пробормотал в ответ и выскочил из кабинета. В коридоре ему встретился Берестовский.
– Ты что? Заболел? – встревоженно загудел лейтенант.
– С чего взял? – отмахнулся Ракитин. – Просто запарился.
– Это дело поправимое, – оживился Берестовский. – А у меня для тебя новость.
– Что за новость? – машинально спросил Сергей. Берестовский не сводил с него глаз и загадочно улыбался.
– Ну-ну, не тяни.
– Ладно, получай так, без выкупа... Я узнал, что одна из старушек, проживающих в районе Анютиной рощи, видела второго июля у оврага красную легковую машину. Фамилия старушки – Лебедева. Загородный посёлок, пять.
– Ну и что? – буркнул Сергей.
– Как что? Надо обязательно установить и проверить водителя этой машины. Соображаешь?
Только теперь до Сергея дошло, в чём дело.
– Ну, мне сегодня везёт! – радостно воскликнул он.
– Везёт – это когда ничего не делаешь, а всё само за тебя делается, – возразил Берестовский. – К нам это, по-моему, не подходит.
Сергей в порыве благодарности так стиснул руку лейтенанта, что тот жалобно поморщился и сердито затряс побелевшей ладонью.
8
В тот же день Ракитин встретился с Лебедевой – женщиной грузной, круглолицей, с очень живыми и ясными глазами. Расположить её к разговору не составило труда. Старушка оказалась необычайно радушна и словоохотлива. Рассказала, что она вдова, что сыновья разлетелись по свету, и подробно поведала Сергею о водителе красного «Москвича».
– Охотник он. Ко мне частенько захаживал водицы испить, – тихим грудным голосом рассказывала старушка, разливая по чашкам крепкий чай. Пила она из блюдечка и так аппетитно прихлёбывала, хрустела сахаром, что Сергей не смог отказаться почаёвничать.
– Но стрелок он никудышный. Часто с охоты ни с чем возвращался. А вот собою видный, обходительный. Приятный, хоть и рыжий.
Сердце Ракитина учащённо забилось: «Рыжий...».
– A на машине, зачем в тот раз приезжал?
– Да не успела с ним поговорить-то. Выскочил он из оврага, отряхнулся да и дал стрекача.
– Один приезжал?
– Один.
– Во что был одет?
– Точно не помню. Знаю, что был в белой сорочке.
– А имя охотника?
– Знакомился-то как Виктор... Пестряков, говорит.
Ракитин чуть не поперхнулся чаем, услышав эту фамилию. Он закашлялся и встал из-за стола.
– Ох, и крепок у вас чай.
– Хороший чаёк, – так и засветилась старушка. – Я тебе, если хочешь, рецепт дам.
– Спасибо! А почему вы так точно запомнили дату?
– Да ведь престольный праздник был. Я в тот день в церковь ходила, как раз вдоль оврага.
Старушка спохватилась:
– А что это ты всё меня пытаешь? Али он что натворил?
Ракитин пожал плечами. Ему ещё нечего было ответить. Лишь попросил о разговоре с ним никому пока не говорить. Пожав на прощанье её маленькую пухлую руку, он заторопился в городской финансовый отдел: нестерпимо захотелось взглянуть на Пестрякова и под благовидным предлогом кое-что выяснить о нём.
В райотдел Сергей вернулся в конце рабочего дня. По- мальчишески радовался из-за удачной беседы с Лебедевой и работниками финансового отдела. Мысленно уже рассказывал Шатрову обо всём услышанном сегодня.
Увидев его в своём кабинете, капитан с надеждой спросил:
– Есть новости?
– Есть. И, кажется, очень важные новости, – возбуждённо ответил Ракитин. Присев к столу, он подробно рассказал о Лебедевой. Шатров внимательно выслушал его, а когда тот умолк, задал новый вопрос:
– А что за человек Пестряков, ты узнал?
– Всё сделано, Серафим Иванович. В горфинотделе ничего плохого о нём не говорят. Даже радуются за него: вот, мол, счастливчик, то холодильник по лотерее выиграет, то часы золотые, то машину... Есть и другие любопытные детали в его жизни – Пестряков, оказывается, большой любитель женщин и кутежей в ресторане.
– Он что, не женат?
– Холостяк. Родители живут в Москве… Он хотя и одинок, особняк себе купил. Незадолго до гибели Тимошковой его видели с ней в ресторане.
Шатров задумался. Густые брови его сошлись близко- близко.
– М-да, – выдохнул он через минуту, снял очки и прищурился.
– Что же получается?
