В. А. Жуковский. Поэт. Наставник. Христианин

Скобелев
Праведник христианин награждён уже в здешней
жизни. Его награда в христианстве.
В.А. Жуковский
 
По благословению Митрополита Новосибирского и Бердского Тихона клирик храма в честь Всех святых, в земле Русской просиявших, в Академгородке, доцент кафедры истории культуры Новосибирского государственного университета к.филол.н. протоиерей Димитрий Долгушин принял участие в 47-й ежегодной конференции Ассоциации славянских, восточноевропейских и евразийских исследований в Филадельфии с докладом «Рисуя "Уголок Эдема": семейный альбом и биографические стратегии В.А. Жуковского в 1840-е гг.»

В.А. Жуковский. Поэт. Наставник. Христианин— Отец Димитрий, расскажите, пожалуйста, об этой Ассоциации. Думаю, что о ней немногие у нас слышали.

— Это весьма представительное научное объединение специалистов, которые занимаются славистикой, то есть изучением языка, культуры, литературы, фольклора славянских народов. На ежегодные конференции Ассоциации собираются свыше 600 человек из разных стран. Конференция, в работе которой я принял участие, уже 47-я. Особенностью этих научных собраний является то, что здесь нет пленарных заседаний, и проводятся только многочисленные открытые дискуссии (секции) и круглые столы по достаточно узким темам. Меня, к примеру, интересовала русская литература первой половины XIX века.

— Но почему ваш выбор пал именно на Жуковского?

— Еще обучаясь в университете, я стал заниматься славянофилами, к которым, в частности, относится русский религиозный философ Иван Васильевич Киреевский. Его духовным отцом был преподобный Макарий Оптинский. Собирая материалы для кандидатской диссертации о деятельности Ивана Васильевича, я не мог не заинтересоваться его отношениями с Василием Андреевичем Жуковским — знаменитым поэтом-романтиком, который доводился славянофилу близким родственником. Какое-то время Василий Андреевич принимал активное участие в воспитании Киреевского, и это должно было наложить свой отпечаток на мировоззрение будущего крупного философа. Дальнейшие исследования привели к тому, что, в конце концов, моя диссертация стала называться «В.А. Жуковский и И.В. Киреевский: к проблеме религиозных исканий русского романтизма».

— Сегодня мы знаем о Жуковском, что он русский поэт, служил при царском дворе, написал балладу «Светлана» и еще много чего, его учеником был Пушкин, которому он подарил свой портрет с надписью: «Победителю ученику от побежденного учителя»… Что еще?

— До революции фигуру Василия Андреевича воспринимали более многомерно. В нем видели не только образцового романтика, но и поэта-христианина, известного литературного критика и замечательного переводчика, познакомиться или посоветоваться с которым мечтали многие поэты и литераторы, а также наставника наследника престола великого князя Александра Николаевича, будущего императора Александра II. В советское же время по вполне понятным причинам имя Жуковского было оттеснено на периферию, и многое из его биографии замалчивалось.

Следует сказать, что Жуковский был еще известным благотворителем. При царском дворе он получал приличное жалование, половину из которого раздавал нуждающимся. И даже когда, женившись, вышел в отставку и жил с семьей за границей, нередко финансово поддерживал нуждающихся соотечественников, оказавшихся вдали от России без средств к существованию. Притом, что особенно богатым человеком его нельзя было назвать.

Ко всему прочему, Жуковский неоднократно ходатайствовал перед императором о тех, кто нуждался в поддержке, в том числе о писателях и поэтах. В частности, он помог выхлопотать денежное пособие для Гоголя, защищал Пушкина, когда тот попадал в неприятные истории. Благодаря Жуковскому и художнику Карлу Брюллову удалось собрать значительные средства, чтобы выкупить из крепостного состояния Шевченко. Это известная история: Брюллов написал портрет Жуковского, который разыграли в лотерею, причем в лотерее активно участвовала царская фамилия.

— Жена Жуковского тоже была православной христианкой?

— Его супруга, Елизавета Рейтерн, была по рождению лютеранкой. Но своих детей Александру и Павла Жуковский воспитывал в православной вере, часто причащал их в русской православной церкви в Висбадене, куда они ездили на поезде из Франкфуртана-Майне. Елизавета очень переживала, что не может причащаться вместе с семьей, однако и перейти в православие не решалась. Василий Андреевич считал, что в этом деле нельзя навязывать свою волю, и трепетно ждал, когда же супруга сделает выбор в пользу православной веры. Он просил своего духовника (которому, несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте — Жуковскому было за 60, а священнику едва за двадцать, — очень доверял), известного за рубежом протоиерея Иоанна Базарова, быть готовым, если Елизавета захочет, подготовить ее к этому. Однако при жизни Жуковского его супруга так и не перешла в православие: отец Иоанн присоединил Елизавету Рейтерн к Православной Церкви уже после его смерти.

