Юровская быль. Гл 16. Колхоз имени 1905года. Часть

Лев Светлаков
Колхоз имени 1905 года
 
 
 
Колхоз - дело добровольное,
Хочешь – вступай,
Не хочешь - расстреляем!
 
      Колхоз (от коллективное хозяйство) — юридическое лицо, созданное для сельскохозяйственного производства на основе производственной кооперации, при которой средства производства (земля, оборудование, скот, семена и т. д.) находились в совместной собственности и под общественным управлением его участников и результаты труда также распределялись общим решением участников.
 
       В 1929 году в период всеобщей коллективизации в деревне Юрово создан колхоз. Председателем колхоза выбран Лёнькин дед – беспартийный Никифоров Алексей Осипович, вопреки кандидатуры выдвинутой Химкинским райкомом партии. Сельчане единогласно заявили: «В деревне свой кандидат, которого общество знает и которому полностью доверяет». С лёгкой руки бывшего пролетария колхоз получил революционное название "Имени 1905 года"

        До революции Никифоров А.О. много лет, "ушедши в люди" работал слесарем на одном из Машиностроительных заводов на Пресне. Принимал активное участие в стачках и забастовках, происходящих в горячем пролетарском покрасневшем от негодования районе.

       Мало известная деталь. Одним из первых и главных пунктов-требований пролетариев-бунтовщиков в 1905 году было требование к хозяевам разрешить продавать в заводских лавках водку. Это было категорически отвергнуто хозяевами. В результате начались забастовки, бунты, погромы.

       Дед водку не пьянствовал, но относился к этому человеческому пристрастию философски. Запрещать пьянствовать водку бесполезно - "свинья грязи найдет". Дед обожал курить. На усадьбе всегда высаживал несколько грядок табака вдоль забора с Ширковыми. Сушил табак под крышей сенного сарая. Крошил предварительно порубленный Лёнькой табачок потом набивал в шикарную трубку и потягивал свой "термоядерный" самосад. Пышные усы деда имели от табака пшеничный цвет. Кашлял дед отчаянно. Глядя на деда Лёнька сказал себе, что никогда не будет курить и, конечно, нарушил свой же запрет в девятнадцать лет, когда стал самостоятельно зарабатывать на хлеб.

        Никифоров А. О. находился под негласным полицейским надзором до начала Октябрьской революции. Староста докладывал в полицейский околоток о поведении Никифорова А.О., когда тот появлялся в деревне. Активно участвовал в забытой сегодня страшной и беспощадной Первой мировой войне, получил Георгиевский Крест за храбрость. Неугомонный и справедливый в жизни был избран Председателем Совета солдатских депутатов на одном из Западных фронтов той войны.

       Своей высокой должностью Никифоров воспользовался сообразно меньшевистским взглядам. Имея полномочия и печать Совета солдатских депутатов, он подписал несколько сот официальных Свидетельств солдатам об освобождении их от участия в боевых действиях по состоянию здоровья и благополучно отправил по родным деревням пахать и сеять доброе, вечное.

       В конце войны дезертировал и сам, как многие сотни тысяч солдат. За дезертирство грозил военный трибунал. Полгода скрывался по подвалам у родственников в окрестных деревнях, пока не случилась февральская революция 1917 года. В коммунистическую партию не вступал по принципиальным соображениям. Его идеалом вождя был Георгий Валентинович Плеханов, а не тогдашние вожди пролетариата Ульянов, Троцкий, Джугашвили.
 
        "Кулаков" и " бедняков" в деревне Юрово не отмечено. Проживали и добра наживали работящие середняки. Когда создавали колхоз, забирали лошадей и оставляли по одной корове, если в хозяйстве оказывалось больше, то забирали в "общаг". Овец, коз, свиней, птицу не трогали. Как оказалось баб в "общаг" тоже не загоняли, вопреки упорно распространяемым слухам злых языков охочих до этих самых баб.
 
"Кушай тюрю, Яша, молочка-то нет.
Где ж коровка наша? Увели в Совет!"
 
     За такие милые шуточки в революционные времена можно было загреметь на строительство многочисленных каналов, новых сибирских городов либо на лесоповал. В хозяйстве Никифоровых содержался жеребец "Крысик". Своё имя получил за крутой нрав. Признавал только Клавдию Алексеевну. Кланька - звал дочь Лёнькин дед. Папанька, так называли дети отца в семье Никифоровых.
"Крысик" не подпускал даже близко никого, чтобы его запрягли, кроме восемнадцатилетней красавицы Кланьки. Когда привели жеребца в колхоз, "Крысик" перекусал чуть не всех тамошних лошадей и конюхов. Не хотел признавать своего хозяина - Председателя колхоза.

      Лёнькина мать в колхозе не состояла, а работала в Химках в райкоме комсомола Вторым секретарём и Уполномоченной по проведению коллективизации в Химкинском районе. Моталась по деревням, помогая создавать на местах коллективные хозяйства. Выступала на собраниях и с комсомольским задором агитировала крестьян добровольно - принудительно вступать в создаваемые колхозы и сдавать излишки сельхозпродуктов, скотины и земли. Трудилась до хрипоты с утра до позднего вечера, поэтому не могла помочь справиться со своенравным жеребцом и приучить к лошадиному коллективу.

      Помыкались, помучались с вольнолюбивым "Крысиком", в конце концов, отправили в Химки на живодёрню. В семье Никифоровых событие стало настоящей трагедией, особенно для Кланьки. Лошадей в деревне боготворили. Оказался "Крысик" непреклонным индивидуалистом, а итог, отбившихся в жизни от стада, всегда печален и порой летален.
 
