Вы пели в когда-нибудь хоре? Я – да, и мне нравилось то приподнятое ощущение праздника, которое испытываешь перед концертом. Душа напряжена и полнится радостью. Через минуту мы выйдем на сцену, и грянет голос, воодушевляющий голос многоликого единства под названием «хор».
Мы повинуется малейшему движению руки своего хормейстера, его требовательному взгляду. Это был знаменитый Александр Кожевников, мужчина без возраста, волевой и властный. Однако хористы любили его. Он оставил после себя два хора и светлую память.
Прилетев на Мальту и чуть загорев под майским еще щадящим солнцем, в тот день я целеустремленно шагала по живописной набережной Слимы, уже заполненной туристами, направляясь к Балута Бей, где в дорогой гостинице «Меридиен» должно было состояться выступление двух хоров: мальтийского, руководимого известной в музыкальных кругах монахиней и английского из Уэльса.
К началу концерта зал был полон. С большим трудом я отыскала свободное место сбоку и прежде чем сесть краем глаза взглянула на своих соседок.
Это были две женщины преклонного возраста, излучающие радость жизни и удивительно похожие друг на друга - упитанные круглые лица, не лишенные привлекательности, черные глаза, темные гладкие волосы с сединой, одинаково сколотые сзади. «Близнецы» - подумалось мне.
Просматривая программку, купленную у входа за пятьдесят центов, я услышала голос дамы, обмахивающейся красным веером рядом: «Позвольте взглянуть?» «Конечно!» - я протянула ей программку. Тем временем на авансцену вышла элегантная дама в черном концертном платье с блестками и хорошо поставленным голосом объявила:
«Вечер встречи двух дружественных хоров – английского и мальтийского объявляю открытым! Первыми выступят гости, - при этих словах две шеренги немолодых хористов появились на сцене, а когда они повернулись лицом к публике, им стали горячо аплодировать. – Перселл “Benedictus Dominus Deus Israel”» Концерт начался, и я погрузилась в Музыку.
… Когда отзвучали последние аплодисменты, всех присутствующих пригласили на скромный банкет, на котором подавали местное вино, апельсиновый сок, маслины, наколотые на шпажки и вкусные пирожки с сыром и горохом местной выпечки. Мне хотелось с кем-то поделиться впечатлениями от концерта, и я решила подойти к дамам-близнецам. Они были рады этому и сразу вычислили, кто я.
- Вы русская - утверждающе сказала одна из них, другая закивала головой. -Это ни для кого не секрет, - отвечала я, гордившаяся своей принадлежностью к великой нации. Завязался ни к чему не обязывающий светский разговор. Дама, что обмахивалась веером, была более бойкой и представилась:
-Я Джойс, учительница младших классов, все еще работаю.
- А я Рома, в прошлом повар, сейчас на пенсии, плету кружева для туристов» - представилась вторая. Они рассказали, что живут вместе, семьи и детей никогда не имели, год назад похоронили отца, которому не хватило месяца, чтобы отметить свой девяностолетний юбилей.
Я перевела разговор на другую тему, интересующую меня:
- Завтра в России будут отмечать День победы над гитлеровской Германией. Мы ведь с американцами и англичанами входили в антигитлеровскую коалицию во второй мировой войне. Мой отец майор пехоты воевал. Мама была военврачом, участвовала в обороне Сталинграда. А вы что-нибудь помните о войне? Ведь Мальту бомбили.
Оживившись, дамы стали наперебой вспоминать. Когда разразилась война, им было по семь лет, и они еще не ходили в школу. Во время налетов немецких бомбардировщиков прятались с матерью в катакомбах Раббата, в котором жили, и там, в полутемном душном убежище пережидали, пока самолеты, сбросив бомбы, улетят.
- А где в это время был ваш отец? Он воевал?
- Нет-нет, наш отец инвалид с детства, одна нога короче другой. Он был освобожден от воинской повинности. Работал почтальоном и ежедневно на стареньком велосипеде развозил корреспонденцию по окрестным деревням. Однажды утром, дело было летом отец, как обычно, повесил сумку почтальона через плечо, сел на велосипед и отправился на работу, - отвечала пространноДжойс.
- Но в тот день он вернулся намного раньше положенного времени, – вступила в разговор Лидия, - раненный, окровавленный, рука перетянута ремнем, с перекошенным от боли лицом. Ему чудом удалось избежать смерти. Дрожащим голосом он рассказал нам, что произошло. Когда получив почту, он выехал за город и был один на дороге, его с воздуха атаковал и обстрелял из пулемета немецкий «Мессершмитт».
- «Мессершмитт»?- переспросила я, пораженная совпадением. – Мама тоже рассказывала, что когда ее госпиталь эвакуировался вверх по Волге, их судно также было обстреляно «Мессерами». Ваш отец сильно пострадал?
- Да, - отвечала Джойс, и лицо ее омрачилось, - он провел в госпитале около месяца. Мы с мамой и сестрой ходили к нему. Врачи поставили его на ноги, и он вновь стал развозить почту. Мама считала его героем и до самой смерти просто боготворила его. А что ваша мама, она жива?
- Нет, умерла пять лет назад на своей родной Украине. В Сталинграде всем пришлось несладко. Когда госпиталю, где мама служила, оставаться в городе стало слишком опасно, было принято решение эвакуировать его по Волге в Саратов, где не было боев. С большим трудом раненных солдат доставили и погрузили на палубу небольшого теплохода.
- Это был ад, сущий ад - рассказывала мне мама. – Дома горели, кругом трупы, немцы разлили топливо по реке и подожгли его. Волга горела, а «Мессеры» кружили над нами и поливали огнем из пулеметов. Кровь, стоны, взрывы. Будь проклята война!
В глазах моих новых знакомых блеснули слезы. Я их обняла как сестер и заплакала. Так мы стояли какое-то время, склонив головы в печали. Я плакала о маме, прошедшей ад Сталинграда, о незнакомом мне мальтийском почтальоне, обстрелянном немецким «Мессером», о тысячах других солдат, погибших в жесточайшей войне всех времен. Потом отстранившись, вытерла слезы и, взяв со стола бокал с красным вином, сказала:
- Мои дорогие! Предлагаю тост за великую победу, которая позволила нам, детям войны жить в мире. За тех, кто боролся и погиб, за тех, кто воевал и выжил. Так выпьем же!
И мы чокнулись бокалами, соединив наши сердца в едином порыве, в то время как банкет шел своим чередом – все вокруг шумно веселились, болтали, смеялись. Но мы были не с ними, мы помнили. Так вспомните и вы…