Ангел-хранитель

    Света сорвала листок календаря — опять август, месяц, которого страшилась, и который из года в год с содроганием и болью встречала... В душе опять воскрес весь ужас пережитого, того, что тщетно старалась забыть, навсегда вычеркнуть из памяти...
    Считается, что время лечит, но у нее вот не получается. Рана не затягивается, а воспоминания с новой силой начинают саднить и терзать. И в который раз перед глазами всплывает, до мельчайших нюансов, тот летний солнечный день, когда они с сыном ждали радостной встречи с ее Ильей.
    Муж возвращался из Сочи с курорта. Три недели разлуки показались вечностью. Последние штрихи приготовления, она нарядилась, стол накрыт и наконец-то можно снять фартук и присесть отдохнуть.
    Возня на кухне — самая нелюбимая и трудоемкая, и вообще не ее занятие. Однако, желая угодить мужу, конечно, соскучившемуся по домашней пище, она, как заметил сынуля, «пошла на подвиг», и даже спекла любимый ее мальчишками яблочный пирог.
    Поезд должен прибыть в три с минутами и, по всему, вот-вот Илья должен появиться. Однако муж отчего-то задерживался. «Уж полночь близится, а Германа все нет!» - пропела Света, взглянув на часы.
    - Куда-то наш папка запропастился... - заметила она, озабоченная тем, что все остынет и придется греть снова.
    - Наверно, опоздал на электричку, - предположил Игорек.
    Скоро сын объявил, что «умирает с голодухи».
    - Давай, налью борщ. Или лучше перехвати салат, замори червячка.
    - Нет, мам, буду ожидать папу! - упрямо отказывался ребенок, несмотря на настояния Светы.
    Самой есть не хотелось, хотя было давно пора. В душе зарождалось беспокойство. Она все поглядывала на ужасно быстро двигавшиеся стрелки часов. Ожидание превратилось в пытку.
    Было около семи вечера, когда наконец-то щелкнул дверной замок и послышались знакомые шаги. Света вскочила навстречу, готовая услышать обычное: «А вот и я!» Но вместо этого в ответ на их радостные приветствия послышалось:
    - Проклятый транспорт! Толчея, жарища!
    Сын восхищенно воскликнул:
    - Салют, курортнику! Папка, как ты загорел!
    В ответ Илья, вместо привычного поцелуя («Курносик, дай носик!»), лишь похлопал сына по плечу и сказал:
    - Да и ты, братец, я вижу, просмолился отлично!
    Света глядела на мужа и не узнавала. Ежедневно, по возвращении с работы, Илья, словно после долгой разлуки, целовал ее, прижимая, а сегодня она отчего-то была лишена этого. Он, как бы мимоходом, прикоснулся к ее щеке губами и, явно боясь встретиться взглядом, изрек:
    - Уф... И в доме духота!
    Полная недоумения необъяснимым поведением мужа, Света возразила:
    - Я бы не сказала — все окна настежь. В доме вполне нормально. Иди, Илюша, мой руки и скорее за стол! Голоден, небось, как волк. Да и Игорек изнывает, без тебя не хотел есть.
    - Напрасно. Вы, ребята, садитесь без меня, а я пойду, приму душ. А, может, и баньку себе сотворю! Пропитался потом из-за этой духоты. Даже ничего есть не хочется. Хотя вижу -  шикарный стол!
    Праздничное настроение улетучилось не только у нее. Светлана видела, что и сын очень раздосадован непонятным поведением отца, совершенно непохожим на привычное. Что с Ильей? Неужели опять навалилась депрессия, которая угнетала его после страшной катастрофы? Но тогда для этого была веская причина, а теперь?.. Быть может, в санатории врачи обнаружили у мужа что-то серьезное, и он старается это скрыть, держа все в себе? Хотя по виду не скажешь... В глазах нет былой грусти, а, скорее, в них какая-то растерянность...
    Игорек сел за стол, а Света пошла греть сыну борщ и отбивные. Из ванной доносилось веселое пение Ильи. Он явно блаженствовал, принимая ванну.
    Нет, причина перемены в муже, как видно, кроется не в том, что вызвало ее беспокойство, а в совершенно другом. Но, в чем же?
    Наливая сыну борщ, перемывая тарелки после трапезы, Светлана неотрывно думала о метаморфозе, случившейся с мужем, который теперь застрял в ванной. Вспомнилось, как уговаривала его поехать отдохнуть. Илья категорически не хотел отправляться в одиночку. Как правило, они отдыхали вместе. Илья считал, что его ангел-хранитель, как муж называл Свету, всегда должен быть рядом. Иногда на это время они забрасывали Игорька к его, или к ее маме. Но в этот год совместного отдыха не получилось. Света, защитив диссертацию, только приступила к работе, очередной отпуск был ею использован, а просить за свой счет сочла не этичным (да и была более чем уверена, что откажут).
    Ежедневно, всю первую неделю, Илья присылал из Сочи письма, полные жалоб: хотя и начало  августа, погода дождливая, чуть ли не ежедневно гонит с пляжа, к тому же врач прописала столько процедур, что, как видно, не будет возможности прожариться на солнышке, которое, кстати, ему вредно и его следует избегать. Ночи длинные, бессонные, так как ее нет рядом... Кормят ужасно: все невкусно да и выбор скудный. В общем — беда.
    А затем письма сменились открытками. Пришли две с видами Кавказа и коротеньким текстом: «Занят процедурами, морем и экскурсиями!», «Был на озере Рица. Восторг!»
    Кстати до сего времени муж экскурсий не терпел, предпочитая спокойное, тихое времяпрепровождение. Светлана же наоборот, обожала лицезреть новые места, и во время их поездок с удовольствием отправилась бы в разные походы. Но, учитывая то, что муж скорее не в состоянии долго бродить и скрывает это за якобы отсутствием любознательности, она смирялась и не показывала вида, пряча свои желания. Ни на минуту Света не забывала, что перенес ее Илюша, и сколько усилий приложили медики, пока вырвали его из объятий смерти, когда муж был уже одной ногой на том свете... Она щадила мужа, боясь даже намеком напомнить об его увечьях.
    ...Игорек поел и все никак не мог дождаться своего папулю.
    - Ну, сколько можно мыться? Мам, напомни ему, что ждем!
    - Папа моется основательно, а не так, как ты! - поднялась на защиту Света, ставя отца сыну в пример.
    Сама же подумала: «Давно бы пора ему выйти...» Она понимала, что ребенку не терпится получить обязательный, привезенный подарок. Ведь не было случая, чтобы, вернувшись с курорта, родители не радовали чем-нибудь сына. В прошлом году, например, фотоаппаратом «Вилия».
    Денег Илья с собой взял вполне достаточно, несмотря на упорное сопротивление:
    - Светик, зачем так много? - твердил он. - Куда мне столько? Пойми — ну, фрукты иногда куплю, если будут путные артисты, на какой-нибудь концерт схожу... Хотя скорее предпочту книжку.
    И он взял с собой роман Хейли «Аэропорт» в журнальном варианте.
    Наконец, появился долгожданный курортник.
    - Ну, ребятки, расскажите, как вы тут были без меня? - спросил Илья, приглаживая шевелюру.
    - Да, что нам-то рассказывать? Ты лучше садись к столу, поешь, и обо всем поведай! — предложила Света.
    - Папа, мы с мамой гербарий собрали! В зоопарк ездили, аж два раза. И на ВДНХ в павильон космонавтики ходили! - поспешил доложить отцу Игорек.
    - Молодцы!
    - Пап, а ты не забыл привезти камешки и ракушки для моего аквариума?
    - Ох, сынок, прости! Ничего не привез, совсем о твоем задании забыл.
    - Илья сел за стол и принялся есть, нахваливая все подряд. Но во всем чувствовалась какая-то неестественность... Света никак не могла избавиться от ощущения, что с мужем что-то произошло. Особенно настораживало его упорное стремление избегать ее взгляда. Илья все время смотрел то в тарелку, то на сына.
    - Когда он встал из-за стола, вместо обычных слов благодарности, адресованных супруге, Светлана услышала:
    - Наелся так, что тянет ко сну! Пойду на боковую.
    - Бедный Игорек не вытерпел и без обиняков спросил:
    - Пап, ты что, ничего не привез?
    - Вы, наверно, дорогие, ждете раздачи слонов? Но, к сожалению, кроме грязного белья, уж простите, ничего не привез... Каюсь! Непонятно как и на что - все деньги разлетелись! Здесь наверстаю!
    - «Ничего себе! - подумала Света. - Ведь повез все отпускные...» Сын, явно расстроенный, изрек:
    - Ну, тогда давай фотографии, мы с мамой посмотрим.
    Ребенок привык, что возвращаясь с курорта, они обычно привозили множество снимков.
    - А, фото... - отчего-то, как показалось, растерянно произнес Илья. - Их тоже нет. Такая дороговизна кругом! Шкурники, эти курортные фотографы! Заламывают неимоверные цены.
    - «Не иначе, у него украли деньги... - предположила Светлана. - Но зачем это скрывать? Со всяким может случиться. Не по ресторанам же он шастал, если такие деньги сумел за три  недели просадить? Карты презирает, точно не играл...»
    Наконец, Илья ушел спать. «Конечно, устал с дороги, да еще эта ванна и сытный стол...» — старалась успокоить себя Света.
    Раздосадованный сын после ухода отца спросил:
    - Мама, а каких слонов мы ожидали? Я не понял.
    - Ты про что? - занятая своими мыслями, отозвалась Света.
    - А когда я спросил, что привез, папа ответил, что мы слонов ждем. Он что, тебе их обещал?
    Хотя на сердце было неспокойно, Света от души рассмеялась.
    - Так, сынок, говорится, когда раздают подарки. Иди, почисти зубки, умойся и — спать!
    - Мам, но я не понял: почему вместо подарков дают слонов?
    - Делай, что я велела! Завтра все объясню. А сегодня пора спать.
    Света старалась успокоить себя, но нервы были натянуты, как струны. Неужели опять что-то со здоровьем? Деньги пошли на частных врачей, и он старается, щадя ее, это скрыть... Светлана слышала, что больные раком порой тратят бешеные деньги на разные снадобья, которые сбывают им нечистоплотные люди, уверяя в чудодейственном воздействии. Не это ли причина? Что если врачи обнаружили у мужа серьезное заболевание? Тогда понятно, почему Илья, не желая ее волновать, ведет себя так неуклюже, не умея врать, боится проговориться... И не фотографировался — не до того... А деньги, наверное, потратил на какое-нибудь «спасительное» средство. «Бедный мой! - пронеслось у нее в голове, и сердце сжалось от сострадания. -  Столько перенес и вот снова!» И главное — это было преподнесено, когда ее рядом не было, и Илья все переживает один... Не с кем поделиться, все в себе, в себе... Хотя... На вид вполне веселый, да и выглядит неплохо. Сплошная загадка...
    ...Перемыв посуду, она вспомнила слова мужа, что привез чемодан, полный грязного белья, и тут же решила, не откладывая, постирать. Собрав рубашки, трусы, носки и платки, она сообразила, что в кармане брюк лежит грязный от пота носовой платок. Светлана вытащила его, развернула и уставилась на него... Нет, на материи была не кровь, ничего общего не было и с пятнами томата. На платке ясно алела помада.
    Илья и помада — как-то не вязалось... Чего чего, но измены от мужа Светлана не могла ожидать. Не только потому, что была уверена в его чувствах к себе, но и в силу весьма серьезных обстоятельств, последствий катастрофы, после которой Илья чудом уцелел. Неудачно катапультировавшись, он угодил на полузасохшую сосну, сук которой пропорол тело. Плюс смещение позвонков, перелом ключицы — все это стало результатом падения. Пережитый стресс тоже оставил последствия. Врачи сделали многое, как выразился Илья, его везде заштопали, но половая деятельность отказала начисто...
    В ту страшную минуту, когда она буквально вытащила мужа из петли, Илья сказал Свете, спрятав лицо у нее на груди:
    - Мой ангел-хранитель, пойми, на что ты обрекаешь себя! Молодая, красивая, успешная. А я - развалина, лишенный всего... Облако в штанах, а не мужчина.
    - Замолчи, и прекрати говорить глупости! Я люблю тебя! Пойми, тебя, твою сущность, а на остальное мне наплевать!
    - Но ты обрекаешь себя на муки, и у тебя со мной никогда не будет детей! Ты отдаешь себе в этом отчет?
    -  Ну, и что же? Тысячи пар живут и счастливы, не имея потомства.
    - Светик мой, семицветик! Любушка моя! На все у тебя есть свои доводы. Но...
    - Никаких «но»! Я тебя люблю, а вот ты, видно, меня не любишь, раз способен огорчать!
    О чем только Света тогда ему ни говорила... Утешенный, Илья прошептал ей на ухо, что, наверно, нет и не было в мире подобной. Света возразила:
    - Нет, ты ошибаешься! У меня в этом плане есть пример настоящей любви. Это мои родители и, в первую очередь, моя мама!
    И она рассказала мужу историю своих родителей.
    - Я знала, конечно, что отец горел в танке. Этого нельзя было не знать, достаточно было взглянуть на него. То, что они любят друг друга, чувствовалось во всем. А вот как они поженились, я не имела представления, хотя частенько слышала, как отец, шутя, говаривал: «Твоей маме все под силу, даже сумела меня, «красавца» женить на себе!»
    Тогда, перед своим замужеством, Света попросила:
    - Мама, расскажи, как вы с отцом поженились?
    -  Ну, слушай. — согласилась мама. - Я жила в Свердловске, когда началась война. Как раз перешла в десятый класс. И тут в нашем классе появился парень, Глеб, эвакуированный с родителями с Украины. Высокий, чубатый, остроумный, и в тоже время серьезный, в общем — красивый и прекрасный во всех отношениях! Он сразу влюбил в себя многих девчонок нашего класса. Конечно, включая и меня... - смеясь, добавила мама. - Учился Глебка хорошо, особенно по математике и физике. В отличие от других мальчишек, был со всеми ровен, и из девчонок в классе никого не выделял. Даже не обращал внимания на нашу первую красавицу - Лину Дубову, в которую были поголовно влюблены все мальчишки. Я же себя считала уродиной из-за курносого носа и жидких «косюлек». К тому же среди ребят ходила под прозвищем «правильная» из-за усердного прилежания на уроках, увлечения классической музыкой и общественной активности - была комсоргом класса. В общем, рассчитывать на взаимность со стороны Глеба, в моем понимании, не могла, и от этого втихую страдала.
    На следующий год он, как почти все остальные мальчишки, ушел на фронт. Я поступила в консерваторию. Мой отец и многие парни из нашего класса на этой проклятой войне погибли. А я все не могла забыть Глеба, и молила небо, чтобы вернулся живой, даже не мечтая ни о чем. Просто продолжала его любить.
    И вдруг, это было в конце сорок четвертого, в магазине я столкнулась с его матерью. Та заметно изменилась за прошедшие два года, но я ее стазу узнала, и, подгоняемая острым желанием узнать о судьбе Глеба, поздоровалась. Она меня совершенно не помнила, хотя я несколько раз заходила к ним.
    -  Я Рита. Училась с Глебом. Как он? - спросила я с замиранием сердца, боясь услышать страшный ответ.
    Его мать улыбнулась, как будто даже обрадовавшись мне:
    - Глебушка, к счастью, вернулся живой.
    - Ой! Он приехал? - радостно воскликнула я.
    - Да... - немного погрустнев, ответила она. - Он, девочка, горел в танке... Но, слава Богу, уже дома.
    - От меня ему привет! От Белкиной Риты... - отчего-то смешалась я.
    - Обязательно передам! - заверила она.
    - А можно зайти к вам? - осмелев, спросила я на прощание.
    - Он никого не хочет видеть... Но, все же, заходи.
    Я ушла озадаченная - отчего Глеб не желает всех видеть? Неужели все еще страдает из-за ожогов? И в тот же день вечером я была у них.
    ...Твоя бабушка Нина, - пояснила Свете мама, вспоминая, - когда впускала меня, крикнула:
    - Глебушка, к тебе гостья!
    - Я отсутствую!
    Его мама виновато поглядела на меня.
    - Погоди-ка минутку, я с ним поговорю, — сказала она, видимо боясь, что я уйду.
    Но я ее остановила:
    - Позвольте, я сама.
    Даже не пойму, откуда у меня хватило не то смелости, не то нахальства, но я, опередив ее, вошла в комнату.
    - Что значит «отсутствую»? Даже для меня? - я хотела сказать «для твоего комсорга», но слова застряли в горле, когда Глеб повернулся ко мне лицом.
    Оно было сплошь покрыто все еще красными ужасными рубцами. Ничего от прежнего, кроме любимых глаз не осталось на нем. Раньше искрившиеся задором, его темные, умные глаза сейчас источали непередаваемую тоску и печаль.
    Я на мгновение запнулась, но, собрав, не знаю откуда появившееся здравомыслие, преодолела в себе страшное воздействие увиденного, и даже, попробовав улыбнуться, продолжила:
    - Что, меня, Белкиной Риты для тебя нет? Не верю! Гони взносы!
    Это «гони взносы» неожиданно его рассмешило, и Глеб криво улыбнулся:
    - Ну, коль пришла, садись.
    ...Твоя бабушка, - продолжала мама рассказ, - будучи очень деликатной, вдруг вспомнила, что ей нужно куда-то зайти, и оставила нас одних. Я принялась рассказывать Глебу о наших соучениках, что знала. Конечно, вспомнила и Лину Дубову, выскочившую замуж за толстого, лысого, очкастого заведующего какой-то продовольственной базой, намного старше ее, ясное дело, женатого, и бросившего из-за нее жену с двумя детьми.
    - А чего от нее еще ожидать? Всегда была дура-дурой, одно слово — дубина! - неожиданно высказался Глеб.
    - А у тебя какие планы? — осторожно спросила я.
    - Ты о чем? Какие у меня могут быть планы? Немного отойду, и надо идти работать. Хотя специальности — никакой...
    - А учиться?
    - Может быть, потом. Сейчас война. Да и о чем речь? Я далеко не загадываю. С моей внешностью стыдно на люди выйти.
    - Глебка, я от тебя такой глупости не ожидала! Что значит, стыдно?!
    - А то, что не хочется пугать своим видом. Сама же видишь...
    - Что вижу? Что вернулся живой, да такой, что горжусь тобой!
    - Ты... мной? Нашла кем, глупая! Да и ты причем тут?
    В других обстоятельствах я бы обиделась и ушла, но тогда, до сих пор не пойму, как из меня вырвалось:
    - Как причем тут я? Ведь я люблю тебя!
    - Ты? Меня? - спросил твой отец. - Белка, не шути! Этим не шутят.
    - А я не шучу. И люблю тебя с первой минуты, как увидела!
    - Ну, теперь увидела, и гуд бай!
    - Гонишь меня, считаешь недостойной? Извини... - я чуть не разрыдалась.
    Мне стало больно и за Глеба, и за себя. Я люблю его даже с обезображенным лицом, которое меня не только не пугает, а наоборот, вызывает еще большее чувство, а сама как не нравилась, так и не нравлюсь...
    И я встала, готовая уйти. Тут Глебка взял меня за руку и так сжал, что без слов я его поняла... А потом... - мама засмеялась, - как твой папа уверял, я ему сделала предложение. Были годы счастья. У него было обожженное лицо, но не душа! Это был...
    Света почти завершила пересказ маминой истории, когда Илья перебил ее:
    - Но между мной и твоим отцом большая разница! Ты не учла одного — у нас никогда не будет детей. Я... Да, что говорить... Сама знаешь. Отдай себе в этом отчет. Нам следует расстаться. Ведь ты обрекаешь себя...
    - Опять за свое?  - перебила его Света. - Брось пороть чепуху! - Мы возьмем малютку, а, может, со временем и несколько, и у нас будет большая, полноценная семья. Я в это верю!
    И вскоре трехмесячный Игорек, чудесное создание, появился у них.
    ...Когда Илья лег в постель, постыдно сбежав от жены и сына, спать ему совершенно не хотелось. О каком сне и покое могла идти речь, когда он искал и не находил ответа на мучительные вопросы: как быть и какие найти слова в свое оправдание? Как Свете, вернувшей его к жизни, нанести такой удар?
    Вести двойную жизнь, бесконечно измышляя небылицы и выкручиваясь, как поступают многие, он не мог, не хотел. Да и Света этого не заслужила. Она в его сердце занимает немалое место и по-прежнему дорога. Да и не может быть иначе: сколько для него сделано ею за одиннадцать лет, прожитых душа в душу! Она чудесный, цельный, достойный человек, которым надо восхищаться и гордиться, что он и делал все это время. Света и внешне, и внутренне великолепна.
    Но, что делать теперь, после встречи с Жанной, подарившей ему столько непередаваемых радостей, вернувшей уверенность в мужской силе, утраченной на долгие годы? Что из того, что она недостаточно образована, неразвита, и ей недоступны возвышенные рассуждения и мысли? Жанна совершенно земная, и даже ее глупости приводят его в восторг, надутые губки — в умиление, и все в ней сулит счастье... Она будоражит кровь и дает ощущение жизни до высоты ее предела. То, чего не сумела, как ни старалась, дать ему Света, которая дорога, любима, но как мать, сестра... И как ей это объяснить, не задев гордость, не унизив, не причинив страданий?
    Илья лежал, притворяясь спящим, мучимый думами о неизбежной беседе с женой, не представляя, как сделать не таким болезненным свой уход из семьи... Это не значит разрыва с ней. Он так же будет чувствовать себя отцом Игорька, и станет, по мере сил, помогать Светлане воспитывать сына. Он останется верным другом, если конечно, она, оскорбленная, не отвергнет дружбы. Нет, не должна, — Света ведь добрейшей души человек, и поймет его, и не осудит. Ну, а Игорек... Он еще ребенок и не должен обидеться на отца за измену, так обычно поступают подростки, многого не понимая...
    Так мучительно размышлял Илья почти до полуночи, ожидая прихода жены, решив тут же, в спасительной темноте, начать неприятный разговор. Но она не шла, и вскоре сон сморил его.
    ...Вода в тазу остывала. Обычно мужские рубашки, чтобы не ломались воротнички, Света стирала руками, не доверяя машине. Заодно она решила постирать и все остальное. Но этот платок с помадой погрузил ее в какое-то оцепенение... Света, присев на табурет, все глядела на испачканный платок, зажатый в руке, а на сердце было почти как после той катастрофы. Как и тогда, теперь стало страшно.
    Сердце плохой вещун, оно подсказывало, что поведение мужа неспроста. И точно - это вовсе не из-за надуманного ею диагноза, какой-то мифической болезни, которой, слава Богу, нет... Вспомнилось пение Ильи в ванной, - когда на душе горько, не поется... Неспроста было его  непонятное поведение, отсутствие фотографий и презентов, которые всегда обожал дарить (даже порой казалось, что это доставляет Илье большее удовольствие, чем самому получать их). Хотя... «Мне он все же привез... Разве этот платок не подарок?» - с горькой иронией подумала Света, усмехнувшись.
    Она встала, и убедившись, что вода в тазу совершенно остыла, засунула все белье, включая злополучный платок в машину, и включила ее. Сделала все это она механически, и лишь когда барабан закрутился, опомнилась. Зачем бросила в машину белые рубашки, испортятся! Благо, лежавшие рядом носки ожидали своей очереди. А ведь могла бы по глупости сунуть и их... И вообще, что себе надумала? Подумаешь, помада! Может, на прощание кто-то из знакомых дам, мало ли их, встретившись на курорте случайно, чмокнул Илью, и оставил след на щеке... Или даже кто-то из родни сегодня повстречался, а он забыл рассказать. Ну и Бог с ним, с этим платком в помаде! Хорошо, что стирается, даже напоминать об этом Илье не надо. Зачем выставлять себя ревнивицей попусту?
    Но тут же эту здравую мысль перебило другое суждение: «Почему же ничего не рассказал, и куда делись деньги, и ни одного фото... Да и все остальное... Ну, поживем — увидим!..» — успокаивала себя Света, пока машина вертела белье.
    Чтобы отвлечься, она раскрыла книгу, но сосредоточиться не получалось.
Несколько раз прочтя одну и ту же фразу, Светлана отложила книгу и взяла половую тряпку, решив протереть пол в кухне, хотя вчера и вымытый. Душа требовала трудом вытеснить плохие мысли из головы. Это у нее было всегда - если охватывало волнение, спасала физическая работа. Так и перед защитой диссертации она перемыла все окна в квартире, ища успокоения.
    Правда, когда случилось несчастье с Ильей, и врачи боролись за его жизнь, тогда руки ни за что не хотели браться, а душу охватила тупая апатия. Казалось, жизнь вокруг остановилась, и вообще — зачем она, если Илью не спасут? Но вскоре, собрав всю волю, Света тогда принялась за работу — дописывать автореферат, и, пока муж поправлялся, сумела подготовиться к защите диссертации, на которой он, до случившегося, настраивал. «Сначала, - говорил Илья, — преподнесешь мне звание ученой жены, а потом и сына!»
    Диссертация и звание были получены, а вот из-за последствий катастрофы сына подарить мужу, не по своей вине, Света не сумела. Тогда-то они и взяли из «Дома малютки» Игорька.
    Илья, став после аварии инвалидом, два года пребывал в тяжелейшей депрессии, и лишь с появлением ребенка стал постепенно оттаивать. Первое время было очень тяжелым как в моральном, так и в материальном плане. Сумрачный, погруженный в себя, муж, грудничок на искусственном питании, с которым было немало хлопот у еще неумелой матери, - теперь страшно вспомнить первые три месяца. Света тогда получила декретный отпуск по уходу за ребенком. Запасов — никаких, и лишь скромная военная пенсия по инвалидности у мужа позволяла еле сводить концы с концами. В этот период пришлось, скрепя сердце, продать в скупке как лом их обручальные кольца...
    Ночи были бессонные: ребенок быстро привыкший к рукам, только на них переставал голосить. Бесконечная стирка пеленок (стиральной машины у них тогда еще не было), уборка, беготня по магазинам, в детскую молочную кухню за питанием... Конечно, со всем этим ей было бы не справиться, если бы Света не впрягла в помощь себе мужа. Сказать, что это было легко нельзя. Единственной работой, которую Илья с удовольствием выполнял, являлись прогулки с коляской. А вот походы по магазинам и возню на кухне муж предоставлял ей, предпочитая в это время заниматься с малышом, вернее, дав ему соску, усесться рядом с книгой или газетой.
    Сложилось распределение труда: Илья гладил пеленки и мыл пол, а кухня и пыль оставались за ней. Света варила, а он мыл посуду. Ну, а ночи с Игорьком были ее. Илье ребенка не доверяла — заснет и вывалит из рук, с ней такое случиться не может.
    Убедившись, что муж способен справляться с малышом, ведь он даже купал младенца, Светлана отважилась через три месяца вернуться в институт: денег не хватало, а продавать было нечего. Устраиваться на работу Илья еще не созрел, да и куда, и кем... Летать его ни одна комиссия не допустит, а все другие, наземные профессии, вроде механика или водителя, муж отвергал. Света стала постепенно внедрять в его сознание идею, что надо поступить в заочный институт и получить наземную профессию, связанную с авиацией.
    В родном вузе Светлана вскоре приняла заведование кафедрой, а Илья стал, как он выражался, «настоящий усатый нянь».
    О том, что ребенка они усыновили, знали, естественно, все вокруг — соседи, знакомые. А вот для родителей ее и мужа, живших далеко, как и для остальной родни, это оставалось тайной. Света и Илья оповестили их о рождении ребенка сразу же, как только взяли Игорька, — разница в три месяца не играла роли. Когда же мать Светы, узнав о рождении внука, изъявила желание приехать, чтобы помочь дочери на первых порах, пришлось ее, с великим трудом, отговорить. Сослались на то, что помощь не нужна якобы из-за хорошей няни, от которой нельзя отказаться, так как другой потом не найдешь, да и в одной комнате, если мать приедет, негде будет разместиться.
    Те же аргументы были позже выложены и родителям Ильи, когда те намекнули, что как только его отец получит отпуск, где-то в начале весны, они хотят навестить их, чтобы познакомится с внуком.
    Понимая, что в их городе тайну усыновления не скрыть, кто-либо, даже без злого умысла, может ее раскрыть, Света пришла к выводу, что необходимо переезжать. Она стала искать вакансии в московских вузах. Ко всему прочему, в столице было больше надежды, что наконец-то ей удастся уломать мужа, и он надумает поступить учиться.
    С обменом повезло: благодаря квартире Светиной бабушки и тройному обмену, им удалось завладеть двухкомнатной квартирой в Подмосковье. Через какое-то время Светлана устроилась в один из вузов Москвы, а Илья приступил к работе на авиазаводе. Одновременно он стал заочно учиться в институте, а когда его успешно закончил, перешел работать в КБ того же завода.
    Сын, на которого они не могли нарадоваться, рос умным и добрым мальчуганом. Илья через военкомат приобрел «Москвич». Жизнь постепенно наладилась, ничто не огорчало.
    Правда, исчезающие в последнее время из продажи некоторые продукты приходится возить из Москвы, но это ерунда, несущественная мелочь.
    ...И вот — напасть! Чувство ревности Свете было чуждо. Да и о какой ревности  идет речь? Уж кто из них и мог бы ревновать, так уж, конечно, не она. И, отбросив в сторону всякие глупые мысли, Светлана легла рядом со сладко спящим мужем.
     Разбуженная его жаркими объятьями, Светлана тут же отпрянула от него, услышав:
    - Жанночка... Жаннетта, солнышко мое!
    - Ты ошибся! Я — Света!
    Сон как рукой сняло с обоих...
    - Свет, это у меня...
    - Прекрати! - еле выдавила она, выскочила из-под одеяла и опрометью бросилась вон из комнаты.
    Хотелось куда-то бежать, мысли путались. Сердце яростно колотилось. Она упала в кухне на табурет. Горло охватил какой-то спазм и не отпускал, а в голове проносилось: «У него появилась какая-то Жанна. А, может, жаба? Во сне приснилось, и все это сама надумала себе...» - силилась успокоить себя Света. Но нет, имя было преподнесено ясно, с ласковой интонацией. И «солнышко мое», да и эта помада... Зачем на все закрывать глаза?
    Прошло минут десять, не более, но ей показалось, что гораздо больше, когда на кухне появился Илья.
    -  Света, нам надо поговорить, - сказал он каким-то не своим, глухим голосом, и несколько раз не то откашлялся, не то умышленно издал какие-то гортанные звуки, желая оттянуть время, а, скорее всего, стремясь собраться с мыслями, не зная, с чего начать. - Света...
    -  Не надо. Иди спать. Ночь на дворе! - решила она прийти к нему на помощь.
    В кухне стоял полумрак и очертаний лица супруга почти не было видно. Но Света ясно представила его виноватый вид, отчего стало до одури больно.
    - Ты умная, добрая, и должна меня понять и простить.
    Свете неожиданно стало противно.
    -  В чем прощать? Ночь на дворе, иди спи! Оставь меня! - повторила она твердо.
    Но муж не уходил и метался из угла в угол, уверяя в своих добрых чувствах к ней и вечном долге за все сделанное ею, за понимание, сочувствие... В общем, сотрясал воздух, от чего становилось понятно — между ними пролегла пропасть, образованная какой-то особой по имени Жанна. Илья так и сказал:
    - Ты вернула мне веру в жизнь, она — в счастье!
    Муж говорил, пытаясь что-то внушить ей, а Света сидела, окаменевшая, будто в столбняке. Слушала и не слышала, а в голове вертелось одно: она ему больше не нужна. Хотя он, кажется, старается заверить в том, что всегда готов подставить плечо.
    Что он несет? О каком плече речь, если время остановилось? Земля рухнула и ушла из под ног. Все кончилось и никогда не вернется жизнь, то счастье, которого лучше нет — быть рядом с ним, дышать одним воздухом, слышать его голос, смех, радоваться и переживать вместе... Сейчас она испытывала то же, что и тогда, когда врач сказал:
    - Мы постарались сделать все от нас зависящее. Но, не скрою — положение тяжелое, почти безнадежное.
    То было в августе, жарком, солнечном, но из-за всего случившегося ей показалось, что свет померк, и холодная дрожь охватила тело, словно в зимнюю стужу.
    Из всего сказанного Ильей следовало, что нянька ему больше не нужна, и выходило, что все эти годы после катастрофы, именно эту роль, ангела-хранителя, исполняла она.
    Светлану передернуло.
    - Хватит. Свободен. И ничем ты мне не обязан. Не мучайся угрызениями совести и уходи!
    И он ушел. На дворе опять был август...

