Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
491. В объятиях "Эллен". 23 сентября 1973 года. 17:05.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Воскресенье 23 сентября 1973 года. 17:05. Северное море. Морской район немного к северо-востоку от Шетландских островов. Зона действия огромного внетропического циклона "Эллен" - от Исландии до Шетландских островов (включая Фарерские острова), а также всё Северное море вплоть до мыса Скаген (Дания). Сильный шторм (8 баллов по шкале Бофорта). Температура воздуха: мин. плюс 7°С, средняя - плюс 7.8°С, максимальная - плюс 9.0°С. Эффективная температура (температура самоощущения человека) минусовая -2.4°С. Ветровые волны в штормовом море хаотичные, высокие и умеренные, длинные и короткие, пологие длинные океанские волны-холмы испещрены короткими ветровыми волнами с острыми гребнями. Вся поверхность моря-океана покрыта полосами сплошной морской пены. БПК "Свирепый" второй день на среднем ходу (14-16 узлов) выбирается из зоны действия сильного шторма, идёт на юг Северного моря к мысу Скаген (Дания), но против сильного штормового ветра и высоких 8-балльных штормовых волн.
Я не знаю, как оказался внизу на палубе шкафута под галерей центрального поста сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4, у подножия торпедных аппаратов ЧТА-53-1135. Я только помню, что всё завертелось в моих глазах, закрутилось и я ощутил себя летящим куда-то в пропасть... Этот полёт мне показался очень долгим, тягучим, плавным, как в замедленном кино. Вместе со мной и вокруг меня была вода и мне казалось, что я уже нахожусь под водой, так как не мог дышать. Я это помню, потому что каждый раз потом, в последующие дни и ночи, когда я на секундочку закрывал глаза или задумывался, ко мне опять и опять приходили те ощущения и чувства, которые я испытал в том полёте, в том шлепке на верхнюю палубу шкафута, в том пребывании внутри потоков бурлящей стремительно несущейся куда-то морской воды.
Я тогда совершенно отрешённо, спокойно и своим внутренним (мысленным) голосом сказал самому себе: "Ну вот, ты и упал...". Всё время нахождения на крыше ГКП и ходового мостика с 10:00 до 17:05 23 сентября 1973 года я подспудно ждал, что такое может случиться, что меня сбросит с верхней палубы, возможно, выбросит за борт корабля в открытый океан и я захлебнусь в толчее штормовых волн...
То, что я вылетел не за борт, а на верхнюю палубу корабля, я понял сразу же, потому что в следующий миг после падения ощутил сильную боль в боку. Эта боль была ударная, как будто кто-то ткнул мне в бок остриём багра. Как потом оказалось, по синяку на спине и боку и по анализу места падения на шкафуте, куда я упал, этим "остриём" был большой "барашек" одной из многих накидных гаек, которыми крепилась крышка-люк машинного отделения БПК "Свирепый". Через эту крышку-люк изнутри корабля доставали и заменяли, вероятно, дизель-генераторы и другие машины и механизмы электромеханической боевой части БЧ-5. Большие, баранкообразные, торчащие вверх "баранки" барашков были равномерно распределены по периметру большой прямоугольной крышки-люка с овальными углами. Я упал и "припечатался" всем телом на один из этих барашков.
Сильная боль вернула мне сознание, а гуща воды, пены и бурного потока воздушно-капельной массы морской воды, которая скинула меня с крыши ГКП (главного командного пункта), заставила меня искать верха, то есть выныривать из этого водоворота, в котором я оказался. Дело в том, что на палубе шкафута был слой бурлящей и перекатывающей морской воды. То ли она попадала сюда так же, как и я, то есть с облаком брызг и пены с крыши ГКП, то ли сюда захлёстывали высокие гребни штормовых волн, но на палубе шкафута был слой воды не менее 30-40 сантиметров глубины, потому что я лежал ничком на палубе в воде и вода бурным потоком несла меня куда-то в сторону крена корабля.
