Семейный портрет на 1-13 площади. Том 1. 1. 3

Дмитрий Захаров 7
Я иду на службу. Восемь часов в сутки меняешь на мизерное жалованье. Работаешь чтобы есть, а ешь чтобы работать. Дьявольски придумано, не правда ли? Куда лучше есть и не работать. Но это уже по-скотски придумано. Не есть и работать. Это по-рабски. Остаётся и не есть и не работать. Вот это достойно человека!

Встречаю сослуживца. Мы приветствуемся рукопожатием, но руки не входят друг в друга как обычно бывает, а смещаются, и пальцы вздыбливаются верх и в стороны, образуя причудливую мануальную фигуру. Я не начальник, но рядом с начальством. Отсутствие времени – беда всех начальников. Приходит посетитель, проситель, ходок, а начальник ему: «Увы!». Посетитель: «У, вы!» На том и расстаются друзьями. Восемь часов отбыл. Завтра опять восемь (если бы завтра ну хотя бы два). Но на сегодня хватит. Пять дней (ну почему не один?) и шаба;ш – можно валяться кверху пузом и плевать в потолок. Но не тут-то было. За углом поджидает Дача.

  Дачи нынче в моде, как религия и Интернет. Планировки от хибарно-лачужно-постмодернистских до оборонно-гранитно-циклопических. У нас в фри-романтическом стиле: без окон, чёрного цвета с белой дверью на полузамке и под номером 77. Выделяется среди всех, видно издалека. Вполне пиратская анархическая Дача. Жаль только, что над ней не развевается чёрное знамя. Находится она недалеко от Жюлета что в окресностях Рипажа в местности Жеми-Гор-Аск-Туга;. Чтобы добраться к ней нужно проделать лабиринт в яблоке Города и окрестностей. Сперва сесть в метро. Метро – это подземный интернет с бесплатными приложениями в виде рекламы, продавцов газет и проч и проч и проч Мы обычно садимся (от слова садизм) на станции Зэк-вольная доезжаем до Тищахрика переходим на Залеж Немайданности и едем до Днепроев ГерА (или Хера) проезжая Плащовую Почтадь, Площанктровую Контру (недобитую), Шевча Тарасенко, Ревтепку (какую-то репку или сурепку), Онолобь (прямо в лоб) и Снимскую (снимаются там классно кто только не).

 Обратный путь по тому же маршруту, но уже до станции Толща Пла Львовского и переходим на Спортец дрОва, оттуда на конке-модерн. Едешь в этом метр-Е в метре от унылых туннельных стен с электрическими червями, изобретёнными Амперами-Эдисонами с утопической мечтой об Эдемах-Пирамидосомах. Лепнина рекламы ещё более уныла. Начинаешь рассматривать схему Городского Метрополитена (метрополия полиэтиленовых колоний). Так, мы едем туда, отсюда и куда. Станций натыкали как мушиных экскрементов. Зопняки (сопляки сплошные), Ряхковская (ну и харя!), Корсикоси (мини-наполеоновская), Чувидуби (дубовые чувихи это когда Вовка Русь антипоганил деревянных монстров вышвыривая), Черепская (череп – герб пиратов), Журбы родонов (рододендронов?), Склокская (комментарии излишни), Спортец дрОва (о, наша!), Воротилы за рота (S&M-станция), Я-Клуновская, Жидо-Горохская (сами шевелите сероватым веществом). Так, вот другая линия: Шиносвят (церковный шиномонтаж), ВенкИ (вахмурки!), Сребестейская, Лю-Шавка (любимая женщина механика Гаврилова), Лохопедическая, Зэк-вольная (родимая!), Титоверсунам (или Версуанутет) (промискуитет какой-то!), Ральнотетная, Тищахрик (о!), Сэр Анальная, Пендро, Парк из гидр (юрского периода), Брежнево Левая (ностальгическая), Царь да не (тот), Сен лая (китайская, много лая из ничего).

 Дальше:
Скай Либидо (фрейдистско-гомосексуальная), Цендрав Краукина, Стадиональный Центрон ну а дальше… Всё приехали. Теперь на авто-бас, немножко  пешком (по хорошей дороге) и ты на своих шести сотках как курица на насесте. Я на дачу еду плача, возвращаюсь хохоча (инфинитивно-гомерически).