    ...Расставание со Светой и Игорьком далось Илье, как ему казалось, нелегко. Мучило сознание нарушенного долга. Но неприятные чувства оставили его в покое, как только он увидел милое личико любимой, услышал ее радостный возглас и получил жаркие поцелуи, когда та узнала об его решении порвать с семьей. А известие, что  станет отцом, вообще затмило все...
    Правда, вскоре начались трения в связи с отсутствием квартиры. Жанна в Москве жила в съемной клетушке. У Светланы же осталась двухкомнатная квартира, однако претендовать на квадратные метры Илья считал нечестным — ведь жилплощадь досталась им благодаря квартире Светиной бабушки. Но Жанна постоянно твердила, что в тех условиях, в которых они находятся, обзаводиться ребенком — безумие, и лучше она сделает аборт. Пока у них не появится собственное жилье, рожать не намерена.
    Илье стоило больших усилий, красноречия и обещаний уговорить любимую оставить эти мысли и подарить ему наследника.
    - Наследника чего? - становилась в позу Жанна. - Твоих владений, которые ты не способен, по мягкости характера, отвоевать, и оставил жене. Да, собственно говоря, у тебя ведь и так есть сын, а я не курица, сама еще цыпленок, и не созрела для обзаведения выводком. Не наседка я, пойми, родненький. Я человек искусства, творческая личность!
    Будучи танцовщицей в знаменитом военном ансамбле песни и пляски, Жанна, родом из провинции, считала, что достигла больших высот.
    Его Рыжик, - так Илья для себя стал звать Жанну из-за ее медных волос, все никак не могла успокоиться, когда любимый признался, что Игорек не его сын, а взят ими из «Дома малютки».
    - Ну, не пойму, почему ты должен содержать его, совершенно чужого, урывая из новой семьи совсем нелишние деньги, и дарить им так необходимую нам одну из комнат? Разменяй вашу квартиру — тогда и заводи ребенка! А до этого, да и пока не получишь развод — не надейся, и не жди! Сделаю аборт — и крышка! - пугала Жанна.
    В эти минуты невольно вспоминалась Света, от которой он никогда не слышал слов упрека... Но образы прошлого тут же испарялись, как только эта рыжая бестия начинала ластиться, источая нежность из своих зеленых кошачьих глазок.
    К счастью, завод приступил к строительству дома, в котором Илье была обещана квартира. Это примирило Жанну с их положением, и она согласилась оставить мысли об аборте. Правда, непрерывно сетовала, что беременность надолго испортит фигуру, а кормление ребенка сделает грудь отвислой. К тому же, долгая разлука со сценой равносильна смертельной болезни, и грозит потерей гибкости, умений, и вообще — непонятно, как она умудрилась так лопухнуться и влюбиться без памяти!?
    Эти причитания Илья не принимал всерьез, они его забавляли и даже вызывали умиление и восторг.