Из-за слабого здоровья супруги Жуковский вынужден быть жить с ней в Германии. Здесь в 1844–1845 годах он занялся переводом Нового Завета с церковнославянского на русский язык. И это несмотря на то, что издать сей труд тогда не представлялось никакой возможности. Ни на Западе, ни тем более в России.

— Неужели Жуковский перевел Новый Завет?!

— Ничего удивительного. Он хорошо знал Библию, серьёзно изучал труды многих богословов (сохранились множество богословских книг с его пометками), сам писал статьи религиозно-философского содержания, переложил на стихи многие библейские тексты, в частности Апокалипсис. Мечтал создать книгу стихотворных повестей христианской тематики для юношества, и некоторые такие повести им были уже написаны. Думал выпустить детскую живописную священную историю с картами-схемами Святой Земли для лучшего запоминания — он вообще был сторонником наглядности в обучении.

— Отец Димитрий, зачем ему нужно было переводить Новый Завет с церковнославянского на русский? Тем более если работу, как вы говорите, всё равно нельзя было издать?

— Жуковского не удовлетворял русский перевод Нового Завета, осуществленный в царствование Александра I Российским библейским обществом, из-за его нарочитой дистанцированности от церковнославянского языка, когда, к примеру, вполне понятные русскому человеку церковнославянские слова не совсем удачно заменялись на русские.

Новый Завет в переводе Жуковского, в отличие от Синодального перевода, напротив, близок к церковнославянскому тексту. В нем есть некоторые неточности (любой перевод небезупречен), но они не кардинальные. Зато у людей при его прочтении не возникает диссонанса между тем, что они читают, и тем, что они слышат на богослужении. Поэтому этот текст так любил обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев, считавший Синодальный перевод Библии излишне русифицированным. Он даже издал труд Жуковского в 1895 году, правда не в России, а в Германии и очень небольшим тиражом. Так что Новый Завет в переводе Жуковского сразу стал библиографической редкостью.

Хотел ли сам Жуковский издать свою работу? В 1850 году он начинал редактировать рукопись, возможно, чтобы подготовить ее к изданию. Но все-таки изначально он переводил Новый Завет для своих детей, потому что хотел, чтобы они читали Священное Писание именно на русском языке. В 1846 году в рукописи перевода Нового Завета Жуковский оставил дарственную надпись: «Дарю эту рукопись на новый год и в день рождения сыну моему Павлу, которому ныне исполнился один год. Да будет над ним благодать Господа Бога и нашего Спасителя Иисуса Христа. Аминь».

— Сегодня где-нибудь можно увидеть печатное издание Нового Завета в переводе Жуковского?

— В 2008 году с коллегами из Томского университета — Фаиной Зиновьевной Кануновой и Ириной Александровной Айзиковой — я принял участие в переиздании немецкого издания Нового Завета 1895 года в переводе Жуковского в санкт-петербургском издательстве «Дмитрий Буланин».

В.А. Жуковский. Поэт. Наставник. Христианин— А где же сейчас находится рукописный вариант?

— В Нью-Йорке. В этом городе живёт праправнучка Василия Андреевича Жуковского Елизавета Владимировна Патрикиадес-Байрон. Ей уже более 90 лет, и она является хранительницей большого семейного архива Белёвских-Жуковских — потомков Жуковского.

В 2007 году Нью-Йоркская публичная библиотека (во многом благодаря сотруднику библиотеки, известному слависту и археографу Эдварду Касинцу, который позже очень помог мне в работе с этими рукописями) приобрела у нее часть архива. В нее вошли рукопись перевода Нового Завета, принадлежащая Жуковскому, некоторые его рисунки, и документы, связанные с… великой княгиней Елизаветой Федоровной.

— Не может быть!

— Да, в архиве есть ее фотографии, телеграммы, записки и письма на английском, немецком, французском, русском языках, поздравительные послания друзьям с элегантными рисунками (Елизавета Федоровна имела хороший художественный вкус, великолепно рисовала). Эти документы позволяют понять, какой Елизавета Федоровна была в повседневной жизни.

— Но как все эти письма Елизаветы Федоровны могли оказаться в архиве Белёвских-Жуковских?

