Начало: http://proza.ru/2018/11/24/20
Часть V
Наступал новый день, за окнами чуть рассветало. Потягиваясь на широкой лавке, Саен отчаянно зевала. Рядом ворочался Гернил большой и тёплый. Женщина до сих пор не понимала, любит ли мужа, но одно она знала точно: он лучшее, что есть у неё в Велериане.
"Стоило ли покидать Алкарин, чтобы жить в крестьянском доме, что пропах дымом и грязными животными? Пара козлят находится прямо в жилище людей, бегает под ногами. Шумные, противные. Отец Гернила каждый день говорит, что уходит работать, но вечером возвращается пьяный. Слабый и немощный, он где-то находит силы пить вино, его жена каждый день бранится, а потом плачет. Ворчит и сестра Гернила ширококостная, угловатая. Никто из них не любит её, Саен. Сколько надежд уносила она из Алкарина!.. Велериан разрушил их все до одной."
Саен слишком хорошо помнила первый день в доме Гернила. Они вошли в деревню утром. Женщину поразило ветхое жильё, крытое соломой, где покосившееся, где развалившееся. Мрачные люди кругом, тёмная изба, неприязнь родителей мужа.
- Кого ты привёл к нам в дом? – резко спросила сына Генира Клирт.
- Это вот моя жена Саен. Я на ней женился, – спокойно отозвался тот.
- Где ты взял такую тощую?! Сможет ли она работать?
- Обещал принести денег, а притащил за собой бабу, – сердился отец, бледный после вчерашней попойки.
- А как же Дагерта? – спросила старшая сестра Кирина.
Так Саен узнала о другой. Её прочили в жёны Гернилу ещё до войны. Огромная, грубоватая деваха умела одно: работать за четверых.
- Дагерта мне никогда не нравилась, и я ничего ей не обещал, – возразил Гернил на упрёки родных.
- Мог бы встретить кого-нибудь другого, уж точно не такую вот горожаночку, она-то ни тесто поднять, ни за скотиной ходить, поди, не умеет.
- Это не ваше дело, кого я встретил, на ком женился. Можете не любить Саен, но уважать её вам придётся. Теперь - она мне законная жена.
Они уважали на виду, когда Гернил был рядом, а всё остальное время старались извести. Саен похудела ещё больше, ещё огромней стали серые глаза на бледном лице.
Сейчас женщине нужно встать, чтобы поставить в печь хлеб. Генира и Кирина затеяли его вчера вечером.
- Какой же он неподъёмный! Сырое тесто такое тяжёлое, что у неё болит низ живота, но поставить его обязательно надо, иначе целый день будешь слышать сплошные упрёки.
После хлеба Саен должна зашивать одежду на всю семью, вот её главное занятие в Велериане.
"Опять нелюбимое дело. Видно судьба у неё такая, всегда шить." Засветив лучину, женщина присела в уголке. Почти ничего не видя, она шила наполовину на ощупь. Какая серая здесь ткань, какие ужасные нитки. Женщина вспоминала столичный ситец. Даже ткани для бедных там были лучше того, что в её руках. Это не холст, а почти мешковина. Но надо шить, другой одежды крестьяне здесь всё равно не носят. Теперь она тоже одета в грубый, серый наряд.
"Если бы можно было его покрасить, а то он такой страшный. Вот тебе и мечты о любви и счастье, они завершились в тёмном крестьянском доме. Её жизнь здесь тоже скоро закончится."
С лавки напротив поднялись Генира и Кирина, сейчас они пойдут задать корма скотине. Саен останется следить за хлебом, чтобы он ни в коем случае не подгорел. Каравай из простой тёмной муки с примесью чего-то непонятного, то ли отруби, то ли солома, женщина не разбиралась в соломе и отрубях. Даже козлят отдадут местному лорду. Может, он съест их сам или расплатится с полутеневыми за что-нибудь, только крестьянам это всё равно. В обоих случаях мясо окажется не на их столе.
Саен почти со слезами вспоминала алкаринский хлеб и неуклюжий дом родителей. В сравнении с деревней Велериана он был почти красивым.
Склонившись над шитьём, женщина слышала, как на лавках начали ворочаться Гернил и его отец Гармил. Он кряхтел, голова сильно болела после вчерашней попойки. Гернила разбудил запах хлеба, вот единственное, что нравилось ему дома. После того, как воин увидел Алкарин, всё на Родине казалась ему постылым. Сердце тяготила беспросветность крестьянской жизни. Не один он возвратился в родную деревню, принеся с собой разочарование и ненависть. Другие приходили тоже: кто-то запил, кто-то ушёл в город нищенствовать или грабить. Уходя, воины зачастую не знали, какое из двух занятий им придётся выбрать. Во многих домах оплакивали сыновей и братьев, что никогда не вернутся с войны. Некоторые семьи ещё ждали страшных или радостных вестей.