– Получается, что Пестряков должен рассказать нам, куда он второго июля увёз Ирину, и что ему понадобилось в тот день в овраге Анютиной рощи.
– Правильно, – согласился Шатров. – Вот теперь можно потолковать с ним обо всём, и откровенно.
– Так я пошёл.
– Куда?
– В прокуратуру, к Антонову.
– Поздно уже.
– Ничего. Посоветуемся, и, может, махнём прямо к Пестрякову.
– Ну, уж одни не ходите, – встревожился Шатров. – Мало ли что. Будьте осторожнее!
– Так я Берестовского прихвачу. Да вы не беспокойтесь, всё будет нормально.
9
Однако откровенного разговора с Пестряковым не получилось.
Было ещё не так темно, когда Ракитин с Антоновым, захватив с собой Берестовского, подъехали на прокурорском «газике» к дому Пестрякова. Особняк выглядел солидно. У крыльца застыли старые липы. Они словно осматривали каждого, кто приближался к нему, словно взвешивали все за и против радушного приёма.
«Ничего. Примут», – подумал Сергей. Он вышел из машины и быстрой походкой направился с Антоновым к дому. Берестовский едва поспевал за ними.
Ракитин первым поднялся по ступенькам крыльца, нажал кнопку звонка. За дверью – лёгкие шаги. Приоткрылся глазок.
– Вам кого? – послышался мягкий мужской голос.
– Откройте, пожалуйста, – попросил Сергей.
Щёлкнул замок. Распахнулась тяжёлая дубовая дверь. Сомнений у Ракитина не было: перед ним стоял Пестряков – лет тридцати, красивые черты лица, бледно-голубые глаза, тщательно расчёсанные на пробор огненно-рыжие волосы...
– Гражданин Пестряков? – всё же уточнил Ракитин. – Мы из милиции, – отрекомендовался он, так как вся группа была в штатском.
Пестряков заметно встревожился. Но в следующее мгновение с деланным простодушием спросил:
– Из милиции? Ко мне? Но почему? Антонов вышел вперёд.
–Собственно, мы не совсем точно представились. Мои товарищи действительно из милиции, а я – следователь прокуратуры Антонов. Вот моё удостоверение.
Хозяин особняка смерил Антонова изучающим взглядом, однако на его удостоверение даже не взглянул.
– Вы что – пришли меня арестовать?
– Нет, почему же?
– Вас так много.
Лицо Пестрякова было спокойным, но глаза озабоченно перебегали с одного пришедшего на другого.
– Много? – переспросил Ракитин. – Пусть это вас не волнует. Нам бы хотелось кое о чём переговорить с вами.
– Прямо сейчас?
– А вы что – возражаете? Может, вам здесь беседовать неудобно? Тогда перенесём место встречи.
– Нет-нет, проходите, пожалуйста, – Пестряков преувеличенно любезно сделал приглашающий жест. – Прошу... Только извините – я по-домашнему, в пижаме...
– Ничего, ничего, – отозвался Антонов. – Мы с вами и в таком виде потолкуем.
Пройдя просторную, хорошо обставленную переднюю (Берестовский в ней и остался), Антонов с Ракитиным очутились в большой нарядной гостиной. Сергей осмотрелся. Пол весь был покрыт огромным тёмно-бордовым ковром. В переднем углу стоял чёрный рояль. Напротив – поблёскивал полировкой импортный бар, рядом находился невысокий столик с удобными креслами. На стенах в золочёных рамах темнели картины. У окна, полузакрытого тяжёлыми шторами, стоял на ножках включённый телевизор, передавали какой-то весёлый эстрадный концерт...
– Хорошо живёте, – отметил Ракитин.
Лицо Пестрякова приняло холодное выражение. Он выключил телевизор, опустился в кресло.
– Ну, я вас слушаю.
Антонов сел рядом.
– Это мы хотим вас послушать.
– О чём?
– О Тимошковой.
– А в чём дело?
– Вам разве не известно, что она исчезла?
– Я-то здесь при чём?
– Второго июля, то есть в день исчезновения Ирины, вы увезли её в своей машине.
– Что-то не помню.
– А пьяного парня с усиками помните? Он разговаривал тогда с Ириной. Может, устроить с ним новую встречу?
Выражение спокойствия исчезло с лица Пестрякова.
– Не надо. Я вспомнил.
Он потянулся к бару за сигаретой.
– Кстати, его расчёску-то, зачем взяли? – спросил Антонов, будто из любопытства.
– Да так. Пожалел, что в пыли валялась, – машинально ответил Пестряков, явно сбитый с толку.
