«Всё движется, всё меняется».
Гераклит
Первым человеком, назвавший себя философом, был Пифагор (6 век до н. э). До него умные, образованные люди считались и назывались просто мудрецами. Пифагор много странствовал, был знаком с содержанием различных восточных и иных эзотерических школ. Сведения о странствиях Пифагора неточны, но историки согласны с тем, что он посетил многие страны, научился там многому и был посвящен в различные мистерии. После своего возвращения на родину он основал школу, где для учеников было три ступени совершенства. Ученики Пифагора никогда не произносили его имени, а использовали слово Мастер. Ученик, достигший третьей степени совершенства, допускался Мастером к секретным, только для избранных, знаниям. Секретность и безусловное повиновение Мастеру были незыблемыми принципами в школе пифагорейцев, а их главная цель - связать гармонию окружающего мира с числами, числовыми отношениями. Нельзя считать эту попытку неудачной, поскольку в процессе изучения природы пифагорейцы выдвинули рациональные способы её познания. Сведение природы к числу дало возможность более поздним поколениям ученых понимать мир глубже. По мере развития естествознания, математики и астрономии идеи Пифагора о мировой гармонии приобретали и поклонников, и критиков. Так, Платон (5 век до н.э.) высоко ценил школу Пифагора, а Аристотель (4 век до н.э.), напротив, крайне скептически относился к тому, что тот проповедовал. Тем не менее, следует считать, что от Пифагора идет летоисчисление философии, ставшей в последствии родоначальницей всех наук. За многими, порой противоречивыми оценками заслуг Мастера, остался незамеченным генезис школы Пифагора, её системная парадигма. Между тем и сейчас системная парадигма школы Пифагора присутствует в любом коллективном интеллекте, играет исключительную роль, сотни лет оставаясь без должного внимания со стороны многочисленных наследников первого в истории философа.
Парадигма – это действующее внутри коллективного интеллекта соглашение относительно определенного принципа, который гласно или нет, но принимается всеми его участниками. Например, аксиома в математике – это всего лишь частный случай парадигмы. Однако исключительную роль для коллективного интеллекта играет не любая, а системная парадигма. Именно она определяет глубину связи культуры мышления людей с внешним миром. Она сосредоточивает в себе принцип существования коллективного интеллекта, квинтэссенцию мира идей у его участников. Оставаясь участником такого коллективного интеллекта, человек выражает, прежде всего, такие системы идей, вынужден следовать таким ценностям, которые ограничены там системной парадигмой. Пытаясь преодолеть такое системное ограничение, человек всё же стремится реализовать свою внутреннюю потребность найти меру всему, выстроить свою индивидуальную систему ценностей. Это стремление распространяется и по отношению к объектам, событиям, процессам окружающего материального мира, и к самому себе. Происходит это потому, что человек способен ощущать, чувствовать присутствие своего «Я» за границей того мира, которую пытается установить любой формально возникший коллективный интеллект. Иначе говоря, несмотря ни на что, человек стремится к абсолютной свободе. Протагор (5 век до н.э.) был убежден, что «Человек есть мера всех вещей», а Гораций (1 век до н.э.) утверждал - «Всему есть мера». Они оба правы, потому что и человек, и бесконечность, судя по всему, имеет единую для всего меру. Потребность искать меру всему человек реализовывал в истории по-разному, и в том числе, в форме своей пассионарности, когда он страстно и неудержимо стремился к своей цели. И если из-за этого человеку приходилось отвергать системную парадигму, он неизбежно вступал в борьбу, исход которой для него мог быть неоднозначным. Следование той или иной парадигме, принятие или отторжение её в явном или неявном виде придавало и придает человеку смысл его существованию, искажает этот смысл или лишает его этого смысла. Но как бы там ни было, в любом коллективном интеллекте и сегодня присутствует системная парадигма, которую в явном или неявном виде принимают все его участники. В связи с развитием средств коммуникации именно она окончательно приобрела глобальный характер и поэтому играет исключительную роль для всех и всюду. Однако её роль очень сложно принять, потому что у людей еще не сложилась потребность осознавать себя участниками коллективного интеллекта глобального масштаба. Да и возможность эта не возникает сама собой, не реализуется во всякой социальной среде.