    ...В первые дни Игорек все недоумевал, почему папа, вернувшись из отпуска, на следующий же день опять куда-то уехал на машине. Сын неотрывно докучал матери вопросами — когда папа вернется, куда делся?
    Света отчего-то сразу сказать сыну, что отец ушел навсегда и с ними жить не будет, воздерживалась, наверно, потому, что сама не могла в это поверить и смириться со случившимся... Хотя здравый смысл говорил, наперекор сердцу, что надежды на будущее никакой нет, если вспомнить брошенную Ильей фразу: «Ты вернула мне веру в жизнь, она - в счастье!» А от счастья не отказываются. Конечно, если эта любовь не заблуждение, химера... Но в очередной самообман она боялась погружаться. Правда, Илья ушел налегке, одежда осталась в шкафу. Книги и личные бумаги — на своем месте. А подушка сохраняет еще его запах...
    Чередой проходили дни последней декады августа. Не за горами первое сентября — пора сына, первоклассника, готовить к школе. И на работе много дел. Но руки ни за что не хотят браться, а на сердце — беспросветная тоска... Илья все не появляется, и не дает о себе знать. Видно, купается в своем счастье, погрузился в него и позабыл обо всем. И, конечно, о том, что обещал сыну по возвращении из санатория вместе пойти по магазинам и купить все необходимое в давно уже приобретенный портфель.
    Но Игорек об этом не забыл, и когда в очередной раз стал скулить:
    - Мы с папой должны пойти за снаряжением в школу, он обещал. Ну, когда же вернется папа? Ну, когда?
    - Никогда! - в сердцах бросила ему Света, и тут же опомнилась, увидав в глазах сына ужас.
    - Он что... умер?
    - Нет. Сынок, успокойся! Он, слава Богу, жив. Но с нами жить уже не будет.
    - А где?
    - Не знаю, в другом месте.
    - А почему? Мы что, ему надоели?
    Этот вопрос ее рассмешил.
    - Не знаю. Может быть. Так у взрослых бывает - расстаются.
    - Так он теперь что, уже не мой папа?
    - Почему же? Он же тебя любит... наверно. О тебе помнит.
    - А тебя, - не унимался сын, - он что, уже не любит?
    - Наверно, не любит...
    -  А почему папа свои вещи оставил?
    - Не знаю... Заберет.

    И он действительно вещи вскоре забрал.
    Свете хорошо запомнился этот день — третье сентября. Возвращаясь специально пораньше с работы, она зашла в школу за своим первоклашкой, остававшимся в продленке. Войдя в квартиру, и уловив едва ощутимый привычный запах «Шипра», Света замерла. «Неужели вернулся?» Сердце учащенно застучало. Но волнение было напрасным: Ильи не было, как и его вещей. На столе ожидал конверт, в котором оказались деньги. Почему-то они, словно откуп, задели. Да и то, что вещи забрал в ее отсутствие. «Трус! Побоялся встретиться!»
    Записка без обращения и подписи гласила: «Извини, что мало. В дальнейшем постараюсь побольше. Привет первокласснику!»
    Освободившийся от бумаг мужа ящик письменного стола Света предложила занять сыну. В первое мгновение Игорек обрадовался, но тут же его взор потускнел:
    - Значит, не вернется. А я думал...
    Света промолчала в ответ. А мальчик не унимался:
    - Мама, а почему папа нас не подождал?
    - Наверно, спешил.
    - А машину он тоже забрал?
    - Ты мне лучше расскажи, что в школе было? Чем занимались в продленке, чем кормили?
    - Ай, кашу там очень сладкую давали, еще что-то... не помню. Машины у нас уже больше не будет?
    - Конечно. А в продленке, как было?
    - А, в продленке было весело! Слайды показывали.
    Сын рассказывал и о чем-то спрашивал, а в голове стучало одно: все кончено, возврата к прошлому нет, и надо примириться и научиться жить по-новому. Но, как? Она представить себе не могла...
    ...Но, ко всему привыкают, и, постепенно, Света заставила себя освоиться с мыслью, что жизнь продолжается. Несмотря на обиду и боль, надо выстоять, и, вычеркнув прошлое, отдавать себя сыну и работе. Даже, быть может, засесть за докторскую. Но, это потом, в будущем. Пока еще не созрела. Слишком свежа нанесенная травма...
    Однообразно, в бесконечной спешке и уже давно привычной суете проходили дни. Ранний подъем, затем, накормив Игорька, и на ходу позавтракав, она отводила его в школу, а сама устремлялась на транспорт, чтобы не опоздать в институт.
    Проведя привычные три-четыре лекции, Светлана частенько отправлялась в институтский буфет, где для преподавателей оставляли дефицит вроде апельсинов, копченой колбасы и тому подобного (бывал даже мясной фарш). Это освобождало от хождения по магазинам и траты времени в их толчее. Нагрузившись, она снова мчалась, боясь опоздать, на электричку или автобус, стараясь не угодить в час пик. Прибежав домой и разгрузившись, отправлялась в школу за сыном. А дома ждали привычные хлопоты и подготовка к очередным лекциям. И так - изо дня в день...
    Но выходные были посвящены всецело Игорьку. Они отправлялись то в кино, то в Москву — в музей или в театр, или просто гуляли в парках, бродили по ВДНХ.
    Ежемесячно по почте приходил перевод со скромной суммой в сопровождении привычной лаконичной приписки: «Прости, по возможности вышлю больше». Однако из месяца в месяц больше не становилось, а, наоборот, заметно уменьшилось. Однажды Света была уже готова отправить перевод обратно: мол в подачках не нуждаемся, но, поразмыслив, решила класть эти деньги на сберкнижку сына — в будущем ему пригодятся.
    В суматохе трудовых будней она почти забывала об Илье, но эти переводы каждый раз напоминали, внося смятение в душу. А однажды, через полгода после расставания, Светлана увидела Илью, да не одного, а с НЕЙ...
    Выходя из гастронома, Света вдруг на другой стороне улицы заметила Илью и ее соперницу, готовившихся перейти дорогу, и стоявших в ожидании сигнала светофора. Илья держал свою спутницу под руку, словно драгоценную вазу. Но не это поразило Светлану, а объем ее фигуры... Несмотря на заячью серую шубку, была заметна ее беременность. Это было так невероятно, неправдоподобно, что Света даже не разглядела лица этой Жанны, а видела только ее выпирающий живот.
    Не желая, а скорее боясь встретиться с ними лицом к лицу, Света побыстрее юркнула обратно в магазин. Через окно она увидала, что парочка перешла дорогу и направилась в ее сторону. Света с ужасом поняла свою оплошность: если зайдут в магазин, то встреча неизбежна. Но, на счастье, они прошли мимо.
    Итак, Илья станет отцом! Это было непонятно, непостижимо. Конечно, следовало бы порадоваться за него, но она не могла... Жгла горечь: «Она сумела, а я нет...»
    Эта встреча выбила Светлану из колеи и долго не давала успокоиться. Теперь единственной опорой был ее Игорек, который радовал своей любознательностью и непосредственностью. Вот, недавно, рассказывая про товарища, сказал:
    - За Толиком приходила его мама. Она плохая!
    - С чего ты, сынок, это взял? Мамы плохими не бывают!
    - Нет, бывают! Она так его потянула за рукав, и так страшно ругала!
    - Наверно, Толик заслужил. Набедокурил?
    - Да нет. Его мама куда-то спешила, и ей показалось, что он медленно собирается. Ты, даже когда спешишь, так не поступаешь! Ты у меня самая хорошая и лучшая! И самая-самая красивая!
    «Что может быть приятней таких слов! И разве это не счастье, заслужить у ребенка подобную похвалу!» - подумала Света, потрепав его за  чуб.
    - Льстец ты мой родной!
    Однако встреча с Ильей не прошла даром и породила у Светланы кучу эмоций и дум. На сей раз ей повезло, и они не столкнулись нос к носу. Но в дальнейшем, живя в одном небольшом городе, этого не избежать. А при встрече улыбаться и лицемерить она не сможет, не такова, как и демонстрировать свою боль и уныние. А если на ее пути вдруг окажется эта пара с детской коляской, как тогда себя вести?
    Надо было искать выход, и он был найден: следует переехать в другой город. Что держит ее здесь? Ничто. Из другого подмосковного городка она с таким же успехом будет добираться до Москвы в утренние часы в переполненном транспорте, как и вечером в час пик. И Света начала поиски обмена.
    Дело оказалось не таким легким, как представлялось на первый взгляд. Предложения были одно хуже другого. Но боязнь встречи с Ильей и его пассией была настолько велика, что Светлана даже согласилась бы на меньшую площадь, но лишь бы, как и тут, была отдельная двухкомнатная квартира.

    ...Хозяйка комнатки, едва узнав о Жанниной беременности, сразу предложила им съехать: соседство с младенцем ее не устраивало. С Москвой пришлось распрощаться. Илья снял комнату в частном доме недалеко от своего завода.
    Токсикоз Жанну не мучил, но зато она стала на редкость капризной, подобно маленькой заласканной девочке. Но это Илью не напрягало, он прощал ей все, включая и прихоти. Порой в полуночные часы любимая, надув губки, требовала то апельсин, то мороженое, и он отправлялся в ресторан -  лишь там в эту пору можно было раздобыть требуемое.
    Выйдя в декрет, бедняжка томилась от безделья и скуки. Илья пропадал на работе, а она большую часть времени спала или просто валялась на диване, утопая в мечтаниях. Илья, вернувшись с работы, заставал на кухне грязную посуду — Жанна уверяла, что у нее от частого соприкосновения с водой страдает кожа рук. Приготовлением пищи она тоже не занималась.
    - Не умею. Это не мое, перепорчу лишь продукты! - надувала губки Жанна, и льстиво добавляла: - У тебя, зайчик, все очень вкусно получается!
    И Илья сначала выводил любимую на прогулку, подышать воздухом, а затем уложив свое рыжее сокровище, словно ребенка, в постель, отправлялся на кухню. Это было ему не в тягость. Жанну за нерадивость не осуждал, считая, что это естественно в ее положении. Да и списывал многое на ее юный возраст, что постоянно внушала ему сама Жанна.
    - Я еще девочка! - часто повторяла она, забывая, что ей уже двадцать семь.
    Себя же Илья полагал стариком — еще восемь лет и грохнет полсотни...
    Иногда они ходили в кино, а в выходные даже ездили в Москву.
    О Светлане и Игорьке Илья старался не вспоминать. Даже хлопоча на кухне, гнал от себя мысли, что в былые годы эта сфера деятельности была для него запретной, даже при наличии маленького ребенка, за редким исключением, когда жена болела.
    Илья подал на развод, стремясь к рождению сына зарегистрировать брак с Жанной, как того требовала она, и он ей обещал. Ежемесячно он отправлял деньги Игорьку, считая это своим долгом, хотя это вносило материальное стеснение. Появление будущего ребенка требовало больших затрат, к тому же предстояли регистрация брака, покупка колец и исполнение многих планов, составленных новобрачной.
    Жанна все сетовала, что в квартире нет телевизора, и было решено купить прибор сразу по получении ею декретных. Но, ощутив в руках деньги, она не удержалась и тут же истратила на «удачно подвернувшиеся» импортные модные легкие сапоги с крагами. Пока их носить она не сможет из-за высоких каблуков, но, разрешившись от бремени, будет щеголять.
    - Рыжик, но роды будут в конце весны, а летом тебе сапоги ни к чему. До осени сто раз поменяется мода...
    - Ой, заяц, ты в этом деле ни-че-го не смыслишь! Такие еще долго будут в моде. А летом не всегда бывает жарко, и летнее платье с сапогами — шик!
    - Ну, раз шик, пусть будет по-твоему! - согласился Илья, забавляясь. - «Что с нее возьмешь, девчонка!»
    В результате, хотя очень не хотелось, пришлось обратиться за материальной помощью в профком.
    ...Схватки начались в полночь. Жанна с широко раскрытыми, полными ужаса глазами, разбудила Илью:
    - Ой! Началось!
    Он вскочил и так спешил, что никак не мог вдеть ногу в штанину.
    - Быстрей, быстрей! Ой! - со стонами подгоняла его Жанна.
    Скорую ждать не стали, сели на свою машину. В поездке роженица еле держалась, и как только вошли в приемный покой стала громко стонать, двумя руками обхватив живот, будто пытаясь его удержать.
    Едва ее уложили на каталку и повезли по коридору, Жанна принялась так орать, что, казалось, ее режут. Илья, оставшийся за дверью, слышал, как сестра строго ей сказала:
    - Ну, чего разоралась? Терпи, а то всех перебудишь!
    Эти слова возмутили полного волнений Илью. Какая черствость и отсутствие сочувствия! Он не находил себе места и все курсировал по холлу, в котором так же томилась в ожидании весьма пожилая пара, привезшая, по-видимому, внучку.
    На дворе стояла ночь. Старик часто выходил покурить, а Илья все выглядывал в коридор и прислушивался. В ушах все еще стояли крики, стоны и причитания его Рыжика:
    -  Ой, ой, мамочка! Сделайте хоть что-нибудь, не могу!

    …Светлана получила повестку на беседу к судье. Ее ознакомили с заявлением Ильи с просьбой о разводе в связи с образованием новой семьи, в которой ожидается появление ребенка. К заявлению прилагалась справка о беременности невесты.
    Светлана, даже не взглянув на справку, сказала:
    - Давайте, подпишу что надо. Я согласна.
    Судья, средних лет женщина, понимающе взглянула на нее:
    - Это вы скажете на суде.
    - На суд не приду. Совершайте все без меня.
    Их развели без ее участия, избавив на сей раз от встречи.
    А с обменом все никак не выгорало. Предложений было мало и все не то.
    ...Июнь выдался на удивление солнечным и знойным. Игорек успешно перешел во второй класс. Света его определила на школьную летнюю площадку.
    Несмотря на жару, сын ухитрился подхватить ангину (как оказалось, съел две пачки мороженого кряду) и слег с высокой температурой. На удачу, в тот день Светлана была свободна. Напоив сына лекарствами, она хлопотала на кухне, когда раздался звонок.
    На пороге стояла бывшая свекровь, мать Ильи. «Ишь ты, вспомнила про внука...» - подумала Света, приветствуя неожиданную гостью.
    - С приездом! Здравствуйте, Анна Ивановна!
    - Хорошо глядишь! Здравствуй.
    - Спасибо, проходите. Жаль, Игорек нездоров.
    На удивление, старуха не поинтересовалась, что у внука, и войдя в комнату, изрекла:
    - Ишь ты, как у тебя просторно! А мой ютится на съемной...
    - Игорек, к тебе бабушка Нюра приехала! - проглотив это замечание, и оставив без ответа, Света заглянула в комнату сына, который не среагировал, - свернувшись калачиком, ребенок спал.
    Она поправила ему одеяло (пусть пропотеет), и вышла к гостье. Та сидела сумрачная, поджав губы.
     - Так вдвоем и живете? Замену моему Илье не нашла? Ты на него зла не держи. Понять должна - как всякий мужик, он продолжения себе желает. - Света не успела возразить, что у него есть продолжение, как последовало: - Родной ему сын надобен, а не чужой! - от этих слов у Светланы перехватило дыхание. А та продолжала: - И это ж надо — от родной матери скрывать!
     - Пройдемте на кухню, - попросила ее Света, боясь, как бы сын не проснулся и не услышал крамольные слова.
    Но бывшая свекровь не сдвинулась с места и громко продолжила:
    - Конечно, это не твоя вина, а беда. Но мой Илья, отчего должен страдать?
     «О чем это она? Все перевернуто с ног на голову!..» - подумала Света, готовая возразить. Но вместо этого снова с нажимом сказала:
    - Игорек болен. Потише, разбудите!
    - Несправедливо ты, Света, поступаешь на сей раз. Конечно, много для сына сделала, не буду отрицать. Но навязывать чужое, приемное дитя...
    - Замолчите!
    - Что, правда глаза колет? Живешь в хоромах, да еще деньги тянешь!
    - Что? Что вы сказали?
    И опять, в который раз, старая ведьма проорала:
    - Ну какого рожна мой сын должен подкидышу платить?
    - Уходите!
    - Что, гонишь?
    - Бога ради, уйдите, и забудьте нас! Не нужны нам ни ваши деньги, ни вы!
    Обида и возмущение клокотали в груди. Скорей бы исчезла с глаз долой эта сыновья заступница. Но не так свекровь бесила Свету, как Илья, открывший тайну усыновления. Как он посмел такое сделать? И особенно задело сказанное об ее вине.
    На прощание старуха бросила:
    - Я простая сельская баба, за правду стою. А ты — ученая, хитрая оказалась, оттого и гонишь! Да, ничего не попишешь, за правду бьют!..
    Когда за недоброй гостьей закрылась дверь, Света лишь тогда ощутила, как дрожат руки и все тело. «Как хорошо, что Игорек спит, - подумала она, приходя в себя. - А вдруг проснулся, и все слышал?» Ужас охватил ее и она устремилась в спальню. Сын не спал.
    - Сынок, как ты себя чувствуешь? - с волнением спросила она.
    - Пить хочу!
    - Сейчас, сейчас!
    Она напоила ребенка.
    - Бабка ушла?
    - Игорек, так называть бабушку нельзя! Давно не спишь?
    - Она плохая! На тебя кричала.
    Света оцепенела.
    - Возьмем градусник, измерим температуру. Кажется, она упала, - старалась переменить тему Светлана, пробуя его лоб.
    - Мама, а что, папа — не мой папа?
    - С чего ты взял, Игорек?
    -  Она сказала — чужой я.
    - Ты не так понял. Не о тебе речь, - сказала Света, а сама подумала: «Зачем вру? Может, лучше правду сказать?.. - но тут же себя одернула: - С ума сошла! Это будет неизгладимой травмой навсегда!»
    А сын словно подслушал ее мысли:
    - Ну и пусть не обо мне! Он мне не нужен! Он плохой — ушел!
    Света растерянно смотрела на сына и не знала, как реагировать.
    - Ну, давай, посмотрим термометр. Ой, ура! Температура почти нормальная! Давай, еще немножко подержи, проверим, - и тут же разговор перевела в другое русло: - Интересно, чтобы ты хотел сейчас съесть?
    - Мороженое!
    - Мороженое? Ты разве им еще не наелся?
    - Наелся!
    И оба рассмеялись.

