В СНЕЖНОМ ПЛЕНУ
Александр Маляревский
Чукотка - удивительный уголок русской земли! Короткое лето как будто торопится показать всю немыслимую красоту тундры, звенящей всеми цветами радуги. В окружении величественных сопок - щедрые россыпи ягод...Неоглядные земные просторы - на все четыре стороны. Это великолепие трудно передать словами. В чукотскую красоту влюбляешься сразу и навсегда!
Но есть и иная Чукотка, не менее красивая, но холодная, суровая, смертельно опасная, не прощающая человеческих промахов, беспечности и пренебрежения её законами. Такой она становится в сезон снегов, морозов и пург.
Однажды зимой, закончив занятия в своём музыкальном классе, я отправился домой к нижнему ярусу села по пятидесятиметровой деревянной лестнице с перилами. Подойдя к ней, остановился. С этого места, с высоты птичьего полёта, открывается замечательный вид на скованную льдом реку, изумительной белизны тундру и далее, на северо-восток, - Пекульнейский хребет. А чуть левее, в зимнем одеянии, - река Белая с едва заметными, занесёнными снегом, верхушками кустарников по берегам. А ещё левее - величавые Павиньянские горы. От распахнувшихся далей захватило дух. Долго стоял, наблюдая завораживающую красоту белого безмолвия.
Спускаясь по лестнице, обратил внимание, что мороз ослаб и вершины хребта утюжат тяжёлые облака. А ещё утром мороз крепчал. Скрип снега под подошвами обуви был отчётливо слышен за несколько десятков метров. По всем приметам можно было без труда предположить, что погода меняется. За четыре года пребывания в материковой чукотской глубинке, где после основной работы охотился и рыбачил, мне удалось усвоить немало примет и закономерностей, присущих суровому Заполярью. И в этом ряду вопросы одежды являются очень важными.
Сегодня зимняя одежда чукчей позволяет им выдерживать в бескрайних снежных просторах, у оленьих стад самые жестокие морозы и злющие пурги. Пришлые, кому по долгу службы приходится длительное время находиться в тундре, да и просто любители экзотики, стараются приобрести чукотскую одежду.
Уже внизу навстречу мне с резвой скоростью промчался снегоход "Буран". За рулём был молодой сельский мальчишка. Я даже имени его не знал, но прозвище у него было необычное - Матерщинник. Рассказывают, когда ему было всего четыре или пять лет, он уже серьёзно, по-взрослому, матерился. Научился этому у своих родителей, которые без оглядки обильно пересыпали свою скудоумную речь чисто русскими ядрёными междометиями. И не имело значения, где это происходило: в собственном доме между собой или в общественных местах. Идут по селу с этим мальчиком, и кто-нибудь, поприветствовав родителей, наклоняется к малышу: - Ой, какой симпатичный мальчик! Как тебя зовут? А тот, с серьёзным, невозмутимым лицом, по-взрослому: - Пошла (пошёл) на х..! У того, кто впервые слышал это, отвисала челюсть и глаза становились квадратными. Те же, кто не раз слышал ответ мальчика, умирали со смеху вместе с родителями. Поэтому многие, зная такой настрой малыша, старались не провоцировать его. Если, конечно, не было целью позабавить публику. Взрослея, он выдавал рулады всё сложнее. Так и осталось за ним прозвище - Матерщинник.
В санях сидел егерь - молодой парень, полгода назад прибывший в село с Большой Земли. Конечно, егеря - это в большинстве своём бывшие охотники, опытные, отлично знающие местную природу и все тонкости общения с дикими животными. Здесь же человек, только что отслуживший срочную армейскую службу, попал на Чукотку и сразу - на должность егеря. Это они утром у одного из домиков чинили снегоход и, скорее всего, решили теперь проверить его на ходу. "Буран" резко свернул вправо, вниз к берегу по накатанной вездеходами дороге и, вылетев на заснеженный лёд реки, понёсся прочь от села. Тогда я даже подумать не мог, что они, игнорируя явные приметы изменения погоды, отправятся в тундру, как оказалось, навстречу трагическому случаю.