Системная парадигма приобретала исключительную роль по мере того, как совершала скрытую экспансию, формируя хаотично качественно конкретную, во многом однообразную культуру мышления. В тени этого хаотичного процесса, вместе с ним она преодолевала любые границы, потому что проникала всюду вместе с философией, наукой, политикой, экономикой, религиями, бытом. Её теперь сложно распознать. Она словно растворена в социальной среде и как известная всем песня, которая « слышится и не слышится...», как речка, которая: «... движется и не движется». Системная парадигма скрыта в хаосе многочисленных заблуждений, научных и околонаучных теорий, аксиом, версий, мифологий, мистерий, верований. Этот хаос служит столетиями нашему разуму строительными лесами и скрывает возведение всеми глобальной иллюзии - «Сияющего града на холме». В «теле» этой иллюзии происходит мутация системной парадигмы в вирус, химеру глобального масштаба. Всё это ведет коллективный интеллект к его закрытости от внешнего мира, деградации и разрушению цивилизации. Несмотря на все очевидные достижения коллективного интеллекта, прежде всего прикладного характера, перспектива такая вполне реальна. Чтобы прекратить и исключить такую мутацию коллективный интеллект должен вовремя разглядеть свое истинное лицо не в мирской научной и околонаучной суете, а в социальной среде как в идеальном зеркале. Это только в песне о летних подмосковных вечерах так тихо, такая лирическая тишина, что «песня слышится и не слышится». В обыденной жизни все прозаичнее и подобная идеализированная тишина природы, как справедливо считал И.Гёте, скрывает от человека порочное состояние социальной среды.
Когда в бескрайности природы,
Где, повторяясь, всё течёт,
Растут бесчисленные своды
И каждый свод врастает в свод,
Тогда звезда и червь убогий
Равны пред мощью бытия,
И мнится нам покоем в Боге
Вся мировая толчея».
И.Гёте прав, мировая толчения действительно скрывает от всех то, как:
«Растут бесчисленные своды
И каждый свод врастает в свод…»
Мировую толчею очень трудно преодолеть, пробиться сквозь нее к тому состоянию социальной среды, которое И.Гёте поэтично назвал «покоем в Боге». Трудно, потому что эволюция коллективного интеллекта происходит сотни лет как необратимый процесс накопления количества знаний обо всем на свете, а его системная парадигма остается качественно неизменной. Она как константа нашего разума, которая незаметно для всех вбирает в себя консерватизм процесса мышления. В результате культура мышления часто напоминает известное в физике понятие «абсолютно твердого тела», изменения которого после любых воздействий на него остаются неразличимыми. Однако, непрерывный рост количества знаний обо всем на свете всё равно требует их переосмысления, придания им нового качества. Но в рамках неизменной системной парадигмы это или крайне сложно или просто невозможно в принципе. Чтобы изменить ситуацию, системную парадигму необходимо понять и принять в её изначальном виде. Затем изменить и постоянно изменять, осознавая необходимость её периодического обновления. Периодическое обновление системной парадигмы должно стать законом и вытекать из содержания непрерывно собираемых знаний, по мере их синтеза в целостность, единство.
В коллективном интеллекте необходимость периодической смены системной парадигмы дает о себе знать по-разному. Но, доведенная до некого предела ожидания своего обновления, она может провоцировать в социальной среде потрясения самого разного масштаба. И тогда, так и не поняв главной причины происходящих потрясений, люди начинают требовать любых, хоть каких-то перемен. Как пел В.Цой: «Перемен! - требуют наши сердца. Перемен! - требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен: "Перемен! Мы ждем перемен!". Когда подобные эмоциональные призывы достигали своих целей, то всё сводилось к революциям, бунтам и всему тому, что называют социальным хаосом. Происходит это из-за того, что социальный хаос только имитирует возможность смены системной парадигмы, но будет оставлять её неизменной до тех пор, пока не появится не мнимая, а её реальная альтернатива. Без такой альтернативы любая борьба за перемены вырождается в мирскую суету, где, в конечном счете, « все суета сует и томление духа». В коллективном интеллекте, прошедшем формальное, мнимое обновление, в конечном счете, рано или поздно, но обязательно побеждает нигилизм и пустые ожидания очередных перемен.
