Пашка приходил в себя после очередного запоя: сидел на пляже, лениво прикрывшись шляпой, типа загорал. Нет, не читал, женщин разглядывал, конечно, но слишком уж откровенные были на них купальники, становилось аж дурно – от иных подташнивало. Жара стояла нешуточная и не первый день, что было поистине чудом в нашей средней полосе. Выжить можно было только возле речки. Пашка бултыхнулся в парную воду, поплыл от берега. Сердце не сразу взяло нужный оборот, как то подозрительно дернулось, пришлось вернуться и лечь на полотенце и снова окунуться в тревожащие душу воспоминания…
Семья Пашки слиняла в Подмосковье, жена поехала за внучкой, некому было водить ее в школу и кружки, и хотя внучке уже исполнилось десять лет, она не спешила возвращаться. Добрая по натуре женщина перепробовала за свою жизнь все, что бы вразумить мужа на путь истинный, но он продолжал жить в свое удовольствие и делал только то, что хотел (а порой - что хотела его левая нога и пьяное воображение). Она его называла в шутку шукшинский герой и была недалека от истины, вероятно в нем удачно сочетались нехитрые качества (и переживания) простого мужика с интеллектом.
Единственный сын держал, похоже, нейтраль, в дела родителей не совался. Друг Пашки Федя, тоже бывший военный, переживший Чеченскую войну, перестройку, безработицу, голодуху и разруху в родной стране, тоже был запойный. Бывало, они «гуляли» с ним и по неделе, но сейчас здоровье уже не выдерживало таких нагрузок, Пашке перевалило за шестьдесят. Выглядел он еще фартово и подтянуто, был аккуратен и пунктуален, как всякий служивый при звании на погонах. Для солидности носил усы, которые иногда топорщились во все стороны (например, от возмущения), и наоборот, наверное, портили «общую картину личности»… Но о том, чтобы от них избавиться, не могло быть и речи, Пашка в образ вжился, прирос, что называется к своим усам.
Он скучал всей душой, одиночество было невыносимо, особенно в трезвые отрезки его неприкаянной жизни. Последняя его пассия прикатила к нему знакомиться сразу с домашним халатом, чем нимало, раздосадовала гостеприимного хозяина. Он сразу объявил, поджав губы:
- Я свободу люблю (Вот заявление ТАСС!), как будто на его свободу кто-то покушался (при живой то жене…). Пассию эту хватило ненадолго (то бишь, рыбка в этом омуте не ловилась).
Пашка обвел взглядом пляж, нечаянно задержавшись на стройной фигуре не молодой уже женщины, выходившей из речки. Вода крупными каплями скатывалась по плавным линиям ее груди и живота, купальник явно мешал далеко летящей фантазии Пашки. Женщина, сунув ноги в шлепки каким-то невероятно точным движением, неторопливо пошла вдоль берега, в ее осанке сквозила легкость и достоинство. Пашка трезвым никогда бы не посмел и приблизится к ней, и такая безысходность накатывала в подобные моменты. Она уходила…
И лето тоже уходило, оставались какие то три недели до первое сентября, последние погожие деньки. Пашка подобрал с земли мокрое полотенце и нехотя поплелся к остановке. Квартира была на другом конце города. Трясясь в прожаренном солнцем автобусе, он мечтал только о холодном пиве и душе. Вечер подкрался незаметно, в окно дохнула долгожданная прохлада. Пашка месил подушку, не спалось… Он старался выкинуть из головы все лишнее, что б забыться до утра коротким сном, но перед глазами снова и снова появлялась та женщина, которая уходила с пляжа, унося с собой какую-то свою особую, женскую грусть.
Утром он твердо решил, во что бы то ни стало найти себе подругу, для начала включил комп и залез в знакомства. Контингент был самый разный, но сильно не обнадеживал. Резвая молодуха в подруги уже не годилась, это Пашка к счастью способен был понять, но и взрослые женщины пугали своей проницательностью и безапелляционностью.
Решив блеснуть юмором, Пашка написал послание: Вы, и только Вы зажгли огнедышащий пожар в моем сердце – звучало скорей как издевка…
Однако ответ «приехал»:
- Шутник! Смеялась…
Почему Пашка написал именно ей - зовут как жену, путаться не придется.