Я выныривал из воды инстинктивно, привычно и машинально, без страха и упрёка, как привык это делать, купаясь в Чёрном море. Эти ощущения мне были близки и понятны. Меня в этот момент заботило другое: во-первых, у меня с головы куда-то исчезла моя зимняя шапка, хотя она была под подбородком завязана на завязки, а во-вторых, меня несло вместе с водой на спине куда-то вниз, под откос и это мне очень не нравилось. Я высунул голову из слоя бурлящей и пенящейся воды и резко ею замотал, чтобы очистить лицо от липкой солёной вода и открыть глаза. Над собой я увидел вид четырёх труб торпедного аппарата ЧТА-53-1135, а ногами почувствовал, как врезаюсь в круглую станину поворотного механизма этого аппарата. Вот тут-то, находясь в толще забортной морской океанской воды, я похолодел окончательно...
Дело в том, что трубное стационарное леерное ограждение по краю (обрезу) борта в районе поворотной станины торпедного аппарата ЧТА-53-1135 было не сплошным, то есть там было место перекрытое не трубами-леерами, а крепкой, но провисшей цепью, а также стальным леером-тросом, натянутым анкером. Кроме этого, высота трубного фальшборта под трубами торпедного аппарата немного понижалась. чтобы ЧТА-53-1135 мог без помех разворачиваться раструбами в сторону моря. Я это знал и думал, что в этом месте могу быть перекинут за борт через эти "узкие места" леерного ограждения.
Защита моряков от выпадения за борт на кораблях и судах обеспечивается ограждениями - сплошными (фальшборт) и ажурными (леерные ограждения). На всех открытых палубах корабля и на палубах-крышах надстроек и рубок устанавливаются фальшборта или леера (поручни), чтобы задержать человека, если он будет какими-либо силами выталкиваться за борт корабля при сильном морском волнении. Фальшборт - это "пояс листов высотой 1,10 м, который механические крепко соединяется с ширстреком, то есть верхним поясом бортовой наружной обшивки судна, примыкающий к верхней палубе.
На внутренней стороне фальшборт подкреплён стойками, а по верхней кромке фальшборта прикреплён плоский поручень - планширь. Для того, чтобы вода, попавшая за ограду фальшборта свободно стекала за борт, фальшборт имеет штормовые портики с защитными решетками или поворотными крышками. Кроме этого, фальшборт имеет между ним и палубой щель для стока воды. Фальшборт стальной, поэтому может задержать от выпадения за борт не только людей, но и грузы, машины и механизмы, расположенные на верхней палубе.
На крышах-палубах надстроек и рубок, там, где нет тяжёлых грузов и нет опасности заливания палубы водой, устраиваются ажурные леерные ограждения в виде трубных, тросовых или цепных поручней, а на пассажирских лайнерах - металлической сетки. Леерное ограждение - это металлические стойки и перекладины между ними. Высота фальшборта и леерного ограждения обычно от 800 до 1500 мм в зависимости от размеров и назначения судна. Между нижней кромкой фальшборта и верхней кромкой ширстрека (края-обреза палубы), как правило, есть просвет шириной 100-200 мм. Этот просвет (вырез, щель) является "длинным штормовым портиком", через который вода с палубы сливается за борт.
Все открытые палубы-крыши надстроек, рубок, салинговых и других площадок на мачтах, а также рабочих площадок, расположенных на открытых палубах на высоте более 500 мм, имеют четырехрядное леерное ограждение высотой не менее 1100 мм. При этом на площадках мачт и других рабочих площадках обустроены закраины, то есть буртики высотой не менее 120 мм. Расстояние между нижним леером (перекладиной) и кромкой ширстрека (обреза борта) или ватервейсной полосы, закраиной площадки или палубой должно быть не более 230 мм, расстояние между промежуточными леерами (перекладинами) - не более 380 мм. Леерное ограждение на корабле устанавливается не далее 450 мм от борта судна или края настила палубы. Расстояние между стойками леерного ограждения не более 1500 мм. Вот такое леерное ограждение было вдоль правого борта в районе торпедного аппарата ЧТА-53-1135 БПК "Свирепый".