— Дело в том, что дедушка Елизаветы Владимировны Патрикиадес-Байрон, внук Василия Андреевича Жуковского, граф Алексей Алексеевич Белёвский-Жуковский и его супруга Мария Петровна (урожденная Трубецкая) дружили с великой княгиней Елизаветой Фёдоровной и ее супругом московским генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем. После революции Алексей Алексеевич остался в России, а его жена с детьми уехала за границу, забрав с собой семейных архив, в котором были письма, в том числе и Елизаветы Федоровны.

— Удивительная история! И в завершение нашего разговора, отец Димитрий, расскажите, пожалуйста, об одной вашей интересной встрече в Филадельфии на книжной выставке.

— На книжной выставке, организованной в рамках конференции Ассоциации славянских, восточноевропейских и евразийских исследований, я не без удивления увидел стенд с книгами об истории миссионерства в Америке и Сибири на английском языке. Среди них была и книга Михаила Чевалкова — первого алтайского писателя и священника, столпа алтайской литературы. Я знал одного из его потомков — Бориса, они с женой Риммой были прихожанами нашего храма. Рядом со стендом стояли православные священники — представители православных издательств в Америке. Я рассказал им о том, что был знаком с потомком Чевалкова. «Так вы из Новосибирска? — спросили они. — А отца Бориса Пивоварова, случайно, не знаете?» Я ответил, что как раз служу у него на приходе. Мы разговорились, и из нашего разговора выяснилось, что они знают издания по истории миссионерства в Сибири, подготовленные в Новосибирской Митрополии.

— Вот уж, действительно, мир те сен...

Беседовал Дмитрий КОКОУЛИН


ИРИНА РЕЙФМАН
Автограф Нового Завета в русском переводе В.А. Жуковского в Публичной библиотеке Нью-Йорка
 
В мае 2007 года Славяно-балтийский отдел Публичной библиотеки НьюЙорка приобрел автограф перевода В.А. Жуковским с церковнославянского языка на русский полного текста Нового Завета. Рукопись была приобретена благодаря усилиям главы отдела, Эдварда Касинца, неустанно работающего над обогащением архивных собраний славянской коллекции библиотеки. Как известно, Жуковский переводил Новый Завет в 1844— 1845 годах, параллельно с переводом “Одиссеи”. Поэт упоминает о близком завершении работы в письме Гоголю от 24 декабря 1845 года (5 января 1846 года по н. ст.): “Гомер мой остановился на половине XIII песни <...>. Но перевод Нового завета почти кончен; надеюсь довершить его в самый Новый год (с. с.), то есть в день рождения моего [сына] Павла”1. Поэт отмечает факт завершения перевода в дневнике, под заголовком “1844 и 1845”: “В этом году я довольно успешно трудился. Перевел девять песен “Одиссеи”, написал несколько сказок: “Тюльпанное дерево”, “Кот в сапогах”; перевел весь Новый Завет”2. Наконец, 6 марта 1850 года Жуковский сообщает П.А. Плетневу: “[Я] перевел с славянского текста весь “Новый завет”, т.е. все 4 Евангелия, Деяния апостолов, все послания и Апокалипсис”3.

До недавнего времени история рукописи этого перевода оставалась неясной: неизвестно было не только ее местонахождение, но и количество сохранившихся автографов. В небольшой заметке, опубликованной в 1889 году в журнале “Русский вестник”, М.П. Соловьев описал автограф перевода Жуковским Нового Завета4. По свидетельству Соловьева, это была рукопись in quarto, в синем переплете, “переписанная набело Жуковским собственноручно”5. Во время ознакомления автора заметки с рукописью она находилась во владении адресата, П.В. Жуковского, дарственную надпись которому, помещенную на последнем листе рукописи, Соловьев цитирует в своей заметке: “Дарю эту рукопись на новый годъ и въ день рожден;я сыну моему Павлу, которому нын; исполнился одинъ годъ. Да будетъ надъ нимъ благодать Господа Бога и нашего Спасителя Iисуса Христа. Аминь”6. Соловьев также цитирует и другие пометы Жуковского, касающиеся места и времени работы над разными частями перевода. В 1890 году владелец рукописи, П.В. Жуковский, подарил Соловьеву копию с описанного им оригинала, которую снял для него в 1885 году Василий Кальянов, секретарь и камердинер В.А. Жуковского, а затем и самого П.В. Жуковского7.

