Она выглядела странной на фоне аэропортовских витражей и ворохов пространства за ними. В аэротории засилия света одиноко темнелись контуры похожей на сиротливую берёзку девчонки. Создавалось впечатление, что в целом мире вокруг нелепо повисшей на перилах фигурки – пустота, и сейчас лишь этот тоскливый силуэт представляет собой на земле всё человечество. Кисти рук словно вмурованы в блестящую поверхность трубок нержавейки, протянувшихся по периметру выходящих на лётное поле аэровокзала окон. Мне подумалось: ещё миг, и вся эта блестящесть лопнет, не выдержав тяжести упёртых в неё ладоней.
За стеклом на бетоне аэродрома у готового к рейсу самолёта остановился автобус. Из него вышли люди. Стремясь поскорее заполнить тесное пространство стальной утробы, обгоняя друг друга, они ринулись к трапу и, толкаясь как полоумные, поползли наверх.
Из общей толпы выделяется молодой человек. Подталкиваемый с обеих сторон спешащими пассажирами, в разрез общей суете, парень медленно и натужно тащит своё туловище к железной лестнице.
- Это, наверное, он, - думаю я, - Голову на отсечение обернётся… сейчас…
Тот не оборачивается и последним исчезает в разинутой пасти машины. «ТУ» вздрогнул, напружинился, вроде бы чья-то заблудшая, заполошная душа в нём, испугавшись своего побега в «обратно», гнала махину в небо немедленно.
От напряжения руки «берёзки» словно превращаются в красные жгуты. Такое чувство, что из последних сил вцепившись в шасси, они стараются удержать рвущийся в небо самолёт. Но, небесный извозчик бесчувственный. Ку-у-уда до него жилам и сердцу хрупкой девчонки. Трясясь от натуги, будто скидывая земное притяжение и в клочья разрывая сдерживающие его путы, он сначала медленно, потом всё быстрее и решительней рассекает атмосферу взлётной полосы… Уразумеваю: ей свет не мил.
Всё! Две осиротевшие души машут друг другу незримыми крылами…
Скользнув ладонью по холодной гладкости никелированного металла, подкрадываюсь ближе и дотрагиваюсь до её плеча:
- Вам плохо?
- Нет, - не отрывая взгляда от лётного поля, отвечает она. - Не плохо.
Глядя на капельки пота на сером профиле, не унимаюсь,
- Вы проводили близкого человека?
- Нет, - как робот повторяет она, - Небо утащило атмосферу.
Поражённый нескрываемой искренностью её отчаяния, и желая разрядить обстановку, юморю:
- Оно же его и возвратит. В обратном случае человечество давно задохнулось бы в безвоздушном пространстве.
- Нет, - в третий раз повторяет девушка и впервые смотрит мне в лицо, - Не возвратит. «Человечеству» придётся научиться жить без воздуха.
Я немею. Странные глаза без зрачков и радужки захлёстывают меня прозрачным желтовато-серым туманом. Мне кажется, что она слепая, и потому тривиально отвечает на голос. Уже став белее бумаги, чудесное видение стоит, упершись взглядом в мрамор под ногами. Ещё не понимая, зачем мне это нужно, неотвязно торчу за её спиной.
Незнакомка чувствует моё дыхание… Видимо, ей это надоело. Оторвавшись от перил, она делает два шага по направлению к эскалатору. С необъяснимой тревогой я смотрю вслед. Пошатнулась, как бы ища опору, дрогнула кистями рук, и, вновь качнувшись, замерла.
Нутром ощутив, что через мгновение сие эфирное создание примитивно свалится на пол, подскакиваю к ней. Полуобняв за талию, к своему ужасу не только благоговею оттого что она медленно заваливается на меня, но и вкушаю, насколько эта талия тонка и желанна для моей проклятой похоти. От блаженства сердце почти цепенеет.
Ошарашено мыслю, - Надо же? Представить невозможно, сразу - и «в омут»?
- Двигаемся, двигаемся…
Волочу её к деревянным сиденьям.
Девушка, видно, хочет кивнуть мне, но только роняет голову на моё плечо. Опустив унылого ангела на скамью, бросаюсь к рядом находящемуся буфету,
- Воды, пожалуйста, воды. Человеку плохо.
Пришла в себя она как-то тихо, робко. От высокой, стройной как статуэтка, фигуры не осталось и следа – так… почти бесформенное месиво. В открытой сумочке звякнул, засветившись дисплеем, телефон. Мгновенно преобразовавшись в грациозную лань, выдернув из атласа ридикюля свою последнюю надежду, «месиво» залетало взглядом по сообщению... Соскользнув с «ланиной» груди, рука с сотовым приятелем сползла на отполированные доски. Выпавши из бессильной ладони, брякнувшись о сиденье, «Нокия», подпрыгнув, замерла. Уткнувшись головой в колени, её хозяйка плачет.
Презрев порядочность, читаю СМС.
«Я знаю, что ты наверху, и смотришь мне вслед. Маша, я не вернусь. Понимаешь, с детства как магнитный вектор ты притягиваешь меня к клочку земли около себя. Не хочу. Я бродяга и моя жизнь – колесо. А ты – семья, дети, внуки. Проклятие! Пишу, а в голове Крым метельшится: мы стоим на утёсе, и бриз ворошит твои волосы. Я не рядом, но чувствую их запах. Он, как молодое вино, дурит мне башку. Машуня, я хочу отрезветь. Ни один человек из нашего окружения не понял меня. Но ты-то… Прости. Отпусти, прошу тебя. Целую миллион раз. Сергей.
P.S. Если на нашем мостике через Чудинку твою пшеничную гриву, ни с того, ни с сего, заураганит ветер, знай - это вокруг твоей оси, по всегдашнему, ошивается моя окаянная, пропащая душа. Теперь всё».