    ...Счастью Ильи не было предела, когда он, нагруженный всем необходимым для новорожденного, с огромным букетом и коробками конфет для персонала, подъехал к роддому за сыном и женой.
    Скоро вышли Жанна и сестричка, вручившая ошалевшему от счастья отцу драгоценную ношу. Подошла другая, строгого вида сестра, и дала Жанне две бутылочки с молоком:
    - Не забудь подогреть, как учила!
    Это озадачило Илью: неужели у Жанны не пришло молоко? Быть может, так положено? И уже в машине он спросил:
    - А зачем это молоко?
    Жена засмеялась:
    - Зайка, ты глупыш! Кормить крикуна!
    - С чего ты взяла, что он крикун? Ведет себя прилично!
    - Это оттого, что устал, орал благим матом. Ты бы слышал, как он ревел, пока  пеленали! Думала, у меня лопнут барабанные перепонки.
    А дома Илью ожидал первый удар, когда он узнал, что жена перевязала грудь, отказавшись кормить ребенка. Да и возиться с ним, по ее словам, боится - остерегается неловким движением навредить.
    -  Нет-нет, ты уж избавь меня от этого! Это не мое!
    - А чье? - опешил Илья.
    - Твое, милый. Ты хотел — я сделала по-твоему. Натерпелась хорошо, а теперь твой черед. Займись сыном, о котором мечтал!
    Поначалу Илья воспринял ее слова как шутку, но вскоре убедился, что это было заявлено всерьез. Жанна оказалась совершенно равнодушной к ребенку. Его плач, а кричал он, по ее мнению, постоянно, выводил супругу из себя. К тому же она брезгливо отворачивалась, когда нужно было менять запачканные пеленки и подмывать младенца.
    Купал, кормил, пеленал и ночью укачивал его Илья, предусмотрительно взявший на первое время отпуск. А вот с искусственным кормлением была беда: кормилицу (вернее ту, которая могла бы продавать им грудное молоко) подыскать не удалось. Пришлось обходиться молочком и кефиром из детской молочной кухни.
    Не желая оставаться с ребенком, Жанна предпочитала ходить за детским питанием, и пропадала часа на два. Правда, одно занятие ей нравилось: гулять с коляской, принарядившись и разукрасившись. Илья с ужасом думал, что будет, когда закончится его отпуск. Оставлять жену с маленьким Максимкой он остерегался, и уговорил мать приехать к ним на время — помочь.
    Благодаря тетке, младшей сестре матери, обещавшей присмотреть за хозяйством, та согласилась, недоумевая, почему это молодой жене необходима помощь, в то время как сама, в былое время, как и Света, бывшая жена сына, в том же возрасте с успехом справлялись. Не иначе, в этом повинен сам сын, избаловавший, видать, любимую женушку.
    А приехав, и узнав, что невестка отказалась кормить ребенка, разгневанная свекровь не постеснялась, и без обиняков выложила:
    - Это же надо! Лишить родное дитя материнского молока! Последняя сучка не отказывает своим щенкам, а ты, девка, перевязалась!
    С этой минуты Жанна воспылала к свекрови ненавистью, и началась, вслух не названная, но жесточайшая война, которую Илья, по мере сил, старался гасить. Давалось ему это нелегко: обе жаловались друг на друга. Мать все твердила, что Жанна не хозяйка, ленива, неряшлива, а про то, что плохая, а, вернее, никакая мать, и говорить нечего.
    - И где ты, сын, подобрал эту скверну? - беспрестанно пилила она, ставя Илье в пример брошенную им Светлану, успешную во всем: ученая, заботливая и умелая, хорошая жена и мать. - Променял конфетку на дерьмо! - подвела черту Анна Ивановна.
    Жанна беспрестанно плакалась, уверяя, что свекровь ест ее поедом, и что бы она не сделала, все той не так. Даже сказала, что его жена хуже последней сучки, а такое непростительно! Илья успокаивал ее тем, что мать это не со зла, а просто старый человек, всю жизнь проживший в селе, на все смотрит другими глазами. И вообще — надо потерпеть, ведь это не надолго и она скоро уедет.
    Илья это говорил, а сам был весьма озабочен: что будет, когда мать действительно  уедет? Найти няню все не удавалось, да и где взять средства, чтобы ее содержать?.. Они и так еле сводят концы с концами. Жизнь превратилась в форменный ад...
    …Это случилось в отсутствие Ильи. Жанна пошла за детским питанием и пропала надолго. Когда вернулась, свекровь начала пенять:
    - Где бродила? Я уже собак за тобой хотела пускать!
    - Маникюр по пути зашла сделать.
    - А зачем он тебе? Деньги только переводить.
    - Это я деньги перевожу? А сын ваш, дурак дураком, чужому ребенку от семьи отрывает! Этого вы не замечаете? А меня за какие-то копейки попрекаете. Лишнюю пару колготок не купишь...
    - Постой... Какому-такому чужому ребенку мой Илья дает? Он хоть и расстался с ним, не живет, но сын — есть сын! И правильно, по закону и по совести поступает, коль деньги дает моему внуку!
    - Ха! Ну да! Этот нахлебник — подкидыш, из приюта взятый, вот кто ваш «внук»! - выпалила Жанна. - Чего на меня так уставились? Не знали?
    Анна Ивановна была поражена, услышав это откровение. Ее не так задели слова новой жены Ильи об ее сыне, как факт сокрытия им от нее истины. Значит, Светка была бесплодна и заставила Илью взять сиротку, даже не поделившись, не посоветовавшись с родителями... А они с покойным мужем, как дураки, радовались появлению внука, не догадываясь об обмане!
    И переполненная гневом, Анна Ивановна тут же отправилась к Светлане.
    ...Когда вернулась, оскорбленная, попросту выгнанная бывшей невесткой,  разгневанная мать обрушилась на пришедшего с работы сына:
    - Ой, сынок, жаль мне тебя! К нашему берегу то говно, то дерьмо. Одна другой не лучше. Обкрутили тебя, бедного эти стервы, у всех ходишь на поводу!
    -  Мама, от чем ты? Не пойму...
    - Это все тебе расплата за обман родителей! — не унималась Анна Ивановна.
    - А причем тут я? - услышав тираду свекрови, выкрикнула из кухни, задетая за живое, Жанна. - Ее выгнала эта ваша «святая», а камни летят в мою сторону!
    - Откуда выгнала? С чего это ты взяла? Ничего не пойму. 
    - Да-да! - подхватила мать. - Она на сей раз говорит дело. - Светка меня выгнала, когда я ей все высказала.
    - Что? - взревел Илья. - Что ты ей сказала?
    - Как что? Правду, которую от меня, видать по ее милости, ты скрывал. Что Игорь-то не ваш сын, и что...
    Не дослушав, Илья устремился к выходу. У двери он обернулся:
    - А Игорь, он что, все это слышал?
    - Не все ли равно? Правду...
    Но Илье уже было не до ее рассуждений. Он выскочил из дома. Он спешил. Мучила досада на жену, конечно, доложившую матери, и на себя, раскрывшего Жанне тайну. Было стыдно и страшно встретиться со Светой, но он был готов вынести все упреки и обвинения. Главное — открылась ли эта правда Игорьку? И если да — то как успокоить ребенка, внушить ему, что он по-прежнему ему дорог, несмотря на рождение родного? Хотя нет, об этом не стоит упоминать... Такое известие еще больше растеребит израненную душу бедного мальчика, который и так в обиде за его уход. «И он прав — я виноват перед ним и перед Светой! - корил себя Илья. - Совсем потерял голову, занятый собой... Хотя и отправлял деньги, но что они значат, ничего! Заменить рядом отца деньги не могут. А теперь этот новый удар, который может повлиять на психику, на всю жизнь в дальнейшем...»
    Как назло, машина была не на ходу, и Илья, так бичуя себя, устремился к автобусной остановке. Там собралось много народа, наверно, давно не было автобуса. Навряд ли влезешь, если придет полный, а, быть может, вообще не откроет заднюю дверь... Хотя далековато до цели, но Илья не отказался от встречи и двинулся в путь.
    Проходя мимо телефонной будки, он направился к ней, сознавая, что, скорее всего, Света вообще не пустит его на порог. Не лучше ли переговорить сначала по телефону? Боясь предстоящей встречи, ему захотелось прозондировать почву — каково ее отношение к произошедшему? Конечно, позитива ждать не приходится, но, главное,  открылось ли все сыну?
    Илья набрал номер, и, услышав знакомый голос, вдруг оробел, не зная, с чего начать.
    - Алло! Алло, говорите!
    - Светик, прости за...
    Короткие гудки были ответом. Он набрал опять. Света трубку не брала. Она не желала с ним говорить. Значит, идти бесполезно... Но Илья снова набрал номер.
    Трубку подняли и опустили вновь. Он неустанно звонил. Наконец, послышалось:
    - Перестань трезвонить! У меня спит больной ребенок!
    - Не вешай трубку! У меня только одна монета осталась. Выслушай!
    - Забудь этот номер! И не присылай свои жалкие рубли! Купайся в своем счастье!
    И опять короткие гудки.
    Илья повесил трубку на рычаг и застыл в задумчивости. «Купайся в своем счастье!» - горькой насмешкой все еще звучало в ушах. О чем она? Разве можно быть счастливым, если перестал уважать себя?
    Возмущенный голос старика, отворившего дверь будки, вернул Илью к действительности.
    - Заснул, что ли? Совесть надо иметь!
    - Простите.
    - Бог простит! - прозвучало гневное в ответ.
    «Может, Бог и простит, но я себе все это простить не смогу...» - подумал Илья, направляясь в сторону дома. Возвращаться в ждущую его атмосферу не хотелось, как и видеть полные злобы дорогие лица... Однако, вспомнив, что надо купать ребенка, а без него во время этой процедуры может опять разразиться скандал, он прибавил шаг.
    Переживания, самобичевание, угрызения совести постепенно были вытеснены насущными проблемами...
    В один «прекрасный» день, после очередной перепалки между женщинами (свары обычно происходили в отсутствие Ильи), Жанна заявила мужу:
    - Выбирай: я или она! Видеть твою мать не могу! Гадости выслушивать в свой адрес не желаю! Пусть катится отсюда ко всем чертям!
    - Выбирай выражения! Не забывай — она моя мать!
    - Ну и давись ею! Пусть убирается или я уйду! - а следом последовала истерика и слезы. - За что мне такая участь?! И ты тоже...
    Ее слез Илья вынести не мог.
    - Рыжик, успокойся. Вытри глазки. Ну, чего разревелась? Да, мама невыдержанна на язык. Но, поверь, она нам всем добра желает. Это все не со зла. Потерпи! Нам нужна ее помощь. Тебе же одной с Максимкой не справиться...
    - Найди няню! И пусть убирается к чертовой матери!
    - Жанна, ты опять? Чтоб я такого больше не слышал!
    - Ну да, она меня ровняет с дерьмом, а тебе наплевать! Не любишь ты меня! 
    - Брось чепуху городить! Лучше будь умницей, не дерзи ей, промолчи.
    Казалось, он вразумил жену, уладил ситуацию, но не тут-то было... На следующий день мать объявила, что уже собрала вещи:
    - Покупай, сын, билет в Нижний (она по-старому так называла Горький). - Поеду восвояси. Нахлебалась тут по уши, хватит! Оставайтесь во здравии, а меня увольте, насытилась!
    Как Илья ни умолял, ни уламывал мать, она ни в какую: «Покупай билет и крышка!»
    Оскорбленная чем-то невесткой, обиженная на сына за обман, да и за то, что, как ей казалось, тот стоит горой, защищая эту бездельницу и вертихвостку, Анна Ивановна была непоколебима.
    Жанну тоже уговорить повиниться перед свекровью, попросить у нее прощения, не удалось. Мать уехала, на прощание сказав Илье:
    - Ох, жаль мне тебя, сынок! Попал в капкан, из которого тебе уж не выбраться!
    - Все соки выпьет из тебя эта пьявка!
    - Ну, что ты, мама! Она неплохая. Просто невоздержанна на язык.
    - Слеп ты, сын, ох, слеп! Прозреешь, да поздно будет. Жаль мне тебя и мальца. Плохая мать и никакая жена досталась вам. Ну, пусть Бог помогает, а я, видит Господь, старалась!..
    Она уехала, а Илья даже не представлял себе, как быть дальше. На что содержать няню, да и не так-то просто быстро ее найти...
    Когда он вернулся с вокзала, то застал орущего, лежащего в мокрых пеленках, сына, и Жанну, преспокойно в ванной закручивавшей волосы на бигуди.
    - Как ты можешь, Жанна?! - задохнулся от возмущения Илья. - Не слышишь, как Максимка надрывается?
    - А он всегда орет. Ничего, покричит, покричит, и заснет.
    - Но, он же мокрый!
    - Так поменяй пеленки. Я занята.
    Бездушие и наглость, столь бесстыдно явленные, так возмутили Илью, что он не сдержался:
    - Хватит дурочку валять и заниматься черт знает чем! Займись ребенком!
    В ответ вместо вполне уже знакомых слез и демонстрации обиды, неожиданно последовало:
    - Тебе он был нужен, ты им и занимайся! И учти: я решила вернуться в ансамбль! Сидеть дома и слышать это бесконечное «Уа!», от которого лопаются барабанные перепонки, да к тому же считать каждую копейку, я не намерена! Отдай его в ясли, или ищи няню. Я завтра же еду в Москву!
    - Что?!
    Руки чесались, так хотелось приложиться к этой потерявшей совесть и раскрывшей свою никчемность особе. А Жанна продолжала:
    - Не желаю в угоду тебе губить свою молодость и талант!
    - Замолчи, или я заткну твой грязный рот! - проревел Илья, пеленая ребенка и стремясь успокоить соской, которую тот выплевывал.
    Был воскресный день, завтра на работу. Как оставить сына на нее, эту кукушку? Очарование испарилось, его как не бывало. В душе царила опустошенность, а жгучий стыд и досада на себя снова вернули Илью к мыслям о Свете и Игорьке...