Заканчивая свою заметку, Соловьев ставит вопрос, “желал ли” В.А. Жуковский издания своего перевода, и отвечает на поставленный вопрос отрицательно. Он аргументирует свой ответ некоторым (с его точки зрения) несовершенством перевода, а также появлением к моменту публикации заметки лучшего, по его мнению, более точного Синодального перевода. Последнее, разумеется, не могло оказать влияния на желание или нежелание Жуковского публиковать свой перевод, так как предвидеть появление Синодального перевода поэт не мог (полный текст Нового Завета был напечатан в Синодальной типографии в Санкт-Петербурге в 1863 году, то есть через одиннадцать лет после смерти Жуковского). Впрочем, Жуковский действительно не думал о публикации. Он писал Плетневу: “Прошу об этом переводе не говорить никому: могут подумать, что я затеиваю его напечатать; а я просто перевел С<вященное> П<исание> для себя, чтобы занять себя главным предметом жизни и чтобы оставить по себе добрый памятник моим детям”8.

Тем не менее перевод Жуковского был напечатан (Берлин, тип. П. Станкевича, 1895). Точными сведениями относительно обстоятельств публикации, приуроченной к 50-летию П.В. Жуковского, мы не располагаем. По мнению Е.Е. Симановской, издание было подготовлено “по поручению Синода” протоиереем Алексеем Петровичем Мальцевым, настоятелем русской посольской церкви в Берлине9. Публикаторы отрывков из перевода Жуковского, изданных в 1902 году в журнале “Странник”, утверждают, что издание было осуществлено “по поручению одного высокопоставленного лица”, а также упоминают малый тираж издания, его высокую цену и недоступность вследствие того, что продажа велась исключительно через Синод10. Согласно разысканиям священника Димитрия Долгушина, высокопоставленным лицом, по инициативе которого было осуществлено издание, был К.П. Победоносцев, который знал перевод Жуковского по копии, сделанной для него в 1890 году Соловьевым11.

Перевод Жуковского, очевидно, привлек Победоносцева вследствие его собственного горячего интереса к вопросу о Евангелии на русском языке. Так, в 1892 году обер-прокурор опубликовал в Прибавлениях к “Церковным ведомостям” (официальному органу Синода) статью о необходимости исправления Синодального перевода, призывая не только произвести исправление ошибок по греческому оригиналу, но и сделать русский перевод Евангелия “более культурным “для слуха”, что требует труда художественного”12. Более того, в том же году Победоносцев обратился с письмом ко всем духовным академиям, поощряя профессоров академий заняться исправлением Синодального перевода13. Наконец, в последние годы своей жизни Победоносцев сам посвятил себя этому труду, переведя Четвероевангелие (опубликовано: СПб., 1903) и Послания святого апостола Павла (опубликованы: СПб., 1905)14. В свете сказанного перевод Жуковского мог показаться Победоносцеву достойным публикации, хотя бы за границей и малым тиражом, именно как “труд художественный”15.

Напечатанное малым тиражом, берлинское издание является раритетом — им владеют считанные библиотеки мира16. Публикация “Странника” более доступна, но очень скромна по объему. Она включает анонимное предисловие к изданию 1895 года и отрывки из перевода Жуковского с параллельными местами из Синодального Евангелия (слева — текст Жуковского, справа — Синодальный перевод). Публикаторами выбраны следующие отрывки (“Сообразно со временем [публикации журнала] чтения взяты на неделю Пасхи и последующие недели по Пасхе”17: Ин. 1: 1—17;

20: 19—31; Мк. 15: 43—47; 16: 1—8; Ин. 5: 1—15; 4: 5—42; 9: 1—38).

В настоящее время готовится переиздание перевода Жуковского, подготовленное профессорами Томского государственного университета Ф.З. Кануновой и И.А. Айзиковой, а также священником Д.В. Долгушиным (Новосибирский Свято-Макарьевский православный богословский институт). Это переиздание обещает стать значительным вкладом в изучение как работы Жуковского-переводчика, так и его религиозных взглядов 1840-х годов. Переиздание, однако, базируется на берлинской публикации и копии Кальянова, без обращения к автографу перевода18.

Этому есть объяснение: после 1895 года рукопись, по которой была сделана публикация, исчезла из поля зрения ученых более чем на сто лет. Хранившаяся в семьях потомков Жуковского, она пережила все перипетии XX века и, наконец, в мае 2007 года оказалась в Славяно-балтийском отделе Публичной библиотеки Нью-Йорка.