Марина и не думала воспринимать всерьез такие поползновения, ходоки из инета ее никогда не интересовали. Однако на другой день она снова получила сообщение:
- Напишите номер телефона, серьезно, нужно встретиться…
Марина, как любая женщина, скорей из любопытства, написала номер домашнего телефона, очень не любила, когда телефон подолгу молчал … Когда раздался звонок, она не сомневалась, что это новый знакомый. Решили позагорать и искупаться, погода еще позволяла, да и Марина давно мечтала об этом - компания дорогого стоила.
При встрече на ее лице, конечно, засела немного саркастическая, нет, не улыбка, скорей ухмылка. Пашка сразу просек, что до донжуана в глазах Марины он здОрово не дотягивает, но надо отдать ему должное - это его нисколько не смутило, да и упрямства Пашке было не занимать. Болтать он мог, что называется, на любую тему, начитан был с детства, а темы ненавязчиво менялись и менялись. Женщина измывалась изощренно, не задавая вопросов (допуская разве что незначительные замечания, но лучше было в них не вдумываться), как будто щупала далеко запрятанную сущность в самой душе Пашки.
Надо сказать, что ему повезло на этот раз, «девушка» была стройна и умна, неплохо одета, а глаза искрились от смеха, хотя внешне она оставалась спокойна. Никаких иллюзий она уже не питала, а по поводу мужчин вообще, другими словами была свободна как птица, целями не задавалась и ее все устраивало. Пашка такое наблюдал впервые, сказать, удивлен – ничего не сказать. Даже забыл о чувстве вины за свое неизбывное пьянство, как то зауважал себя, и приподнялся от земли, мысленно воспаряя.
За расходами Пашки она тоже одним глазком присматривала, не давая переборщить, отказываясь от его громких заявлений (например: в ресторан!). Что он нигде не работал, было сразу подозрительно (военная пенсия, конечно, позволяла), но сидеть без дела здоровому мужику как то не совсем подходило. Марина по себе знала, что без работы она просто не сможет. О Пашкином пристрастии она узнала недели через две, когда он перестал появляться в интернете. Когда Марина позвонила, он ответил с хрипотцой по – военному:
- Я пью...
- Филиппок… вырвалось у Марины (почему-то всегда хотелось так его назвать).
-Я т-тебе н-не Филип-пок! – рявкнуло в трубку…
Вести с ним беседы о предполагаемой гибели было бессмысленно, он не считал себя пьяницей, как всякий страждущий, даже, наверное, считал это культурным отдыхом. Конечно, Марина могла бы больше и не звонить ему, но он удачно выходя из запоя, появлялся на глаза просто «огурцом», как ни в чем не бывало. Приглашал в театр или на прогулку, галантно расшаркиваясь перед дамой так, что невозможно было отказаться. Марина смеялась над собой и Филиппком в душе, но продолжала свое наблюдение. Пашка становился все настырнее, но Марина наивно хлопая глазами и улыбаясь, провожала его всякий раз на остановку, не приглашая домой, так как знала наверняка о том, что подруг у него точно не одна.
Милый друг (всех подруг) то пропадал, то снова появлялся, никаких обязательств между ними не было и не могло быть. Незаметно пролетела осень, вкрапляя в их жизни золотые и оранжевые дни прогулок по городским паркам и набережным. Дышалось легко, обреталось долгожданное равновесие, покой и мир в душе. Ни тот, ни другой не заметили, как привязались друг к другу. Пашка звонил во время пьянок и объявлял Марине, что ему очень сложно с ней, вероятно тоже увязая в этой привязанности, то объяснялся в любви, то признавался в грехах с другими женщинами. Протрезвев, просил прощения и снисходительности. Марина никогда не была ревнивой, но иногда эти заявления ее все-таки задевали, хотя и веселили тоже. Чувство юмора было единственным спасением, что бы выдержать даже невинную дружбу с Пашкой.
В квартире Марины он починил все, что требовало ремонта и что давно уже просилось на свалку. Делал он все основательно и аккуратно, продумав все мелочи. Марина никогда не знала, что такое «каменная стена» или добытчик-мужчина, она и сама была не промах, но сейчас уже не была ни в чем уверена. Сколько выгодных партий пропустила она в своей жизни, и не сосчитать. Но всегда она была сильней своих мужчин, а сейчас она впервые поняла, почувствовала что ли, что такое мужское плечо и надежность. Из-под пепла «вырисовывался», все-таки, офицер советский армии, как не крути.
Вот шутка юмора какая - терялась в догадках Марина – не думала, не гадала, куда попала, а вдруг (не приведи Господи) в десятку? …