К вечеру начало пуржить. Сначала отдельными, умеренной силы порывами, а к ночи уже всё гудело, свистело, и было понятно, что пурги не избежать. Утром, из-за сильной снежной кутерьмы, видимость сократилась метров до десяти. В этот день по расписанию у меня должны быть ученики из интерната, поэтому решил идти в музыкальную школу, несмотря на... Не без труда добрался на работу. Ровно в восемь дверь учебного класса распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся тринадцатилетний Коля Омрувье, в одной школьной форме, без головного убора, в домашних тапочках. А на улице пурга. Благо интернат, где проживали чукотские ребята, находился всего в трёхстах метрах от музыкалки. Неоднократные просьбы к руководству интерната не отпускать детей на уроки без тёплой одежды и обуви ничего не меняли. Ребята-чукчи весьма легкомысленно, возможно по причине своего возраста, воспринимают сложные погодные условия. "Мы местные! Морозов не боимся" - объясняли они. С самого утра ученики приходили по расписанию. И только к обеду, когда пурга усилилась и видимость стала почти нулевой, из интернета пришёл педагог и сказал, что ребят на занятия больше отпускать не будет.
Я отправился домой. Хорошо, что пурга толкала меня в спину. На деревянную лестницу попал не сразу. Пришлось идти зигзагами, чтобы обнаружить её перила. Держась за них, с трудом пробрался к нижней улице, где был мой домик. А здесь наметены такие сугробы, что пришлось пробираться по пояс в снегу. Он был рыхлым, податливым. Пурга, казалось, всё более и более свирепела. Кисти вытянутых рук тонули в белой мгле. В редких местах, где надувов не было, передвигаться невозможно. Ветер с лёгкостью валил с ног. И только попадая в снежные заносы, можно было продвигаться без опасности быть сбитым. Стало почти темно. Снежные вихри закружили вокруг. Они издевательски бросали меня из стороны в сторону. Вокруг всё свистело, гудело, визжало. С огромной скоростью несущееся снежное месиво до боли секло лицо. Открыть глаза было просто невозможно. Продвигался наугад. По предположению, мой дом, находящийся слева по пути моего движения, уже должен появиться. Но его всё не было. Брать откровенно левее опасался из-за возможности свалиться с трёхметрового обрыва к берегу реки. А оттуда во время зловещей пурги выбраться было бы практически невозможно. Поэтому решил идти, как казалось, не меняя направление. Через какое-то время я вдруг услышал сквозь вой пурги слабые, волнообразные, резонирующие звуки работающих дизелей местной электростанции. Значит, моё жилище осталось позади. Повернул обратно. Против ветра идти значительно труднее, но вскоре наткнулся на старый кузов от самосвала, служивший ёмкостью для сбора мусора и установленного между домиками. Наконец я подошёл к двери своего дома, почти полностью заваленной снегом. В чукотских домах, больших и маленьких, входные двери открываются вовнутрь. Это сделано для того, чтобы при необходимости можно было откопаться от снега без чьей-либо помощи. Стоило мне чуть постучать в дверь, как тут же она распахнулась и я, слепленный из одной снежной массы, скатился с сугроба на пол коридора.
- Слава тебе, Господи! - проговорила жена и тут же захлопнула дверь. Расстояние от школы до дома в 500 метров мне удалось преодолеть за полтора часа.
Пурга бушевала ещё сутки. А затем - звенящая тишина. Мороз усилился. Утром, обнаружил, что снег плотной, крепко скованной морозом массой, улёгся почти до верхнего бруска двери. Пришлось поработать лопатами, всегда находящимися под рукой. Получилась траншея метров пять длиной. Надо мной было невинно чистое, бледно-голубое небо. И поскольку у меня был свободный от занятий день, решил проехать по своему охотничьему путику, поправить после пурги капканы, дополнительно разложить приманку. Откопал примитивный, но тщательно обитый рубероидом деревянный гараж, затем прислонённый к стене гаража специальный прицеп к снегоходу. С помощью паяльной лампы привёл в чувство "Буран". Загрузил в сани запасные капканы, сапёрную лопатку, канистру с запасом горючего, ружьё и рюкзак с провиантом. В тундре закон такой: идёшь на день, бери продовольствия на неделю. Идёшь на неделю - бери на месяц...
