В семье штурмана, плававшего по Азовскому и Чёрному морям, в 1908 году родилась дочь
в городе Ростов-на-Дону.
Стихи девочка сочиняла с детства. Рисовала. Увлекалась спортом.
Школа. Библиотечный техникум. Литературный факультет Ростовского пединститута.
С 1937 по 1941 - учёба в Литературном институте им. Горького. Параллельно работа в редакции газет, журналов.
Печаталась в журналах "Октябрь" и "Смена". Увлечённо собирала фольклор.
В 1942 году по заданию редакции газеты "Молот" выехала в район. Территория оказалась
захваченной немцами. Елену Михайловну схватили.
ВЕТЕР
Ветер, ветер, ну что ты наделал?
Ты, должно быть, сошёл с ума!
Это из-за тебя, оголтелый,
У меня не волосы, а кутерьма.
Ведь я и так на других не похожа
Как дикарка, хожу меж людей.
Ты ж сильнее ещё растревожил,
Потянул на просторы сильней.
Не могу я ходить по дорожкам,
Жажду дебрей троп косых.
Потому меня любят кошки
И ненавидят псы.
Люди города! Как вы жалки,
Каменных стен рабы!
Вы лишь знаете, как кричат галки
Да чирикают воробьи.
Плюнуть хочется мне в эти морды
В пудре, в красках, в духах "Лориган"!
Мне бы шкуру носить на бёдрах,
В небо метать бумеранг.
Эх, какою свистящею плетью
Разогнала бы я эту гниль!
Это ты, сумасшедший ветер,
Растрепал меня и раскрутил...
Ты мне голову сделал такую,
Что не волосы, а кутерьма.
И теперь расчесать не могу я,
Чтоб свой гребень не поломать.
1924
ЖИТЬ
(Из поэмы "Невозможно")
Разве можно, взъерошенной, мне истлеть,
Неуёмное тело бревном уложить?
Если все мои двадцать корявых лет,
Как густые деревья, гудят - жить!
Если каждая прядь на моей башке
К солнцу по-своему тянется,
Если каждая жилка бежит по руке
Неповторимым танцем!
Жить! Изорваться ветрами в клочки,
Жаркими листьями наземь сыпаться,
Только бы чуять артерий толчки,
Гнуться от боли, от ярости дыбиться.
1930
В станице Ремонтной фашисты расстреляли родителей Елены. У неё на глазах.
На следующий день, сорвав одежду, заставили Лену копать себе могилу...
Обстоятельства гибели стали известны только через двадцать лет.
ПРИЕЗД
Состав, задыхаясь, под арку влетит,
Навстречу рванутся и окна, и гомон,
И холод, и хохот. И кто-то навзрыд
Заплачет. И всё это будет знакомо,
Как в детстве, в горячке.
Ведь так на роду
Написано мне по старинной примете -
И то, что тебя я опять не найду,
И то, что меня ты опять не встретишь.
И лица. И спины. И яркий перрон.
И кто-то толкает меня. Громогласен
Гудок паровозный. И это не сон,
Что нету тебя. И приезд мой напрасен.
Клубясь и вращаясь, прокатит вокзал,
Сверкание залов и темь коридоров.
И площадь пуста. И фонарь, как запал,
Мигнёт, поджигая покинутый город.
И площадь взлетит, как граната, гремя,
И хлынут осколки разорванных улиц.
...Кто-то с панели поднимет меня
И спросит заботливо:
"Вы не споткнулись?".
Москва. 1940
ПОЭЗИЯ
(Из цикла "Стихи о завтрашних стихах")
Пусть я стою, как прачка над лоханью,
В пару, в поту до первых петухов.
Я слышу близкое и страстное дыханье
Ещё не напечатанных стихов.
Поэзия - везде. Она торчит углами
В цехах, в блокнотах, на клочках газет-
Немеркнущее сдержанное пламя,
Готовое рвануться и зажечь,
Как молния, разящая до грома.
Я верю силе трудовой руки,
Что запретит декретом Совнаркома
Писать о Родине бездарные стихи.