Леерное ограждение вдоль бортов БПК "Свирепый" было трехрядным (с двумя промежуточными леерами на равных расстояниях), имело высоту стоек 1 м и расстояние между стойками - 1,5 м. Нижняя перекладина бортового леерного ограждения находилась на высоте 23 см от палубы, между средней перекладиной, верхним поручнем и нижней перекладиной были просветы по 38,5 см. Технологические разрывы в трубных леерных ограждениях, кроме закрываемых проходов, "допускаются только при необходимости установки какого-либо оборудования, являющегося одновременно надёжным ограждающим устройством". Все быстросъёмные и откидные гибкие (тросовые и цепные) леерные ограждения должны иметь подтягивающие устройства (талреп). Закрываемые тросами или цепями проходы в леерных ограждениях должны быть шириной не более 1 м и провисание гибкого леера не должно превышать 4 сантиметров...
Слева от торпедного аппарата правого борта на БПК "Свирепый", возле стойки и сплошного стального фальшборта был такой технологический проход-разрыв в трубном леерном ограждении, перекрытый тросом и цепочкой. Об их существовании я помнил только зрительной памятью, но не помнил, где они находились, поэтому, оказавшись в стремительном потоке бурлящей пенистой воды и увидев над собой трубы торпедного аппарата, почувствовав своё скольжение вместе с потоком воды за борт, я подумал именно об этих разрывах в леерном ограждении, цепочках и тросиках...
Сказать, что я испугался - этого мало. Я не просто испугался, я... умер... Во мне всё остановилось, застыло, прекратилось, исчезло, пропало, умерло. Я перестал думать, мыслить, чувствовать, страдать и наслаждаться... Я просто смотрел на происходящее и ничего не делал. Я просто выпадал вместе с потоком воды по скользкой, мокрой и накренившейся на правый борт палубе БПК "Свирепый" в бушующий океан. Я даже с любопытством и интересом увидел перед собой бешено мчащиеся волны моря-океана, которые жадно тянулись ком мне, пытались слизнуть, ухватить, схватить мои белые ноги в чёрных матросских ботинках "прогарах"...
- Причём тут ботинки и почему мои ноги голые и белые? - спросил я сам самого себя, потому что все, буквально все, мои внутренние друзья-голоса сейчас молчали. В тот же миг я почувствовал дикую боль в спине, потому что корабль прошёл самую крайнюю точку крена на правый борт, почти чиркнул ширстреком (верхним поясом бортовой обшивки) по гребням штормовых волн и начал крениться на левый борт. Вода уже полностью стекла за борт вокруг меня, её не было и я отчётливо, одновременно с болью в спине, увидел, что мои голые ноги в ботинках торчат за обрезом борта в пространстве. Я лежал на краю палубы корабля на спине, подсунутый водным потоком под нижнюю перекладину леерного ограждения...
В том месте, куда меня потоком воды вынесло ногами вперёд под нижнюю перекладину леерного ограждения торпедного аппарата ЧТА-53-1135, верхнего (третьего) поручня не было, были только две перекладины - верхняя и нижняя, поэтому в первый момент возвращения ко мне сознания я эти перекладины не увидел, а увидел только открытое пространство штормового моря-океана и мои голые ноги в ботинках с задравшимися штанинами матросской робы. Дело в том, что относительно узкий просвет между нижней перекладиной леера и палубой пропустил вместе с потоком воды только мои ноги и живот до талии, при этом задрав на мне всё: штаны, рубаху робы, бушлат и даже тельняшку. Я лежал голой поясницей на холодной палубе, а на животе у меня горбатилось всё, что на мне было надето, да ещё большой твёрдый кожаный кофр с фотоаппаратом за пазухой...
