Мягкий итальянский климат, ласковое море, курортная индульгенция... Всё располагало к бурному и мимолетному адюльтеру. Она кушала всегда за соседним столиком одна, приходя в одно и то же время, долго разглядывая меню и на ломанном английском пытаясь понять, что итальянская паста это не паста, а паста. Она очень звонко смеялась, когда официант ее не понимал , и слегка хрупко поеживалась, когда вечерний прохладный бриз с успехом находил мурашки на ее коже.
У нее были удивительные мягкие глаза и наивные реснички... но это я смог разглядеть только через полчаса, потому что первые 30 мин мои глаза были... на ее груди, вздрагивающей при каждом ее звонком смехе, дерзко приподнятой, отчего мои глазные яблоки оставались на них, как на блюдечке. И когда, перекатываясь, они остановились зрачком вверх, я и увидел глаза и эти наивные реснички.После получаса легкого тестостеронового шока я стал замечать, что на блюдечке катались все глазные яблоки ресторана.
Как человек женатый, а значит, человек созерцающий, я не мог не заметить человека самогобюстозависимого, а значит, человека страдающего. Им был управляющий ресторана, итальянец лет 40, в очках и чуть сутулый, причем последние два обстоятельства только отягощали его бюстозависимость. Его безуспешные попытки с итальянского языка перейти на язык тела встречали непонимание и холодную вежливость.
Три дня мы ходили в ресторан, как на спектакль.Он робел и заикался, краснел и говорил тихо, перебирая слова, словно забывая родной язык.Он мечтал быть стулом на котором она сидела или стейком, который она разрезала быстро и нежно, но, к сожалению, он был всего лишь управляющим этого ресторана, стоящим перед ней, как итальянский Герасим перед тургеневской русской женщиной. И это продолжалось уже 3 дня...
Постепенно все мужчины ресторана из самцов конкурирующих, превратились в самцов, солидарносочувствующих. Дело близилось к фиаско. Завтра она улетала...Оставался только последний шанс - ужин. И тогда он решился. Как только она вышла из ресторана, подошел ко мне со своей рваной сердечной раной. То ли неразборчивые подписи на чеках выдавали во мне бывшего врача, то ли сносное знание мною итальянского языка, но что то выдавало во мне Спасителя :), я проникся, тем более, когда половина ресторана смотрит на тебя с мольбой о помощи. Он попросил написать записку на русском языке. Текст был типа: "Жду Вас у фонтана на набережной в 22ч. для прогулки". Я написал и уже было передал ему эту записку... Стоп. Я же Спаситель:), а не Переводчик. И дописал одну фразу. Когда он с недоверием спросил, что я написал, я сказал, что теперь она точно придет.
Ужин. Весь ресторан в сборе, все боятся пропустить кульминацию. И вот входит Она, легко и свежо, словно, конкурируя с вечерним похладным бризом, садится за стол и просит меню. Входит наш Ромео, наверное, уже тысячу раз за эти 3 дня переживший смерть со своей Джульеттой, и протягивает ей записку. Она удивленно вскидывает бровки и начинает читать. Сначала легкое негодование тенью пробегает по ее лицу...Видя это, Ромео уже готов умереть и без Джульетты и без надежды, но тут она доходит до последнего предложения и начинает смеяться, задорно, заливисто, ресторан выдыхает...
Что же это была за последняя фраза, растопившая тургеневскую Снежную Королеву?
"Жду Вас у фонтана на набережной в 22ч. для прогулки. ПРИХОДИТЕ ОДНА, БЕЗ КУЗНЕЦА."
Вчером мы семьей гуляли по набережной, было красиво и романтично. Где-то вдали я увидел чуть сутулую фигуру Ромео, идущим под ручку с нашей Джульеттой и уж не знаю, была ли еще с ними там надежда, но я знаю точно: кузнец, в общем-то, он никому не нужен.