1940
ДЕТЯМ
Всё резче графика у глаз
Всё гуще проседи мазня,
А дочь моя не родилась,
И нету сына у меня.
И голос нежности моей
Жужжит томительно и зло,
Как шмель в оконное стекло
В июльской духоте ночей.
И в темноте, проснувшись вдруг,
Всей грудью чувствовать - вот тут -
Затылка невесомый пух
И детских пальцев теплоту...
А утром - настежь! - окна в сад!
И слушать в гомоне ветвей
Невыдуманных мной детей
Всамделишные голоса.
1940
Москва
КОШКА
Жизнь, как большая красивая кошка,
Вкрадчивой поступью влезла ко мне.
Кошке бы надо сливок немножко,
Кошке бы шерсть приласкать на спине...
Кошка мурлычет. Подогнуты лапки.
Узкою щелью сквозит изумруд.
Кошка устала. Ей скучно и зябко,
Ей отвратительны холод и труд.
Милое дело - лежать и мурлыкать,
Усом изящным слегка вертя,
Милая кошка! Послушайте, вы-ка,
А не убраться ли вам к чертям?
Я вас любила пушистым котёнком,
Диким, пружинным и шухарным.
С вами мы бегали наперегонки
По косогорам нашей страны.
Вы научили меня не бояться
Тяжеловесных и глупых псов,
Вы научили шипеть и кусаться
В ответ на претензии разных "усов".
За это спасибо. Но нынче другое:
Вам захотелось жирок нагулять.
Мне же всего ненавистней в покое
Сыто мурлыкать, зрачками шаля.
Знаете что? Так и быть, примирюсь я -
Шёрстку хольте на крышах других.
Но только не здесь, дорогая Маруся,
Не на расстоянии моей руки!
Иначе возьму вас за нежное ушко,
Розовое, как грёза первой любви.
О, сытая сволочь с богатой опушкой,
Иди, дармоедка, хоть крыс лови!
1930
СКУЛЬПТОР
Перед тобой громада мокрой глины,
Сырая плоть встревоженных болот.
А день так мал, а ночи слишком длинны,
И отдых так мучителен,
И ВОТ -
Встают из хаоса нагие спины,
Пудовых плеч внезапный поворот,
Безмолвный бой взъярённых исполинов
И смертной болью искажённый рот.
Но ты не рад. Тебе покоя нет
От созданных побоищ и побед,
От рук и скул, от воплей и рыданья.
Из тьмы веков воинствующий бред
И выношен и вынесен на свет.
И пахнет мокрой глиной мирозданье.
1934-1935
ДИСКОБОЛ
Наследье веков повелело,
Чтоб вынес и выхолил ты
В Элладе точёное тело
Из мрамора и быстроты.
Не знает ни злобы, ни боли
Лепной, неулыбчивый рот.
И каменных плеч дискобола
Стремительный поворот
Пластичным, певучим движеньем
Кидается в пустоту
За линией статных коленей,
Приподнятых на лету.
Смотрю:
красота на разгоне!
И вдруг свирепею:
тоска
Такая, что стынут ладони
И хочется - до костяка
Разъять это слитное тело
Из камня и нервных узлов,
Чтоб дрогнуло и захрустело,
Чтоб длительно, вязко и зло -
Сквозь мускулов мощь и усталость,
Навылет и нараспев -
Гудело и прорастало
Веками зажатое жало,
От боли окоченев.
Чтоб книзу, и
навкось
и прямо -
Элладу переборов -
Хлестала и пачкала мрамор
Живая
животная
кровь!
1935
ПУТЬ СКВОЗЬ СОСНЫ
Я думать о тебе люблю,
Когда роса на листьях рдеет,
Закат сквозь сосны холодеет
И невесомый, как идея,
Туман над речкою седеет.
Я думать о тебе люблю,
Когда пьяней, чем запах винный,
То вдруг отрывистый, то длинный,
И сладострастный, и невинный,
Раздастся посвист соловьиный.
Я думать о тебе люблю,
Ручей, ропща, во мрак струится.
И мост. И ночь. И голос птицы.
И я иду. И путь мой мнится
Письмом на двадцати страницах.
Я думать о тебе люблю.