У Пифагора и его учеников не было потребности формулировать системную парадигму, которой они сами следовали неукоснительно. 2500 лет назад в социальной среде нашей цивилизации еще не сформировалась такая потребность. Эта парадигма присутствовала в школе Пифагора неявно, скрытно и затем была просто унаследована всеми последующими поколениями. Вероятно, впервые эту парадигму своеобразным образом высказал Архимед (3 век до н.э.), заявив: «Дайте мне точку опоры, и я поверну Землю». Если к сказанному Архимедом добавить то, что он имел в виду неподвижную точку опоры, то парадигма становится явной. НЕПОДВИЖНОСТЬ! – вот та системная парадигма, которая унаследована и философией, и от нее наукой, иными видами деятельности людей. Изучая движение всего, наука до сих пор нуждается в подобных неподвижных точках опоры, составляющих квинтэссенцию для любой известной на сегодня системы идей. Относительно этой неподвижности строятся все её абстрактные и конкретные обобщения, любые выводы относительно возможного единства многообразия форм движения. В этом смысле особый интерес представляет известная многим своими выводами теория относительности А.Эйнштейна.
Теория относительности берет свое начало от исследования скоростей движения материальных объектов, а затем закономерно склоняется к декларированию особой роли их ускорения. Это случилось из-за того, что ускорение, в отличие от скорости, предполагает изменчивость движения, являясь её первопричиной, а скорость допускает постоянство. Теория относительности затронула, но оставила нерешенными многие фундаментальные вопросы. Это произошло по той простой причине, что её автор углубился в область возможной конкретизации еще не существующей теории. Её иногда называют «Теория всего», «Единая теория поля» и т.п. Однако более адекватное для нее название было бы «Единая теория движения» или просто «Теория движения», поскольку движение остается основным предметом науки. Теория относительности декларирует относительность движения, но на самом деле, если и говорить об относительности, то в физическом мире не движение, а покой относителен. Движенье-то, как раз, абсолютно, а не относительно! Эйнштейну пришлось считать движение относительным потому, что он использовал математический инструментарий, сложившийся в науке задолго до научных предпосылок появления его теории. Этот традиционный инструментарий содержит различные математические модели движения, использующие физические константы. Такие математические модели не могли стать основой создания Теории движения. Их недостаточно. Все они в той или иной степени годятся только для изучения физически наблюдаемых форм движения. Сложившийся научный инструментарий может только дополнить, конкретизировать Теорию движения, но не быть её единственным строительным материалом. Для создания Теории движения необходимо научиться моделировать инверсию всей физической реальности целиком, предварительно обнаружив её наипростейшее подобие. Наипростейшее подобие всей физической реальности – это такая её виртуальная инверсия, которая допускает относительное движение не только по отношению к другому движению материи, но и к абсолютному покою. Абсолютный покой, исключительно там, в виртуальном мире, и нигде более, окажется достижимым. Но, чтобы проделать такую необычную инверсию, необходимо очень многое изменить в сложившихся представлениях об окружающем мире. И начинать надо с действующей сейчас системной парадигмы, искажающей представления людей о движении всего. На прежней, можно сказать ветхозаветной системной парадигме, создать Теорию движения не удастся – это невозможно принципиально.
Теория относительности создавалась на предположении, что движение принадлежит исключительно миру энергии, материи, веществу. Её не предполагалось распространять на виртуальный мир, где не действует традиционная математика и тем более требуется совсем иное представление об информации. Поэтому в теории относительности связь движения материи, вещества, энергии с другой, не менее реальной виртуальной частью окружающего мира, отражена не фундаментально, а формально. В результате, как система понятий, теория относительности А.Эйнштейна была обречена изначально на замкнутость, о которой говорится в теореме его лучшего друга К.Гёделя о неполноте формальных систем. И не случайно подобный формализм отразился на бытовом уровне в ложном, но ставшем очень популярным фразеологизме - «Всё относительно!». Теория относительности А.Эйнштейна без сомнения является значимым этапом развития научной мысли и вклад её для науки неоспорим. К сожалению, эта теория не несет в себе ни фундаментальное знание о движении, ни о «покое в Боге». Вместо него там содержатся философские предпочтения автора, обоснованные математикой, которая сама базируется на парадигме неподвижности, заложенной в коллективный интеллект еще Пифагором, как минимум, 2500 лет назад.