– Ну, и куда вы увезли Ирину?
– На вокзал. Собралась на выходной к знакомым.
– И уехала?
– Да. Сам посадил на ленинградский поезд.
– Тогда каким же образом труп Ирины оказался в овраге Анютиной рощи? А рядом – та самая расчёска, о которой шла речь?
Пестряков нервно покусывал тонкие губы. Веснушки как будто ещё гуще рассыпались по его лицу. Он понял, что попался, и зло ответил:
– Не знаю. Ни в каком овраге не был.
– А вот молочница Лебедева видела вас там.
Глаза Пестрякова вспыхнули от внезапной ярости.
– Это вы про старуху, что ли? Да она из ума выжила. Нашли, кого слушать.
Антонов поднялся с кресла.
– Ну, что же, придётся произвести у вас обыск. Не очень- то правдиво отвечаете на вопросы.
Пестряков озадаченно взглянул на него и опустил голову. Сигарета его погасла. Он швырнул её в пепельницу, дрожащими руками налил из сифона стакан шипучки и с жадностью выпил её. Лицо его сделалось бледным.
Антонов подошёл к Сергею.
– Надо пригласить понятых.
– Хорошо, – ответил он.
Неожиданно за его спиной послышался шорох. Сергей оглянулся. И тут же оказавшийся рядом Пестряков с неимоверной силой отшвырнул его на ковёр, одним ударом сбил Антонова с ног и, как был в пижаме и тапочках, метнулся в прихожую.
Ракитин вскочил с пола: «Неужели уйдёт?». Но Пестряков не ушёл. Нарвался на Берестовского. А уж того природа силушкой не обидела. Пестряков только охнул и сразу замер в его железных объятиях.
Сергей бросился к следователю. Тот неловко лежал у опрокинутого столика. Из пробитой головы сочилась кровь.
Ракитин заметался, не зная, что предпринять. Наконец подхватил следователя и потащил к машине. Потом, уже доставив Антонова в больницу, он вернулся в дом Пестрякова и с Берестовским провёл там обыск. Настроение у обоих было подавленное. Оба переживали за следователя. Хозяин же дома был спокоен, Добровольно водил их по всем помещениям, сам ввдвигал ящики письменного стола, открывал дверцы шифоньера, указывал на многие детали интерьера… И
лишь когда Ракитин подошёл к одной из настенных картин кабинета. Пестряков занервничал, торопливо снова закурил, суетливо попытался привлечь интерес Сергея к иным антикварным вещам. А за картиной оказалась глубокая ниша. Там лежали женские наручные часы «Чайка» и несколько пачек лотерейных билетов. Такие же пачки Ракитин обнаружил и в других укромных местах. Берестовский же обратил внимание Сергея на охотничий нож в ящике кухонного стола.
10
Ночью Сергей спал плохо, а утром проснулся рано... Вспомнился вчерашний вечер, несчастье с Антоновым, огорчённое оканье Шатрова: «Я же просил – быть осторожнее! Как же не остереглись?!».
На душе Ракитина сразу сделалось муторно. А впереди ещё предстоял допрос Пестрякова. В том, что этот рыжий тип – убийца Тимошковой, Сергей уже ни минуты не сомневался. Лишь не мог пока осознать, почему Пестряков решился на такое тяжкое преступление, чем ему помешала Ирина?
Ракитин вздохнул, позвонил в больницу и справился о здоровье Антонова. Ему сообщили, что тот чувствует себя уже лучше. Сергей выпил стакан холодного молока с булкой и отправился в райотдел.
Войдя в свой кабинет, Ракитин вызвал дежурному и попросил привести из КПЗ Пестрякова.
Тот держался внешне спокойно, на вопросы отвечал неторопливо, с наигранной улыбкой, как будто ни в чём не считал себя виновным. В то же время украдкой приглядывался к Ракитину, и Сергей понял, что повозиться с ним придётся изрядно.
– Почему вы ударили следователя? – холодно спросил он Пестрякова.
В ответ скорбная мина:
– Так уж получилось. Извините. Пришли вы ко мне в штатском. Вот и подумал: вдруг это липа? Испугался.
– Ну, а Ирину тоже испугались?
– Я же сказал вам, что ничего о ней не знаю.
– Придётся предъявить вам кое-что, ; Ракитин раскрыл папку с материалами, достал бланк заключения экспертизы.
– Мы изъяли в вашем доме охотничий нож. По ширине клинка и по характерной на зарубке на нём эксперты сделали вывод, что именно такой нож мог оставить порезы на одежде и теле убитой. Можете ознакомиться с заключением экспертизы.
