Фавориты чести. вместо пролога

Лель Апрелев
               
                ВМЕСТО ПРОЛОГА

    Удивительный человек был наш генерал, царствие ему небесное. Любили мы его и почитали, как отца родного, и был он для нас, молодых офицеров, подлинным кумиром и живым примером для подражания, ибо помимо военного таланта и высоких боевых заслуг перед отчеством, его превосходительство обладал многими иными, заслуживающими подлинного восхищения  достоинствами, что являли перед нашими глазами образ его, как человека всесторонне развитого необычайной широты русской души с её добросердечием и весёлым, неунывающим, но подчас крутым, не терпящим паскудства нравом.
    Поэт, музыкант, обладающий тонким и острым умом интересный собеседник, чуткий ко всем заботам своих подчинённых, он располагал к себе любого, с кем ему доводилось общаться; и я не знал человека, каковой бы осмелился худо отозваться о нём, или кого бы он в трудную минуту обошёл своим дружеским советом или ещё какой помощью. А какой его превосходительство был великолепный рассказчик!.. На всякий случай жизни имел он свою историю. Как начнёт, бывало, говорить, так слушать его мы были готовы до самых петухов.
Слава о гостеприимстве нашего генерала, пожалуй, не уступала его боевой славе и  выходила далеко за пределы бригады, коей он командовал, а мне посчастливилось в те годы иметь высокую честь служить в ней под его началом; чином своим он никогда не кичился, ему что полковник, что поручик или корнет – всё одно – гость, и ко всем отношение простое и радушное, и это его простое человеческое качество подкупало нас, готовых в любую минуту умереть за своего бравого командира.  Да и пунш у него был отменнейший, я такого ранее даже и не пробовал. И оттого, мы, офицерская молодежь, тянулись к своему  бригадиру и любили частенько собраться у него вечерами за стаканчиком его превосходного напитка и философской беседой, после каковой обязательно следовал очередной удивительный рассказ; и из чистой человеческой привязанности и интересу к нему никогда не считали для себя возможным отклонить столь  любезное и лестное его приглашение. Неудивительно, господа, что такой его магнетизм действовал и на женскую половину, с представительницами коей он вёл себя всегда в высшей степени галантным и учтивым кавалером, и хотя  наш генерал и не слыл дамским угодником, мог без труда, незаметно для себя самого, самым естественным  и ненавязчивым образом вдруг покорить сердце какой-нибудь неприступной капризной красавицы, заставив её загореться к нему нешуточной страстью, а потому ничего странного в том не было, что в числе его гостей неизменно присутствовали и дамы,  что нас, офицерскую молодёжь, не скрою, весьма устраивало.
   Вот и в тот далёкий ненастный осенний вечер мы, как обычно, собрались у нашего бригадного командира в предвкушении услышать очередную, захватывающую историю. Мягкий лунный свет озарял квадраты паркета гостиной,  придавая ей некую таинственность, и в бликах трепещущего огня жарко натопленного камина лица  наши горели явным нетерпением.
    –  Слушаю я подчас ваши умные философские беседы, господа офицеры, – обращаясь к нашей мужеской половине, с хитрой улыбкой начал его превосходительство, – в коих вы особливое значение уделяете столь волнующей ваши молодые умы и сердца теме любви, приводя собственные выводы об том лишь на сугубо личных предположениях ваших, и сам себе удивляюсь, отчего ни один ещё мыслитель не привёл точного и вразумительного ответу: что же такое любовь и для чего она человеку?
   Не ожидавшие столь необычного начала разговора, застигнутые врасплох, мы, собираясь с мыслями, учтиво промолчали, и лишь одна из дам уверенно проговорила, что любовь дана господом для продолжения рода человеческого. Генерал, учтиво ей поклонившись, всё с той же улыбкой заметил:
   – Я охотно готов признать, сударыня, верность ваших слов, но только, прошу меня простить, в той части, где вы изволили сказать, что любовь даётся человеку богом; в остальном же, позвольте мне поинтересоваться у вас: всегда ли любовь правит продолжением рода человеческого, если оная весьма часто становится основой ненависти, ревности, зависти и подлости, отбирающих людские жизни всевозможными способами, и ежели во имя любви свершаются святотатства со всякого вида приворотами и порчами?.. И как быть с теми людьми, каковые у нас в основе своей женятся по неумолимой родительской воле или по расчёту, имея потом детей от нелюбимых супругов, в то время, как со своими возлюбленными такого счастия испытать не могут, а ежели и могут, то сии дети объявляются рождёнными во грехе и преступном прелюбодеянии? Разве я здесь не прав?..
   – Я не знаю, что вам на сие ответить... – в раздумьях произнесла смущённая дама.
   – Я и сам не ведаю ответа на сию задачу, слишком тяжела она для решения моим скудным умом, – ещё раз изящно поклонившись ей, проговорил его превосходительство, – а потому, вот уже на протяжении многих лет невольно задумываюсь над тем, что коли любовь дана нам для продолжения роду человеческого, то отчего она тогда не всегда бывает взаимной, когда один любит другого, а тот отвечает ему полным равнодушием и оборачивает свой лик на иное, менее достойное лицо, влюбляясь в него и имея от него детей, а любовь-то первого остаётся пустой, как, простите, холостой выстрел?.. Не печально ли сие, господа?.. И каково при таком случае значение любви? И как она познаётся, когда любимый и любящий человек по какой-то причине вдруг отвергается продолжающим его любить возлюбленным? Созидание это или разрушение?.. Счастие или неукротимая боль, а может, и то и другое вместе? И возможно ли здесь объяснение сему великому и загадочному, данному нам в дар Создателем чувству, скупым людским непонятным шестибуквенным выражением, в коем так, казалось бы, и слышится слово «боль», а если перевести его на латынь – amor, то сие и вовсе, коли отнять приставку, означает смерть?.. Возможно ли объяснить это чувство, доступное лишь душе и постижимое ею, досягаемое для человеческого разума лишь только в физических ощущениях?..  В сей связи, друзья мои, позвольте мне поведать вам весьма удивительную и, на мой взгляд, поучительную историю любви одного моего знакомого, испытавшего в связи с сим необыкновенным чувством всего в достатке: и счастия, и горя, и дружбы  и вражды... и даже магии, коей находится всегда  место там,  где пылает любовь и злопыхает ненависть...
Здесь его превосходительство на время умолк. Подойдя к камину и, нарочито медленно набив крепким русским табаком свою старую армейскую трубку, раскурил её, затем, выпуская длинные, неровные кольца дыма, напоминавшие собою некие диковинные формы плывущих в пространстве небесных облаков, щурясь на них, словно видел в их сизой неровной прозрачной пустоте что-то не подвластное нашим упоённо следящим за ним глазам, тихим, но выразительным и проникновенным голосом, ко всеобщему удовольствию присутствующих, приступил к своему повествованию, каковое я, господа, постарался записать в той желательной точности и последовательности, на что только хватало моих способностей и страстного желания донести до вас слова его превосходительства во всей их подлинной выразительности…
   
                Далее часть 1:http://proza.ru/2019/04/06/72