- Маруся, я знаю способ, как можно жить без воздуха, - нахально наплевав на вопль сообщения «пропащей души», склоняясь над её головой и втягивая в себя духмяный аромат волос, вкрадчиво шепчу: - Я прошёл эти жернова и остался жив.
- Как? – обворожительница поднимает ко мне зарёванное с красным носом лицо. Не удивившись тому, что я назвал её на «ты» и по имени, ни тому, что вот так запросто, полный обвал в её жизни легкомысленно принимаю за песчинку в глазу. Устало прищурившись, она смотрит мимо меня в пространство зала.
- Для, начала давай присядем в кафе и попросим горячего кофе или шоколада с коньяком. Вытри глаза. Встаём.
Проходим к столику, плотными гардинами отделяющему нас от вида на лётное поле. Пока не подали заказ, молчим. Видно мысли её так далеко, что она в упор меня не видит. Потом, так же молча, пьём вспарывающий горло своим жаром напиток. Глоток коньяка в нём, раздвигая стенки сосудов, даёт возможность перевести дух. Как оказалось не только ей, но и мне, шибанутому чудаку, в своё время подававшему в искусстве большие надежды, а ныне, когда в цене лишь памятники - невостребованному ваятелю скульптур.
- Н-да, - последними усилиями воли задавив жгущую дрожь в грудной клетке, мысленно подвожу итоги, - Однако, я попал – и… пропал.
- Вы спасаете меня? - поведя изнеможёнными болью глазами, с вернувшимися в них зрачками, незнакомка создаёт подобие улыбки, - Вам это удалось. Вы настоящий МЧСовец. И знаете… он прав: болтаться на шее верёвкой? - она ссутулила плечи, - До свидания. Спасибо. Нет, нет, отдыхайте. Всего доброго.
Я жадно вглядываюсь в уплывающую сквозь пассажиров и звуки объявлений фигуру, профессионально стараясь зацементировать в сознании каждую чёрточку в ней.
Два года длится моя работа. Когда сердцу невмоготу, я всё бросаю. Подаваясь от образа в бега – неделями загуливаю, запиваю. Потом, вгоняя память в ступор, снова до мельчайших подробностей восстанавливаю свой идол в околоаурном пространстве... На фоне равнодушного шика природы тоненькая фигурка на узком деревянном мостике. Ветер треплет длинные светлые волосы. Взор устремлён вдаль за туманы и бездушные сонмы миров.
Затем, с обращением «Маша – это Вы!», снимок скульптуры и фото презренного ваятеля размещаю в интернете. Указываю адрес моего местонахождения, номер телефона. И… стражду. Нет отбоя от звонков. Ещё год жизни в предвкушении единственно-необходимого. Надежда не умирает ни на секунду.
В тот миг моя душа предупредила мозг: сейчас звонком разверзнутся небеса, и мобильник банально изречёт: «А ведь ты меня обманул … Не передал секрета выживаемости. Только чашку шоколада и глоток коньяка. Скряга».
Я узнал этот манящий голос сразу, вроде бы слышал его и пять минут назад, и вчера, и каждый день…
- Здравствуйте, мчэсовец. Раскройте мне, пожалуйста, ваше имя, ведь нет никаких сомнений, что на фото - вы. И простите, но мне всё так же необходим ваш секрет. Поделитесь его сутью, если такое до сих пор возможно. Я запомню.
- О-о-о, Маруся, это лабиринт доводов. С маху не понять. Зато проверен надёжностью. Так что, как ни крути, но я вынужден снова пригласить вас на двадцать граммов коньяка. А зовут меня Сергей.
- Странно.
- Странно, что тоже Сергей? Машенька, вы до сих пор не уразумели: от планиды не отделаться.
- Я не совсем уяснила, что вы сейчас имели ввиду, но то, что вы читали в аэропорту Серёжино сообщение, я поняла, - со свойственной ей прямотой продолжила она. - Конечно, сначала были тоска, боль, злость. Подолгу торчала в больницах. Признавали чуть ли не чахотку. Где-то года через полтора, злость и боль отодвинулись, вроде, как за шторы спрятались и торчат там уже на всякий случай. А тоска так и давит на горло, а лекарств от такой астмы не придумано… Тут звонит подруга и заявляет, что в интернете наткнулась на скульптуру с моим именем, изображением, и чьим-то фото. Открываю сайт, а это вы. Пока фотографию не увидела, думала, что Серёжкина шутка. Он погиб в Африке в каком-то заповеднике. Тогда в аэропорту я предчувствовала, что мы виделись в последний раз. Прямо перед сообщением о гибели получила письмо, в котором он признался, что ни без меня, ни без свободы существовать не получается. Шутил о плохой привычке на уровне подсознания ощущать и моё дыхание и сквозняк дорог одновременно. Что вручил свою жизнь судьбе… А я в известие не верю. Думаю - выдумка, чтобы мне руки развязать…
Обручённые общими воспоминаниями мы сдружились, как кожей срослись. Потом обвенчались. И однажды ночью, разметав по моей груди свою рыжеватую гриву, она спросила: «Если судьба разведёт нас по краям света, что бы ты вспоминал обо мне?»
- Ну, если по форс-мажору исчезну из твоего пространства… туман в глазах, вместо зрачков и радужки. А ты? Сгинувшую вокруг тебя в никуда атмосферу?- в надежде на утвердительный ответ и вдохнув как в последний раз, затаил я дыхание.
- Нет, - по привычке честно отвечает она. – Не успею. Космос придушит, не оттягивая момента.
Я обомлеваю, скрывая сумасшедший восторг и оглуплённую физиономию в медовом рое волос моей небесной посланницы.