«Внимательно слушайте советы врагов, они всегда обозначат слабые места своих планов против вас»
Интернет, поставляющий кинофильмы, помогает от одиночества, в котором я оставался ежедневно, когда мой сын Иван с утра уходил на учебу. Он стал для меня лекарством, таблеткой от депрессии. Мне вчера понравился фильм про соседку порноактрису. Он напомнил о юности, я вспомнил аналогичный фильм – «Частные уроки» - и понял, что в своем профессиональном прошлом я слишком сосредотачивался на работе, забывая основное, к чему призвала жизнь. Я перестал быть просто человеком с его чувствами. Я забыл свежесть воздуха, наполненного страстными возбуждающими эликсирами, заметно позабыл зов природы к противоположному полу, утерял некий энергетический проводник, соединявший меня, не побоюсь этого слова – с небесами, с космосом…
Звонок домофона прозвучал неожиданно рано для нормальных посетителей, а именно в 08.10 утра. Затем, как мне показалось, а могло и показаться, поскольку звук сквозь обе закрытые двери в квартиру проникал плохо, что на площадке состоялся разговор с соседкой - Мариной Павловной, в котором мне послышались слова: «он точно дома, свет-то горит». Но за достоверность услышанного ручаться не могу, поскольку обстановка сложилась такая нервная, когда можно услышать, что угодно.
Первый телефонный звонок раздался в 09.00 и длился необычно долго для прощупывавших меня милиционеров. Было сделано примерно десять звонков. Типично ментовский дозированный телефонный звонок из четырех сигналов поступил в 12.15. Мой сын Иван, возвратившись домой, сообщил, что за гаражами прячется милицейская машина, а в подъезде моет пол неизвестная девушка, вместо знакомой всем уборщицы.
***
«Вчера куда ближе, чем завтра, но ни войти и не изменить»
Мой тесть Иван Николаевич, после того, как в послевоенное время бросил партбилет на стол председателя колхоза в тульской области, выехал в Казахстан, получив предупреждение от своего знакомого, быстрее уезжать, пока не схватили. Он прожил в казахстанском городке Текели долгие годы, построил дом, завел семью и детей, вырастил их, состарился и вышел на пенсию. Никто его не нашел. Сегодня в век электронного документооборота человека можно отследить в любом уголке мира, достаточно тому позвонить с зарегистрированного на него сотового телефона, расплатиться своей банковской карточкой, предъявить паспорт...
Поэтому, для того, чтобы бежать от следствия и суда, нужен повод наисерьезнейший, сравнимый с реальной угрозой жизни и здоровью, потому что жить придется в ином мире, но хищники стелют мягко.
Когда я впрямую спросил председателя суда маленького нефтяного города Муравленко Марину К-неву:
- Что меня садить собираются за эту ерунду?
- Нет, о посадке речь не идет. Вы же не преступник. Первый раз, - ответила она.
Я пришел домой, открыл закон. Оказалось, что преступление совершенное впервые в моем случае, когда мне предъявлено обвинение в совершении тяжкого преступления, а тем более трех, не является смягчающим обстоятельством. К-нева обманывала.
- С Я-шевым, судьей по уголовным делам, у меня был конфликт, - напомнил я К-невой при следующей встрече. – Он ко мне негативно относится.
- Нет, Я-шев большой профессионал в уголовных преступлениях, - ответила К-нева. – Можете не переживать по этому поводу.
И это тоже было ложью. О мстительности Я-шева я знал больше, чем думала К-нева. Меня кругом окружала ложь. За свою защиту я поочередно заплатил по тридцать тысяч рублей трем адвокатам в маленьком нефтяном городе Муравленко. Они за мои деньги побежали в первую очередь в администрацию города и вполне ощутимо стали играть против меня в пользу главы города, который и инициировал против меня уголовные дела, и деньги после разрыва отношений вернули лишь наполовину. Правду в лицо сказала только адвокат Е-сеева, которая отказалась меня защищать, считая дело бесперспективным.
- Против вас стена! – грозно покрикивала она, когда я спросил ее совета. – Вы это понимаете? Три тяжких состава! Каждый от двух до шести лет! Если вы не признаете вину, то суд вынесет вам пять лет лишения свободы, то есть ниже нижнего предела, и вам этот приговор ни одна кассационная инстанция не отменит. Надо все признавать и идти по особому порядку!
В суде любят особый порядок по причине того, что не надо изучать материалы уголовного дела. Обвиняемый все признает. Это сильно облегчает работу судей, поэтому чтобы не злить судей необходимостью изучать уголовные дела, юристы маленького нефтяного города тоже привыкли зарабатывать деньги по-легкому.
- Но ведь все собранные материалы – полная чушь, - сказал я.
- Господи! Вы тут всем в нашем городе поперек горла! – вскрикнула Е-сеева. – Вы что хотите стать героем?! Если вы признаете обвинение, то вам и срок скостят, и могут условно дать. А если суду придется корпеть с вашим делом, то ни о каком условном сроке речи не будет. Вы посмотрите статистику судебных решений.
- Да на сколько его скостят?! – возмутился я, будучи уже более грамотным после изучения уголовного и уголовно-процессуального кодексов. – На треть от максимального! Остается две трети – а это тоже годы! И за что? За те копейки, какие мне инкриминируют, которые, к тому же я не крал! А если я все признаю, и всем поперек горла, то суд мне с еще большей радостью срок впишет, какой захочет. И доказывать ничего не надо. Сам признал.
