Решение пойти в рейс на балкере в качестве всего-навсего четвёртым помощником было вынужденным. Проработав двадцать лет капитаном, я имел полное право претендовать на более высокую должность. Виной всему явился зашитый подмышкой слева портативный дефибриллятор. Он был явной гарантией того, что я не только не мог пройти медицинскую комиссию, но даже раздеться по пояс для её прохождения. Пришлось довольствоваться малым. Тем более, что я вернулся на свой самый первый теплоход «Николай Максимов» Находился он в порту Гаваны с грузом какой-то руды. Мне был очень интересен размер моей заработной платы, и я отправился в каюту третьего помощника Вити Беринского. Смятая постель свидетельствовала о том, что хозяин совсем недавно покинул её. Я заглянул в судовой офис. Витя сидел за столом, перед ним лежал какой-то отчёт и электронный калькулятор.
«Наверное, ведомость на зарплату составляет», - подумал я и спросил,-
« Слушай, Виктор Иванович, а много ли нам будут платить?»
«Гораздо больше, чем ты думаешь!», ответил Витя.
Этот ответ немного успокоил меня, ведь выбора не было. А вот Виктор вполне мог бы устроиться капитаном, о чём я и поведал ему.
«Здесь я третьим помощником заработаю больше, чем капитаном в любой другой компании!»,- возразил Виктор. Тут я заметил на столе трубку телефона спутниковой связи.
«А можно я жене позвоню?», - спросил я.
«Звони, только через десятку и недолго»,- ответил Витя. Тут я с досадой принялся вспоминать номер домашнего телефона, но никак не мог вспомнить.
«Слушай, у тебя случайно нигде не записан номер моего телефона? Может, где-то в контракте, или в документах…»
«Нет!»,- твёрдо ответил Виктор. Я вышел на палубу. Возле трапа крутился Жан Волков – мой одноклассник. Когда-то он плавал электриком на рыболовецкой базе.
«Тебе сигареты нужны?», - спросил он,- «Я сейчас в морской клуб иду»
«Да, очень нужны!», - ответил я и полез за кошельком в карман. Увы, у меня в наличности оказались только евры.«Представляешь, у меня дома восемнадцать долларов по доллару, и я не взял!»
На Кубе евро не в ходу. Порывшись в кошельке ещё, я нашёл пять долларов и два, итого – семь.
«Возьми, что покрепче – «Легерос» или «Партагас», - попросил я Жана. Мысль о том, что я могу созвониться с женой, не давала мне покоя. Я вернулся в надстройку. Мимо меня прошёл угрюмый боцман Михалыч, который как-то сказал, что знаний у него больше, чем у капитана. Диплома вот только нет! Матросы красили палубу и переборки в коридоре. Одна из кают неожиданно открылась, и в проёме двери показался мой друг, третий механик – Виталик Гриневич.
«Витала!», - окликнул я его,- «У тебя нет случайно номера моего телефона?»
«Где-то должен быть!»,- ответил Виталик и исчез в каюте.
Матросы гремели вёдрами и размахивали кистями, я им явно мешал. Пришлось вернуться на палубу.
«Узнаю про свою зарплату, а потом позвоню», - решил для себя. По трапу поднялся Жан. В руках он нёс фуражку, доверху насыпанную штучными сигаретами.
«А что, в пачках не было?»,- спросил я.
«Так дали»,- ответил Жан.
Я посмотрел на часы. Было что-то около двадцати трёх.
«Пора бы капитану из Консульства вернуться!», подумал я.
Когда же на борт поднялся лоцман, я принялся поспешно готовить судно к отходу: проверял рулевое устройства, предупредил вахтенного механика. Чтобы лоцман не скучал, я рассказал ему историю, суть которой заключалась в следующем.
Однажды «Николай Максимов» пришёл и стал на якорь на рейде Гаваны. Неподалёку от нас находился рефрижератор «Чапаев». Мой чапаевский коллега принялся вызывать лоцманскую станцию на общедоступном шестнадцатом канале. Прошло пять минут, десять, полчаса, а он всё звал и звал.
Наконец, кто-то из помощников капитана стоящих на рейде судов, не выдержал и мы услышали следующее: «Василий Иванович, это я – Петька! Я тут разведал – нужно лоцмана на тринадцатом канале звать!»
Радиоэфир сначала молчал, а потом разразился хохотом.
Лоцман шутки не понял, или не захотел понять; он явно намеревался покинуть судно. В этом случае нам пришлось бы отложить отход до утра. Но тут на причале раздались голоса и смех. Вот и капитан Куликов прибыл! С ним был и генеральный консул Борисенко, в прошлом – один из известных мне одесских генералов. Нужно было срочно сделать запись в судовом журнале о готовности судна к отходу. Но карандаш не слушался и вёл себя как живой, почерк прыгал то вверх, то вниз. Я стирал написанное и пытался произвести запись раз и ещё раз, но безрезультатно. В это время на причале отдали концы, и судно двинулось по узкому каналу, касаясь бортами то правого, то левого берега. Кто проложил курс через какие-то каналы, когда имеется выход из гаваннской акватории прямо в море?!
«Капитан я по жизни, или нет?», - подумал я, отдал команду повернуть вправо и … проснулся.
Мало ли какая ерунда может привидеться во сне? Я принялся перебирать детали сюжета, чтобы выяснить причину возникшей тревоги. Объяснение пришло не сразу, но оно было удивительно простым и, в то же время, необычным: Все до одного персонажа сновидения умерли в разное время. Все они были моими друзьями, и предстали в том обличии, в котором я познакомился с ними, а не в том, который они приобрели впоследствии. Это всё понятно. Неясным оставалось одно: кто, или что, заставило их собраться на одном судне? Вот такой вот «Летучий голландец» образовался.