      Во время массовой коллективизации в колхоз отошла и Никифоровская кузница единственная в округе, построенная и доведенная до ума Лёнькиным дедом на деньги, заработанные в Москве на пресненском заводе. Отрезали в коллективное пользование от большого хозяйства шестьдесят соток земли. Это был самый значительный взнос в коллективное хозяйство деревни. Никифоров А. О. был мужик мудрый и потому первый выразил желание отдать практически всё нажитое трудом большой семьи в колхоз. Понимал, если не отдашь добровольно, то отберут силой и пошлют вместе с семьёй туда, где Макар не пас телят.

     Карьера комсомольского работника у Лёнькиной матушки вскоре накрылась медным тазом. Вышестоящие партийные органы посчитали, что она слабо выявляет в районе чуждые кулацкие элементы, не выполняя директивных указаний, чем может снизить цифровые показатели обкома партии. Лёнькина мать в штате райкома считалась перспективным работником и была на хорошем счету у Первого секретаря райкома. Тот посоветовал 18-летней активной комсомолке, певунье, плясунье и красавице от греха подальше исчезнуть из поля зрения органов партийного контроля на некоторое время, пока не утихнут страсти по коллективизации. Полгода Кланька отсиживалась в «Павшино» у дальних родственников.

     Никифоров А.О., будучи Председателем колхоза имел широкие связи в коридорах районных властей и точно знал, когда страсти улеглись и было отрапортовано о сто процентной коллективизации в районе. Тогда Кланька без шума, пыли и фанфар вышла "из подполья" и вернулась в родные пенаты - деревню Юрово. Отец сразу записал дочь в колхоз рядовой работницей с наказом, чтоб та забыла навсегда про свою бурную комсомольскую деятельность.

     Когда мать рассказывала Лёньке про свою "тревожную молодость", он пошутил, что это сам Господь отвёл от неё беду непоправимую. Впереди маячил 37-й год, в котором попал "под сенокос" и был расстрелян Кланькин протеже Первый секретарь Химкинского райкома, будучи в 1937 году одним из секретарей обкома Московской области. Та же печальная участь могла постичь и Лёнькину мать.

     Бог простил Кланьку и за то, что она со своими активистками в красных косынках срывала Пасхальное шествие в Куркинской церкви Иконы Владимирской Божией Матери, норовя идти впереди верующих с песней "Наш паровоз вперед лети, в Коммуне остановка, иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка..." Местный православный люд не любил, но побаивался связываться с оголтелыми "красными дьяволятами" с их несокрушимой уверенностью в светлое будущее, земной рай! За порог церкви у "дьяволят" ума и здравого смысла хватало нос не совать!

      Никифоров А.О., будучи убеждённым беспартийным руководителем был в Химкинском райкоме партии, как бельмо на глазу, но фактически к хозяйственной работе придраться было невозможно. Колхоз выполнял и перевыполнял планы и разнарядки по всем показателям, спущенные сверху райкомом партии и органами Советской власти. Колхозники относились к своему Председателю почтительно и уважительно звали дядя Лёня. Жалоб в вышестоящие органы на него не поступало.
 
       До войны сельчане жили в деревне зажиточно. В большинстве семей мужики неплохо зарабатывали на заводе в Химках, некоторые в Москве. Во многих дворах держали корову и другую живность. Излишки молока и мяса возили в Москву на продажу. Как громогласно, но тихим голосом с кавказским акцентом вещал вождь всех времён и народов: "Жить стало веселей". Народ на это реагировал: "Жить стало лучше, жить стало веселей - шея стала тоньше, но зато длинней."
И ещё посмеивались:
 
"Это наш советский герб!
Вот он молот! Вот он серп!
Хочешь пашешь, хочешь куй,
Всё равно получишь... рупь."
 
        После войны всему народу жить стало гораздо труднее. Коров на всю деревню осталось несколько голов. Держали в основном коз. Частных коров, коз и овец пасли вместе с колхозным стадом. Пастуха за его работу кормили по очереди колхозники, имеющие коров и коз. Деревенские дети росли на козьем молоке очень полезном для растущего организма и практически не болели.
( По своей природе козье молоко больше напоминает материнское, так как в нём содержится бета-казеин, а значит оно больше соответствует нашим потребностям, нежели другие виды молока).
 
       Повод для увольнения беспартийного строптивого Председателя колхоза нашёлся. Дядя Лёня подставился сам. В 1947 году он решил по собственной инициативе развести в колхозе фруктовый сад. Инициатива наказуема!
За саженцами фруктовых деревьев и кустарников он ездил в Химки, где имелся садовый питомник. Ездил лично на лошади, запряженной в телегу. По времени поездка занимала больше чем полдня, но все-таки два раза Лёнька уговорил деда, чтобы он взял с собой в питомник за саженцами.

     Лёньке нравилось валяться на спине в телеге на мягком пахучем сене, бездумно глядя в высокое небо, на медленно плывущие причудливые, меняющие постоянно свою форму облака и сравнивать их с какими-то живыми причудливыми существами, слегка покачиваясь на выбоинах проселочной дороги и не спеша жевать горбушку хлеба с солью и подсолнечным маслом, которой снабдила его в дальнюю дорогу мать. В питомнике Лёнька помогал деду грузить и укладывать в телегу саженцы черной и красной смородины и разных сортов яблонь.

      Лёнька помогал по мере своих силёнок высаживать саженцы в подготовленные заранее дедом ямы. Получается, что Лёнька свое первое дерево высадил в шесть лет. Сколько их потом будет этих высаженных фруктовых дерев за долгую Лёнькину жизнь...?!


Продолжение следует