    ...Успокоив сына,  Светлана сама не могла успокоиться. Зачем Илья раскрыл матери их тайну, которая до сегодняшнего дня, она была уверена, умрет вместе с ними? И надо же - сделать ее виновницей отсутствия у них детей! Неужели Илья совсем потерял голову и остатки совести? И все из-за жалких грошей, которыми попрекнула Анна Ивановна? Да и сама бывшая свекровь... Свету поразила перемена в матери Ильи. Как можно было так ошибиться в человеке? Света считала ее доброй, умной и очень порядочной. Казалось, и та к Свете относилась со всей душой, и, не лицемеря, всегда хвалила... Ведь даже, узнав, что у сына другая семья, Анна Ивановна была возмущена его поступком, и писала, что Свету по-прежнему считает родной дочерью, и ждет любимого внука и его мамочку летом в гости. И вот, как снег на голову, этот сегодняшний визит... Кто Света для нее теперь — чужая женщина, отвергнутая ее сыном, но, Игорек, ведь его-то бабушка так любила, это добрейшее, послушное дитя нельзя не любить! Где была ее доброта, человечность, когда кричала в голос, нарочно громко, желая ему поведать обо всем и испортить жизнь? И этого действительно добилась - ребенок узнал, что Илья - не его отец. Благо, что она, Света, как будто, у ребенка вне подозрения, надо думать, Игорек поверил, что чужой он только Илье... Бедный мальчик, перенес один удар за другим! То ушел любимый отец, и сразу позабыл о сыне, а то открылось, что Илья ему чужой и все время обманывал... Как перенесет такое детская душа, не отразится ли это впоследствии на характере? Боже, как меняются люди в зависимости от обстоятельств, и как гадко становится на душе, когда обнаруживается их ничтожество! Больно сознавать свою близорукость и заблуждения в оценке некогда очень близких и дорогих людей...
    Теперь Света лишний раз убедилась в правильности своего решения переехать в другой город, подальше от  всего, связанного с Ильей. И опять, как и в прошлый раз, в этом помогла ее мать. После ухода отца из жизни, Светлана часто уговаривала маму поменять квартиру и поселиться с ними рядом. Но та упорно не желала расставаться с родным городом.
    - Я здесь родилась, тут и умру. Пойми, дочь, - говорила она, - здесь, в Свердловске, я как рыба в воде. Все близкое, родное. В моем возрасте привыкать к новому месту тяжело. Да и расставаться с работой, пока силы есть и меня ценят как специалиста, и не прогоняют на пенсию, не хочется. А как уйду на заслуженный отдых, могу подрабатывать частными уроками (мама была завучем в музыкальной школе и преподавала фортепиано). - Да и за родными могилами, кто присмотрит, если буду жить вдалеке? - оправдывалась она. - Нет, доченька, не настаивай. А летом, как всегда, - или я к вам, или вы ко мне!
    Но после развода, когда Света, поделившись с матерью трудностями так необходимого обмена, и ничего не найдя подходящего, уже была готова на худший вариант, мама сама ей предложила:
    - А если поменять одновременно и  мою? Перееду, и будем жить вместе.
    Обмен, сверх ожиданий, удался. Хотя предложенный город располагался гораздо дальше от столицы, но трехкомнатная квартира была замечательная: третий этаж девятиэтажного нового дома, все комнаты раздельные, приличная кухня, лоджия и балкон. В общем, живи и радуйся!
    Казалось, особенно довольной обменом была мама:
    - Разгружу тебя, займусь хозяйством. А ты, доченька, сумеешь осуществить папину и  мою мечту — засядешь за докторскую. И, чем черт не шутит, наконец-то встретишь достойного тебя человека!
    Этим, привычным теперь рефреном оканчивались все разговоры о предстоящем будущем...
    А известие, что жить будут на улице Чайковского, мама восприняла восторженно:
    - О, сэ манифик! - мама любила щеголять французским, которым прилично владела. - Это весьма символично для музыканта, а Игорька, я все же надеюсь, мы приобщим к игре. Мой внук должен вырасти всесторонне развитым человеком, неравнодушным к прекрасному!
    Да, все складывалось чудесно. Хотелось верить, что темная полоса скоро сменится светлой. Но... иной поворот в жизни бывает скорее похож на подножку.
    ...Обмен состоялся, бумаги оформлены, мебель, вещи перевезены. С прошлым было покончено. Игорька перевели в новую школу. На период переезда Светлане удалось достать для него путевку в пионерлагерь (впервые за все годы она отпускала сына, признаться с некоторой опаской). Игорек же с радостью воспринял предстоящую самостоятельность.
    Теперь оставалось помочь маме отправить контейнер, конечно же с пианино и остальной мебелью, и вместе, не задерживаясь, вернуться, дабы успеть к положенному сроку прописаться, и забрать Игорька из лагеря — смена подходила к концу.
    Все шло отлично. В Свердловске быстро справились с отправкой контейнера. В день отъезда посетили кладбище и простились с дорогими могилами, заручившись обещанием двоюродной племянницы мамы ухаживать за ними, а вечером посидели за прощальным столом с близкими и друзьями.
    Поезд уходил в начале первого ночи. На вокзал их отвез на своей машине бывший мамин ученик. Провожать поехали мамина подруга детства с мужем и двоюродная сестра с дочерью. Побыв немного с уезжающими, они оставили их дожидаться отправки состава. До отхода поезда оставалась еще уйма времени.
    Мама пребывала в минорном настроении. В этом не было ничего удивительного: она прощалась со своим прошлым, с местом, где прошла вся жизнь. Чтобы немного отвлечь ее от тяжких мыслей, Света предложила разгадать кроссворд в журнале, взятом в дорогу.
    - Хорошо, давай пошевелим мозгами, - согласилась мама. - Но сначала пройдусь в уборную.
    Она ушла, а Света углубилась, пока суть да дело, в чтение юморески, напечатанной рядом с кроссвордом. Уже был просмотрен весь журнал, а мамы все не было. Подумалось: там обычное для вокзала дело — очередь в единственный туалет.
    Время шло, а мама все не возвращалась. Света стала нервничать — почему задержалась так долго? Может, по дороге встретила кого-нибудь и заговорилась? А, может, кому-то позвонила, заметив будку с автоматом? Хотя нет, для звонков уже поздновато... Отойти Света не могла — рядом стояли их чемодан, сумка и рюкзак. И главное, скоро объявят посадку.
    Наконец, Света не выдержала, и, рискуя остаться без вещей, доверила их сидевшей поблизости молодой парочке.
    Ближайший туалет оказался закрытым — шла уборка. Пришлось искать другой. Еще издали Света увидела у дверей зала ожидания санитаров, выносивших кого-то на носилках. Отчего-то екнуло сердце, но, отогнав дурное предчувствие, она убыстрила шаги и чуть ли не бегом направилась к дальнему туалету. Около него что-то оживленно обсуждали несколько человек и два милиционера.
    Мамы среди них не было, и не долго размышляя, Света обратилась к старшему лейтенанту, не видели ли они женщину в голубом шерстяном жакете? (Вечер выдался прохладным и на вокзале гулял сквозняк).
    - А вы кто ей? - спросил пожилой милиционер.
    - Я — дочь. А вы ее видели?
    - Ее увезла скорая... - сказал младший.
    - Что с ней?
    - Сердце, наверно.
    - А куда повезли? В какую больницу? - не сказала — выкрикнула она.
    - Звоните ноль три, они должны знать.
    Будка с аппаратом оказалась занята. Как Свете показалось, говоривший по телефону мужчина, которого она упрашивала скорей дать позвонить, будто нарочно продолжал что-то доказывать своему собеседнику, отмахиваясь от нее:
    - Женщина, не мешайте!
    Света готова была вырвать у него трубку. Наконец, удалось позвонить.
    - Дежурная больница находится... - ей продиктовали адрес.
    Света кинулась ловить машину, совершенно позабыв об оставленных на произвол судьбы вещах. Когда выбегала из здания вокзала, услышала о начавшейся посадке на поезд Свердловск-Москва...
    В приемном покое больницы ей сначала сказали, что таковой сюда не привозили. Но затем дежурная сестра, подумав, предположила:
    - Возможно, меня тогда здесь не было. Погодите немного. Освобожусь, узнаю.
    В это время привезли парня с разбитой головой и врачи занялись им.
    Света вся извелась. Что с мамой, как она? Наконец, сестра, освободившись, куда-то позвонила:
    - Что с неизвестной с вокзала? Тут ее дочь спрашивает. - она на секунду прикрыла глаза: - М-да...
    Положив трубку, медсестра будничным голосом сообщила Светлане:
    - Она в морге.
    Света очнулась от резкого запаха нашатыря.
    ...Все остальное проходило, как в тумане: оформление бумаг, похороны, на которые собралось много друзей и коллег (на удивление, среди лета), пожелавших проводить ее мать, поминки за тем же столом, за которым совсем недавно были радостные проводы, где звучали добрые напутствия и давались обязательства не забывать и приезжать.
    Как и желала мама (и взяла со Светы слово, что после кончины, дочь похоронит ее рядом с отцом, в родном городе), все так и было сделано.
    Света совершала необходимые действия в каком-то жутком внутреннем оцепенении. Душа будто окаменела. Свете что-то говорили, советовали, выражали соболезнования и поддержку, а она слушала и не слышала, не понимая, как такое могло произойти... Только что мама, живая, энергичная, совсем не старая (лишь недавно исполнилось шестьдесят), была рядом, полная радужных надежд и планов. И вот ее нет... Света ела себя поедом. Не надо было трогать и тянуть маму с места - и она бы прожила еще не один десяток лет! Слишком тяжела была для нее ноша расставания с привычным укладом жизни.
    Убитая горем, Света потеряла счет времени, а оно стремительно неслось вперед. Вдруг к ней с ужасом пришло осознание, что не успевает приехать к окончанию пребывания сына в пионерлагере. Она опомнилась под вечер двадцать шестого. Сегодня у детей праздничный костер, а завтра разъезд и надо забрать сына. А она еще в Свердловске, без билета... Удар, словно обухом по голове. Что делать? Единственный выход — самолет. То, что денег явно не хватит, не беда: помогут родные, а, вернувшись,  вышлет.
    Но билетов не было. Ничего удивительного — время отпусков.
    Светлана уверенно уселась за телефон — поможет ближайшая подруга, лишь бы застать дома.
    - Ой, Светка! Привет! Вы еще в Свердловске? Слышу — межгород, поняла, что ты.
    - Да, Нинок. Я еще тут. Прилечу скоро, если достану билет.
    - Одна? А твоя мама?
    - Мамы нет. Она...
    - Что? Отказалась ехать?
    - Ниночка, ее нет, умерла. У меня к тебе...
    - Ой... Отчего, почему? Бедная ты моя! Как это случилось?
    - Нинок, мне тяжело, потом. Послушай: Игоря завтра надо забрать из лагеря. Я не успеваю, помоги!
    - Боже, Светик... Обязательно нужно завтра? Но я не смогу... У нас на дневной билеты на Образцова... Еле достали. Как же...
    Не дослушав, Света положила трубку. От Нинки она подобного не ожидала. Ну, сколько времени длится спектакль, а Болшево недалеко от Москвы. Было обидно до слез. Ну, да Бог с ней! Илья, как видно, был прав, недолюбливая ее, и уверяя:
    - «Твоя подружка  - сплошная фальшь!»
    Конечно, Илья, которого она, если честно, никак не могла забыть, и в эти тяжелые дни часто ощущала его отсутствие, если сейчас к нему обратиться, поехал бы за сыном. Поверить, что он совсем отвернулся от них, Света не могла, не хотела, а доказательством был его звонок после визита бывшей свекрови. Но, как с ним связаться? Есть ли и каков номер его квартирного телефона, ей не известно. На завод, в КБ сейчас, в вечернее время, звонить бесполезно, к тому же пятница, а завтра — выходной...
    Она заказала еще пару звонков приятельницам, но их телефоны молчали... Лето, скорее всего копошатся на своих шести сотках. Оставался еще один вариант: позвонить своему старому поклоннику, декану факультета. Он бесспорно откликнется и не сочтет за труд забрать Игорька. Но преградой тут болезненно ревнивая жена, видящая соперницу в каждой женщине возле супруга. Кругом был тупик, и Светлана позвонила. Как и ожидалось, трубку взяла мадам:
    - Алло! Слушаю!
    - Здравствуйте, Валерия Викторовна! - начала Света и представила мину, появившуюся на ее лице. - У меня большая просьба к...
    Ее прервал резко изменившийся голос:
    - Дмитрий Алексеевич на рыбалке!
    - А когда он вернется?
    - Не знаю! Но не раньше понедельника. Я передам ему! - и гудки...
    «Скорее не передам ему, а задам!» - с досадой на себя подумала Света. Ведь знала, что этот звонок ничего не даст, и милейшего человека ни за что подставила... Скандала ему теперь не миновать...
     Остается единственный выход - ехать в аэропорт и умолять начальство, авось там есть броня. Ей хотя бы в воскресенье вылететь... Надо надеяться, что ребенка не выгонят из лагеря на улицу.
    Приняв такое решение, Света начала обзванивать родных, чтобы попрощаться. Внезапно мелькнула мысль — а не попытаться ли позвонить к добрейшей безотказной соседке по прежней квартире? Правда, уже поздновато.
    Она рискнула, и не ошиблась! Простая, уже немолодая женщина, сразу откликнулась:
    - Не сомневайся, Светочка, не торопись, все сделаю, как надо! Завтра с утречка поеду за Игорьком. До твоего приезда побудет у меня. Присмотрю, не переживай! Тебе и так досталось...