Вода давным-давно схлынула за борт, корпус корабля кренился на левый борт и меня начало переламывать в пояснице, потому что мои ноги и попа были за бортом и от резкого движения корпуса корабля выгибались не так, как обычно сгибается вперёд человек и его позвоночник, а в обратную сторону, то есть меня ломало-переламывало пополам... Когда-то, в детстве, мой брат старший Юра отрабатывал на мне свои "приёмчики". В частности, он вскидывал меня себе на плечи, "обёртывал" меня вокруг своей шеи и начинал за голову и ноги переламывать меня в позвоночнике. Я от сильной боли в позвоночнике орал, верещал, изворачивался, дрыгался, всем телом и пытался освободиться, а Юрка сопел носом от натуги и всё давил меня и давил... Сейчас случилось тоже самое...
Корабль накренялся на левый борт, вид неба и моря стремительно пошло вниз, я почувствовал страшную напряжённую тяжесть в ногах и дикую нестерпимую боль в позвоночнике. Естественно я заорал... Тело само вспомнило мои движения, которыми я успешно освобождался от тисков сильных рук моего брата Юры, и я начал дрыгаться... Увы, меня заклинило под нижнем поручнем леерного ограждения и все мои дрыганья только усиливали боль и тяжесть моих ног, я ещё сильнее высунулся всем телом за борт.
Руки мои были всё ещё на груди и прижимали отвороты задравшегося бушлата. Кофр с фотоаппаратом был у меня у самого подбородка и страшно давил, мешая дышать и глотать. Я уже чувствовал голой спиной обжигающий холод и стальную твёрдость буртика обреза палубы корабля, который острой гранью ломал меня напополам. Ноги в ботинках налились свинцовой тяжестью и гнули меня, тащили меня, тянули за борт, за тонкую преграду единственной трубы-леера-перекладины, которая удерживала меня на корабле. От бессилия, сильной нестерпимой боли и осознанного понимания, что ничего не могу поделать, я отчаялся...
В этот момент корабль максимально накренился на левый борт и вдруг очень сильно вздрогнул от удара носа корабля в очередной гребень штормовой волны. Удар и сотрясение были очень сильные, я их впервые переживал, ощущал и чувствовал в таком нелепом положении, поэтому они были гораздо страшнее всех предыдущих, мне показалось, что корабль взорвался, что в него попала торпеда. В тот же миг корпус корабля начал медленно крениться вправо и от сотрясения я ещё дальше выполз спиной за борт корабля...
Это уже было чересчур... Это уже было на грани жизни и смерти... Это я уже отчётливо осознавал, понимал и знал - точно, коротко, резко, отчётливо и хладнокровно. Кто-то во мне, но не мои внутренние голоса, а, скорее всего, мой отец, Суворов Сергей Иванович и моя мама, Нина Васильевна Суворова, вдруг совершенно отчётливо моим голосом, но их интонациями и словами сказали мне:
- Соберись, Саша. Сейчас прилетит облако воды, брызг и пены и обрушится на тебя с крыши. Этот поток окончательно выбьет тебя из-под леера за борт. Соберись. Включи руки, что ты их сложил как в гробу?
Действительно... А что я делаю руками, кроме того, что расставил широко и высоко локти и этими локтями упираюсь в перекладину нижнего леера? Зачем я выпускаю из себя воздух, расслабляю живот и так тощий, чтобы он легче пролез под перекладиной? Зачем я опустил в бессилии ноги за борт, а, например, не согну их в коленях или не подтяну их вверх, как при перевороте на перекладине, чтобы уменьшить рычаг своего тела за бортом? Почему я, к примеру, не схвачусь руками за верхнюю перекладину и не подтянусь на ней, как на турнике? Все эти вопросы и слова вихрем пронеслись у меня в голове и я немедленно высвободил руки и локти, схватился цепко за верхнюю перекладину леерного ограждения и остро, гибельно остро пожалел, что нет третьей верхней перекладины-поручня леерного ограждения, за который я мог бы подтянуться и вытянуть себя из-за борта, как барон Мюнхгаузен вытянул себя за волосы из болота...
