* * *
В конце декабря грипповали с Катей, так ослабели, что тридцать первого не дождались полуночи: посидели немного у Новичихиных и пошли домой спать. Праздновали мы тихо: считали, что Шевчуку, пережившему крах семейной жизни, не до шумных компаний.
Едва вышла на работу, как на больничном оказалась заведующая: сломала ногу. Полтора месяца мне пришлось исполнять её обязанности, и это было очень нелёгкое время. Разом свалились дела, о которых и понятия не имела: питание, прививки, множество бумаг, проверки СЭС. Вот тогда и почувствовала себя не Юлей, а Юлией Алексеевной — взрослой женщиной на серьёзной работе.
В мартовский солнечный и уже по-настоящему весенний день Иван попросил разрешения прийти к нам в выходной. Я поулыбалась, покивала и поспешила домой: Катя была одна.
В воскресенье напекла пирогов: большой с капустой и маленькие с печёнкой. Гость выглядел таким напряжённым, что поначалу испугалась: не случилось ли чего. Потом он разговорился, но, как и в первый свой визит, больше играл с Катей. В начале десятого дочка заснула, я погасила в комнате свет, и мы с Иваном продолжили тихий разговор в кухне.
- А ведь у меня к тебе дело, — сказал он и замолчал.
- Чем могу — помогу, — ответила я, заинтригованная.
- Правда? Тогда слушай. Всю оставшуюся жизнь я хотел бы прожить с тобой. Что ты думаешь по этому поводу?
Очевидно, выражение моего лица было столь ошеломлённым, что Иван тревожно спросил: «Я что-то не то сказал?»
Расположение к гостю мгновенно улетучилось, и пришла мысль, что вот сейчас, поздно вечером, он выйдет из моей квартиры и встретит кого-то в подъезде, и пойдут слухи…
Иван встал и начал прощаться. Уже успев немного сориентироваться, я сказала ему какие-то слова, даже улыбнулась, и проводила.
Закрыв дверь, замерла, прислушиваясь. Подъехал лифт. Хоть до этого додумался дурак Ванька: не пошёл пешком с восьмого этажа на первый. Завтра понедельник, и в подъезде тишина. Можно считать, что никто из соседей не видел, как от меня в начале одиннадцатого вышел гость. После всего услышанного о муже от посторонних людей даже мысль о том, что моё имя снова будут трепать в сплетнях, казалась нестерпимой.
Подогрела чайник и, поглощая один за другим пирожки, стала размышлять.
С чего это я так взъелась на Шевчука? Он, по сути, сделал мне предложение: всю оставшуюся жизнь хочет прожить со мной. На словах я и для Саши была «любимая девочка». А на деле — без словесных рюшечек-оборочек — есть свободная квартира, отпуск… Как можно не воспользоваться моментом и не прокрутить очередной роман? Да ещё Юрка, двоюродный брат Риты — давно и прочно женатый (плюс двое детей) майор милиции. Чуть насмерть не зазвонил меня в отпуске: всё пытался свидание назначить. А потом припёрся без приглашения с тортом и огромным пакетом яблок из собственного сада. Аргумент привёл убийственный: «Ты же всё равно будешь искать кого-нибудь для здоровья. Почему этим кем-нибудь не могу быть я?»
На следующий день на работе меня позвали к телефону. Звонил Иван: был по делам в штабе. Клялся, что совсем не заметил, как пролетело время у нас в гостях, а когда вернулся домой, увидел, что уже одиннадцатый час, и ужаснулся. «Выходит, я мог скомпрометировать женщину, не подававшую ни малейшего повода, — заключил он, и в этих, вроде бы, шутливо сказанных словах я уловила нотки тревоги. — Когда и каким образом можно будет реабилитироваться?» Ответила вполне дружелюбно, что не раньше следующих выходных, и в трубке услышала облегчённый вздох: Шевчук обрадовался.
Занятая работой, Катиной учёбой, домашними делами, а когда их переделаю, письмами родителям и подругам, старалась не задумываться об Иване, откладывая такие мысли на потом. Он просто мой знакомый, хороший человек. Но не больше.
Так прошла неделя.
В следующее воскресенье Иван зашёл к нам утром, позвал гулять. Погуляли немного: дождик прогнал. Я сделала вид, что не замечаю выразительных взглядов и в гости не позвала. Вспомнился опять Саша с его «заинькой», «кисонькой», а разозлилась на Ивана: засядет на весь вечер, а мне интереснее с Ангинэ поболтать, чем с ним.
Накануне майских праздников Катя играла с детьми, Ангинэ пошла в магазин, поручив мне Тигранчика, а Иван, увидев это из окна, поспешил во двор.
- Тебе нечего мне сказать? - спросил он, глядя в сторону, на бегающих ребятишек.
Я пожала плечами.
- Давай попробуем для начала подружиться, - предложил Иван.
- Можно, - согласилась я, усаживая на велосипед Тигранчика и краем глаза наблюдая за Катей.
- Я поторопился в тот раз, — продолжал Иван, поднимая голову и показывая взглядом на мои окна, — не подумал, что буду выглядеть странно: абсолютно чужой человек, ни с того, ни с сего...
Очевидно, надо было что-то сказать, но в голову ничего не приходило.
Иван позвал к себе: зайти хоть на несколько минут, посмотреть, как он живёт. Дождались Ангинэ и, оставив детей под её наблюдением, поднялись в его квартиру.
Я была у Ивана раза два-три, ещё до его женитьбы, и поразилась тому, что ничего не изменилось. Обои в блеклых васильках — такие были в каждой квартире, когда мы только вселились в новый дом; шкаф, две книжные полки, диван, стол, четыре стула, тумбочка и небольшой телевизор. Голубые шторы, те самые, которые мы с Наташей подшивали вручную: швейной машинки ни у кого из знакомых не оказалось. Только шторы сильно выгорели, из голубых стали белёсыми.
Иван говорил что-то, я, не вслушиваясь, механически кивала, думая своё. Где здесь женская рука, где хоть след присутствия Эллы — законной жены и боевой подруги? Ведь она нигде не работала, не имела детей. Неужели даже пару домашних цветков посадить поленилась? И эти голые стены...
Повернувшись, встретилась взглядом с Иваном. «Я был для неё запасным аэродромом, — отвечая на мой безмолвный вопрос, сказал он. — И временным, как оказалось».
«И денег у тебя ни на что, кроме билетов до Ленинграда и тряпок для Эллы, не оставалось», — это я подумала, но не сказала, только легонько погладила Ивана по плечу. Он прижался щекой к моей руке, постоял так несколько мгновений, а потом сказал: «Ну, пойдём во двор скорее, а то ещё насочиняют чего-нибудь...»
В июне мы тихо расписались. В отпуск поехали уже мужем и женой.