    ...Няню удалось найти совершенно случайно. Илья обратился с просьбой помочь к вездесущим бабушкам, неотлучно сидящим на скамеечке, как на завалинке, и греющим на солнышке свои, и перебирающим чужие косточки. У одной из старушек оказалось, по ее словам «то, что и нужно»: ее дочь, не так давно родившая и пребывающая в декрете, естественно нуждается в деньгах, и может присмотреть за еще одним младенцем. Уловив сомнение Ильи - не будет ли женщине тяжело с двумя, - эта добрая бабушка стала его успокаивать:
    - Плевое дело! Дочка справится, да и сваха, ее свекровь, подсобит. Не бойтесь, с ними ребеночку будет хорошо. Одна печаль — далековато надо будет привозить его...
    Другого выхода не было и Илья, на следующий же день, перед работой отвез малютку. Как оказалось, Клава, так звали няню, тоже получала прикорм своему сыну в молочной кухне, так что и этот вопрос был утрясен. 
    ...Зато дома царила гнетущая атмосфера. Теперь Илье уже окончательно стало ясно, какую ошибку он совершил, пойдя на поводу инстинкта. Физическая близость без душевной — ничтожна и мимолетна. Глядя на Жанну, он думал, как эта пустышка в яркой упаковке могла ему затуманить мозги и исковеркать жизнь?
    Вернувшись в свою сферу, Жанна стала с еще большей наглостью демонстрировать равнодушие к сыну и к обязанностям жены и хозяйки дома. С утра до вечера пропадала вне дома. Бесконечные репетиции, выступления служили оправданием, как и очередные предстоящие гастроли, к которым следует быть готовой. Ее общение с ребенком было мимолетным, и даже по выходным, когда Илья не относил Максимку к няне, матери дома не было. Обычное дело — концерты! Даже в те дни, когда бывала свободна, Жанна придумывала себе неотложные занятия: парикмахерская, портниха, обувное ателье, или объявлялось о немыслимой усталости и необходимом покое. «А разве покой можно получить, - сетовала она,  - если рядом крикливый ребенок? Мне нужна тишина, я изнемогаю от усталости, так что отнеси сегодня крикуна к няне! - выговаривала она Илье, желавшему в такие дни оставить сына с матерью. Авось у нее в душе проснется что-то человеческое, и Жанна изменит отношение к родной кровиночке... Но старания его были тщетны и упирались в бездушие и эгоизм.
    Зарплаты жены было не видать, она тратила жалованье только на себя. Денег ей часто не хватало, и Жанна влезала в домашний бюджет...
    Еще одна черта выявилась в характере супруги. Она оказалась наглой обманщицей, способной беззастенчиво, глядя в глаза, плести небылицы в свое оправдание, порой не заботясь о достоверности и нестыковках. Первое время это вызывало у Ильи оторопь — как можно позволять себе такое бесстыдство и, не стесняясь, пороть очевидную ложь? В такие моменты он принимался упрекать себя в мягкотелости, корить, что терпит это «недоразумение» рядом, и винить судьбу, связавшую его с этим человеком. Со временем же Илья стал безразличен как к ней самой, так и к ее выходкам.
    Когда Жанна начинала рассказывать очередную лживую сказку, он ее прерывал:
    - Мели Емеля — твоя неделя!
    И жена, сделав обиженное лицо, умолкала.
    ...Как-то, когда в очередной раз надо было показать младенца врачу (Максимке было уже больше полугода), Илье стоило огромного труда уломать жену: на заводе был аврал, конец квартала, и он на сей раз пойти не мог. Переложить на няню тоже не получалось: ее свекровь приболела, а с двумя малышами Клаве в консультации было не управиться.
    Жанна заявила:
    -  Няне за это деньги платят! Пусть своего устраивает куда хочет, а нашего понесет, если тебе приспичило!
    - Во-первых, не приспичило, а подошел срок сделать очередную прививку. А, во-вторых, Клава, в отличие от тебя, хорошая мать, и свое дитя без присмотра не бросит. Кроме того, это дело не няни, а родителей. Ты мать, и должна пойти! - внушал жене полный возмущения Илья.
    Нерадивая мамаша, смилостивившись, отправилась, всем своим видом демонстрируя недовольство.
    Когда Илья вернулся с завода, Жанны с ребенком дома не было. Довольный  тем, что, по-видимому, жена гуляет с сыном (была середина сентября и на дворе стояла чудесная погода), Илья, облачившись в фартук, принялся за готовку ужина, надеясь хотя бы сегодня по-человечески провести остаток дня.
    Время шло, за окном сгустились сумерки, а Жанны все не было... «Похоже, загулялись», - решил он.
    Максимку пора было купать и кормить. Илья уже готовился выйти навстречу, когда в дверях появилась благоухающая Жанна.
    - Где вы пропадаете? - спросил Илья, заглядывая в прихожую, и осекся.
    Ребенка с ней рядом не было.
    -  А где Максимка?
    - Как где? Ты его, что, от Клавы не забрал?
    В Илье все клокотало. Вместо того, чтобы воспользоваться случаем, и побыть с родным сынишкой, она избавилась от него, и, конечно, застряла в парикмахерской (новая прическа была тому свидетельством). Илья уже готов был выйти за порог, когда жена его остановила:
    - Погоди! С ума сошел? В фартуке собрался бежать за этим несчастьем!
    Илья круто развернулся:
    - Как ты сказала, дура? Несчастье — это ты!
    Она что-то крикнула ему вслед, но Илья не расслышал. Сорвав с себя фартук, он бросил его Жанне в лицо и захлопнул за собой дверь.
    Нервы были на пределе, когда он прибежал к Клаве. Едва переступив порог, он услышал:
    - Вам все же надо отвезти Максимку в Москву, в МОНИКИ. Там хорошие специалисты, может помогут.
    Илья с недоумением воззрился на няню.
     - Что? Что с сыном? - крикнул он, ничего подобного не ожидавший, итак будучи на взводе. - Что, заболел?
     - Вам разве жена не рассказала?
    В доме стояла тишина, дети мирно спали: Клавин в кроватке, его Максимка — в коляске. Взглянув на спокойное родное личико, Илья немного успокоился. «Безмятежно спит, значит ничего страшного».
    А Клава с участием продолжила:
     - Может, местные доктора ошиблись, проверить еще надо. Хотя, я давно уже собиралась вам сказать, что с ножками у него что-то не то, да не решалась... Думала, может мне кажется, зачем попусту на ребенка наговаривать?..
     - Я, что-то, Клава, не пойму. Что выявили врачи у сына? Что с его ножками?
    - А вам жена не рассказала? - опять спросила Клава. - Ему прививку надо было делать, а нашему педиатру что-то не понравилось. Еще два врача посмотрели Максимку, и сказали, что, скорее всего, у него детский паралич. А это, говорят, не лечится, на всю жизнь. Скорее всего, ходить так и не сможет...
    Илья слушал ее, и не мог поверить ушам. Такого быть не может! Его Максимка, его сын обречен... Нет, это неправда, неопытные врачишки ошиблись! А, быть может, это идиотская шуточка Жанны, способной на все, что угодно...
    Добрая Клава не знала, как успокоить несчастного отца, ошеломленного известием, считая себя чуть ли не виновной перед ним.
     - Вы не беспокойтесь, я Максимку выкупала и накормила! А, может, все обойдется, и это ошибка...
    Илья взял ребенка и поспешил домой. Всю дорогу он беспрестанно думал, как такое могло случиться, в чем причина недуга сына? И почему так жестока судьба? Но тут же, вспыхнувшая надежда стремилась успокоить: авось это некомпетентность врачей, штука вполне вероятная. А если так, надо все предпринять, чтобы выяснить! Следом явилась и другая спасительная мысль, что, быть может, и скорее всего, это ошибка, допущенная няней, без злого умысла, а просто не понявшей что-то, рассказанное ей Жанной. Ведь если бы действительно Максимке был поставлен такой страшный диагноз, разве смогла бы здравомыслящая мать после этого спокойно отправиться в парикмахерскую? Разумеется нет! При всех недостатках, Жанна не может быть таким бессердечным чудовищем. Конечно, произошло невероятное недоразумение!
    Успокоительные мысли перемешивались с другими. Непонятно безразличие жены к родному ребенку. И почему Жанна обозвала сына «несчастьем»? Это снова возвращало к страшному диагнозу...
    Вернувшись в дом, Илья застал супругу преспокойно лежащей на диване с маской на лице. Видеть и слышать ее не хотелось. Илью охватило чувство брезгливости, когда эти бесстыжие глаза злобно сверкнули на фоне черт знает какой мазни на ее лице в ответ на его тираду:
    - Впервые в жизни встречаю такое бессердечное существо! Смой эту гадость и расскажи, что сказали врачи.
    Не шелохнувшись, Жанна парировала:
    - Гадости изрыгать ты мастер, а сделать нормальное дитё не сумел! Это ты виноват, что он таким уродился!
    - Замолчи, или я заткну твою черную пасть! - взвинченный до предела рявкнул Илья, хотя подобная мысль ему самому приходила в голову. Не отразилось ли произошедшее с ним на ребенке?
    Проснувшийся Максимка подал голос. Жанна не сдвинулась с места. Илья взял малыша на руки и постарался успокоить. Он укачивал ребенка, а Жанна продолжала:
    - Из-за него вся жизнь пошла наперекосяк! Ни дня нет покоя! Я предчувствовала, что так будет, не хотела рожать. Твоя затея, так наслаждайся! Хотя... есть единственный выход... - и тут Илья услышал то, чего представить себе не мог. - Сдать его надо в интернат, где держат неполноценных детей.
   - Что, что ты, дрянь, сказала? Неполноценных? Это такие как ты -  неполноценные! Кукушки! Ты хотя бы подумала, что предложила?
    - Самый разумный выход предложила — избавиться.
    - Хватит, умолкни! И собирай вещички!
    Она не поняла.
    - Какие вещи? Его?
    - Свои манатки собирай и выметайся! И чтоб духу твоего здесь не было!
    - Чего еще выдумал!
    - Ты не поняла? Тебя просят освободить помещение. Одним воздухом дышать противно!
    - Если противно — не дыши! А мне уже спать пора. Завтра концерт, репетиции. А ты не теряй время, и завтра же займись...
    Илья не дал ей договорить:
    - Как земля тебя терпит? Зачем завтра — я сейчас уложу сына, и вышвырну тебя, как нашкодившую кошку, вон! Ты что, не слышала, собирай пожитки!
    - Усохни! Никуда не уйду! Я здесь прописана.
    - Завтра же подам на развод. А квартира, если забыла, у нас съемная, и хозяин, по первому моему слову, выпишет тебя. Так что быстро — час на сборы!
    - Ну и уйду, испугал! Но не сейчас, а когда сама захочу.
    Однако, убедившись, что Илья настроен решительно, Жанна пошла на попятную:
    - Ну, Илюша, успокойся. Будь благоразумен. Отдадим этого, развяжутся руки... Захочешь, будем навещать.
    Он смотрел на супругу и не мог понять — с ним ли все это происходит? И с этой женщиной он мечтал обрести счастье, из-за нее отказавшись от настоящего... Какой злой рок свел его с этим ничтожным созданием, непонятно как и кем выращенным...
    А Жанна, собирая вещи, все никак не могла смириться с непонятной одержимостью этого человека, с которым имела несчастье связаться. Так лопухнуться! Ведь все надежды и ожидания провалились. Ей казалось, что с Ильей жизнь будет, как в раю. Бывший летчик, интересный внешне, намного старше, казалось, это то, что надо — богатый и успешный. На деле же вышло обратное: ни кола, ни двора, если не считать машины, беден, как церковная мышь, с кучей недугов от неудачного приземления (даже упасть по-человечески не сумел!), с кучей проблем — с сидевшим на шее усыновленным мальчишкой, о чем ей стало известно куда позднее... А их ребенка, как она его не хотела заводить, будто предчувствовала! И зачем только поддалась на уговоры мужа, - черт попутал! Хотя и делала все, что было в ее силах, ничего не помогло... И от аборта отказалась, идя у этого остолопа на поводу... Да, была дурой, теперь приходится пожинать плоды. Все пошло насмарку. Ненормальный - делает целую трагедию, помешался на этом ребенке. Любой ребенок обуза, а неизлечимо больной, спрашивается — зачем? Единственно правильный выход — сдать государству. Оно для этого и создало такие дома, чтобы развязать руки родителям, и не портить своим гражданам жизнь. А этот придурок не понимает, что ей нет еще и тридцати. По его прихоти она должна угробить свою жизнь и талант, и в угоду чему? Гонит, и черт с ним! Но, куда податься, да к тому же на ночь глядя?..
    И Жанна вдруг прекратила укладывать вещи в почти собранный чемодан. «Пусть болтает и кричит, что хочет! Никуда не уйду, пока не найду куда. Я еще жена этому гаду и он не имеет права меня выгонять!»
    Жанна с малых лет воспитывалась обожавшей ее бабушкой. Старушка девочку очень жалела, считая сиротой при живых родителях. Те жили в разводе и, обзаведясь своими семьями, совершенно позабыли о существовании дочери.
    Бабушка предупреждала каждый шаг внучки, лелеяла и возносила ее красоту и талант, захваливала все время, и вырастила жестокую эгоистку, считавшую себя непревзойденной в красоте и таланте. Участвуя в областном смотре самодеятельности Жанна ухитрилась обратить на себя  внимание хореографа одного из городских клубов, и вскоре, будучи еще школьницей, вступила с ним в интимную связь. А затем, благодаря покровителю, сумела достичь небывалого: по протекции, приехав из провинции в Москву, была принята не куда-нибудь, а в танцевальный коллектив известнейшего военного ансамбля. Это была сказочная удача, и никакой ребенок, даже самый распрекрасный, не мог стать помехой для ее карьеры. Да и вообще — живешь один раз, и незачем в угоду кому-то портить себе существование!
    ...Илья, успокоив сына, и уложив в кроватку, вышел в кухню. Сил больше не было лицезреть эту скверну. Душа горела. Захотелось чем-то загасить внутренний огонь — закурить, или, еще лучше, выпить, чтобы забыться хотя бы на миг. Но Илья не курил, не пил, и ничего подобного не было под рукой, а за стеной лежал его ребенок, которому он был необходим не зачумленный, а здравомыслящий...
    Внезапно накатило желание поделиться с кем-то, услышать слова ободрения, поддержки. Света, вот кто сейчас ему необходим, его ангел-хранитель! Был бы рядом телефон, Илья, наверно, не удержавшись, позвонил бы к ней. Но аппарата не было, да и навряд ли она стала бы его слушать... В который раз вспомнились ее слова: «Купайся в своем счастье!»
    За окном чернела наступившая ночь. Чего эта дрянь не уходит?
    Жанна, решив воздержаться и не торопиться с отъездом, принялась распаковывать чемодан. Когда Илья вернулся, она преспокойно надевала на плечики свои наряды и вновь возвращала их в шкаф.
    - Ты еще здесь?
    - А где мне быть? Я у себя дома!
    Наглости ее не было предела.
    - Ты забыла — нет у тебя здесь дома! Видеть тебя не могу!
    - А ты не смотри! И покуда я твоя жена, то буду по закону...
    - Ах, раз по закону... Хорошо, завтра же обращусь к твоему руководству и в ваш партком - пусть они с тобой об этих законах поговорят!
    Такого поворота Жанна не ожидала и перепугалась не на шутку: не хватало ей неприятностей по службе.
    - Илья, это подло!
    - Что? Тебе ли говорить о подлости!
    - Хорошо, хорошо, завтра утром уеду. Сегодня, сам видишь, поздно. Последняя электричка, скорей всего, ушла. Да и, пока соберусь, точно не поспею. Ты же хороший, добрый. Уступи одну ночь, а? Потерпи меня еще рядом...
    В квартире имелись диван, на котором они спали, и еще раскладушка, купленная к приезду его матери.
    - Черт с тобой! Но, чтоб завтра твоего духу тут не было! Возьми на кухне раскладушку и там располагайся.
    - Зачем? Ведь на диване нам не тесно. Вспомни, Илюша... - она опять принялась за свои уловки.
    - Я сказал!..
    - Ну, так сам и ложись там!
    - Нет уж! Мне надо быть возле ребенка, тебе я его не доверю! Брысь на кухню!