Рукопись перевода Нового Завета, приобретенная Славяно-балтийским отделом, по всем признакам (почерк, совпадения с особенностями, отмеченными Соловьевым и анонимным автором предисловия к берлинскому изданию, дарственная надпись сыну Павлу) является автографом перевода, выполненного В.А. Жуковским в 1844—1845 годах. Авторство Жуковского подтверждается и происхождением рукописи: она приобретена у Елизаветы Владимировны Патрикиадес-Байрон (урожденной Свербеевой), праправнучки Жуковского по линии дочери, Александры Васильевны (1842—1899). По одним сведениям, фрейлина А.В. Жуковская была тайно обвенчана с великим князем Алексеем Александровичем, младшим братом Александра III. Император, однако, не признал этого брака, и Синод расторг его. По другим сведениям, отношения между Александрой Васильевной и великим князем остались лишь внебрачной связью. Так или иначе, в 1871 году у них родился сын Алексей (ум. в 1932 г.). В 1884 году Алексею Алексеевичу был пожалован титул графа Белёвского, и он стал родоначальником рода графов Жуковских-Белёвских. Его дочь, Мария Алексеевна, в первом браке Свербеева, — мать последней владелицы рукописи.

Установить точное время перехода рукописи в семью Александры Васильевны не представляется возможным. Можно предположить, что это случилось после смерти в 1912 году Павла Жуковского, не оставившего потомства, но в настоящее время это предположение документально не подтверждено. Известно, однако, что рукопись хранилась первой женой графа А.А. Жуковского-Белёвского, Марией Петровной Трубецкой (1872— 1954), и после ее смерти оказалась — в составе богатейшей коллекции писем, почтовых открыток, фотографий, рукописей, альбомов и книг — у Е.В. Патрикиадес-Байрон19.

Рукопись, озаглавленная “Господа нашего Iисуса Христа Новый Зав;тъ” и писанная на сероватой бумаге без водяных знаков, содержит около 2200 страниц, из которых пронумерованы только четные. Текст перевода (писанный коричневыми или выцветшими черными чернилами) заполняет только эти четные страницы. Некоторые заглавия даны на нечетных страницах, оставленных без нумерации. Рукопись включает большое количество незаполненных листов — в начале рукописи, между ее частями и в ее конце. Она состоит из шести разделов, каждый из которых имеет свою пагинацию: “Святое Евангелiе отъ Матфея” (страницы ([0]—166), “Святое Евангелiе отъ Марка” (2—102), “Святое Евангелiе отъ Луки” ([2]—156), “Святое Евангелiе отъ Iоанна” ([4]—112), “Д;янiя святыхъ апостолов, писанныя св. Евангелистомъ Лукою” (4—138) и Послания святых апостолов (6—514); раздел завершается “Откровением Cвятаго Iоанна Богослова”). На левые поля рукописи Жуковским вынесено множество маргиналий: заголовки эпизодов, ориентирующие читателя в тексте, и (на полях Посланий) идентификация цитат из других книг Библии. Эти маргиналии требуют особого изучения, невозможного в рамках настоящей заметки.

В дополнение к дарственной надписи, цитированной нами в начале и находящейся на последней, ненумерованной странице, в рукописи обнаруживаются еще четыре пометы Жуковского, касающиеся времени и места выполнения перевода20. После Евангелия от Матфея, на с. 166 первой пагинации, читаем: “Кончано <sic!> 19/31 Декабря 1844 Франкфуртъ н/М”. После Евангелия от Иоанна, на с. 112 четвертой пагинации, записано: “Начато въ 1844 году въ Июн; месяц; въ Франкфурт; на Маин;. Кончано въ 1845 году, Апреля 10/23 въ середу, на Страстной нед;л;. Господи, въ руку Твою предаю духъ мой”. После Деяний, на с. 138 пятой пагинации, стоит: “Начато 19 апр./1 мая — кончано Мая 19/27 1845”. Наконец, после Откровения, на с. 514, записано: “1 Генваря 1846 Франкфуртъ на Маине — Saxenhausen — Salzwedelscher Garten”21.