До того, как водопад морской воды, брызг и пены действительно обрушился на меня сверху, я успел ухватиться руками за единственный верхний поручень-леер леерного ограждения и немного подтянуться к нему. Корабль опять резко накренялся на правый борт и опять меня вытягивало, выталкивало, вымывало потоком бурлящей воды за борт. Однако теперь я держался руками за перекладину-леер и подтягивался вверх. Таким образом, моя голова была над потоком воды и я мог видеть и контролировать ситуацию. Ноги я уже давным-давно подтянул к животу и согнул в коленях, даже попытался на максимуме крена ухватиться ботинком за верхний поручень леерного ограждения.
Это дрыгающее движение ногами только ещё больше вытолкнуло меня за борт и теперь я ощущал гребень буртика борта корабля не поясницей, а где-то возле лопаток. Конечно, это ощущение очень меня испугало, но и придало сил и прыткости. На обратном качке-крене на левый борт я уже использовал этот наклон назад в свою пользу, потому что начал резко подтягиваться на перекладине и дрыгать ногами так, что моя спины потихоньку начала наползать на борт корабля. Теперь мне было не до боли и не до отчаяния, потому что до следующего крена-наклона на правый борт, когда поток воды опять потащит меня в бушующий океан, я должен был максимально дальше выползти, вытолкаться на палубу корабля.
Ещё несколько водопадов, кренов и попыток выбраться и вот я уже лежу на спине попой за буртиком борта корабля, мои руки уже держатся за верхнюю перекладину-леер и я блаженствую оттого, что развернулся немного боком и зацепился ногами за ближайшую стойку леерного ограждения. Теперь бурные потоки воды и пены, которые меня омывают, приносят мне облегчение, потому что смывают с меня дикий, панический, утробный страх. Теперь, когда моё внимание не сконцентрировано на боли в спине и ощущении ломки позвоночника, я вижу перед собой редкие тонкие трубы леерного ограждения, а за ними злобный, жадный и враждебный бушующий шторм в море-океане.
Прямо передо мной несётся слева направо морская вода, громадные волны, которые с уровня палубы представляются мне настоящими горами. Корабль имеет ход против волны, поэтому скорость, которую я вижу в волнах, кажется мне невероятно быстрой... Волны просто мелькают передо мной, стремительно, беспорядочно, мощно, грозно, разнообразно... В других обстоятельствах я бы любовался этими громадами стеклянной серо-зелёной прозрачной воды, покрытой полосами шипучей пены и бурунами водоворотов, но теперь они мне кажутся омутами, диким прибоем, грозной стихией, которая ярится оттого, что я ей не достался... Кстати, только в этот момент ко мне вернулась способность слышать звуки, в том числе звук моего голоса...
Я удивился... Здесь, на уровне палубы шкафута (средней части верхней палубы корабля между средними надстройками) море звучало не так, как на крыше ГКП - оно ревело. Сильный ветер завывал в перекладинах лееров леерного ограждения, в конструкциях, элементах и деталях торпедных аппаратов, вокруг стоек, вдоль наружных переборок и конструкции надстроек. Всё это шумело, рычало, скрипело, свистело и сверху, с высоты сигнального мостика пели, фыркали и упруго трепетали флаг-фалы для флажных сигналов. Где-то, откуда-то издалека, как бы на грани восприятия я слышал ещё один странный звук, как будто где-то по кому-то звонил церковный колокол...
Эти звуки отвлекли меня от страшной картины за бортом, вернули к действительности, заставили собраться с силами и умом. Дело в том, что я ослабел... Я не просто ослабел, я обессилил. Во мне уже не было сил пошевелиться, сделать хоть что-то, отцепиться от холодной мокрой перекладины-леера, переменить положение рук, ног, тела. У меня начали закрываться глаза и мне показалось, что мир вокруг потемнел, как поздно вечером, что вокруг уже вечерняя темнота и я плохо вижу. Еще несколько минут и я либо потеряю сознание, либо засну от усталости и бессилия... Никто мне ничего не говорил, не советовал, не подбадривал, я был один, сам с собой, сам в себе и я это отчётливо осознавал и понимал.
