дождь. И надо спасать детей

Яна Асадова
        Он стал тварью, покрытой зеленой кожей и пластинами перламутра,  он бродил по тёплым болотам, освещенным маленьким красным солнцем днём и двумя лунами ночью. Он  отдыхал под сенью чудовищного размера папоротников на коврах из голубого мха.  Но в этом раю он был одинок! Он всё звал и звал свою самку, но она не подавала голоса.  И часто в глубины девственного леса летел его любовный призыв… Но не было ответа! Не было ответа! Не было ответа! 
        И одиночество смыкало над его головой  черное покрывало – небо с незнакомым рисунком  звезд.
               
                ***
        Катя сквозь сон слышала этот зов, но, скованная сновидением, не могла откликнуться. Крик, ответный крик самки, застревал в горле. Открыв глаза, она увидела, как в окно уже сочится серый и влажный воздух октября. Осень, как стареющая актриса, сбросила с себя румяна и позолоту листопада и осталась  в неприглядном, обнажающем мерзкие тайны,  неглиже.  Черные кусты роняли слезы, и казалось, что солнце не вернется в этот город никогда.  Катя натянула старенькие кроссовки и куртку с капюшоном – на её стремительно растущем животе она едва-едва сошлась и, позвав Шанельку, отправилась гулять с ней  к Чистым прудам – там ещё плавали два белых величественных лебедя в сопровождении свиты – маленьких пестрых уточек.
        Михал Михалыч Шубин играл со своей собакой - кидал в пруд ветку, и Бонита бесстрашно прыгала за ней в остывающую воду. Шанелька, заметив подругу, возбужденно забегала по  берегу, тявканьем приглашая долматинку поиграть с ней. 
        - Здравствуй, Катюша. – Он мельком взглянул на её животик, ясно обрисовавшийся под курткой,  и подумал, что девочка плохо питается, мало отдыхает, всеми покинута и на неё скоро свалится вся тяжесть материнской работы и ответственности. И материальные трудности, как же без них. Шубин знал, что эфемерные шелковые платочки, которые она разрисовывает, вряд ли прокормят её саму и двух маленьких человечков. Но он, живущий на малюсенькую пенсию, ни чем не мог ей помочь. Он любил эту девочку, но денег за всю свою длинную и, не убоюсь этого слова, трагическую жизнь, не накопил. Но он умеет довольствоваться малым, по лагерному опыту зная, что в тюрьме не маленькая пайка губит, а большая. Но детям нужны всякие соки, кашки, куча пеленок и прочих вещичек. Эх, скорее бы умереть – оставлю ей свою квартиру, сдаст её за вполне пристойные деньги и не пропадет! 
        - Здравствуйте, Михал Михалыч.       
        Она посмотрела на него со своей милой улыбкой и вдруг погладила по плечу.
        - Михал Михалыч, кажется, во мне шевельнулся ребенок, словно рыбка хвостиком плеснула… - Она сделала круглые глаза и сказала, - вот и опять! – Катя замерла, прислушиваясь к своему телу. Две маленькие, чудом спасенные жизни, заявили о себе.   
        Она взяла его руку и положила ладонь себе под куртку на гладкий голый живот: - Вот, почувствуйте. Слышите? Вот же комочек перекатывается  - это, наверное, головка какого-то из детей…       
        Он не слышал. Он никогда еще в своей жизни не прикасался к животу беременной женщины – к этому чуду жизни. И был потрясен теплом  и нежностью этого места!
        - Тебе не больно? – Глупо, как неопытный молодой муж, спросил он.
        - Что вы! Я счастлива. Ведь раньше они не проявляли признаков жизни. Только токсикоз, только чувствуешь себя слабой и больной. А сейчас все эти симптомы исчезли, и я ощущаю одну чистую радость.
        Старик нагнулся над каким-то попавшимся по дороге камешком, чтобы скрыть слезы, предательски выступившие на глазах. Ах, как он сейчас жалел о своем возрасте, о прошедших впустую годах – без любви, без семьи и детей. Да, всё это могло бы у него быть – но любовь предала его, и он не простил предательства! Однако, об этой чудной девочке он должен позаботиться! Сегодня же сходит к нотариусу.   