Пестряков как-то сразу сдал. На лице и на руках его выступили пятна, у губ появились складки, на лбу прорезались морщины... И всё же он молчал. Сергею пришлось усилить нажим.
– В салоне вашей машины выявлены следы крови. Резус – отрицательный. Такая же кровь была у Ирины.
Опять молчание. Чувствовалось, что Пестряков лихорадочно ищет и не находит слов.
; А часы Тимошковой? Как они к вам попали?
Пестряков затравленно взглянул на Ракитина, и вдруг лицо его оживилось.
– Часы, часы! – с вызовом воскликнул он. – Почему вы знаете, что это её часы? И потом... Зачем мне убивать Ирину? Мало ли ножей таких, с зарубкой? Мало ли людей с такой группой крови? Кого я только не катал, могли и носом удариться. Вы докажите!
– Ну что же, пожалуйста, – сердито ответил Ракитин. – Мы располагаем паспортом на часы Ирины. Теперь насчёт крови... Такая разновидность встречается очень редко... Назовите, кого возили в машине за последнее время?
Пестряков судорожно облизнул губы, пожал плечами:
– Я не помню, – голос его прервался. – И вообще я устал.
Ракитин решил отложить дальнейшие расспросы. Вызвал конвой.
Пестрякова увели, а в комнату быстро вошёл Шатров.
Он был угрюм и немногословен.
– Что Пестряков? Упирается?
– Ещё как, – тоже невесело отозвался Ракитин. – Зачем, мол, ему убивать Ирину...
Шатров присел к столу Сергея.
– И правда – зачем? Не на часы же польстился? Сдаётся мне, что за этим убийством ещё что-то скрывается…
– А знаете... – Сергея даже бросило в жар от осенившей мысли. И он заторопился высказать её: – При повторном обыске в доме Пестряков вёл себя не очень беспокойно, даже тогда, когда мы нашли его нож. А вот при виде лотерейных билетов заёрзал и в лице изменился. Их у него было несколько пачек – на пятнадцать тысяч рублей! Кто же на такую сумму купит? Не похитил ли в сберкассе? Не без помощи Ирины, конечно. Потом они в чём-нибудь не поладили, и он разделался с ней.
– Вот насчёт Ирины ты, по-моему, перегнул, – возразил Шатров. – Девушка-то, говорят, была скромная да честная.
– Ну и что? Вдруг она влюбилась в Пестрякова? А влюблённые всё могут. Я где-то читал, что в глубокой древности одна китайская принцесса вывезла из страны шелковичных червей, запрятав их в цветы на шляпе. Червей отдала своему возлюбленному, индусу. Так был вывезен шёлк из Китая, а вы говорите...
Шатров улыбнулся.
– Да... Звучит весомо!
Лицо его снова сделалось серьёзным.
– Только я тебе на это вот что скажу... Принцесса принцессой, а то обстоятельство, что Пестряков так занервничал при изъятии лотерейных билетов, это уже кое-что для нас. Молодец, приметил.
Шатров потёр подбородок.
– Может, и впрямь билеты похищены? Как работник горфинотдела, он имел к ним доступ. А Ирина могла заметить. Вот и конфликт?.. Мне думается, эту версию надо проверить. Помнишь, хозяйка Тимошковой упоминала о том, что Ирина кому-то писала о лотерее?.. Не Павке ли? Всё-таки долгое время дружили.
– Его фамилия Бойчин, – сказал Ракитин. – Берестовский уже установил его адрес. Не знаю, что я делал бы без этого трудяги лейтенанта.
– Да, работник что надо, – согласился Шатров. – На вид медлителен, а глядишь – всюду успел!.. И ты не откладывай с Бойчиным.
– Так ведь он в экспедиции был. Лишь вчера вернулся.
– Вот и вызывай в отдел.
– Это только время терять, – засобирался Сергей. – Я сейчас сам к нему, мигом.
11
Бойчин жил в общежитии института, где учился на четвёртом курсе. Общежитие находилось на окраине города, неподалёку от речки Ильмы.
В этот район ходил автобус, но Ракитин пошёл пешком. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями: что-то скажет Бойчин, как-то его встретит?
Был уже первый час дня. Погода стояла отличная. Солнце висело высоко, но пригревало не жарко. С Ильмы дул тихий ветерок.
«В такую погоду отдыхать бы где-нибудь на рыбалке», – подумал Сергей.
