Высокий, стройный, красивый Борис - муж моей тети Цили, врывался всегда как порыв весеннего ветра, заражая всех и вся своим безудержным оптимизмом, блеском голубых глаз и бесконечными инициативами.
Вторжение сопровождалось беспрерывным щелканьем его любимого фотоаппарата, с которым мой дядя, казалось, не расставался никогда. Был он родом из Бричан, небольшого бессарабского местечка, что располагалось неподалеку от наших Сокирян и Липкан, находившихся на самой границе с Румынией.
Там жили и его многочисленные родственники, которых немцы, вместе со всеми евреями, расстреляли в первый же день войны.
Уцелели всего несколько близких, отправившихся с детками на последний предвоенный Шабат в Бричаны, к Крейне и Берко Барашам - маме и папе маленького Бори. Потом, вместе, они прошли все последующие ужасы гетто.
После войны Борис, как и все бессарабские еврейские дети, знавший только румынский и идиш, довольно быстро освоил русский. Меня всегда удивлял его богатый словарный запас, намного превосходивший тогдашние обычные уровни.
- Мне один человек в Бричанах посоветовал,- вспоминал Борис,- Возьми,- сказал он,- книгу Толстого " Война и Мир" и перепиши полностью.
Так я и сделал. С трудом великим от корки до корки дважды переписал толстенную книгу, выучившись грамотно писать, читать и говорить. Этот совет оказался, впоследствии, очень полезным и для моих детей с внуками, когда им пришлось осваивать английский.
Как только накопили денег на фотоаппарат, Борис, конечно, был тут как тут. Посоветовал выбрать именно ФЭД-3 - Федю, как он его называл. Любую технику дядя обожал и был с ней на Ты. Свой москвич он с любовью называл « Спартачок». Ухаживал за ним и разговаривал, как с живым существом.
В тестовых испытаниях Борис принял самое деятельное участие. Когда из магазина уносили новенький фотоаппарат , взмыленный продавец, облегченно вытирая лоб, произнёс:
- Наконец-то! За все пять лет работы не видывал, чтобы так придирчиво выбирали!
Затем Борис затащил к себе. В переулке Труда, располагавшемся неподалеку от пединститута и тираспольского драмтеатра, он задарил меня бесчисленными ванночками, мензурками, мерными стаканчиками и бачками для проявления, закрепления и печатания. Битых два часа инструктировал по довольно сложным нюансам правильного подбора фотопленок и сотням прочих секретов.
При том, что у Бориса с тётей Цилей родились прекрасные Жанна, близняшки Марина и Света, ему, видимо, очень не хватало мальчишки, с которым можно было бы щедро делиться своими мужскими умениями, задумками и развлечениями.
Он любил брать меня на футбол.
Что творилось на стадионе той славной поры! Особенно при встречах заклятых друзей - команд Тирасполя и соседних Бендер, Борис орал, свистел, прыгал, стучал соседей по головам и плечам.
Неистовство стадиона после победного гола, когда диктор через хрипучие громкоговорители объявлял имя героя, а звук, неравномерно доходя, повторял окончание фамилии по нескольку раз,просто зашкаливало.
Медленно-торжественный поворот фанерного табло с обновлёнными цифрами счета довершал буйство публики. Все вовлекало в бурный водоворот сильнейших эмоций и доставляло океаны радости.
Всю жизнь Борис был одержим поиском родственников. Думаю, гибель близких во времена гетто настолько поразила чувствительную душу, что он изо всех сил старался находить и связывать воедино малейшие родственные ниточки.
Куда-куда, он только не писал! - Израиль, Соединенные Штаты, Канада, Австралия. Во времена СССР прибыла , помнится , весточка из Бразилии .
В небольшой картонной коробке присутствовало несколько банок настоящего растворимого кофе и ,- О, Боже!, - цветной(!) плакат с изображением тогдашних чемпионов мира - легендарной бразильской футбольной команды звёзд во главе с легендарным Пеле!
- А это?! Ты знаешь, Милик, кто это?! - Горинча! Горинча! Горинча!! ,- Борис захлебывался от восторга, глаза светились неподдельным счастьем!