        - Я просто физически ощущаю как растут во мне два маленьких тельца. Знаете, Михал Михалыч, вчера Юля, девушка, которая снимает у моей соседки комнату, привезла мне целую корзину яблок – штрифель.
        - Штрифлинг, - машинально поправил он, - это старый немецкий сорт.
        - А у моей бабушки Матрёны в деревне его называли штрифелем. Я почувствовала замечательный запах. Запах из детства… И витаминов в них полно.         
        - Катюша, тебе работа нужна.
        - Кто меня  беременную возьмет? Я еще летом обошла кучу ателье, хотела устроиться хоть швеёй, но везде переизбыток более опытных работниц.  С трудом  нашла одну подпольную мастерскую. Но выдержала там только три дня – подвал без глотка воздуха и вентиляции, рядом маленькие и работоспособные, как муравьи, вьетнамки строчат кутюрные модели для рынков. И так десять часов подряд. За совершенно мизерную плату! А в соседней комнате салаты эти корейские рубят – в такой антисанитарии, что я, клянусь, больше никогда в жизни их в рот не возьму.
        Я выдержала в этом чистилище только три дня, и когда появился хозяин, попросила выдать мне деньги за работу. Он только бесстыже рассмеялся мне в лицо – бандит, он и в Африке бандит.
        - Не заплатил?
        - Конечно, нет.  Но я не в обиде, наука стоит дороже. Я знаю, что как бы мне в будущем не было  тяжело, не стоит хвататься за первое попавшееся предложение. Однажды предашь себя, своё призвание, и всё – капкан захлопнулся. А насчет этого, с позволения сказать, бизнесмена, в криминальной хронике показывали, как разогнали его подпольные цеха, продукцию уничтожили, а самого теперь посадят. И морда, знаете ли, Михал Михалыч, была у него не  радостная. Испуганное, прямо скажем, было у него рыло.       
        - Эх, насколько был бы лучше наш мир, если бы справедливость вершилась так быстро.  – Он искоса взглянул на Катю. - А брат не объявлялся?
        - Я его видела еще в июне… - Катя не рассказывала старику о небратской выходке брата. И как она, на следующее утро,  спустилась во двор и выкопала кольца, так романтично похороненные ею в могиле Мухи. К их подъезду причалил шикарный черный автомобиль с затемнёнными окнами. Из него вышел Витька. И увидев её во дворе остановился темен лицом и мрачен, как ноябрьские сумерки в лесу.
        - Я завтра улетаю в Париж. – Сообщил он ровным и безжизненным голосом. – Ты совершаешь страшную ошибку, но до твоего разума не достучаться. Тем более что его там и вовсе нет. Прощай…  - и уже садясь за руль  «Сааба», прошелестел. – Не переживай, ничего не было!
        Но Катя не слушала его, она в шоке  смотрела на автомобиль. Он сидел за рулем той самой машины, в которой они ездили по Москве с Максимом. Не просто похожей, а той же самой – вон и плюшевая собачка-шарпей лежит на заднем сиденье. А, ведь, смешную мягкую игрушку ей подарил Максим, обнаружив, что она  любит этих животных до полного абсурда.               
        - Откуда у тебя эта машина?
        - А тебе-то зачем знать? – Удивился Витька. – Лизка дала порулить.
        - Подари мне на память о себе вон ту собачку.
        Он оглянулся, увидев на заднем сидении плюшевую игрушку, перегнулся через кресло, взял собачку брезгливо двумя пальцами за шиворот и протянул сестре.
        - Держи и прощай! Удачи тебе не желаю, потому что к таким как ты  девушкам удача никогда не приходит.
        - Спасибо!
        Затемнённое стекло стало подниматься и замерло, когда Катя тихо сказала:
        - Я была рада узнать, что ты не изнасиловал собственной сестры! – Она улыбнулась и добавила. – И я предчувствую, что у меня будет удивительно счастливая судьба, вопреки всем твоим дурацким прогнозам.
        Машина рванула с места, обогнула дом и исчезла в переулке.

        - Звонил  Борька, его друг, и сказал, что они живут в Париже. Представляете, Михал Михалыч, в мансарде с окнами… Как вы думаете на что?
