Вечерняя школа

Олег Мисаилов
Как побежали листья на север ! Как рванули ! Запыхались и побрели обратно .
Бедный сторож сторожит свою свёрнутую совесть .
Ветер идёт по земле , свободно и безвольно . Он видит всё . Касаеться всех . Почему ветер не плачет , средь больших городов и людских судеб ?
Бедный сторож своего изношеного сознания открывает люки , в надежде найти котят . Улов не вышел .
Лишь нашёл безкрылого птенца с занозой в клюве . Его глаза полны истины . Пальцы птенца пахли полем из тёплой субстанции радостной родни . Листья кружились в тине правды , среди низов .
Глупыши собирали унылый урожай репок и картофеля .
Я заснул и увидел лампу . Лампа танцевала , словно хор . И её движения отдавались визуальным эхом .
Возле окна стояло равновесие и напевало мантры на английском .
Я раскачался и взлетел в воздух . Мой полёт был кривой и туманный , как завтрак спросонья .
Руки стали рельсами , по которым текла вода и рыбы серьёзно смотрели мне вслед .
Давно я ждал этот выходной , но похоже я стал совсем обветренным куском трупной шерсти .

Музыка звучала , только тогда , когда я открывал дверь сироте и размещал ветки осени в своей голове .

Пока я разтворялся в воздухе , вороны жарили картошку , вкинув её в костёр . Ожидая пепелища .

Тай-та-дада-дай тай-та-да-дай .

Минорные , серые и по детскому устрашающие мантры текли по трубам и извинялись перед слезами и волосами .
Слёзы строили деревню .
А бедный сторож не грустил . Он камин реальностью топил . И вытачивал выводы и видения , которые давали силы Сизифу взбираться на скалу .

Собрание засиделось до вечера .
Мы все пели про великого дворника и запевали маслом .
-Любо , братцы , жить , - закричал мой сын .
Мне захотелось поверить .
На стене , средь потолка и круголовок , висел шмырёк и смотрел загадочно , выжидая и помогая .
Небо смотрело всё также ... Несмело и молчаливо .
Змеи в кителях и клубуках переиздавали библиотеку , руками и сапогами .
Мишки гамми сидели в яме , средь травы , средь пустоты и грохотания танковой бригады развозчиков целюлитных болтливых шнурков .

А я всё ждал потопа , вот только трюмы подгнили ...

Уставшими глазами , побрёл старый сторож на стул сесть . Начал книгу читать и не нашёл в ней букв , только голод усилился .
"Любо , братцы , любо . Любо , братцы , жить ", - тихонечко напевал мой пасынок .
В комнате было крайне ничего .
Грохнула молния за стеклом и ушла в поля .
Зудит аппарат жизнеобезпечения , перещитывая мои здоровые дёсна .
Подмигни коту , авось заснёт .
Та-рай та-та-тай .
Диалоги с самим собой успокаивали Григория Диалога , поэтому он прятал верёвки и Ставрогина в сундук .
Монастырские старцы брали мирный бардер у монгольских четырнадцатилетних царей .
Мой сын подкидывал один и тот же шарик к потолку и ловил его ладонями . От этого занятия широкая улыбка не сходила с его лица .
Я посмотрел в окно . "Пора менять поступки" - сказала мне улица и воспоминания начинали ей поддакивать .
Следующие три часа я упрашивал сына подняться на третий этаж , чтоб затушить свечу , от которой мог загореться наш дом .
- Проще газ перекрыть , - неуверенно предположил он .
Тогда я стал птицой и , подхватив его и положив в крыло (в стороне сердца и галактических деревенских воспоминаний) , улетел оттуда в Ответственность .
Давно пора ...
Тихий всезнающий вечер сопровождал нас своим сумеречным скорбно - живым знанием .
От этого мой голос сделался серьёзным и спокойным , приниженным и высоким . Молчанье стало познанием . А буквы - лицезрением усталого сторожа , с тростью идущего по пустыне , в надежде найти котят , умирающих от токсоплазмоза и обречённой шустрости социумного собакоподобного бытия ...

Немая глоссолалия , тёмными вечерними кладбищенскими пустоёмкими зримыми тучами , откачивала мою мечту .

Созвездие ...