Приходится признать, что еще при Пифагоре коллективный интеллект получил долгоживущую системную парадигму. И теперь, когда она приобрела глобальный масштаб, от нее трудно избавиться, отказаться, изменить. Продолжается трудноразличимая эволюция культуры мышления, которая определяется этой системной парадигмой. Люди вынуждены использовать такую методологию, которая сформирована на несменяемом сотни лет интеллектуальном фундаменте. Другой просто нет! Тем не менее, несмотря на историческую разобщенность, несовместимость позиций по разным философским, научным и иным вопросам, всё это позволяет людям консолидироваться интеллектуально. С этой целью системной парадигме на протяжении сотен лет приходилось мимикрировать, имитируя прогресс в культуре мышления, сопровождая чудеса материализации отдельных прикладных идей. При этом, любые попытки изменить её саму отвергались всей мощью коллективного интеллекта. История хранит не мало примеров того, как научное сообщество отвергало подобные попытки. В качестве иллюстрации к сказанному можно привести то, как была искажена периодическая таблица Д.И.Менделеева на том основании, что неподвижного эфира нет, поскольку его не обнаружили. Но многочисленные оппоненты Д.И.Менделеева почему-то не обратили внимания на то, что ключевым словом его открытия была периодичность, а не эфир. Неподвижного эфира действительно нет. Но автор этого открытия нигде и не говорил, что эфир должен быть неподвижным! Поспешное решение научного сообщества исключить эфир из периодической таблицы ничем, кроме тщеславия и невежества оппонентов, не объяснить. Здесь уместно привести слова Б.Спинозы, сказанные им по подобному поводу: «Незнание – не довод. Невежество – не аргумент». Д.И.Менделеев внес в свою таблицу эфир, как первоначало всему, а оппоненты отвергли его, выкинув из таблицы и тем самым «вместе с водой выплеснули и ребенка». И теперь, спусти 150 лет, ученый мир собирается отпраздновать фактически не юбилей периодической системы элементов, а свою победу над её открытием. Может быть лучше перестать лицемерить, а предположить, что существует подвижная среда, которая несет в себе периодичность и вместе с которой движется всё? Было бы разумно хотя бы по прошествии 150 лет признать, что такая среда существует, а представления о ней заложить в основу пока еще несуществующей Теории движения. Это тем более было бы разумно, поскольку движение остается главным предметом науки. Именно в изначально периодичной подвижной среде можно обнаружить то, как там закономерно возникает, синтезируется тот самый ряд элементов, открытый гениальным русским ученым Д.И.Менделеевым. Окончательно осознать, что «Всё движется, всё меняется», как и утверждал еще Гераклит (6 век до н.э.).
С сожалением можно констатировать, что культура мышления людей остановилась перед необходимостью смены своей системной парадигмы. Сама жизнь требует этой замены и не замечать этого далее неразумно, недальновидно, разрушительно и просто глупо. Нельзя игнорировать единство мира материи, вещества и его виртуального подобия только из-за сложившегося консерватизма глобального коллективного интеллекта. В известном романе, на легендарной подводной лодке был написан девиз её капитана Немо, - «ПОДВИЖНОЕ В ПОДВИЖНОМ». Нашу цивилизацию можно сравнить с подобной подводной лодкой, но её обитатели, глядя в иллюминатор и видя, что всё вокруг пребывает в движении, почему-то продолжают упорствовать и считать, что движение возможно в неподвижной среде. Но подвижное в НЕПОДВИЖНОМ – это нонсенс! Эту элементарную истину пора понять всем, кто хочет считать себя в 21 веке философом, математиком, ученым, политиком, экономистом или просто адекватным грамотным человеком.
P.S. Дети любят одевать вещи своих родителей. Эта игра – один из этапов подготовки вхождения во взрослую жизнь. В этой игре дети отыгрывают не только все этапы своего представления о взрослой жизни, но и все свои страхи, свои тревоги по поводу взросления. Психологи говорят, что, надевая вещи взрослых, дети представляют перспективу того, насколько им еще нужно вырасти.
Наша цивилизация, надо полагать, уже вышла из детского возраста и ей пора примерить не Пифагоровы штаны, заношенные многочисленными интеллектуалами до дыр, а нечто новое, прочное, современное, более свободного покроя.