        - Неужели на Эйфелеву башню?
        - На помойку.
        - Как романтично! – Язвительно произнёс Шубин. – Самое дешёвое и некомфортное жильё! Там, наверное, даже душа нет. И чем он занимается в своих Парижах?
        - Торгует телом!
        - В каком смысле?   
        - Ну, красотой, - смягчила формулировку Катя, – снимается в рекламной компании средств для похудания.  Но я подозреваю, что все эти средства изготавливают здесь на какой нибудь подпольной фабрике, причем из полного говна…
        - Катрин! Воспитанные девушки таких слов не должны употреблять.
        - Ваша правда. Скажу мягче – они лепят это средство из полного дерьма.
        Старик Шубин только вздохнул. Да. Девушка очень непроста. И не барышня из романов Тургенева точно. Хотя и оттуда тоже.

       
                Глава 24

        Огненно-яркой лисой промелькнула рыжая осень и скрылась в черно-белых просторах зимы. Жить Кате стало совсем туго – её шелковые платочки перестали покупать – Юля в своем агентстве продала с десяток, парочку взяла Ксюха, вот и весь доход. Да, забыла, ещё она сшила платье и халат-кимоно. Но все эти случайные заработки не могли  дать стабильности. Катя ходила на Биржу труда: там, скрепя всеми частями тела и с недовольством глядя на её живот, поставили на учет – ни профессии дефицитной, ни  физической возможности работать на грязных, низкооплачиваемых работах, а вакансии были только  на такие производства, и сунули ей жалкое пособие. Даже там, где в более-менее приличное место требовались люди, её, под любым предлогом не брали, едва взглянув на тяжелое пузо. И тут наивная наша Катя поняла, что её дети никому не нужны!  Что её родное Отечество  живет одним днем и не заботится о будущем. А её наглые и равнодушные чиновники – просто окуппанты на родной земле!
        И вот наступил момент, когда Катя заглянула в свой кошелек и не нашла там денег даже на хлеб. В последние дни, она, преодолев стеснительность, обошла несколько дорогих магазинов и бутиков, везде предлагая свои работы. Естественно, дальше старших продавцов её не пускали, а те, повосхищавшись её вкусом и золотыми ручками, отвечали, что магазины торгуют продукцией  исключительно собственного производства. В одном месте  девушка-продавец  захотела купить Катин платок в японском стиле - с голубыми облаками и цветущей сакурой, но старшая по званию на неё цыкнула, и Катя осталась без заработка. 
        Вернувшись домой, она открыла шкаф. Там висели две шубы, которые ей подарил Максим.  Она постояла в задумчивости:  – Которую продать? Белая норка была – роскошна.  С объемным воротником из рыси, с черными, искусно вырезанными из замши, кружевами, и стильными пуговицами из темно-зеленого перламутра. Шуба, в которой не стыдно пожаловать на прием к мультимиллионеру! Да, такая шуба ей не нужна, она на высокие приемы не ходит! И вряд ли теперь попадет. Но, вопреки всякой логике, она оставила себе именно эту шубку. Потому что, «я могу без необходимого, но не могу без излишеств».
        Катя погладила рукав шоколадной норки, той, с которой придется расстаться,  и сказала:
        - Прости, что я тебя ни разу не надела и вот вынуждена продать. Я этого не хочу, но детям надо хорошо питаться, чтобы родиться сильными и здоровыми. Им очень потребуется сила, потому что их мать – слабый человек и дать им того, что положено всем детям не сможет. И еще, мне нужна стиральная машина-автомат, куча всяческих детских прибамбасов – комбинезончики, пеленки-распашонки, памперсы, коляска. Нет,  коляску, конечно, подарит Юлька. А кроватку – Оксана. В этом можно не сомневаться.
        Так что, мне не судьба тебя носить и  ты не моя шуба. Да и какая была бы у тебя со мной судьба? По рынкам и поликлиникам таскаться?  Ты будешь украшать другую женщину и желаю тебе, чтобы она любила и холила тебя.
        На её объявление откликнулась единственная женщина. Все остальные предлагали по телефону какие-то совсем уж смехотворные деньги, невзирая на то,  что Катя и так за новую шубу просила половинную цену.