Он вздохнул, прибавил шагу. Добравшись до пятиэтажного корпуса общежития, Сергей вошёл в подъезд. В полутёмном вестибюле над столиком дежурной висела табличка: «Посторонним вход воспрещён». Пожилая, толстая дежурная вышла из-за столика навстречу Ракитину.
– Вы куда? К кому?
Сергей объяснил, кто он и зачем пришёл. Дежурная с сомнением пожала плечами:
– Не знаю, здесь ли он... Пройдите на пятый этаж. Там есть кто-то с четвёртого курса.
Ракитин поднялся на пятый этаж, нашёл нужную комнату и постучал. Дверь приоткрылась.
– Вам кого?
На Сергея с интересом смотрел невысокий, смуглый и чуть кудрявый паренек, с большими карими глазами.
– Мне Бойчина!
– Это я, проходите, пожалуйста, – паренёк жестом пригласил Сергея в комнату.
Бойчин не показался Сергею «непутёвым». Одет был опрятно. Спокойно встретил его испытующий взгляд.
– Признаться, не понимаю, зачем я понадобился вам, – откровенно удивился он, бегло взглянув на удостоверение Ракитина. – Я всё лето был в экспедиции...
Бойчин предложил Сергею стул, но сам остался стоять. Услышав, что к нему пришли в связи с Тимошковой, удивился ещё больше.
– А в чём дело?
Ракитин сел и, чуть помедлив, пояснил:
– Нам бы хотелось уточнить, какие у вас взаимоотношения с Ириной. Узнать, давно ли вы знакомы и что она за человек.
– С ней что-нибудь случилось? – с тревогой спросил Бойчин. И Сергею сразу стало ясно: парень не знает о смерти Тимошковой.
–Вы перестали встречаться. Почему? – уклонился он от ответа.
В комнате наступила томительная тишина. Взгляд Бойчина стал потухшим. Затем он нехотя протянул:
– Мы поссорились из-за одного типа. Они знакомы по работе. – Неожиданно в его голосе прозвучало раздражение: – Зачем вам всё это?
– Надо, поверьте. Так что расскажите подробнее, пожалуйста. Вы уж извините, – как можно мягче сказал Сергей. Ему было понятно состояние парня. Кому приятно откровенничать с чужими людьми?
Бойчин вздохнул, провёл рукой по лбу и начал рассказ. По его словам, они с Тимошковой воспитывались в детдоме. Оба рано потеряли родителей, оба книголюбы. На этой почве незаметно для себя и сдружились. Как-то вечером, купив билеты в кино, он зашёл за Ириной домой. А её не было. Вернулась поздно. Сказала, что засиделась у подруги. А потом он узнал, что не у подруги, а в ресторане была со своим знакомым – Пестряковым. Это огорчило его, но они продолжали встречаться. Правда, день ото дня Ирина становилась всё молчаливее и задумчивее, словно что-то мучило её. Он попытался развеселить Ирину, предложил сходить в ресторан, потанцевать. Но она наотрез отказалась. Из-за этого даже поссорились. А потом он уехал в экспедицию.
Рассказ Павлика заинтересовал Ракитина. После небольшой паузы он спросил:
– Как думаете, почему она вдруг так изменилась?
Бойчин молчал, собираясь с мыслями. Глаза его потемнели.
– Наверное, из-за Пестрякова, – наконец тихо выдавил он.
– Почему так считаете?
Бойчин печально улыбнулся.
– Потому, что по-настоящему втрескалась в него. Боялась, что не пара ему. Мол, образованный, красивый, занимает солидное положение и всё такое прочее. Но это глупые страхи. Он сам её недостоин.
– Почему?
– Да обыкновенный хлыщ! Вы бы знали Ирину! Душа у неё чистая и светлая. А он – просто закружил ей голову, жулик.
Бойчин вздохнул. И Ракитину стало ясно, что дружба его с Ириной давно переросла в затаённую любовь.
– Вот вы назвали Пестрякова жуликом. Почему? Вам Ирина что-то говорила о нём?
Бойчин помедлил с ответом.
– Как вам сказать... После ссоры она написала мне о своих подозрениях в отношении него, спрашивала совета, как ей поступить... Да я уже уехал в экспедицию, и письмо мне передали только вчера.
Он прошёл к письменному столу, выдвинул ящик, достал из него слегка помятый конверт.
– Вот взгляните, что она написала о нём.
Ракитин посмотрел на подпись: Тимошкова. Датировано вторым июля. Он почувствовал, как внутри всё напряглось.
Пока Сергей читал письмо Ирины, Бойчин молчал и расстроенно смолил сигарету за сигаретой.
