СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).
Часть первая: НАВОДНЕНИЕ.
10. ХОРОШ! ТАМЫР!
У нас был славный сосед - черноусый казах Жакия, отец познакомился с ним в первый год приезда на бакена. Зимовка его стояла недалеко от устья речки Подстепной, среди лугов. На лето он откочевывал в степь, джайляу.
Жакия - высокий, плечистый, настоящий батыр. Со скуластого загорелого лица струилась длинная черная борода, зимой он ходил в шубе - купэ, бархатном малахае и желтых яловых сапогах с войлочными чулками (пайпаками). Отца моего он называл Василий, когда встречался - долго тряс ему руку, улыбался, хлопал по плечу и непременно угощал "насыбаем" - нюхательным табаком. Отец не нюхал табак, предпочитал курить, но от угощения не отказывался, подносил понюшку к носу и тотчас начинал чихать, Жакия смеялся и восклицал:
- Ой бой, Басилей! Пошто твая шипка кашляй? Моя сапсем не кашляй. Минога нюх-нюх - и апчхи нету.
Однажды Жакия пригласил нас в гости.
Было это зимой. Среди снежной равнины, по которой мы ехали не спеша около часа, вдруг из-за пригорка показалась свора разношерстных собак. Они окружили наши сани и, скаля зубы и вздыбив шерсть на загривках, бросались на нас со всех сторон. Подъехал молодой всадник на гнедом коне, рядом с ним, прикрепленный к седлу, волочился длинный шест с волосяной петлей на конце. Склоняясь с лошади, он направо и налево хлестал плетью собак, чтобы они не лезли к саням. Это оказался сын Жакии, его послали встречать нас.
Аул был скрыт в снегах. Мы въехали во двор. Толстые стены, сложенные из объедков сена и навоза, надежно защищали скот от сильных ветров и буранов. Жакия жил с братом и стадо их было общее. При нас привезли с лугов воз зеленого сена, кучами разбросали его по двору. Коровы и овцы обступили их, верблюды стояли в сторонке и не решались подойти, горбатые спины животных обильно запорошило снегом. Два круторогих барана поднимались на дыбы, чтобы сразиться в поединке.
Нас долго вели по темным крытым дворам и закоулкам. Пахло шерстью и молоком, и мы оказались в низкой избе.
Хозяин помог нам раздеться, потом провели в передний угол и посадили на мягкие расписные кошмы, бросили каждому по подушке, чтобы мы могли облокотиться и отдохнуть. Я впервые был в такой обстановке и во все глаза смотрел по сторонам. Вот справа - единственное окно на всю длинную стену, оно низкое, но широкое, стекло оттаяло потому, что в помещении тепло, одинарная рама почернела от постоянной сырости и ветхости; вот слева - кровать у глухой стены, перед нею свесилась от потолка до земли цветастая занавеска; вот прямо, вместо третьей стены, передо мной стоял высокий печной обогреватель; стены были не белены, но хорошо обмазаны желтоватой глиной, потолок низкий, взрослый может рукой достать; перекрытие сделано из самого простого материала - жердочки, краснокорый тальник и камыш, тонкие жердочки можно пересчитать, тальник подобран ровный, без листьев, тугой желтый камыш лежит слитно, образуя между жердочками светлые полоски. За нашей спиной на стене висели домбра, черный конский хвост и две толстые камчи (нагайки).
Вечером нас досыта накормили жирной бараниной и напоили недосоленной, но очень вкусной сурпой из красивых деревянных кисешек. А перед ожиданием, пока сварится мясо, дважды пили густой чай с топлеными сливками (каймаком) и мягкими подрумяненными баурсаками. Чай был на редкость вкусный.
У казахов существовал обычай (вероятно, он и сейчас сохранился): если к кому-нибудь в ауле приезжал гость, в этот дом начиналось паломничество, каждый считал своим долгом прийти и поздравить хозяина и перекинуться двумя-тремя словами с гостем, или просто посмотреть, каков он есть, гость, услышать новости или умные слова, чтобы потом передать другим. За вечер, пока мы сидели, приходило человек десять. Всех угощали чаем, поэтому самовар почти не сходил со стола. Был брат хозяина, такой же высокий, но жидковат в ногах и плечи нес как-то косо, и племянник Жакии, красивый молодой человек с черными усиками. Он на минуту прибегал, напился чаю и исчез.
Ночь мы почти не спали из-за духоты, сон хозяев, однако, был безмятежен. Утром мать сразу засобиралась домой, ее стали уговаривать побыть еще денек, но она не соглашалась. На прощание нам подарили белого козленка, мать прикрыла его полой тулупа, но он вырывался и орал, когда же толкнули ему под нос клочок сена, он замолчал и стал выбирать сухие листочки и цветы.
До весны он рос в избе и мы с ним играли. Козленок становился на задние ножки, делал смешные выпады вперед и в бок, намереваясь боднуть рожками, но мы с веселым смехом убегали и прятались. Он умел прыгать со стола на кровать, с кровати на печку, если мы там сидели и пахло печеным хлебом, который мы нередко в сухомятку жевали. Летом козленок часто сидел в огороде, матери, конечно, не нравилось его поведение и его посадили на веревку. Однажды он сорвался с прикола, забрался в огород и уничтожил почти всю капусту, начавшую уже набирать силу. Мать плакала, причитая о напрасных трудах, на этом и кончилась бесславная биография озорного козла.
Дружба с Жакией продолжалась долго. Вместе с женой он приезжал к нам в гости и всегда привозил подарки, то кусок мяса, то кружок замороженного молока, то золотистые плитки иримшика. Мать знала чем угостить гостей, чаще всего на стол подавалась отварная или жареная рыба, картошка в мундирах с квашеной хрустящей на зубах капустой и обязательно густой кирпичный чай.
- Жаксы (хорошо!) - хвалили гости.
Когда уезжали, отец клал в кошеву гостей несколько мороженых налимов, а в подставленную полу чепана мать высыпала довольной казашке ведро крупной картошки.
*****
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/08/273