 Ребёнок мне выдал: white bat and red cat. Перевожу для тех, кто как и я, которые не ведают ангельского язы;ка: белая летучая мышь и красная кошка. Тоже неплохо. Или ещё такой шедевр: тихо-пука. Всё зависит не только от уровня интеллекта, но и от внутреннего интеллекта, внутренней организации. А внутреннюю организацию ты организовываешь сам. Но первотолчок? Что даёт первотолчок для внутренней организации? Если бы на все вопросы были готовы ответы, то ничего не существовало бы. Вопросы и ответы компенсировались бы и всё пребывало бы в нейтральном состоянии. В состоянии бездвижной и чуждой самой себе пустоты. Хорошо что есть вопросы и возможность ответов. При чём возможность неограниченная и суверенная.

 Больше всего я не люблю убеждать, тем более переубеждать. Больше всего я не люблю традиции. Не люблю когда меня обзывают словом «хозяин». Самоэкзекуция. Я прыгаю с крыши (при этом крыша не едет) многоэтажного дома. Долго примеряюсь, но прыгаю. Главное преодолеть страх. Так несколько раз. Письмена – вот моё хозяйство, вот мой дом родной. Но и здесь я не хозяин, вернее не хочу им быть. Текст живой и независимый, у него свой интеллект. Мы с ним просто друзья. Как я пишу? Очень просто: постоянно делаю заметки в блокнотах, блокнотиках, на отдельных листах, на бумаге: газетной, обёрточной, туалетной, безхозной, случайной,  на трамвайных талончиках, рекламной пачкотне, на бланках для анализа мочи, на форзацах книг, на ярлыках и спичечных коробках (хотя не курю, но вам советую). Потом всё это соединяю в нелогической последовательности и хаотической пунктуальности с примесью химерических препинаний и готово.

 (!) Самодостаточный текст со своим уникальным мышлением рождается на свет и начинает жить самостоятельной жизнью. Он приобретает все права свободной личности. Время от времени мы общаемся друг с другом. Это непередаваемо прекрасные минуты. Как при встрече с тобой. Однажды мы потеряли друг друга. Но собственно почему однажды? Мы периодически теряем друг друга, а затем находим. Это некий синдром потери и обретения. Ещё до времени, до создания протовещества и вакуума мы то теряли, то находили друг друга. Без этого не мыслимо существование, по крайней мере наше существование. При появлении материи потери и обретения происходили в реинкарнационных циклах. Наша встреча в нынешнем времени, наша совместная жизнь – очередное обретение, деструктуризация плотских тел – будет потерей, но души вновь обретут друг друга.

Однажды мы ехали на Дачу и потерялись – смешно сказать: заблудились в трёх соснах. Это был частный случай нашего общего синдрома. Я пошёл покупать хлеб, вернулся, а моей половины нет. Следуя зову обретения, я ринулся искать, догонять. Сел не в тот автобус. Один примчался на Дачу – нет никого. Она осталась где-то там одна, плакала, металась. Полагаясь на недоступные анализу и логике интроментальные приливы и отливы я переждал какое-то время и поехал назад. Ругаясь, смахивая слёзы, взлетая и падая, закреплял опыт очередной синусоиды синдрома. Мы обрели друг друга, и в этом один из смыслов существования.

 Мои масштабы всегда космичны и антикосмичны. Я оперирую категориями сверхсветовыми и мегаколлапсными. Моя антисубстанция – это веер сюрреальностей. Мои тексты – это только микроскопические блики глубинного чёрного огня, это микроэлементы в бездонной массе моего антивещества. Но, как говорится, мал золотник, да дорог. В этом вся непостижимость перевёрнутого космоса.

Пусть я создаю или просто нагромождаю недолитературу панк-литературу хардкор-литературу под-литературу над-литературу чорно-литературу фиг-литературу nicht-litt nihel-llt да мало ли как можно назвать. Ну и что??? – это лучше чем просто нагромождать отходы жизнедеятельности.