– Видите, каков он оказался на деле! – с ненавистью воскликнул Бойчин, как только Ракитин дочитал письмо. – Жулик и есть.
Бойчин умолк и, подумав несколько секунд, спросил:
– Наверное, не дождавшись моего совета, Ирина направилась прямо к вам? Вы поэтому ко мне пришли?
Сергею было больно говорить ему правду.
12
...Ракитин вышел из общежития на улицу и остановился в раздумье. Хотя ещё два часа назад он сам высказал идею о том, что Пестряков похитил лотерейные билеты, всё-таки письмо Ирины к Бойчину, подтверждающее эту версию, явилось для него неожиданностью. Необходимо было срочно вновь побывать в центральной сберкассе и навести там соответствующие справки. А выйдя из сберкассы, он поспешил к Шатрову.
Капитан стоял у раскрытого окна и просматривал на свет лотерейный билет. Услышав стук двери, он обернулся.
– А-а, это ты, – Шатров убрал в карман костюма билет, снял очки и прищурился. – Что такой взмыленный?
– Да вот, побывал в центральной сберкассе. Оказывается, Пестряков постоянно назначался членом комиссии по уничтожению непроданных лотерейных билетов.
– И что из этого следует?
– Очень многое, Серафим Иванович! Знали бы вы, как уничтожаются такие билеты. Они в посылках поступают из районных сберкасс в центральную и учитываются не по реквизитам – номер, разряд, серия, а по количеству. Вот вам и лазейка для хищения! Понимаете?
– Пока нет, – Шатров протёр носовым платком стёкла очков, водрузил их опять на нос, прошёл к своему столу, сел за него, широко расставив локти, и приготовился слушать.
– Давай. Просвети.
– Пожалуйста! – Сергей поставил стул сбоку стола и тоже сел.
– Посылки с непроданными билетами приносят в кабинет, где работает комиссия. Потом билеты передают на пресс для прокола, пересчитывают и сжигают. Теперь ясно?
– Не совсем. То, что делается это уж очень упрощено, мне понятно. Но ты с чего начал? Упомянул Пестрякова и связал его имя с возможным хищением билетов.
– Не с возможным, а с совершённым хищением.
– У тебя есть факты? Как это ему удавалось?
– Очень просто. Во время работы комиссии он сбрасывал часть билетов в корзинку у стола. Оставшиеся билеты прокалывал на прессе и называл их количество в соответствии с описью посылки. После работы комиссии забирал билеты из корзинки.
Шатров недоверчиво сдвинул брови и откинулся на спинку стула.
– А ты, случайно, не фантазируешь? Кто тебе об этом рассказал?
– Сама Тимошкова! Она заметила манипуляции Пестрякова с билетами. Сначала растерялась, а потом попыталась воздействовать на его совесть, но тот отшутился. И тогда написала обо всём Бойчину, спрашивала совета, что ей делать, как поступить. Хотите, прочту её письмо?
Ракитин открыл принесённую с собой папку, достал из неё письмо Ирины. Шатров слушал молча и всё больше хмурился. Как только Сергей закончил читать, капитан встал из-за стола. Заметно волнуясь, раскурил папиросу и начал медленно прохаживаться по кабинету. Затем вдруг резко повернулся к Ракитину:
– А мы-то ломали голову. Теперь ясно, почему он решился на убийство. Ну, сейчас ему не выкрутиться!
– Да, свидетельства у нас серьёзные. Да только вот письмо Ирины – пока лишь косвенное доказательство, Пестряков будет отказываться.
– А мы с тобой на что? Я тут без тебя билетик один купил. Лотерейный. Естественно, поинтересовался, что он собой представляет, как в случае выигрыша произвели бы его оплату... И что выяснилось? Билет оказался надписанным. Это во- первых, а во-вторых, в случае крупного выигрыша билет будет направлен в Москву с указанием имени, отчества, фамилии и домашнего адреса владельца... Ты говорил, что в доме Пестрякова вы нашли лотерейные билеты разных выпусков. Значит, надо послать запрос на фабрику Гознак, чтобы установить, в какие районные сберкассы они были направлены для реализации. Запросить Москву – не значится ли Пестряков в числе получивших крупные выигрыши? Куда ранее направлялись для продажи, предъявленные им билеты? Ведь нам что важно узнать? Из каких посылок они похищались…
– Может, заодно опросить всех работников сберкасс, не оставляли ли они на непроданных билетах каких-нибудь пометок?
– Правильно мыслишь, – согласился Шатров. – И надо отправить письмо Ирины на почерковедческую экспертизу. Прокурор поручил все неотложные следственные действия, пока Антонов в больнице, провести нам. Так что – за дело!