Градусник показывал минус 25. Путь лежал сначала по заснеженному правому берегу реки Анадырь, затем - по оголённому льду на её левый берег. У местечка Вышка покинул реку и поднялся в тундру. Проехав вдоль протоки пару километров, остановился у небольшого озерка, по периметру поросшего небольшими кустиками ивы и ольховника. Здесь, глубоко под снегом, я хранил запас приманки для зверей. Ещё в конце лета по реке Белой собирал отнерестившуюся кету и горбушу. Известно, что эти лососевые после нереста погибают. Набивал этой рыбой мешки и опускал на дно неглубокого озера, оставляя сверху поплавок-метку. Там она кисла без доступа воздуха до открытия охотничьего сезона. Наступали серьёзные морозы, вода из озера постепенно уходила, оставляя над пустотами довольно хрупкое ледяное покрытие. Раздробив лёд, вытаскивал мешки с достаточно сильным запахом, закапывал поглубже в снег, утаптывал, а морозы добавляли ему крепость, и звери не могли разрыть этот схрон. Цепи капканов в тундре с закреплёнными на концах деревянными чурками, тоже зарывались в снег на глубину 30-40 сантиметров, тщательно утаптывались. Мороз завершал эту операцию и попавший в капкан зверь не мог вытащить скованную снегом цепь с чуркой на конце. Когда часть приманки была загружена в сани, а оставшаяся надёжно утрамбована, я отправился дальше по путику. Тундра была девственно бела, мир погрузился в глубочайшую тишину. До самых Павиньянских гор всё было ослепительно белым. Глазу не было возможности зацепиться за что-либо. Ветер утрамбовал снег, мороз сковал снежный наст с множеством застругов. След от снегохода был почти не заметен. И только в небольших ложбинках, узких и крутых распадках речушек и проток были значительные надувы.
Проехал километров пять, поправив несколько капканов и разложив приманку, поднялся на невысокую сопочку, служившую мне ориентиром при движении. С её вершины вдруг увидел в направлении Павиньянских гор чёрную точку на абсолютно белом фоне тундры. "Что бы это могло быть?" - подумал я, стараясь определить расстояние до неё. Остановился. Присмотрелся. А загадочное пятнышко, похоже, движется! На капоте "Бурана" всегда лежал бинокль. Посмотрел в бинокль - идёт человек. Странно! В этом направлении ни разу не встречал передвигающихся людей. Торная дорога в тундру к оленьим пастбищам, охотничьим и рыбачьим угодьям, как правило, шла вдоль реки Белой к урочищу Устье Двух и далее на север. А это значительно правее. Человек идёт на лыжах, без палок. Помня непреложный закон Севера о помощи и взаимовыручке, поехал навстречу идущему - в тундре чужих не бывает. Через несколько километров остановился перед лыжником, до которого было метров пять. Стал и он. Пытаясь разглядеть лицо, спрятанное под опушкой малахая, подъехал поближе к нему. Лыжник так же стоит на месте. Оставив снегоход, подошёл к нему вплотную. Человек был одет в чукотскую национальную одежду, так называемый "стаканчик": меховые рубаха (кухлянка) и брюки канайты из шкур тугутов - молодых оленей. Малахай - головной убор, отороченный мехом росомахи. Обут в добротные торбаса. Лицо его было припухлое, красное… Я поздоровался по- чукотски: " Еттык!" Он молча протянул мне руку, кисть которой была красная и опухшая. И тут я узнал его! Матерщинник! Это один из двух парней, которые чинили "Буран", когда два дня назад я шёл на работу, а потом вечером рванули по заснеженному льду реки.
- Откуда идёшь? - спросил я, заранее приготовившись получить матерный ответ. - А ты откуда?- ответил он вопросом на вопрос. - От верблюда- попытался отшутиться я. Но тут же понял, что парень порядком примороженный. - Ты откуда идёшь по этой стороне? - повторяю вопрос. - Оттуда - растягивая слова и еле шевеля губами, произнёс он, махнув рукой в ту сторону, откуда шёл. - А что там?- спрашиваю. -Там че-че человек... (пауза) Не то спит, не то замёрз... -Там егерь?- Он кивнул головой. -А почему ты его не разбудил, если он спит?- Через значительную паузу: -Я окликнул его, он не ответил. -Можешь показать это место? - спрашиваю. Он пожал плечами. Я тут же выгрузил содержимое саней под небольшой снежный бугорок, обозначив его воткнутыми в снег лыжами. Оставил только ружьё, рюкзак да канистру с горючим. Усадил парня в сани и поехал по еле заметному на твёрдом насте следу от его лыж. Через пару километров подъехали к какой-то старице или руслу ручья. На противоположной стороне, заметённые до верхушек снегом, торчали кусты.