- Тебе надо отцепить руки, - сказал я сам себе вслух. - Выбрать момент и, не поднимаясь на ноги, а так, раскорякой, добежать до нижних ступенек центрального трапа. Крен на левый борт тебе поможет это сделать. Там ьы вцепишься руками за ступеньку трапа, переждёшь водопад буруна, а потом на очередном качке-крене, полезешь ступенька за ступенькой наверх. Чем скорее ты это сделаешь, тем быстрее всё это закончится. Сделай это, Сашок, а то уже становится темно...
Да, становилось уже очень темно... я не знаю, сколько времени я провалялся в гуще водоворота морской воды. пытаясь вызволить себя из-под нижней перекладины леерного ограждения, но я уже с трудом различал очертания центрального трапа, ведущего с палубы шкафута на верхнюю площадку центрального боевого поста сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4, туда, где на кронштейне-площадке висел и позванивал наш корабельный колокол - рында. Этот трап был моей спасительной целью...
Я пережил ещё несколько кренов и стремительных водопадов и бурных потоков морской воды, не обращая внимание на мокрость и холод, присмотрелся к ним, уловил момент, когда почувствовал, что это мой последний шанс, и разжал руки. Крен на левый борт и тонкий слой воды, гуляющий по палубе шкафута, сделали то, на что я рассчитывал, меня просто повлекло в центр площадки палубы между торпедными аппаратами и я, лёжа на спине, просто развернулся немного, перевернулся на ноги, поднялся на четвереньки и так, как краб, с трудом перебирая застывшими ногами и руками ринулся к нижней ступеньке центрального трапа...
Когда я вцепился руками в эту с алюминиевую ступеньку и прижался в её ребристой профильной поверхности щекой, я решил про себя, что больше никуда не пойду, что останусь здесь до утра и что мне надо немного поспать и отдохнуть... Это желание было не моим... Я в этот миг сурово и настойчиво стремился вверх, но кто-то во мне тянул меня вниз и обнимал меня точно также, судорожно, тяжко, грузно и настойчиво, как я сам обнимал сейчас первую нижнюю ступеньку этого длинного и высокого трапа.
Странно, но мне показалось, что меня обнимает и тянет меня вниз моя Фея красоты и страсти, это она уговаривает меня остаться здесь и дождаться утра, чтобы с новыми силами продолжить борьбу за выживание. Я очень удивился и разозлился. Ещё чего?! Как это "до утра"? Зачем до утра? Немедленно! Сейчас! Не теряя времени и сил! Вперёд! Только вперёд!
Шатаясь и мотаясь всем телом из стороны в сторону в такт кренам то на левый, то на правый борт, омываемый волнами-водопадами морской воды и пены, я медленно, ступенька за ступенькой, как бы ползком, по-пластунски, поднимался по трапу и боялся теперь только одного: как бы у меня не пропали все силы и я не свалился бы обратно вниз на палубу шкафута. Последние ступени центрального трапа перед самой площадкой центрального боевого поста сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 я преодолевал на пределе своих сил...
Можно как угодно относиться к тому, что я сейчас пишу и о чём рассказываю, но весь путь от нижней ступеньки до верха центрального трапа я чувствовал и ощущал на себе вериги объятий внетропического циклона Северо-Восточной Атлантики и Северного моря, порождённого тропическим ураганом "Эллен". Это были объятия "Эллен"... Ураганный шторм цеплялся за мои ноги, делал мою мокрую одежду тяжёлой, как свинец, тянул меня вниз, не давал подниматься, ползти со ступеньки на ступеньку, нещадно мотал меня из стороны в сторону и грозил сорваться с высоты обратно в круговерть бурунов на палубе шкафута. Это были последние усилия шторма завладеть мной, как добычей...