Гернил остался дома и пока не запил. Запах хлеба - запах детства. Там в далёких воспоминаниях остались весёлый отец и добрая мать.
Гармил Клирт был небольшим, не очень сильным крестьянским сыном, зато он никогда не унывал. Генира - единственной выжившей дочерью соседей, ещё у них остались три мальчика. Как они танцевали по вечерам зимой, когда нет работы, когда у молодых есть время для веселья. Тогда они мечтали, что заживут своим домом, станут крепкими хозяевами. Бывают же крестьяне зажиточными. Гармил работал с огоньком, не щадя себя, жена во всём ему помогала. Потом его трепала болезнь за болезнью. Всё, что удавалось вырастить и выкормить, забирал лорд: брал свежее зерно, отнимал овощи, птицу. На подворье жили старая коза, что неожиданно принесла приплод, наверное, последний, старый, рабочий бык, несколько куриц. Не самый бедный крестьянский дом. Нет, они не нищие, но и благополучия им никогда не видать.
С каждым прожитым днём, пройденным годом, горькое понимание становилось всё ясней. Неунывающий Гармил остался таким же весёлым, только теперь тепло души заменило вино. Каждый день одно и тоже: утром хозяин злой, вечером добрый. Генира превратилась в сварливую бабу, которой всё не нравилось. Кирина была сварливой с самой юности. Она была некрасива и до сих пор не могла выйти замуж. У Гернила не лежала душа к крестьянской работе, а точнее к их вечной бедности. И тут грянула долгожданная война.
Как поспешили на неё молодые, с какой надеждой и весёлыми песнями уходили люди на битву, какими разбитыми возвратились. Гернил тоже отчаялся.
"Вот мы разрушили Алкарин. Теперь он станет похож на Велериан или даже хуже, - крестьянину вспоминались белые городки, аккуратные домики. - И ничего-то нам от победы не досталось. Может, надо податься в город? Но что буду я делать там без ремесла? Разве грабить и нищенствовать, как остальные. А здесь я однажды запью как отец, когда любовь к Саен станет привычкой."
Широко зевнув, воин поднялся с лавки. Вслед за ним встал и Гармил, кряхтя и тяжело вздыхая. Умываясь холодной водой, он чувствовал дрожь в руках.
"Проклятое слабое тело, совсем оно не любит зимы, в мороз всегда разваливается!"
Пьянице не пришло в голову обвинить в нездоровье вино.
Глядя на Саен, что шила в углу, крестьянин почувствовал злость на неё.
"Сидит в нашем доме, как паучиха, да плетёт свою паутину. Гернила совсем оплела, и он хорош, на что позарился? Ни кожи, ни рожи."
Вид здорового, но печального сына тоже сердил Гармила.
"Побывал на войне, теперь от отца с матерью нос воротит."
Почувствовав струю морозного воздуха, Гармил увидел, в дом возвратились Генира и Кирина, глава семьи был недоволен ими тоже.
"Две коровы, только и умеют что мычать да как собаки лаять."
- Ну что, проснулись? Сейчас есть будем, – сказала Генира. - Дура, хлеб опять подожгла, ну ничего-то тебе доверить нельзя, вот привёз сын невестку на мою голову, – заворчала свекровь, повернувшись к печи. Саен нечем было оправдываться, каравай и впрямь подгорел. Задумавшись за шитьём, она совсем про него забыла.
"Никогда я не научусь быть хорошей крестьянской женой!"
Досадовала швея сама на себя.
Достав из печи чугунок с мелкой картошкой, Генира грохнула его на стол. Семья начала завтракать, картошка казалась Саен и Гернилу совсем пресной без соли и масла.
"Сейчас бы мяса или сала", – подумал молодой крестьянин, запивая её травяным отваром. Он чувствовал, что совершенно не наелся.
- Пойдём во двор, – сказал он жене, когда все позавтракали. – Поглядим какая погода там стоит.
Она пошла за мужем, не обращая внимания на недовольные взгляды Гениры, Кирины и Гармила. Прогулки с Гернилом оказались самым лучшим, что было у Саен в Велериане.
На улице был мороз, но сквозь его треск уже пробивалось неуловимое дыхание весны. Ещё немного и зима отступит, растает снег, зазеленеет травка. Держа жену за руку, Гернил вышел со двора. На нём всё равно было нечего смотреть кроме ветхих сараев, навозной кучи, да нескольких яблонь. Всю зиму крестьяне ели варенье из их плодов.
Крестьянин вёл Саен за деревню в чистое белое поле, совершенно бескрайнее.