-Здесь! - крикнул с саней Матерщинник и показал рукой на противоположный склон. Перебравшись на указанное место, остановился у порушенного снежного покрова. Сойдя с "Бурана", подошёл к достаточно глубокой яме в снегу. Глубина около полутора метров. По краям ямы разбросаны ломаные ветки кустарника, пара охотничьих лыж и перемешанное со снегом одеяло. Вероятно, это была крыша убежища. В яме сидел, опершись спиной о снежную стенку, человек. Спрыгнув в яму, я узнал егеря. Бледное лицо, под носом на мелких ворсинках белел иней."Значит дыхания нет" - подумал я. Он был одет в ватную куртку и такие же ватные брюки. Кирзовые сапоги и шапка-ушанка. Пробравшись рукой под его ватник, не обнаружил даже намёка на тепло. Нажал рукой на живот, он с трудом поддался нажиму, был жёстким. -А где же ваш "Буран"? - спросил я. -Там, внизу. Его замело снегом. Вдвоём вытащили егеря из ямы и уложили в сани. Освободив от снега одеяло, укрыли его с головой. Парня попросил прилечь рядом с егерем и придерживать одеяло. И мы на предельно возможной скорости отправились в сторону села Усть-Белая.
Подъехали к медпункту. Там никого не оказалось. Послал парня к фельдшеру домой. Через несколько минут пришла женщина-фельдшер. Внимательно осмотрела егеря, пощупала в разных местах. - Пожалуй, замёрз. А может, просто произошло переохлаждение - заключила она. Подошедшим мужчинам велела внести замёрзшего егеря в помещение медпункта, объяснив, что при переохлаждении человек может казаться мёртвым, будучи живым.
Я отправился за оставленными в тундре вещами. Двигаясь по своему следу, без труда обнаружил их. Погрузив всё в сани, повернул домой. Мысль о замёрзшем егере не давала покоя. Подъехал к медпункту и от столпившихся сельчан узнал, что егерь все же погиб.
На следующий день из Анадыря прибыл вертолёт с милицией и следователями. Совхоз выделил два вездехода и они, прихватив меня, Матерщинника и несколько усть-бельских рабочих, выехали на место, где был обнаружен труп. Следователи внимательно изучали яму, в которой прятались заблудившиеся. Что-то записывали, зарисовывали. А рабочие в это время усиленно искали под толщей снега "Буран". Длинными металлическими прутьями штыковали снег. Наконец работы были завершены. Снегоход погрузили на один из вездеходов и отправились в село.