На площадке центрального поста сигнальцов БЧ-4 никого не было. Впереди передо мной только зиял чёрный провал, почему-то, открытой противоатомной броневой двери тамбура на ГКП (главный командный пункт). Было уже по-настоящему темно (вероятно, около 21:00). Я, как раненый, выполз на верхнюю площадку трапа и, удерживаясь трясущимися руками за поручни, выпрямился. Позади меня за спиной была пропасть центрального трапа, ведущего вниз на палубу шкафута, поэтому я сделал шаг к спасительной открытой двери на ГКП и устремился в темноту тамбура... Мне навстречу из этой темноты вдруг высветился красно-оранжевый огонёк и быстро, как пуля, пролетел мимо моего лица, чуть-чуть не задев мою щёку...
- Ты откуда, Суворов? - спросил из темноты чей-то уверенный и уставший голос. Из "зева" тамбура на меня пахнул вкусный, желанный, тёплый, острый, концентрированный запах машинного тепла, табачного перегара, электрического напряжения, краски, перегоревшего соляра, растворимого кофе, густого мужского рабочего пота и ещё запах чего-то такого, от чего я вдруг беззвучно заплакал...
- Оттуда, - хрипло, с комом в горле, с болью и скрежетом ответил я, протянул вперёд руку, властно и несколько грубо отодвинул с пути какого-то моряка (возможно, офицера или мичмана) и вошёл в центральный зал-пост ГКП.
Через много дней, уже в Балтийском море, поле того, как я перестал видеть во сне всё, что я вам рассказал, когда ко мне вернулась способность подходить к фальшборту корабля и к перилам леерного ограждения, я вернулся на то место, где лежал ничком на самом краю борта под нижней перекладиной леерного ограждения под торпедным аппаратом ЧТА-53-1135 с ногами высунутыми далеко за борт в кипящее штормом море-океан. Вот это место на публикуемой фотоиллюстрации...
Фотоиллюстрация: 23.09.1973 года. 17:05. Северо-Восточный Атлантический океан. Северо-западная окраина Северного моря. Где-то в районе перед первой линией Фареро-Исландского рубежа противолодочной обороны ВМС США-НАТО. БПК "Свирепый". Правый борт. В кадре справа одна из четырёх труб торпедного аппарата ЧТА-53-1135. Слева внизу часть и угол сплошного стального фальшборта. Прямо перед нами стойка-пиллерс, поддерживающая галерею сигнального мостика. За стойкой леерное ограждение. Слева от стойки верхний уровень - цепь, средний уровень - трос, натянутый талрепом, нижний уровень - трубная перекладина. Справа внизу видна ребристая крышка металлического ящика ЗИП торпедного аппарата, а за ней стояка и верхний поручень, загибающийся вниз. Под этим поручнем, под нижней перекладиной-леером поздно вечером 23 сентября 1973 года барахтался и сучил голыми ногами в тяжёлых мокрых ботинках-прогарах старшина 2 статьи фотограф, библиотекарь, художник и визуальный разведчик БПК "Свирепый" Александр Сергеевич Суворов, автор данной книги "О службе на флоте. Легендарный БПК "Свирепый". Ближе подойти к тому месту я не смог... Волны в кадре - это Балтийское море. Тоже шторм, вернее "сильное волнение" на 6 баллов по шкале Бофорта, но оно даёт представление о том, какими кажутся с нижней точки и вблизи морские штормовые волны, как они своими гребнями перекрывают горизонт и какие они с виду: страшные, живые, переменчивые, изменчивые, злые, покрытые от злобы пеной, манящие, притягивающие, зовущие и поющее, как сирены. Высота этих волн на фотоснимке - 3-5 метров, длина - 50-70 м, что тоже немало и грозно по всем критериям и статьям. Оказаться за бортом в таких волнах на среднем ходу корабля (14-16 узлов) - это верная смерть. Вот такие они - объятия "Эллен".