И Ракитин начал действовать. Ответы на запросы пришли быстро. Москва сообщила о том, что Пестряков выиграл в лотерее автомобиль «Москвич», холодильник и мотоцикл. Указывались районные центры реализации билетов. Поступило сообщение и о денежных выигрышах.
Неутомимый Берестовский, выполняя поручение Ракитина, в одной из районных сберкасс города установил, что часть лотерейных билетов, обнаруженных у Пестрякова, значится непроданной и возвращённой в центральную сберкассу для уничтожения. Так уж случилось, что работницы сберкассы любопытства ради записывали номера и серии непроданных билетов, – выиграют ли? Некоторые и выиграли! По ним, как теперь выяснилось, Пестряков и получил машину и другие ценные вещи.
Графологи же подтвердили, что письмо написано самой Тимошковой. Теперь можно было продолжать допрос Пестрякова. И Ракитин поехал в следственный изолятор.
Пестряков старался держаться спокойно. В нём ещё теплилась надежда на облегчение своего положения. В комнату для допроса вошёл с кривой улыбкой, развязно опустился на стул. Но небритое лицо его было измученным, как от бессонницы, в глазах был тревожный огонёк: что-то ещё стало известно этому дотошному оперу, чем он располагает?
– Ну, нашли, чем мне не угодила Ирина? – спросил он нарочито насмешливо.
– А как же, – спокойно ответил Сергей. – Девушка была для вас опасным свидетелем хищения лотерейных билетов.
Пестряков вздрогнул. Он полагал, что никто никогда не докопается до истинного мотива убийства Тимошковой.
– Что вы сказали? – прошептал он осевшим голосом и покачнулся на стуле.
Ракитин молча подал ему фотокопию письма Ирины к Бойчину.
Пестряков впился глазами в текст. На лбу его выступили капельки пота, губы сжались…
На какое-то мгновение в кабинете воцарилась тишина.
– А теперь я вас хочу послушать, – сказал Ракитин, как только растерявшийся Пестряков прочитал текст письма. – Будете говорить?
Тот словно окаменел, отсутствующим взглядом смотрел куда-то мимо Ракитина. Наконец он вышел из оцепенения, с криком вскочил со стула:
– Письмо ещё ничего не доказывает! Это оговор! Я тратил свою зарплату на билеты!
Но у Сергея уже были заготовлены все необходимые документы: справки Посылторга, фабрики Гознака, показания работниц сберкасс. Их и предъявил Пестрякову, как неопровержимые доказательства.
Пестряков тяжело сел. Только теперь он понял, что от возмездия ему не уйти, и срывающимся, сдавленным голосом спросил:
– А если я всё расскажу? Признаюсь, как было… Мне сохранят жизнь?
Сергей смотрел на его застывшую фигуру, потное лицо, дрожащие руки и вспоминал образ Ирины с фотопортрета: её восторженные глаза, жизнерадостную улыбку, вспоминал и её удивительные лирические стихи о счастье, о любви, о чести. И с недоумением думал: что она могла найти хорошего в таком жалком существе, как Пестряков?
Ракитин поморщился, с трудом отогнал от себя неприятные мысли и сухо ответил ему:
– Никаких гарантий вам дать не могу. Всё будет решать суд. Ну, будете говорить правду?
Пестряков уныло уставился в пол.
– Да что уж тут говорить... Так и было, как вы сказали... Ирина заметила, что я сбрасывал билеты. И когда мы остались одни в кабинете, всё уговаривала вернуть их комиссии.
Он вскинул голову, криво усмехнулся:
– Вернуть билеты! Как будто это могло меня спасти. Начались бы вопросы: что да почему? Вспомнили бы о «Москвиче» и мотоцикле. Ведь в понятии всех я был счастливчиком... Нет, – протянул он, – оставалось только всё отрицать. Ирина сразу замкнулась. Я понял, что не смог разубедить её, и тогда решился...
Пестряков неожиданно умолк. Глаза его лихорадочно заблестели, и Ракитин подумал: «Ну вот, из шокового состояния он уже вышел, сейчас опять начнёт выкручиваться».
– И что же решили? – быстро спросил Сергей.
– Пойти к вам с повинной... Я договорился с Ириной и захватил её с собой... Под впечатлением ссоры с Гариком – так, кажется, его зовут – она и мне наговорила дерзостей. Я что-то резко ответил Ирине, и она ударила меня. Я защищался!..