По итогам расследования выяснилось, что егерь зачем-то решил проехать к охотничьему домику в двадцати километрах от села. Быстро, туда и обратно. Своего транспорта не было, поэтому он попросил пятнадцатилетнего парня, катавшегося на отцовском снегоходе по селу, съездить с ним к охотничьему домику. Тот согласился, но вот незадача: двигатель снегохода вдруг заглох. Запустить его не удавалось. Вдвоём возились почти весь день. К вечеру, наконец, двигатель "заговорил" и несмотря на очевидное изменение погоды, решили - успеем. В этот момент, идя с работы, я видел как "Буран", на большой скорости вылетел на заснеженный лёд реки. Проехав около десяти километров, снегоход начал дёргаться и чем дальше, тем сильнее и сильнее. Ехать было невозможно. А пурга уже крепчала. Матерщинник вспомнил, что отец советовал ему заменить подгоревший ремень вариатора. И даже принёс новый и бросил в сани. Но поменять не хватило времени. Егерь стоял над душой и просил поторопиться. Мол, потом поменяем. И вот "потом" наступило. Решили менять ремень. Долго возились со снятием подгоревшего ремня. Бесконечно прикусывало пальцы при попытке вывернуть ремень на бортик вариатора. Наконец, сняли. Новый поставить оказалось легче. Пока возились с ремнём, ветер усилился и видимость упала. Чтобы не рисковать, решили вернуться в село. Какое-то время двигались по своему, еле заметному следу. Но вскоре след потерялся. Пурга усилилась. Пробирались наугад, без видимых ориентиров. Вскоре потеряли ощущение пространства, и, натыкаясь на незнакомые им преграды: ложбины, кустарники, продолжали искать правильный путь. Порой им казалось, что вот оно, нужное им направление. И какое-то время, воодушевлённые, они уверенно двигались вперёд. Но вскоре понимали, что ошиблись. И снова провалы, опрокидывания. Без конца вязли в сугробах. С трудом вытаскивали Буран из снежного плена и снова вперёд. А пурга крепчала. Почти вся ночь прошла в безрезультатных поисках выхода из опасной ситуации. Кончился бензин в баке. Залили из канистры. Теряя самообладание, продолжали поиски. К утру их снегоход свалился куда-то и буквально утонул в мягком снежном наносе. Попытки вытащить его не увенчались успехом. Измученные и обессилевшие, решили прекратить поиски и, оставив "Буран" в сугробе, выбрались на крутой берег, захватив с собой канистру с остатками бензина, одеяло, сапёрную лопату, топор, лыжи и рюкзак с продуктами. На высоком берегу выкопали в снегу яму, наломали веток с кустарников. Положили их вместе с лыжами на яму. Укрыли одеялом и придавили снежными комьями. Убежище вполне нормальное, посчитали они. Открыли банку с мясными консервами. Покушали. Ни таблеток сухого горючего, ни свечей у них не оказалось. Пустую банку приспособили как ёмкость для бензина. Когда чувствовали холод, наливали в неё из канистры немного бензина, устанавливали на плашмя уложенную сапёрную лопатку и поджигали. Тепло появлялось тут же, а результаты горения смеси бензина и масла быстро выветривались, конечно же, вместе с теплом. Так прошли день, ночь и ещё день. Над ними не утихал рёв, свист и грохот беснующейся пурги. Вечером перекусили. Подожгли бензин в банке и тут же уснули. Ночью Матерщинник проснулся. Было очень холодно. Он окликнул егеря, тот не отозвался. И парень подумал, что егерь спит и не стал его тревожить. Сам же снова уснул. Сколько спал - не знает, а проснувшись, заметил, что пурга стихла и усилился мороз. Приоткрыв одеяло, он увидел чистое небо и - тишина. Кинулся будить егеря, толкнул его в плечо, затем попытался потрепать его голову, чтобы разбудить. И тут понял, что егерь замёрз. Испугавшись, быстро разбросал перекрытие, выбрался из ямы, встал на лыжи и пошёл в сторону видневшихся сопок, как он предположил, у села. На этом пути я его и встретил.
Этот трагический случай взбудоражил селян. Друг другу задавали вопрос: почему?.. Почему парни проявили удивительную беспечность, проигнорировали явное изменение погоды. Почему не были должным образом снаряжены всем необходимым для выезда в тундру?.. -Конечно,- говорили одни, - Парни молодые, неопытные. Попав в объятия ревущей снежной пустыни, запаниковали. - Но ведь убежище - говорили другие - они устроили, в общем-то, достойное. Третьи же утверждали, что в данном случае роковую роль сыграла одежда егеря. На Матерщиннике были теплые торбаса, меховые кухлянка и брюки, сшитые из оленьих шкур. Каждый волос в этой шкуре пустотел. Очень хорошо сохраняет тепло. Человек в такой одежде даже в воде не утонет. Она удерживает его на плаву. Егерь же был одет в ватники. Плюс кирзовые сапоги. Такая одежда спасает только при движении. В неподвижном состоянии она не способна сохранять тепло.
Все селяне согласились с выводом, что если бы егерь был одет в чукотскую одежду, скорее всего, трагедии можно было избежать. Но увы и ах!
Через неделю в село прибыли родственники егеря и увезли цинковый гроб.
Январь 2019 г. Александр Маляревский