        Женщина, заинтересовавшаяся шубой, прикатила только в половине одиннадцатого вечера,  Катя, договорившаяся с ней на восемь, проклинала уже свою порядочность, потому что, пока она ждала покупательницу,  ей неожиданно позвонили две дамы и готовы были  сразу же приехать. Но Катя уже договорилась, и нарушить слова не могла.
         Звонок в дверь и на пороге возникла женщина – Катя  мгновенно узнала её. Та уже пару лет  подряд, причем  каждые полчаса, мелькала на экране телевизора и рекламировала сироп от кашля. Но сейчас она переметнулась в другую компанию и бродит теперь  по своим экранным знакомым с литровой бутылкой отбеливателя в руках  и всем поголовно стирает-отбеливает бельё и рубашки. И становится ясно, что в стране наступило время полного процветания, нет никаких проблем и самая большая у наших женщин неприятность, если рубашка у мужа не ослепительной белизны. 
        - Здравствуйте. - Женщина улыбнулась своей милейшей улыбкой, из-за которой её, видимо, и выбрали на кастинге. – Я приехала шубку посмотреть.
        Катя пригласила её в спальню,  где стояло большое зеркало.  Она достала из шкафа шубу и положила её поверх покрывала. Шуба была хороша – легкая и шелковистая, расклешенная от спинки до колен и с объемным капюшоном. Женщина с темно-каштановыми, почти черными волосами, уложенными в постоянно модную прическу – французское каре, сначала накинула её себе на плечи и повертелась перед зеркалом.
        - Ну, как?
        - Вам очень идет.
        - А, по-моему, не очень. – Она сделала капризную гримаску. –  И чем это у вас пахнет?
        - Льняным маслом, - ответила Катя. – Я им пользуюсь во время работы.
        - А что вы делаете?
        - Батики.
        - Серьезно? Вот эти на стенах – ваши?
        - Да.
        - Очень любопытно… - Она стала рассматривать Катины работы.
        - Мадам, давайте вернемся к шубе, уже поздно, мне, в моем положении, пора отдыхать.
        Женщина мельком взглянула на Катин живот и сказала:
        - Семь месяцев. И мужа, наверное, нет?
        - Вы берете шубу?
        - Сейчас. – Она осмотрела подкладку, прощупала мездру,  чуть ли не принюхалась к меху и,  почти не взглянув на этикетку и лейбл, произнесла безжалостным, непререкаемым тоном:
        - Тысяча долларов!
        - Сколько? - Пролепетала Катя.
        - Тысяча! Хорошие деньги даю.         
        - Но она совершенно новая, из приличного магазина, и стоила четыре тысячи.
        - Вот именно, стоила. А сейчас уже зима в разгаре. Не сезон…
        - Почему же – не сезон?
        - Через десять дней Новый год, а за ним и распродажи начнутся. Так что вам будет трудно это  продать и за тысячу.
        - Я из-за вас отказала двум женщинам, которые интересовались шубой.
        - Как угодно. - Холодно процедила сквозь зубы примелькавшаяся с экрана модель. – Но на эти бабки можно слетать в Грецию и прикупить ещё парочку подобных.
        - Что ж вы не слетали?
        - Это бессмысленный разговор, - отрезала холеная красотка. -  Ладно, добавлю еще сто баксов, и то только из чувства сострадания к вашему положению. Я сама была в подобном тринадцать лет назад,  в Одессе, – хмуро пробормотала она.    
        Катя молча протянула шубу и, покопавшись в закромах, вытащила сумку, которую она была упакована раньше.
        - Ну, желаю легких родов.
        - Спасибо.
        - У вас очаровательные работы. – Модель смягчила тон, удовлетворённая, что отхватила отличную шубу за бесценок.
        - Я знаю! – Сказала Катя заносчиво, но сама с тоской подумала, что вот она стала распродавать тряпочки, скоро и изумруд отдаст  за бесценок вот такой же бесстыжей богатой бабенке, которая купается в роскоши и круглые сутки привыкла носить драгоценные меха и бриллианты.

=======
ЕСЛИ кто то дочитал это до конца расскажите гне где похоронен Андрей Платонов.