Май 1939
Переделкино
НАД ПРОПАСТЬЮ
(Вступление к поэме)
Стоят надо мною горы,
Высокие, как мечты.
Лежат подо мной Дигоры,
Невидимые почти.
"Пусть будет, как будет..." - прощаясь,
Сказал ты. И скрылся. И вот,
К словам твоим возвращаясь,
Гляжу с непривычных высот.
Пусть будет, как будет... От века
Шаманы, жрецы и попы
Внедряли в умы человека
Покорность веленьям судьбы.
Пусть будет, как будет... Ведь лучшей
Вселенной под звёздами нет.
И лермонтовский поручик
Подносит к виску пистолет.
Пусть будет, как будет... Разумно
Всё сущее на земле.
И Гегель, не зная Шумана,
О прусском поёт короле.
Но семя чревато ростом.
И в страхе и муке глядит
На чёрные язвы Панглоса
Колеблющийся Кандид.
И толпы людей взъярённых,
Земли трудовой костяк,
Швыряют в лицо законам
Разгневанное: "Не так!".
И ныне в стране, распахнутой
От синих до бурых гор,
Умы и поля распаханы
Всем судьбам наперекор.
И я, спотыкаясь в пене
Недоброй, гнедой Лабы,
Бреду вперерез теченью
Лукавой своей судьбы.
Пусть ноги скользят и берег
Не близок, но я не ропщу.
Я слишком судьбе не верю,
Я многого слишком хочу.
Хочу, чтоб тебя не обуглил
Пожар бытовых стихий,
Чтоб вечно - светлый и смуглый -
Читал мне свои стихи.
Чтоб вечно рассветное небо
В твоих зеленело глазах,
Чтоб места в душе твоей не было
Понятиям "ложь" и "страх".
Чтоб в Перу, Пальмире и Польше
(Любую страну назови!)
Рождалось людей побольше
Моей и твоей крови.
Чтоб сбросили дряхлую ветошь
Привычек, приличий, примет,
Чтоб встали, мечтою согреты,
Под знамя высоких побед
И сделали нашу планету
Прекраснейшей из планет.
. . . . . . . . . . . . .
Стоят надо мной вершины,
Доступные, как мечты.
Лежат подо мной стремнины
Нетроганой красоты.
И, к камню прижавшись грудью,
Над пропастью я кричу:
"Пусть будет не так, как будет!
Пусть будет, как я хочу!"
Август 1939
Северная Осетия
ПОБУДКА
В шесть ещё не светает. Окно
Темнотою лесною полно.
Мир спокойствием напоён,
И так сладостен утренний сон,
Но я знаю, что в этот час
Там, в Полтаве, побудка у вас
И горнист, как ты говорил,
"Зачинает зарю до зари".
Ты встаёшь, как пружина тугой,
Ты бежишь и становишься в строй,
И я вижу - равняется взвод,-
Головы твоей поворот.
Стынет тёмная полоса.
Чуть поблёскивают пояса.
Молодых чапаевцев строй
Нерушимой стоит стеной.
И я тоже встаю, как ты,
Без волненья и суеты,
И колодезная вода
Обжигает иглами льда.
Выхожу в полутьме на крыльцо,
Иней падает на лицо,
И высокая, как всегда,
Улыбается мне звезда.
Может быть, в этот миг и ты
Замечаешь огонь звезды...
Но устав строевой не прост,
И, пожалуй, тебе не до звёзд
Впрочем, нет: у тебя всегда
Пламенеет на шлеме звезда.
Я бегу через тёмный бор,
Выбегаю на косогор,
Под ногою скрипят снега,
И немного скользит нога.
И мне кажется - в этом лесу,
Я депешу тебе несу,
И мне кажется, в этот миг
Ты услышишь условный крик.
Как бы не был мой путь далёк,
Я доставлю депешу в срок.
. . . . . . . . . . . . . .
Мы с тобою в одном строю,
Нам сражаться в одном бою,
И равняемся мы на ходу
На одну и ту же звезду.
. . . . . . . . . . . . . .
Я бегу по замёрзшей тропе
С теплом думаю о тебе.
Декабрь 1939
Переделкино