Возникает вопрос, та ли это рукопись, которую описал Соловьев? И с нее ли делалось издание 1895 года? Эти вопросы закономерны: Соловьев отмечает синий переплет описываемой им рукописи, а манускрипт, приобретенный Публичной библиотекой, переплетен в черную кожу с золотой рамкой и золотыми крестами, вытесненными на передней и задней досках переплета. Корешок и углы обреза также украшены золотом. Кроме того, обнаруживаются небольшие разночтения в заметках Жуковского о месте и времени перевода отдельных частей между публикацией Соловьева, с одной стороны, и рукописью Нью-Йоркской Публичной библиотеки, с другой. Можно ли объяснить эти разночтения невнимательностью публикатора или же он имел дело с другой рукописью? Далее, Соловьев называет описываемую им рукопись беловой, в то время как на многих страницах рукописи Публичной библиотеки обнаруживаются зачеркивания и исправления. Эти страницы скорее производят впечатление текста, находящегося в работе, чем перебеленной рукописи. О возможности существования перебеленного экземпляра перевода говорит следующая фраза из уже цитированного письма Жуковского Плетневу: “Теперь мало-помалу его начну переписывать и, переписывая, поправлять”22.

Наиболее серьезным аргументом в пользу того, что Соловьев имел дело с другой рукописью, являются значительные разночтения между первыми восьмью главами Послания к Евреям в копии, сделанной Кальяновым с описанной Соловьевым рукописи, с одной стороны, и в рукописи, приобретенной Публичной библиотекой, а также в публикации 1895 года, с другой. Это делает вероятным существование двух рукописей: беловой, которую описал Соловьев, с которой сделал копию Кальянов и в которой начало Послания к Евреям существенно отредактировано; и черновой, с которой сделана публикация 1895 года23. Отметим, что Победоносцев имел копию беловой версии перевода24. Ответить на вопрос, почему для публикации была выбрана черновая рукопись, в настоящее время не представляется возможным.

В то же время с уверенностью можно утверждать, что Публичной библиотекой приобретена именно та рукопись, с которой была сделана публикация 1895 года. Об этом прежде всего свидетельствует тот факт, что Послание к Евреям в опубликованном тексте совпадает с вариантом этой рукописи. Более того, на полях рукописи обнаруживаются карандашные отметки, разбивающие рукопись на печатные листы, которые совпадают с печатными листами публикации. Так, первая отметка (“4-й лист”) обнаруживается на с. 100 первой пагинации, последняя (“40-й лист”) — на с. 494 шестой пагинации. Кроме отметок 1—3, пропущены 19-я, 29-я, 30-я и 38-я, а также допущена ошибка в вычислении л. 39, который отмечен дважды. Общее же количество печатных листов (чуть менее 41) вычислено правильно и примерно соответствует печатным листам публикации (644 с. тома in octavo).

Рукопись, хотя она и писана аккуратным, легко читаемым почерком, содержит правку, сделанную рукой Жуковского. В основном, правка произведена чернилами. В некоторых случаях Жуковский исправляет неточности, но в большинстве своем это правка стилистическая. Так, на с. 2 первой пагинации Жуковский правит стих 20-й первой главы Евангелия от Матфея. Первоначально стих читался: “Но то ему помыслившему Ангелъ Господень явился во сн; глаголя...” Жуковский зачеркивает “то ему” и вписывает сверху строки “когда онъ то”; в слове “помыслившему” он зачеркивает суффиксы и окончание причастия “-вшему” и заменяет их над строкой глагольным окончанием “-лъ”. После слова “Господень” он вписывает над строкой “ему”, но затем зачеркивает и вписывает “ему” над строкой после слова “явился”. Наконец, Жуковский зачеркивает слово “глаголя” и ставит над строкой “говоря”. Окончательный перевод (“Но когда онъ то помыслилъ Ангелъ Господень явился ему во сн; говоря...”), таким образом, значительно более русифицирован, чем первоначальный. Как мы видим, и после завершения рукописи Жуковский продолжал работать над стилем перевода, и подробное изучение его работы должно дать хорошее представление о его переводческом методе и о том, насколько русским или славянизированным он хотел сделать свой перевод.

Наряду с правкой чернилами в рукописи имеются и карандашные пометы. В некоторых случаях авторство Жуковского несомненно. Так, есть случаи, когда Жуковский сначала вносит поправки карандашом, а затем “прописывает” их поверх чернилами. Например, на с. 6 первой пагинации Жуковский правит стих 22-й второй главы Евангелия от Матфея: “И слыша[въ], что Архелай царствуетъ в Iудеи, вм;сто Ирода отца своего, [1 слово нрзб. и зачеркнуто] итти [туда]; [нрзб. и зачеркнуто] во сн;, [удалился] въ [нрзб. и зачеркнуто] Галилейскую землю”. Сначала карандашом, а затем поверх чернилами Жуковский вставляет над вторым зачеркиванием “убоялся туда”, над четвертым зачеркиванием также карандашом и чернилами пишет “и получивъ изв;щен;е”, а над зачеркнутым “удалился” — “отъшелъ”. Конечный результат читается: “И слыша, что Архелай царствуетъ в Iудеи, вм;сто Ирода отца своего, убоялся туда идти, и получивъ изв;щен;е во сн;, отъшелъ въ Галилейскую землю”.