    ...Закончился отпуск, начались занятия у Игорька в школе. Жизнь входила в обычное русло, принося постоянные заботы. Понемногу притупилась боль утраты и перенесенные страдания. День неимоверно сузился - более четырех часов занимала дорога в институт и обратно. Благо сын после уроков оставался в продленке, да и школа была почти рядом. Но, все равно, до возвращения Светы пару часов он оставался один, без присмотра.
    Светлана обычно спешила: хорошо, если сын ждет ее дома, а не бегает где-нибудь с ребятами, как было совсем недавно. Тогда, вернувшись, она Игорька дома не застала. Футбольного мяча тоже не было, - следовательно, играет. Прошло больше часа. На улице начало смеркаться, принялся накрапывать дождик, а сына все не было. Потеряв терпение, Света пошла на поиски. Обошла двор кругом - нет его, и вообще никого из мальчишек, которых, по-видимому, разогнал дождь. Так что не было даже к кому обратиться с вопросом о ребенке. «Скорее всего зашел к какому-нибудь приятелю», - старалась Света успокоить себя, стоя под дождем среди окружающих домов, и не зная, куда пойти. Наконец, она увидела вдали одинокую фигурку сына и бросилась к нему навстречу.
    - Где пропадал? Я тебя повсюду целую вечность ищу!
    - Мама, я совсем не виноват! - начал Игорек, всхлипывая.
    - Пошли скорее, вымокнешь.
    Она прижала его к себе. Было видно, что ребенок чем-то очень расстроен. Подумалось — неужели это из-за его провинности и боязни наказания? Оказалось, что у него отобрали мяч. Игорек с еще двумя мальчиками, живущими в соседнем доме, играли в футбол, а взрослые парни, проходившие мимо, запулили мяч так, что чуть не сбили им с ног какого-то старика. Тот схватил мяч и стал выговаривать подбежавшему Игорьку. Грозился, что отдаст только родителям. Ребята, забоявшись, убежали, а он остался один уговаривать этого дедулю, чтобы отдал мяч. Наконец, тот смилостивился и под честное слово отдал.
    - Я уже собрался идти домой, - продолжал свой рассказ Игорек, как снова появились эти большие мальчишки и взяли у меня мяч. Обещали поиграть и вернуть. Они ушли вместе с мячом, а я остался их ждать. Так и сказали: «Стой здесь, никуда не уходи. Мы поиграем и вернем!» Вот я и ждал их...
    Бедный малыш, переживший столько, никак не мог успокоиться, несмотря на старания матери. Было жаль его, и она обещала купить новый мяч в обмен на то, что сын впредь будет играть только на их пустыре и в присутствии взрослых — ее, или кого-нибудь из родителей товарищей. И вообще, после продленки — сразу домой и ждать ее возвращения с работы!
    ...Контейнер из Свердловска пришел почти через два месяца после отправки. Разбирая мамины вещи, Светлана опять с большой силой ощутила утрату и укоры совести. Казалось, что всему виной она: если бы не надумала обмена квартиры и не оторвала маму от привычной, давно установившейся жизни, не заставила ее расстаться с местом, где каждый камень напоминал о лучших годах, ничего бы не случилось...
    Особенно больно было глядеть на пианино, теперь уже никому не нужное, как и на допотопную настольную лампу, из-за которой у них вышел спор:
    - Ну, зачем она? У нас и так две, вполне современных, плюс торшер. Оставь тут! — уговаривала Света маму.
    - Ты что, Светик! Это любимая лампа моего отца, твоего дедушки! Да и твой отец ее любил.
    С боями в контейнер была засунута и бабушкина ножная швейная машина, и патефон с пластинками.
    - Мама, но патефоном пользоваться нельзя! Где теперь найдешь иголки к нему?
Ничего, пусть будет, как напоминание. - твердила мама, впихивая в переполненный контейнер и это «чудо».
    «Эх, мама, как мне тебя не хватает!» - вздыхала Света, не зная, куда деть ноты и многое другое, теперь лишнее, и такое милое сердцу покойной...
    Фортепиано поначалу решили поставить в комнату, предназначавшуюся маме, куда его и отнесли грузчики, освобождавшие контейнер, как и шкаф и трельяж. Но к концу дня, когда до Светланы дошло, что теперь эта комната будет лично ее, вторая — Игорька, а третья, большая, которую она ранее облюбовала себе, теперь станет чем-то вроде гостиной, пианино перекатили сюда общими усилиями.
    Тут Света обратила внимание на пылающие щеки сына. Наверно, от переутомления, решила она.
    - Хватит, Игорек! Завтра перетащим и уберем остальное. Сейчас поужинаем с тобой, итак заработались, и спать!
    - Я ужинать не хочу. Голова болит, и горло, чего-то...
    Света потрогала лоб сына — горячий. А, может, ей кажется? Решив проверить, она засуетилась в поисках термометра, силясь вспомнить, куда задевала аптечку. Однако никак не могла ее отыскать. Неужели, оставила в старой квартире? Не может быть! Заметив, что сын еле сидит, Света прекратила поиски, - «Потом найду!», — напоила его горячим чаем с остатками смородинового варенья и уложила в постель.
    - Спи, сынок! Переутомился, скорее всего. До завтра пройдет.
    Она опять потрогала лоб Игорька. «Явно температура немалая! - с беспокойством подумала Света, укрывая сына. В доме было прохладно, батареи еле теплые. Да и грузчики, таская вещи, нагнали в открытую дверь холода... 
    Ночью мать пару раз заходила в комнату сына, поила его. Игорек горел. Рано утром Света проснулась с ощущением боли в горле и тяжелой, словно залитой свинцом, головой. «Мне еще не хватало заболеть!» - с досадой подумала она. И, как назло, под рукой нет никаких медикаментов - аптечка вчера так и не нашлась...
    Света собралась встать и посмотреть, как сын, но не могла оторвать голову от подушки. «Немного полежу и встану», - подумала она, но, очевидно, сон сморил ее.
    Свету разбудил стоявший у ее постели Игорек:
    - Мама, мам, проснись! У меня горло, и голова очень болит!
    Она еле пришла в себя. Голова трещала, глаза не раскрывались. Ясно, и она заболела. Было воскресенье — врача не вызвать. Да и как, тут домашнего телефона нет... Наверно, у соседей есть. С ними она еще не познакомилась. «Сегодня как-нибудь перебьемся, - решила Света,  - а завтра придется их побеспокоить».
    Она через силу встала. Сварила манную кашу, слава Богу, была манка, правда, без молока. Вообще, холодильник стоял пустой. Она обычно наполняла его в выходные, но в субботу не смогла — завозилась с контейнером.
    Игорь почти не притронулся к каше. Температура, очевидно была высокая. Хорошо, нашлась сода и они с сыном по очереди пополоскали горло. Правда, для этого долго пришлось бороться с упрямцем.
    - Не хочу! Не  могу! Не буду! - твердил он.
    Все тело ныло, хотелось лечь, но Света заставила себя снова взяться за поиски аптечки. В кухне она несколько раз натыкалась на большую корзину, которую мама все-же ухитрилась засунуть в контейнер, как и медный таз.
    - Ну, зачем он-то нам? - вспомнился их разговор. - Оставь его!
    - Ты что, дочка? - с удивлением спросила мама. - А в чем же будем варить варенье?
    - Боже, мама, в Тулу со своим самоваром! Зачем варить варенье, когда в Москве можно купить сколько угодно?
    - Сравнила покупное с домашним! - упорствовала мама, и заставила все же таз взять.
    Да и эту корзину, конечно, заполнила какой-то кухонной утварью... И чтобы в этом убедиться, Светлана оторвала заботливо пришитое поверх корзины полотно. Какова же была ее радость, когда среди прочего она увидела тщательно завернутую большую банку с малиновым вареньем. Тут же рядом лежали грелка и клизма. А в старой, допотопной сумке нашелся и термометр, утопавший в целом ворохе каких-то старых рецептов и пачек активированного угля. К сожалению, других  медикаментов не было. Но и этого было достаточно.
    «Мама моя дорогая, и тут ты пришла на помощь»! - слезы лились из глаз, когда Света разбирала корзину, на дне которой оказалась еще несколько пакетов югославского сухого куриного супчика с вермишелью.
    Увидев это богатство, несмотря на ужасное состояние, ей захотелось воскликнуть — «ура, живем!»
    Температура Игорька была тридцать восемь и восемь, у нее - тридцать восемь и три. Но, несмотря на высокую температуру, сын казался бодрее ее. Он даже изъявил желание смотреть телевизор, и для этого требовал перевести его в большую комнату. Света же еле держалась на ногах.
    День прошел, как в тумане. Как ей удалось сварить супчик, картофельное пюре с сосисками, и накормить этой незамысловатой едой сына, было удивительно. Самой же ничего в рот не лезло, мечталось об одном — лечь...
    Наконец, напоив Игорька чаем с малиной и тщательно укрыв, она разрешила себе добраться до постели, и тут же, как будто провалилась в бездну.
    Проснулась Светлана засветло. Надежда, что температура спадет не оправдалась. Голова по-прежнему была тяжелой, тело ломило. Трудно было дышать из-за заложенного носа. К сыну за всю ночь она ни разу не подходила. «Как Игорек?» - с волнением подумала Света. На часах уже было почти девять утра.
    Она заставила себя встать, и осторожно заглянула в комнату сына. Игорек спокойно спал. Его лоб оказался влажный — потеет. Кажется, немного спала температура.
    Боясь разбудить ребенка, она на цыпочках вышла и направилась в ванную, чтобы привести себя в нормальный вид. Следовало поторопиться, чтобы успеть вызвать врача хотя бы к сыну. Но, как это осуществить, если ноги подкашиваются и еле держат? Ничего не поделаешь, надо идти...
    Если бы рядом была мама, или... Неожиданно вспомнился Илья. Как сейчас их обоих не хватает!..
    Света заспешила к соседям, но здесь ее ожидала неудача. На их площадке, в одной из квартир никто не откликнулся на звонок, - видно, ушли уже на работу, в другой ответом был лай собаки. Спускаться ниже этажом, или подниматься вверх Светлана, не надеясь на успех, не стала, боясь потерять время. Оставался один выход — пока Игорек спит добраться до автомата и позвонить оттуда. Главное — дозвониться до справочной и узнать номера детской консультации и поликлиники. К счастью, нашлись необходимые монетки. Конечно, в Москву, на работу из автомата не позвонишь, но хотя бы вызвать к сыну врача...
    Об этом думала Светлана, закутываясь в мамин пуховый платок. За окном падал первый снежок, сопровождаемый сильным ветром, о чем свидетельствовали качающиеся ветви деревьев. На счастье телефонная будка была пуста и «ноль девять» сразу откликнулась. Узнав номер детской консультации, Света трижды набирала, но он все время был занят. Пришлось снова позвонить в справочную — заодно сразу узнать номер поликлиники она не догадалась. Ушла и вторая монетка... Попробовала еще раз позвонить в консультацию, — но и на сей раз безрезультатно... И она, вынужденно, вызвала врача к себе.
    «Попрошу, пусть посмотрит и Игорька. Он врач и отказать не должен», - решила Светлана, выходя из будки. Сделав несколько шагов услышала:
    - Бабушка, у вас не найдется двушки? Даю за нее пятак! - с  такой просьбой обратился к ней юноша.
    - К сожалению, внучек, все истратила... - насмешливо ответила Светлана, горестно подумав: "Уже за старуху принимают..."
    И опять вспомнился Илья, который называл ее «моя мудрая «старуха». Мудрая... -  звучит как насмешка после той глупости, что совершила, поменяв квартиру. Сорвалась с насиженного места, где были знакомые, приятели, наконец, тот же Илья. Да и мама была бы жива... Да о чем горевать,  если дело сделано! Единственное, что необходимо сделать сразу же после выздоровления, - встать в очередь на установку телефона. Без  него  как без рук — отрезана от всего мира.
    Такими мыслями Светлана стремилась отвлечь себя от ужасного состояния, в котором находилась, в изнеможении двигаясь по показавшейся бесконечной дороге домой.
    Едва открыв дверь, она услышала всхлипывания сына, и, на ходу сбросив пальто, устремилась к нему. Игорек сидел на постели и рыдал.
    - Что с тобой, сынок? Отчего плачешь? Вытри слезки, я пришла!
    - Мама, мама, мне было страшно, почему ты ушла! Я не виноват... не знаю, как это получилось!
    - Что случилось?
    - Я весь мокрый... Я...
    - Ой... Ну, ничего страшного, бывает! - стала успокаивать его Света. - Сейчас все перестелю. Перейди пока на мою постель. Скидывай штанишки.
    - Мама, у меня вся пижама мокрая...
    Ее немочь как рукой сняло. Откуда взялись силы, неясно, но Света с неимоверной быстротой устремилась к шкафу и, схватив все необходимое, ободряющим тоном сказала:
    - Ерунда какая! На, возьми, переоденься, сынок!
    Вскоре она поняла: бедняжка ошибся, и паника поднята напрасно. Все белье Игорька, и особенно подушка, были влажными от пота. К радости Светланы температура явно спала — болезнь начала отступать.
    Зато у нее самой болезнь не сдавалась. Нужен покой, но разве можно разрешить его себе, если рядом больной ребенок, которого надо переодеть, накормить и чем-то занять... Да и прибрать — должен прийти врач, а в квартире из-за прибывших вещей кавардак. Наконец, кое-как справившись, Света разрешила себе прилечь. Но не тут-то было - появился Игорек:
     - Мама,  мне скучно. Включи  телевизор!
    - Сынок, вот тебе книжка, посмотри, там интересные картинки, и почитай.
    - Я уже ее читал и просматривал. Давай поменяемся: ложись у меня, а я лягу тут и буду смотреть телик.
    - Но твоя кроватка для меня маловата, да и должен прийти врач.
    Сына было жалко - ему скучно, да и перестрадал... И мать не смогла отказать.
    Когда, насмотревшись, и, по-видимому, устав, Игорек сам попросился к себе, Света накормила его и уложила. За окном смеркалось, а врача все не было. «Наверно, сегодня не прилет... А, быть может, я адрес неверно дала, или регистраторша не расслышала...» - решила Света, и уже перестав ждать, прилегла и задремала, когда раздался пронзительный, бесконечно длинный звонок. Показалось, что кто-то нажал кнопку и забыл отвести палец...
    Зашедший врач двинулся вперед, проигнорировав Светино приветствие и предложение снять запорошенную снегом одежду.
    - Где больной? - на ходу деловито справился пожилой важный доктор.
    Едва отошедшая от сна, и совершенно обескураженная этим вторжением, Светлана пролепетала:
    - Я больной... - и поспешила за врачом.
     Тот резко остановился:
    - Почему же не пошли в поликлинику?
     - У меня температура высокая. Проходите в комнату, направо.
    -  Если температура — надо лежать! - назидательно сказал он. - Сейчас проверю.
    «А кто бы вам открыл?» - хотела спросить Света, но сдержалась.
    Эскулап, сняв куртку, очевидно ничего подходящего и ее достойного, по-видимому, не нашел, и набросил ее на телевизор.
    «А почему не на пианино?» - подумала Света и, не вытерпев, сказала:
    - В коридоре вешалка.
    В ответ прозвучало:
    - Ничего, тут полежит.
    Он уселся за стол, положив на скатерть видавший виды портфель.
    - Какие жалобы?
    - Температура держится со вчерашнего дня, утром было тридцать восемь и три. Голова...
    Она не успела закончить фразу, как врач достал из портфеля градусник и протянул ей. Света, взяв свой, хотела его поставить, но доктор остановил ее:
    - Берите гарантированный. Неизвестно, какой у вас!
    «Мой чистый, - подумала Светлана, - а этот ваш... Неизвестно, чем больны те, кому суете!» Но все же, еле сдерживая раздражение, промолчала. Сил не было вступать в пререкания. Она сидела на постели и мерила температуру, как обреченная. Голову было тяжело держать.
    Медик углубился в чтение каких-то записей. Наконец, он кончил их изучение, как-то сокрушенно себе под нос промямлил: «...еще четыре»,  и взял термометр.
    - Н-да... - услышала Света, - дела! Итак, кроме температуры, что еще?
    Света повторила:
    - Голова болит, сил нет, все ломит, да и горло саднит и нос заложен.
    - Дайте ложечку.
    Света встала, чтобы направиться за ней на кухню, но тут последовало:
    - Не стоит. Откройте рот! Все ясно. Что у вас есть?
    Светлана  с удивлением воззрилась на него: «У меня болезнь, а какая — хочу услышать от вас, а также, как ее лечить!» - надо было выкрикнуть ему, но сил не было, и ничего не хотелось, кроме одного — лечь и уснуть. 
    - Так что, теплое питье и все, что принимали, - продолжайте.
    - Я ничего не принимала.
    - А что у вас есть? - повторил медик.
    - Ничего нет. Мы только переехали.
    - Вижу... Значит, бисептол или норсульфазол. Теплое питье, пертуссин. - он  собрался встать из-за стола.
    - Пожалуйста, выпишите лекарства.
    - Я бы рад, но бланки кончились. Уйма вызовов, день на исходе, а у меня еще четыре! Пусть завтра кто-нибудь зайдет  за ними. Я оставлю в регистратуре.
    - А больничный? Доктор, я работаю.
    - Да-да, конечно. Сегодня понедельник, ну... в среду приходите в кабинет двести десять.
    - А если будет держаться температура? И, что у меня, грипп?
    - Нет, не грипп. Тогда бы дал пять дней освобождения. У вас, без сомнения, ОРВИ. Ну, а если будет держаться температура, опять вызывайте. Уже будет ваш участковый, он даст и больничный! - уже в дверях добавил врач, и как не поздоровался, так и не попрощавшись, исчез.
    А следом послышался голос сына:
    - Мама, что, к тебе доктор приходил?
    - Нет, сынок. Был не врач, а пародия на него.
    - А когда придет врач? Ты же его ждала? И говорила, что и меня полечит.
    - Завтра придет другой, детский. И, надеюсь, не халтурщик.
    - А халтурщик, это кто?
    Света мечтала об одном — лечь и забыться сном. Веки слипались. Но сын спрашивал, он же не виноват, а наоборот, любознательный. Да и сама хороша — надо выбирать слова, когда говоришь с ребенком. Что ж, ничего не поделаешь:
    - Халтурщик, сынок, это тот, кто работает спустя рукава, - выдавила она через силу.
    - Мама, а что значит «спустя рукава?» - не унимался Игорек.
    - Я немного посплю, а потом тебе объясню. Ладно?
    - А я сам понял — это тот, у кого рукава мешают хорошо работать.
    - Правильно, умничка! Займись чем-нибудь. - сказала Света, засыпая.

    ...На следующее утро, когда Илья вошел на кухню, там на раскладушке сном праведницы все еще спала Жанна, не реагируя ни на крики сына, ни на хлопоты Ильи у плиты.
    Вечером после работы, как обычно забрав Максимку у няни, Илья вернулся домой. В коридоре горела лампочка. «Неужели не ушла? - подумал он с досадой. - Опять начнутся баталии...» Но Жанны не было, как и ее чемодана. Отсутствовали только несколько нарядов, остальные висели в шкафу...
    Взяв недельный отпуск за свой счет (очередной уже был использован), Илья все это время потратил на различные консультации и исследования болезни сына, еще пребывая в надежде опровержения первоначального диагноза. Но, к великому огорчению, прогноз врачей подтвердился. У Максимки действительно оказался детский церебральный паралич.
    Правда, врачи старались как-то успокоить отчаявшегося отца, уверяя, что все признаки указывают на то, что болезнь протекает в облегченной форме. Это давало небольшое, но все же успокоение, которым хотелось поделиться с кем-то близким, услышать слова поддержки, хоть что-то, похожее на ободрение, но не с кем было...
    Мамашу больного ребенка, так называемую «супругу», конечно, можно сбросить со счета. Свою же мать Илья вообще щадил, и пока воздерживался ставить в известность о постигшем ее внука несчастье. Единственным человеком, который мог бы понять Илью, разделить с ним беду и уменьшить страдания, была его Света, обладавшая чутким сердцем, его ангел-хранитель, - потерянная, растоптанная им любовь. И хотя не было уверенности, что она захочет на сей раз выслушать его (конечно, осуждать ее за это он не имеет права, как и надеяться на снисхождение), но Илья все же решился и позвонил.
    Ответил незнакомый голос, сообщивший, что таковая тут не проживает. Решив, что случайно набрал не тот номер, он снова позвонил. Каково же было огорчение и досада, когда Илья узнал, что живущие сейчас в квартире люди переехали из Свердловска.
    «Неужели Света вернулась в родной город, поближе к матери? Сорвалась с работы...» - недоумевал Илья, испытывая почти отчаяние, как будто лишь теперь осознал глубину потери и безрассудство не до конца осознанных надежд. Теперь ему стало понятно, почему последний денежный перевод возвратился с пометкой «адресат выбыл».  А он, глупый, считал, что просто Света из гордости, оскорбленная, отказалась принимать.
    ...Жанна появилась через неделю, в субботу, и, как ни в чем не бывало, принялась рассказывать о гастрольной поездке и успехе, сопутствовавшем всюду. Сын спал, а Илья, воспользовавшись этим, занимался уборкой.
    - Пожалуйста, потише. Разбудишь сына. И вообще — меня это не...
    - Да-да, ты прав. Пусть спит этот крикун! А я так устала... Лягу, и тоже вздремну. Всю дорогу не спали, ребята...
    - Меня подробности не интересуют. Когда съедешь и избавишь меня от своего общества?
    - Зайчик, ты опять за свое? Ну, некуда мне пока съезжать. Получишь квартиру, тогда разменяем.
    - Ты дурочка? Или больная? О какой квартире завела речь? Собирай манатки, и катись! Здесь тебе делать нечего!
    А она, словно не слыша, продолжала:
    - Ну, не желаешь Макса сдавать, не надо. Говорят, детям-инвалидам положена лишняя площадь. И узнай - что-то там платят...
    - Чудовище, тварь!.. - только и смог вымолвить Илья, еле сдерживая себя, готовый огреть шваброй, которую держал в руках.
    ...Он подал заявление на развод. Их пробовали помирить. Илья из-за своего благородства не указал истинной причины развода, а сослался на несовместимость характеров и разногласия во взглядах на жизнь. Но, когда Жанна стала пороть всякую ересь, выдумывая небылицы, и обвиняя мужа в бесконечных оскорблениях, и даже в отсутствии у него сострадания к больному ребенку, Илья чуть не захлебнулся от такой наглости и открыл истинное положение вещей. Лишь повторный суд их развел.

    На ребенка Жанна, естественно, не претендовала, и он остался с отцом. Хотя развитие Максимки и было замедленным, и он лишь к двум годам начал понемногу говорить, но, по всему было видно, что растет умный, сообразительный мальчик. И только ножки подводили — они не хотели ходить... По-прежнему с ним днем всю неделю возилась его любимая добрая няня, а по вечерам и в выходные — обожающий сына отец.
    О своей беде Илья воздерживался делиться с матерью, зная, что этим причинит ей страдания. Анна Ивановна же о приезде к сыну и не помышляла — ей было достаточно одного пребывания рядом с его женой. На сына обижалась: почему с внуком никогда в отпуск не приедет, не найдет времени проведать уже довольно немолодую мать? Получая полные упреков письма, Илья в очередной отпуск отважился показаться матери на глаза, и после переезда в собственную однокомнатную квартиру, полученную в новом доме, поехал.
    Реакция матери на все случившееся, как и предполагал Илья, была непередаваема. Она бесконечно охала, плакала, глядя на сына и внука, вовсю костерила невестку, удивляясь, как земля носит такую, прости Господи, паскуду. А, что касается бедного внучонка, обездоленного, лишенного материнской любви и заботы, то в этом есть и вина сына. Может, если бы ребенка сразу окрестили, беды бы и не случилось. Ведь когда видела его новорожденным, все у мальца было в порядке. И Анна Ивановна бесконечно настойчиво внушала: «Надо окрестить! Авось еще не поздно, и Бог поможет».
    К тому же мать загорелась идеей найти достойную, а не вертихвостку, жену сыну.
    - Вон, соседская дочка, учительница, немножко засиделась в девках, но это ничего. Зато работящая, добрая. Говорят, ее ребятня любит. Ну, чем не пара? А тебе, сынок, будет теплее с ней, с такой женой. Да и Максимку приголубит, обласкает. Бросай свой город, переезжай к нам, сюда. Дом стоит пустой, и я подспорьем вам стану. Да и мне на старости радость улыбнется... Разве не счастье, когда поросль твоя рядом!
    Конечно, Илья любил мать, был предан ей, но бесконечные увещевания, рассуждения об его промахах и тяжкой доле больного внука было досадно слушать. А когда в стремлении женить сына во что бы то ни стало мать от слов перешла к делу, он заявил ей, чтобы знала и запомнила навсегда: другой подобной Свете нет, а иной ему не надо! На это сын получил целую отповедь:
    - Сам виноват! Прошляпил! Да и если бы не был слепым, огляделся вокруг, мог и получше заполучить, способную здоровых детей тебе нарожать, а не как те, предыдущие! Одна ученая — приемным наделила, другая, никудышная,  - больным!
    Выведенный из себя, и понимая, что мать не остановить, Илья, не откладывая, придумал острую необходимость прервать отпуск и вернуться на завод. На все уговоры и доводы  матери оставить внука с ней, - мол в селе и воздух чище, и все свое: молочко, яйца, овощи, фрукты, к тому же она где-то слышала, что ножки можно исцелить конским навозом, а его где найдешь в городе... - Илья ответил отказом: сына он ни за что не оставит.
    А по возвращении домой его ожидала неприятная новость.
    Клава, няня Максимки, определив своего трехлетнего малыша в детский сад, сама вернулась на прежнюю работу. До окончания отпуска оставалась одна неделя, фактически, считанные дни. Поиски новой няни ничего не дали... Положение стало безвыходным. Сына, не достигшего и трех лет, ни на минуту нельзя оставить без присмотра, но отвозить его к матери в село, как и вызывать ее к себе, не хотелось. 
    Илья ничего другого придумать не смог, как распрощаться с заводом, и довольствоваться лишь своей военной пенсией. Правда, было неловко перед коллективом — ведь только получил квартиру... Но, надеясь на понимание, он обуздал свои угрызения совести.

