Наступила осень. Бабушка с Лидой уехали в Камышин. Я в одиночестве обхожу свои владения и жалею о том, что у меня нет родной сестры, которой не нужно было бы никуда уезжать. Летом я занималась за компанию с Лидой и научилась читать. Меня отпускают в библиотеку одну. Родителям беру книги по записке и прошу у тёти Вали, которая выдаёт книги, разрешить мне выбрать для себя - самостоятельно. Выбираю долго. Первая, выбранная самостоятельно – «Принц и нищий». Очень понравилось название и – толстая. Иду гордо, неся её почти на вытянутых руках. Дома папа посмотрел насмешливо: «Ну-ну». Обидно, но он оказался прав.
В школу мне ещё рано, но как хочется. Подумала – подумала и решилась. Утром свои детские книжки - под мышку и - в школу. Сажусь на крыльцо и смиренно сижу до звонка колокольчика. А потом гордо иду домой и охотно объясняю всем встречным, что вот – иду из школы. На вопрос:
- Разве ты, Юля, уже ученица?- нагло вру:
-Да.
Но это пока сентябрь, а с дождями и морозами всё прекратилось само собой.
Увидела на улице мальчишек, пускающих на верёвочках воздушные шары. Получить в подарок воздушный шарик – большая радость. Почему – то их никогда не привозили в наш магазин. А здесь – толпа мальчишек и по небу, словно стая сказочных птиц, плывут длинные белые шары. На мой вопрос, где они взяли столько шариков, мальчишки сначала отмахнулись, а потом окружили меня и, переглядываясь, сказали, что их привезли в наш магазин. Если я хочу купить, надо бежать быстро - там уйма народа. Спрашивать у тёти Шуры надо не воздушные шарики, правильно они теперь называются… чётко, несколько раз повторили название, спросив, запомнила ли:
-Запомнила, не дурочка.
Пока бежала, без конца повторяла новое слово и очень боялась, споткнуться.
Денег у меня нет, но попрошу тётю Шуру отложить штук пять, а мама придёт и заплатит. Вбегаю в магазин, там действительно много народа. Встала в очередь, волнуясь, что пока дойду до прилавка, ничего не останется, поэтому прислушиваюсь к тому, что люди просят, взвесить, налить, завернуть. Никто не спрашивает то, зачем прибежала я. Сахарный песок, постное масло, пшено, макароны… наконец, вот он – прилавок. Тётя Шура перегибается через него:
- Юля, где записка?
Громко и чётко прошу отложить до маминого прихода пять штук…. Гул в магазине стихает почти мгновенно, а опешившая тётя Шура глупо спрашивает:
-Зачем они тебе, Юля?
Лаконично отвечаю:
-Надувать.
Мальчишки, прибежавшие следом за мной, выкатываются на улицу, рыдая от смеха.
У нас с мамой чёрная полоса. Почти каждый день кто-то из нас разбивает тарелку или чашку. Сначала папа подшучивал над нами, а потом стал выходить из себя, и я слышала, как он выговаривал маме: «Вам только чугунной посудой пользоваться». Лучше бы он этого не говорил, потому что на следующий день мама сожгла чугунную сковородку. Поставила её в плиту, хотела что-то испечь, но её вызвали к больному, она ушла надолго и забыла совсем про сковородку. Потом в плиту положили дрова, затопили, а утром мама вместе с золой выгребла тяжёлое и бесформенное. Мы с ней долго рассматривали «это», недоумевали, пока мама не вспомнила: «Это же… сковорода!»
Выходит, нам и чугунной посудой теперь нельзя пользоваться?!