В других случаях карандашная правка не “авторизована” чернилами, и мы можем атрибутировать ее Жуковскому только предположительно — по сходству почерка и типу правки. Так, на с. 10 первой пагинации обнаруживается карандашная правка 14-го стиха третьей главы Евангелия от Матфея: “Iоаннъ же ему возбранялъ говоря...” Над словом “возбранялъ” карандашом и, как представляется, почерком Жуковского дан вариант: “отказывалъ”. В опубликованном тексте воспроизведен этот вариант.

Иногда карандашные пометы, которые, как представляется, сделаны рукой Жуковского, в опубликованном тексте не воспроизведены. Например, на с. 8 первой пагинации Жуковский правит стих 5-й третьей главы Евангелия от Матфея: “И тогда исходилъ къ нему Iерусалимъ”, зачеркивая “исходилъ” и помещая над строкой более точный вариант “приходилъ”. Это исправление не воспроизведено в печатном тексте.

Наряду с карандашной правкой, по всей вероятности, сделанной Жуковским, в рукописи обнаруживаются и пометы, в которых можно предположить руку редактора, готовившего рукопись к публикации. Исправление очевидных ошибок Жуковского, скорее всего, — редакторское. Например, на поле с. 82 первой пагинации Жуковский выносит заглавие к стихам 28—38 пятнадцатой главы Евангелия от Матфея: “Прибыт;е къ морю Галилейскому. Мног;я исцел;лен;я. Насыщен;е четырехъ тысячъ пятью хл;бами”. Около слов “пятью хл;бами” стоит крестик, на поле под заглавием — другой, сопровождаемый словами “семью должно быть”. В публикации ошибка Жуковского исправлена.

Однако сверка рукописи и печатного текста показывает, что редактор вводил изменения в рукопись и не отмечая изменений в оригинале. Так, пунктуация и орфография (в частности, употребление строчных и заглавных букв) различаются в рукописи и в публикации. Известно, что редакторская практика конца XIX века позволяла модернизировать орфографию и пунктуацию подлинника, не оговаривая этих изменений. Современные принципы публикации литературных памятников не всегда согласны с таким вольным обращением с оригиналом. Воспроизведение оригинальной орфографии, особенно если мы имеем дело с рукописью такого выдающегося писателя и переводчика, как Жуковский, может прояснить важные особенности лингвистической позиции автора.

Вольное обращение с оригиналом позволяет предположить и более существенную правку, отражающую вкусы и переводческие принципы неизвестного нам редактора (Мальцева?) или заказчика (Победоносцева?). Однако для того, чтобы твердо убедиться в том, производилась редакторская правка или нет, необходимо тотальное сравнение рукописи с публикацией, что выходит за рамки настоящей, информационной по своей сути, заметки.

Если же наличие редакторской правки подтвердится, научная публикация рукописи перевода приобретает особую актуальность. Такая публикация не только предоставит возможность судить о самом процессе перевода, о раздумьях Жуковского над выбором вариантов, но и восстановит оригинальные переводческие решения Жуковского. Публикация рукописи представит в новом свете Жуковского-переводчика, Жуковского-поэта и (при всей скромности задачи, которую ставил перед собой Жуковский, работая над переводом) Жуковского-богослова25.

____________________________________

1) Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М.; Л., 1960. С. 537.

2) Жуковский В.А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 14. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1834— 1847. М., 2004. С. 281.

3) Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. С. 670.

4) О М.П. Соловьеве и его заметке см. в статье священника Димитрия Долгушина “Новый Завет в переводе Жуковского: история создания и публикации”, в кн.: Новый Завет в переводе В.А. Жуковского. СПб., 2008 (в печати).

5) Новый Завет в переводе В.А. Жуковского (Сообщ. М.П. Соловьевым) // Русский вестник. 1889. Т. 203. Июль. С. 358—362. Описание рукописи см. на с. 358.

6) Там же.

7) Свящ. Димитрий Долгушин. Указ. соч.

8) Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. С. 671. В своей статье об истории создания и публикации перевода священник Димитрий Долгушин указывает на вероятные причины осторожности Жуковского относительно публикации своего перевода: “Прекрасно зная цензурную обстановку николаевского царствования и историю с закрытием Р<оссийского> Б<иблейского> О<бщества>, которая разворачивалась на его глазах, Жуковский был, естественно, крайне осторожен в вопросе о возможной публикации своего перевода” (Свящ. Димитрий Долгушин. Указ. соч. Примеч. 28).

9) Симановская Е.Е. Алексей Петрович Мальцев: библиографические заметки // Берега. Информационно-аналитический сборник о “Русском зарубежье”. СПб., 2005. № 4. С. 40.

10) Странник: духовный журнал современной жизни, науки и литературы. 1902. Т. 1. Ч. 2. С. 622, 621.

11) Свящ. Димитрий Долгушин. Указ. соч.

12) Победоносцев К.П. Об исправлении русского перевода книг Священного Писания // Прибавления к Церковным ведомостям. 1892. № 33. С. 1129 (цит. по: Иерей Димитрий Савич. Ординарный профессор Н.Н. Глубоковский и его “Замечания на славяно-русский текст Евангелия Матфея, Марка, Луки и Иоанна” (история рукописи) // http://www.vitebsk.orthodoxy.ru/publicat/ 030316publicat.shtml#s1).

13) Там же.

14) Подробнее о деятельности Победоносцева по исправлению Синодального перевода см.: Свящ. Димитрий Долгушин. Указ. соч.

15) Как отмечает свящ. Димитрий Долгушин, Победоносцев имел личные связи с детьми Жуковского. Хочется добавить, что Победоносцев опознается на одной из фотографий архива Жуковских-Белёвских, недавно приобретенного Публичной библиотекой Нью-Йорка. Фотография, сделанная в 1869 году в Нижнем Новгороде, изображает группу, в центре которой сидят великий князь Александр Александрович и великая княгиня Мария Федоровна. Победоносцев стоит во втором ряду крайним справа. Подпись идентифицирует его: “…т<айный> сов<етник> К. П. Победоносцев”. Вероятно, фотография попала в архив через Александру Васильевну Жуковскую, фрейлину великой княгини. См.: Касинец Э., Коган Е. О коллекции “Жуковские-Белёвские” в НьюЙоркской Публичной библиотеке (рукопись).

16) Автор заметки и Славяно-балтийский отдел Публичной библиотеки Нью-Йорка выражают глубокую благодарность библиотеке Свято-Владимирской семинарии, и в особенности Элеане Силк и Карен Жармен, за предоставление этого уникального издания Славяно-балтийскому отделу, что дало возможность ознакомиться с изданием и сравнить его текст с рукописью Жуковского.

17) Странник: духовный журнал современной жизни, науки и литературы. 1902. Т. 1. Ч. 2. С. 621.

18) Публикаторы получили известие о существовании рукописи, приобретенной Публичной библиотекой НьюЙорка, только в сентябре 2007 года, то есть в то время, когда материалы тома были готовы к печати. Я благодарю о. Димитрия Долгушина и И.А. Айзикову за существенную помощь в уточнении истории публикации 1895 года.

19) Описание коллекции см.: Касинец Э., Коган Е. О коллекции “Жуковские-Белёвские” в Нью-Йоркской Публичной библиотеке (рукопись).

20) В отличие от публикации Соловьева, в рукописи запись начинается с большой буквы (“Дарю”), а слово “одинъ” подчеркнуто. В публикации Соловьева обнаруживаются и другие, мелкие, но многочисленные, разночтения с нью-йоркской рукописью.

21) Расположенный в прекрасном парке на берегу Майна, в начале XIX века дом принадлежал аптекарю Зальтцведелю (Зальцведелю), от имени которого он и получил свое название. Жуковский жил в нем с мая 1844 года по сентябрь 1848 года, до переезда семьи в Баден. Дом был перестроен в 1860-е годы и сохранился по адресу: Schaumainkai, 15, Sachsenhausen, Frankfurt am Main, 60594. Пользуюсь случаем выразить глубокую благодарность за помощь в выяснении происхождения названия парка и адреса дома архивариусу Института изучения Восточной Европы Бременского университета Габриелю Суперфину.

22) Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. С. 671.

23) См. статью “Сравнительные варианты берлинского издания Нового Завета 1895 г. и рукописной копии, сделанной В. Кальяновым” в кн.: Новый Завет в переводе В.А. Жуковского.

24) См. об этом: Свящ. Димитрий Долгушин. Указ. соч.

25) Благодарю Л.Н. Киселеву за консультации, чрезвычайно помогшие мне в подготовке данной заметки.