Не ведая, что творит, он захватил драгоценный плакат в Одессу, куда мы, по устоявшейся летней традиции, отправились на приморские пляжи.
- Ну что ? - , покажем зазнайкам-одесситам, что и в нашем Тирасполе, есть кое-что за пазухой?,- заговорщически подмигнув, он достал плакат с бразильской сборной.
В большом центральном парке, неподалеку от знаменитого фонтана, где, там и сям кучковались, горя глазами, возбужденные толпы фанатов, это было довольно опасно.
- Борис, ты хорошо подумал? ,- спросил я, нерешительно оглядываясь
Атомный взрыв на Дерибасовской произвёл бы меньшее впечатление, чем видение цветного изображения Пеле в центре гигантского скопления возбужденных одесситов, сбежавшихся со всех сторон.
- Моня! Вы же штангист! Поставьте этого гражданина на постамент, шоб усе видели!
- А скоко? Скоко капусты хочешь?,- спросил чей-то вкрадчивый шепелявый голос
- Какой-такой капусты?,- не понял Борис
- Ну, лавэ, бабок, фарша, филок!,- нетерпеливо и раздраженно пояснял визави, имея ввиду количество денег
- Яша! Та забери ВЕШТЬ у этого Лоха малохольного! И дело с концом ! Он же совсем не ботает!
Обстановка быстро накалялась и грозила стать неуправляемой. Неизвестно, чем бы ещё все обернулось, если бы спасительный милицейский патруль на газике не рванул к нам, прямо по пешеходной дорожке.
Толпа, отпрянув, отвлеклась на мгновение, а мы с дядей показали рекордные результаты в коротком, но эффективном забеге к ближайшему трамваю, захлопнувшему двери, как раз, за нашими вспотевшими спинами.
- Какой воздух!,- закрыв глаза, с блаженной улыбкой Борис стоял у мраморной лестницы центрального здания Кишиневского сельхоза.
- Двадцать лет назад я здесь учился! Отлично сдал вступительные экзамены, сказав, что школьный аттестат позабыл дома, в Бричанах,- он шутливо подмигнул
- А его-то - аттестата, и в помине не было! Сначала война, потом гетто. Послевоенные годы, да с таким голодом, что целые села полностью вымирали. В первый же год институтской учебы, втихаря, пришлось и вечернюю школу закончить! Потом принёс свой аттестат к секретарю. Весь год тянул, говоря, что поехать домой за ним не могу из-за отсутствия денег. Все получилось! Тем более, что в институте был отличником.
Среди стен родного Альма-матер Борис расчувствовался и все время вытирал непрошеные слезы.
- Не думай! Поступай к нам на гидрофак! Сможешь потом, и дома строить, и гидроэлектростанции, и каналы. Учёным хочешь быть ? - Пожалуйста. Нет проблем,- Уговаривая меня, он не в шутку разошелся.
- Сейчас первое июля. За месяц, если передумаешь, можешь документы в политех переподать, на твои любимые полупроводники. Хотя, чем они лучше воды, не понимаю.
...........
Через пять лет, с красным дипломом об окончании гидрофака, я уже поступал в Московскую аспирантуру. Размышлять о превратностях Сульбы тогда было невдомек. Да и времени не хватало.
Мало у кого в окружении присутствовали такие посланцы небес. Интересно, что Борис с Цилей, как настоящие пионеры, прокладывали первые, очень важные тропинки Судьбы не только для нашей семьи. Многие родственники и знакомые из Сокирян оказались, по их примеру, сначала, в прекрасном Тирасполе, затем, в Израильском Нетивоте , а после него, и в Торонто.
Сам Борис Борисыч, уж несколько лет, как навечно упокоился на чистеньком аккуратном зеленом кладбище канадского Торонто.
- Ну что, Милик?! Правильно я тогда советовал?!,- довольно улыбается он издалека,- как улыбался всегда, угощая каким-нибудь очередным, только-что придуманным гениальным кулинарным достижением. Ведь он, к слову, любил и умел очень хорошо готовить.
- Дорогой Борис. Твоё главное блюдо, под названием Жизнь, задалось на Славу.