Е-сеева зло взглянула на меня.
- В общем, если вы не признаете вину, я не буду вашим адвокатом, - заявила она.
- А я еще могу признать вину? – испуганно спросил я, внезапно увидев под собой открывшуюся пропасть.
- Если у вас еще и осталось время, то совсем немного. Речь идет о часах, - резко ответила Е-сеева. – Если хотите, я могу позвонить в суд и узнать, есть ли у вас время на то, чтобы признать вину.
- Позвоните, - попросил я, напуганный речью Е-сеевой…
- Да у вас есть время, признать вину, - сообщила Е-сеева после телефонного разговора с кем-то из судейских работников, - но до конца сегодняшнего дня. Если признаете, то я буду вашим адвокатом. Я, знаете ли, не хочу общаться с вами в СИЗО.
Получалось, что Е-сеева – карманно-кумовской адвокат суда маленького нефтяного города, которая склоняла своих клиентов к признанию вины для облегчения работы судей и своей. Думаю, что адвокатский шантаж – вне закона, но именно с ним я столкнулся. Одни адвокаты за мои деньги меня продавали моим высокопоставленным противникам, другая собиралась продать меня суду.
- Хорошо, давайте я подумаю, - ответил я, решив посовещаться с другими лицами.
На обратном пути возле администрации города я случайно увидел О-нникова, бывшего главного редактора газеты, а теперь заместителя главы города, неторопливо шествовавшего на обед. А что ему было спешить, если его вторая квартира, полученная бесплатно от администрации города, расположенная на пятом этаже пятиэтажки, находилась метрах в двухстах от работы. О-нников, конечно, советчик был не ахти, не из доброжелателей, поскольку в своей книжке «Холодный путь к старости» я назвал его Квашняковым и высмеял, но все-таки тоже журналист, а сейчас был вхож в кабинеты власти, знал, куда ветер дует, и тоже когда-то не брезговал острым словом…
- Александр Васильевич, можно вопрос, - попросил я, зная, что О-нников, если не причастен к моему уголовному преследованию, то прекрасно знает тех, кто этим занимается, а судить о лицах, причастных, не составляло труда. Это был глава года Б-вский, названный в моей книжке Хамовским, и его пресс-служка П-дин, названный Бредятиным, который имел на меня старый больной зуб.
Я коротко описал ситуацию и спросил:
- Поинтересуйтесь, пожалуйста, чтобы меня не посадили, мне надо признать свою вину или нет?
- Хорошо, Андрей, - ответил О-нников. – Перезвони часа в четыре…
- То о чем мы с тобой говорили, надо признавать, - скрытно потом сообщил Овсянников, так, чтобы даже запись его слов на диктофон никак не изобличила его…
- Что признавать? – сердито произнес мой юрист З-ков из Омска, когда я ему тут же перезвонил. – Вы не совершили никакого уголовно наказуемого деяния. Конечно, у вас есть нарушения, но все они гражданского порядка. Если вы признаете вину, то обратной дороги не будет. А посадить вас могут в любом случае: признаете вы вину или нет. Только пока вы не признали вину, у вас есть шанс.
***
Почему внешне раскаявшиеся преступники получают более мягкое наказание? Это вопрос задает Альберт Камю в своей повести «Посторонний». Раскаяние подавляющего большинства идет не от осознания вины или мук совести, а от вполне нормального желания «выкрутиться» из уголовного положения полеглому. Чистая торговля: я вам продаю раскаяние и признание обвинения, а вы мне меньшее наказание.
Вспомнил милиционера Гришу из маленького нефтяного города Муравленко, который мне подарил фрагмент сюжета книги «Холодный путь к старости», которого также уговорили признать вину, обещая условное наказание, но как только тот признал вину, его сразу посадили в колонию на основании его собственного признания в совершенном преступлении...
Я вспоминал, вспоминал… А что еще делать одному в осажденной ментами квартире?
***
Притча об опасной случайности
Алик перебрасывался камнями с незнакомыми людьми. Это происходило, как игра. Затем он повернулся спиной и пошел своей дорогой, как вдруг камень попал ему в спину, не сильно, но обидно.
Он тут же использовал свой шанс на ответ, подобрал небольшой, но хороший камешек и сильно хорошим боковым замахом послал его обидчику и надо же, как ни пытался его обидчик увернуться, камень точнехонько прилетел ему в голову. Специально захочешь попасть - не получится.
Обидчик разозлился, бросился к Алику, подбирая по пути большие, порой просто громадные камни, и бросал. Алик уклонялся. Но когда обидчик подбежал вплотную с булыжником в руке, готовой запустить камень в Алика, он понял, что увернуться уже вряд ли получится. Тогда Алик сказал:
- Да перестань ты, я же случайно в тебя попал.
Все прекратилось. Большие неприятности иногда получаются с небольшого недоразумения, случайности и, если не объясниться.
***
Так и я, будучи журналистом, добросался, доигрался… Журналистика, в хорошем ее понимании, требует от человека саморазрушения: журналист призван защищать общество, бросать во властьимущих «камни», но в случае естественного обретения проблем остается один на один с Системой. И никакой помощи от общества, что толкает его на договоренности с теми, с кем он и рассорился, защищая общество, либо – на гибель.
Фотография сделана в маленьком нефтяном городе Крайнего Севера возле кабинета одного из адвокатов, к которым я безрезультатно обращался за помощью.