«Ишь ты, что придумал!» – нахмурился Сергей. Он ожидал от него какого-нибудь другого хода, но и против этого ему было что возразить.
– Значит, защищались? Охотничьим-то ножом? Ударами в спину? Вы же его с собой в машину заранее взяли. Ведь не на охоту ехали!
– Я постоянно хранил его в машине.
– Опять неправда. Ваша домработница нам сказала, что всегда держала его на кухне, пользовалась им для разделки мяса и рыбы... Нет, Пестряков, оба преступления вы совершили преднамеренно, обдуманно, хладнокровно. Уговорили Тимошкову поехать с вами, якобы в милицию, и в тихом безлюдном местечке убили. Я не слишком отклонился от истины?
Пестряков, не поднимая глаз, молча кивнул. Приумолк и Ракитин. Всё раздумывал: как мог этот образованный, занимающий солидное положение человек пойти на такие тяжкие преступления?
– Что же толкнуло вас на это? Разве в чём-нибудь нуждались?
Пестряков вскинул голову, посмотрел на него долгим взглядом и устало выдохнул:
– Так уж получилось.
– А всё-таки?
– Быть у огня, да рук не согреть?.. Сначала, конечно, и в мыслях не держал, чтобы польститься на эти проклятые билеты... Для интереса покупал их понемногу... Потом завидно стало: другие, смотришь, всё выигрывают, а я и впрямь оказался рыжим. Захотелось тоже – машину заиметь, больше денег, чтобы, знаете, с шиком пожить. Вот и стал приглядываться к актируемым билетикам, – Пестряков незаметно для себя увлёкся. Глаза его заблестели. – А они, понимаете ли, тысячами через руки плывут! Так и липнут, так и соблазняют. Подвернись подходящий момент – и они твои!..
Пестряков вздохнул.
– Ну, что же вы замолчали? – суровым тоном спросил Ракитин. – Продолжайте!.. Значит, билеты к вам так и липли. А Ирина заметила. И что же вы сделали?
– Зря, конечно, руку на неё поднял. Да ведь ни на какие посулы не шла... Отъехали мы немного от остановки, и я предложил: давай, мол, к Анютиной роще свернём, поговорим ещё. Она согласилась. Там, у рощи, и ударил её ножом... Прямо в машине...
– А Ирина любила вас. Беспокоилась за вашу судьбу...
Пестряков побледнел, отвернулся.
– Ну, а часы-то, зачем с неё сняли? – спросил Ракитин.
– Не пропадать же добру, – глухо ответил Пестряков.
...Когда Сергей вышел на улицу, горькое чувство от разговора с Пестряковым несколько растаяло. Он закурил и не спеша двинулся к отделу. Уже темнело. Под ногами шуршали опавшие листья. И в их шорохе, в быстро сгущающихся сумерках и остывающем воздухе чувствовалось приближение осени.
«Как быстро пролетел месяц!» – подумал Сергей, прибавляя шаг.
Он вошёл в отдел и сразу направился к Шатрову. Тот был ещё у себя. Сидел за своим рабочим столом, низко склонившись над бумагами, и красным карандашом делал в них какие-то пометки. Увидев Ракитина, он поднял голову, выжидающе посмотрел на него…
– Всё, Серафим Иванович, Пестряков признался, – выдохнул Сергей.
– Сразу?
– Какое там! Весь фальшив, как коронка Ирины. Взгляните-ка на его показания.
Шатров поправил очки и начал внимательно читать протокол допроса.
– Значит, пожалел, что не знал о письме Тимошковой, – сказал он, отложив на минуту протокол.
– А мне думается, что если бы и узнал, то всё равно расправился бы с Ириной, – возразил Сергей. – Ведь заявил же он мне, что ему важно было избавиться от живого свидетеля хищения билетов, а в своей изворотливости на случай следствия он, мол, и не сомневался.
– Да…Тяжёлый экземплярчик тебе попался, – протянул Шатров, закончив читать. – Признаться, я сначала беспокоился за тебя: справишься ли с заданием? Больно скорым да нетерпеливым мне показался…
Ракитин покраснел, насупился.
– Ну-ну, – добродушно улыбнулся Шатров. – Я и говорю, что ты молодчага…Кстати, об учёте лотерейных билетов, – снова посерьёзнел он. – Надо будет подготовить совместно с прокуратурой соответствующее представление о нём. В этом важном государственном деле не должно быть ни малейшей зацепки для жуликов… А теперь иди отдыхай.
Шатров подошёл к окну, задёрнул шторы. Потом вернулся, включил настольную лампу и опять склонился над бумагами.