    ...Светлана продолжала жить в состоянии какой-то опустошенности. Каждая вещь, связанная с матерью, вызывала душевную муку. У тех, кто сердечно привязан, как себя ни уговаривай, быть готовым к смерти родного человека не получается никогда, даже когда знаешь, что он обречен. Горе обрушивается, как лавина, от которой никуда не деться, а настигшая тебя боль застревает, не желая уйти. Носить это в себе очень тяжело. Света понимала, что надо найти в себе силы и боль превозмочь. Мудрецы советуют не загонять ее глубоко внутрь, а понять и смириться с тем, что смерть неизбежна, постараться заглушить печаль, вытеснив ее трудом, переключив сознание, а в сердце оставить лишь добрую память. Тогда боль отступит.
    И Света нашла силы, и заставила себя засесть за докторскую диссертацию. Мамин завет она выполнила, и на душе стало легче. Теперь она могла говорить и вспоминать о маме без слез и терзаний.

    ...Время летело с головокружительной быстротой для одних, для других же тянулось черепахой. Игорь с нетерпением ожидал своего четырнадцатилетия. Два его дружка, немного постарше, уже обладали паспортами, чем весьма гордились, вызывая в нем естественное в этом возрасте стремление почувствовать себя взрослым.
    В день рождения, как только ушли его гости, с  которыми весело отметили дату, сын обратился к Свете:
    - Мам, дай мою метрику, и я завтра же отнесу ее, и скоро смогу сказать: «Читайте, завидуйте, я - гражданин Советского Союза!»
    Света в ответ рассмеялась и подала Игорьку метрику. Взглянув на нее, он вдруг  спросил:
    - А почему здесь в графе отец записан этот Илья Николаевич Решетов?
    - Игорь, что значит твое «этот»? Нельзя так говорит об отце!
    - А какой он мне отец? Чужой дядька!
    - Глупости какие-то несешь! Он, хотя и не живет с нами, - это мое с ним дело, -  а тебе, как был, так и остается отцом.
    - Ха! Родным отцом! Мама, не темни, а лучше скажи — кто мой настоящий отец?
    - Что за вопрос? Там, в метрике, записано.
    - Мама, я ведь слышал, что баба Нюра сказала! Я тогда не спал и все слышал!
Ты ее не так понял.
    - Мама, не хочешь сказать, кто отец, ну и не надо. Обойдусь!
    На этом вопрос как-будто был исчерпан, и Светлана даже успокоилась.
    ...Это случилось на следующий год. Как-то, вернувшись с работы, она была приятно удивлена, застав сына в кухне за приготовлением салата. Вообще Игорь, даже без ее понуканий, всегда помогал матери: то помоет посуду, то начистит картошку или протрет пол. Ему доставляло удовольствие преподносить маме такие маленькие сюрпризы, когда она возвращалась после трудового дня и заставала в доме порядок.
    Так и на сей раз, похвалив сына, Светалана добавила:
    - Счастливая у тебя будет жена. Не мужа, а золото я ей подарю!
    - А я никогда не женюсь! - прозвучало в ответ.
    - Ну да... Так все мальчишки говорят. Не успею оглянуться, приведешь мне невестку!
    - Нет, мамочка, ошибаешься. Я их всех, женщин, ненавижу. Подлые обманщицы и вруньи!
    - Ты, сынуля, из-за чего стал таким женоненавистником? Тебя что, какая-нибудь девчонка обманула, подвела?
    - Вот, сказала! Я с ними никаких дел не имел, не имею, и не буду иметь! А примеров знаю немало.
    - Нет, Игорек, ты неправ. Женщины разные бывают, но в большинстве своем они жертвенны, преданны и надежны. Вспомни декабристок: избалованные, изнеженные, жившие в роскоши, не знавшие лишений и забот, они, преданные и любящие, оставили все и поехали вслед за мужьями в ссылку в Сибирь!
    - Мама, ты мне сказки про других не рассказывай! У меня перед глазами есть пример. Этот Илья, который мне навязан в отцы, или скорее, я ему в сыновья, когда он разбился?
    - Ты о чем? Причем тут отец?
    - Ой, мама, брось, я уже не маленький! Он разбился за два года до моего рождения! А отец родной у меня другой, и...
    - Опять за свое?
    - Он правильно сделал, что ушел. Наверно, раньше надо было, если так могла...
    - Что я могла? Что ты несешь? Гадость какую-то мне приписываешь!
    - А то, что сама говорила, что он годы провалялся в госпиталях. Не приписываю, а понимаю, что ты меня нагуляла!
    Этого Светлана вынести не смогла, нервы не выдержали, и она дала пощечину дерзкому мальчишке.
    - Замолчи!
    - Ненавижу! - услышала она в ответ.
    - За что? Неужели за те бессонные ночи, которые проводила, держа тебя на руках? За то, что приголубила, согрела...
    - Тебя никто не просил рожать!
    И тут, помимо ее воли, вырвалось:
    - А я тебя не рожала!
    Света опомнилась и тут же прикусила язык, но было уже поздно...
    - А кто? Кто меня родил? Значит, я чужой и тебе? - крикнул Игорь в слезах.
    Он вскочил, убежал и заперся в уборной.
    Светлана просила, умоляла выйти и выслушать ее. В ответ было молчание и грохот сливаемого бачка.
    Прошло немало времени, пока сын вышел, и, отвернувшись от нее, направился к выходу из квартиры. Света ухватила его за руку. Игорь попытался вырваться:
    - Пусти!
    Она не дала, цепко вцепилась, и, притянув к себе, зарыдала. Он тоже еле сдерживал себя.
    - Пойдем, сядем, и послушай всю правду. А потом по-взрослому суди. Илья разбился, стал инвалидом. Не буду рассказывать, что чувствовала и перенесла.
    - Мне это неинтересно. Давно знаю.
    - Не перебивай. Я его очень любила. А может, люблю и сейчас. Но, не обо мне речь. А о том, что тогда стало ясно — у нас не будет детей. Но, не по моей вине, а из-за того, что он перенес. В общем...
    - Ну, не темни, я уже не маленький. Он что, стал совсем негоден? 
    - Не это главное. Трагедия заключалась в его глубочайшей душевной травме из-за произошедшего и последствий. Только появление в семье ребенка, решила я, может вывести его из этого состояния, и уговорила взять малютку...
    - Зачем?
    - Как, зачем? Чтобы вырастить родного сына.
    - Ха! Родного...
    - А разве ты нам чужой? Разве ты чувствовал когда-нибудь это? Для меня ты всегда был, и теперь — самый родной. Поверь, это не слова!
    - Знаю.
    - Ну так давай забудем обо всем. Ты — мой сын! Да и Илья тебя любит, я в этом ничуть не сомневаюсь.
    - Не говори о нем, не надо! Слышать не хочу! Как мог он с тобой так поступить!
    - Станешь старше, поймешь и его.
    - Да пошел он! Непонятно мне: годы бессильный был, а потом вдруг бац, вылечился, что ли?
    - Да, наверно...
    - Ладно, Бог с ним. А я откуда? Кто мои?..
    - Не знаю. Хотя, знаю. Твои — мы! Ведь я люблю тебя, мой обормот! Хочешь  мороженое? Лежит в холодильнике.
    Стояла жара и опять был август...
    ...Игорь как будто примирился с открывшейся тайной, но Света никак не могла успокоиться. Она казнила себя, не понимая, как смогла поднять руку на сына и, не выдержав, сболтнуть, нарушив клятву, когда-то принятую ею и Ильей. Вот и она, как и муж, совершили святотатство... Надо же — спасая свое реноме, нанести непоправимую травму сыну!..
    Вообще Светлана всегда и во всем винила себя, и старалась найти оправдание неблаговидным поступкам других. К себе она не знала пощады, и не роптала на каток судьбы, проехавшийся по ней...

    ...Конечно, управляться с малышом Илье было нелегко, а если прибавить еще душевные муки при виде беспомощности ребенка, отсутствие навыков и мужскую нерасторопность в ведении домашнего хозяйства, то можно понять его состояние. Пища пригорала, молоко, необходимое сыну, скисало или убегало, и дня не хватало на все...
    В первое время руки опускались и охватывало отчаяние, когда не на кого было оставить ребенка, а требовалось пойти за продуктами. В дождливую ненастную погоду малыша с собой не возьмешь, и Илья частенько оставался без хлеба. Но это не трогало, главное — чтобы было чем накормить ребенка.
    Илья научился делать массаж сыну. Надежда, что наперекор всем утверждениям, его мальчик научится ходить, не покидала Илью, и он без устали возил его по разным обследованиям, добирался до светил. Но вскоре, убедившись в бесполезности хождений по врачам, сам принялся учить сына переставлять ножки, внушая ему:
«Делай, как папа!»
    Максимка поначалу сопротивлялся, даже плакал. Он не слушался, твердил, что не может, но Илья был неумолим. И чудо свершилось! К пяти годам сын в раскоряку, при поддержке, все же научился сам переставлять ножки. Вообще парень был шустрый и ухитрялся, опираясь руками, перепрыгивать с дивана на рядом стоящее кресло.
    На радость отцу, мальчик рос сообразительным. Играя в кубики, быстро научился складывать слова, проявлял любознательность, принося в жизнь Ильи счастливые моменты.
    А текла жизнь трудно, полная забот о сыне, без передышек и свободного времени на праздные размышления. Только ночью, когда Илья забывался сном, ему часто снилась Света. После этого на него наваливалась невыносимая тоска... Где она? Как, и с кем живет? Как Игорек? Каков он теперь, ведь уже почти взрослый...
    Жанну, в противоположность, он вычеркнул из памяти навсегда. Да и она о себе больше никогда не напоминала, по-видимому, совершенно забыв о существовании сына.
    ...После неожиданной встречи с бывшей соседкой, прояснившей новое местожительство Светланы, Илья стал беспрерывно думать о ней... На просьбу сообщить номер телефона, или хотя бы адрес Светланы, Лидия Николаевна ответила, что не знает. Действительно ли это так, или остереглась, но отчего-то стало еще горче. «Хотя, на что надеяться? - с грустью думал он. - Ведь, снявши голову, по волосам не плачут...» А он сам себе эту голову срубил.
    ...В тот вечер Илья, уложив Максимку в постель, и перед сном, по давно заведенному правилу, только начал ему читать главу из любимой книжки о приключениях Незнайки, как неожиданно погас свет.
    - Ничего не поделаешь, сынок. Завтра узнаем, что дальше было. А теперь - чур на бочок, и спокойной ночи! 
    - Но я еще спать не хочу! - взмолился сын. - Давай подождем. Может, появится свет...
    - Ну, хорошо, давай ждать. Я посижу рядом, а ты закрой глазки и тоже жди.
    - Папа, хитрый! Хочешь, чтобы я уснул?
    - Было бы неплохо. Ты же видишь — света нет, а я в темноте читать не умею...
    - Ну, так расскажи что-нибудь.
    - Хорошо. Маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку...
    - Папа, не надо, я знаю эту сказку! Расскажи новую.
    - Которую ты не знаешь, ну и я, наверно, не знаю...
    - Ну, пап, вспомни. Или придумай!
    - Придумать?.. Ну, что же, слушай. - Илья принялся сочинять наобум, что приходило в голову. - В некотором царстве, в некотором государстве, жил был орел. Сильный и смелый. Он летал высоко в небе и был счастлив, потому, что рядом с ним всегда был его ангел-хранитель.
    -  Папа, хранитель - мне понятно. А кто такой ангел? Какой он?
     - Ну... Это такая его подруга была.
    - А... Понимаю, орлица.
    - Нет, сынок, - засмеялся Илья, - не орлица, а скорее голубка. Но, однажды налетела буря, которая поломала крылья орла, и он свалился с неба на землю.
    - Ой, он что, совсем разбился?
    - Да, сынок. Он очень сильно разбился, и с поломанными крыльями уже  не мог взлететь.
    - Грустная сказка!
    «Да, сынок. Ты прав. - с тоской подумал Илья. - Очень грустная...» Он умолк, думая о своем.
    - Папа, ну давай, дальше что?
    - Уже поздно, сынок. Пора спать.
    - Не хочу! А что дальше было? Куда делся его ангел-спаситель? Почему он его не спас?
    «И чего это я ребенку морочу голову? - подумал Илья.
    - Ну, па-а-па!
    - А ангел не дремал! На то он и спаситель, как ты его назвал. И голубка эта стала собирать орлу косточки, расправлять перышки. Расправил он крылья и опять взлетел в небо.
    - И снова стал счастливым? - радостно спросил сын. - А голубка, его ангел, тоже взлетела в небо?
    - Нет, сынок. Орел был дурак! Он улетел, и оставил ее навсегда.
    - Папа, орел этот был плохой! И сказка плохая. Мне жаль эту голубку, ангела-хранителя! А что она потом делала? Кому еще помогала?
    - Ну, этого я, Максимка, не знаю. Сказка на этом кончилась, а нам пора спать! Закрой глазки, и спи, ночь уже на дворе! - Илья встал, готовый уйти, но его остановил сын:
    - Папа, а кто написал эту сказку?
    - Жизнь.
    - Это что, такая фамилия? Какая смешная! А сказка грустная...
    «Да, - опять подумал Илья, — это очень грустная сказка. Несмотря на смешную фамилию автора...»

    ...Светлана все еще держала в руке оторванный листок календаря, а в памяти проносились события, связанные с августом. Память хороша, если дарит счастливые воспоминания, но порой бывает безжалостна, и растравляет раны... А радостных дней отчего-то у Светы вспоминать не получалось. Счастливые моменты, кажется были так редки, что затерялись в лабиринтах памяти.
    Вот и сейчас нашло... Быть может это оттого, что теперь ей в этой большой квартире придется жить одной, и довольствоваться редкими весточками от сына. На частые надежды мало, учитывая плотность занятий в Нахимовском училище. А, может, виновна в ее состоянии неизбывная тоска, поселившаяся глубоко в душе много лет тому назад, в такой же солнечный, теплый день последнего летнего месяца...
     Но тут Светлана прервала свои размышления, озабоченно вспомнив, что сегодня  ей нужно что-то обязательно сделать. Но вот, что? Еще вчера, возвращаясь в поезде из Ленинграда, она думала, что по приезде что-то важное должна осуществить. Однако, устав с дороги, прилегла, так и не выполнив. С сожалением и дозой досады, так и не вспомнив, Светлана приступила к уборке. За время отсутствия все покрылось пылью, особенно видной на полированной мебели. Но не только это заставило взяться за дело, но и понимание, что только работа поможет избавить ее от начавшейся хандры. Скорей бы уж окончился отпуск и начались трудовые будни, - тогда не будет времени на копания в памяти. А пока «Вперед, на борьбу с пылью!» -  сказала она себе, беря тряпку.
    Когда подошла очередь привести в порядок письменный стол, на котором стоял телефон, Светлана, наконец, вспомнила: вчера же, тридцать первого июля, был день рождения Лидии Николаевны, а она забыла ее поздравить. И тут же, не откладывая на потом, Света сняла трубку. Ничего, бывшая соседка не обидится на поздравление задним числом. «Главное, чтобы была дома!» — подумала Света, набирая номер.
    На счастье, она ее застала. Поздравив, пожелав всяческих благ, Света извинилась за вчерашнюю оплошность, вызванную немаловажным обстоятельством — поздним возвращением из поездки в Ленинград, куда отвозила Игорька, поступившего в Нахимовское училище. Об этом Светлана сообщила с особой гордостью: сын молодец, одолел огромный конкурс. И тут добрейшая Лидия Николаевна преподнесла:
    - Знаешь, Светочка, кого я встретила недавно? Его отца, твоего бывшего. Он живет в новом доме, одном с моей дочкой, но в первом подъезде. Спрашивал о тебе, Игорьке...
    Светлана вздрогнула. А та продолжала:
     - Бедный, один теперь мается...
    - Чего так?... - только и смогла выдавить из себя Света. От услышанного вновь заныло сердце, и даже промелькнула мысль: «Ну зачем мне все это рассказывать, напоминать? Не лучше ли оборвать?» Но вместо этого она спросила: - Он что, болеет?
    - Про него не знаю. Хотя заметно постарел. Конечно, совсем не тот, каков был с тобой... Если бы не моя Галка, вовек бы не узнала. Она подсказала — ее муж с Ильей на заводе раньше работал. Страдает он, по всему видать, из-за своего сыночка. Мальчик, бедняжка, серьезно болен.
     - А что с ним? - с участием откликнулась Света, а сама подумала: «Жаль, конечно, ребенка. Он-то ни причем...»
    - А у его малого ножки не ходят. Паралич, как будто... Твой бывший все его возит в сидячей коляске. Беда, конечно, у мужика. Одному тяжко приходится такую лямку тянуть...
    - А жена... что она?  - задала очередной вопрос Светлана, недоумевая, отчего собеседница считает, что вся ноша лежит на одном Илье.
    - Да нет жены у него. Куда делась - не знаю. Сказал только: «Мы с сыном вдвоем живем». Жаль их...
    ...Несколько минут после этого разговора Светлана сидела, застыв, переваривая услышанное. У Ильи беда — это единственное, что она осознала. Ему плохо, он один, - далеко не здоровый человек с большим стажем инвалидности и с серьезно больным ребенком... Ему нужна помощь, - только это теперь занимало ее.
    Оскорбленное самолюбие, гордость и обида были отброшены в сторону, когда Света спешила на электричку.