"Нигде больше нет такого ровного белого снега, как на родине. Эти поля самые красивые на земле, куда до них лесам и дорогам Алкарина! Когда даже пашни там другие."
Супруги молчали каждый о своём. Неожиданно Гернил обнял жену, в его руках ей стало тепло, тогда женщина поняла, она почти счастлива.
"Какая она тоненькая и слабая. Деревенский воздух и крестьянская жизнь не пошли ей на пользу. Неужели когда-нибудь она истает, как свечка? Вот была Саен и нет. Стоило ли забирать её из Алкарина, чтобы она зачахла в деревне?! Жена городская, чужая здесь всем, ни уважения, ни подруг."
Сердце переполнилось любовью и жалостью.
- Я бы увёз тебя в город, чтобы мы начали новую жизнь, – тихо заговорил крестьянин, крепче прижав жену к себе. - Только меня не учили ремеслу. Я ничего не умею, кроме деревенской работы да войны. Битвы закончились. В стражники меня не возьмут, в городах полно таких, как я. Не сделался я отличным воином, для этого большая злость нужна, а у меня её, видно, отродясь не бывало.
- Не расстраивайся так, – с необычной мягкостью отозвалась Саен. - Я сама пошла за тобой, никто не тянул меня за руку, никто не заставлял. Ты спросил, я согласилась. Мне всегда было ясно, на земле вовсе нет счастья. Риа, даже моя мать, они всегда знали чего хотят, жили просто, а я, я…
В голове толпилось множество мыслей, но их было очень трудно высказать. Саен просто не понимала где её место. Ещё сейчас она в первый раз почувствовало к Гернилу тепло. Оно затопило сердце, как струи горячих ключей затопляют берега реки, пробив ледяную корку.
"Я раньше не замечала, Гернил красивый, такой хороший, непохожий на отца и Дорка, на всех юношей, каких я видела раньше. Не беда, что он велерианец."
"Я спасу тебя, не знаю как, но спасу, не дам тебе растаять, как свечке!" – взволнованно решил крестьянин.
- Подожди, Сай, может, счастье ещё нам улыбнётся, я и сам не знаю, чего мне надо. никогда не ведал, но хотел чего-то доброго, светлого! - Гернил смутился от своих слов.
Когда супруги возвратились домой, Саен снова принялась за шитьё. Месяц назад она начала зарабатывать небольшие деньги, обеспечивая деревенских модниц нарядами. В велерианской деревне таких немного, но всё же они есть: дочь старосты да дети местного торговца - высокие девицы на выданье.
Все свои монеты женщина отдавала Гернилу, она твёрдо считала, их должен получать только муж, ни Гармил, ни Генира их не заслужили. Гармил всё пропьёт, Генира потратит на Кирину. Конечно, такое отношение невестки к её небольшому заработку не нравилось свекрови, подкрепляя неприязнь к Саен.
Садясь за работу, жена Гернила заметила, что глава семьи оставил дом. Покрутившись немного по двору, поглядев на сараи, он снова ушёл искать, где бы ему можно выпить.
- Пойду, может, кому-то надо чего-нибудь починить, – заискивающе говорил он жене перед тем как уйти, виновато опуская взгляд.
- Я уже и не помню, когда ты впрямь что-нибудь на деревне делал. Хотя бы монетку в дом принёс, пьяница несчастный. Так и ждёшь, пока тут всё развалится, одно горе мне с вами со всеми.
- Нет, сегодня я точно буду работать, обещаю. Там на другом краю деревни крышу крыть собирались, я при таком труде пригожусь.
Генира давно не верила ни одному слову мужа, но она не могла удержать его от пьянства. Махнув на всё рукой, женщина смотрела, как сгорбленная фигура удаляется от двора. На ней и Кирине лежит всё хозяйство, а Гармил давно отбился от работы.
Жизнь стала легче, когда с войны вернулся Гернил, теперь он помогал матери и сестре по хозяйству, не слыша от них доброго слова.
"Раз пришёл домой, так и должен трудиться, вот и весь сказ. Нечего зря есть родительский хлеб."
Гармил возвратился домой поздно вечером, когда семья собиралась ужинать. Он был как всегда грязный и пьяный. Родные ещё издалека услышали бравую песенку.
- Эй, жена, подавай на стол! Завтра работать пойду. Много монет в дом принесу, сеять, молотить летом станем. Вот и Гернил вернулся, мы поднимемся, купим лошадь, купим пять лошадей. Вся деревня пахать на наших лошадках будет и в ножки кланяться, наберём тощей городской бабе сундук нарядов, была страшная-престрашная, станет раскрасавица!
Поток хмельного хвастовства было не остановить.
За ужином пьяница почти ничего не ел, зато говорил и говорил. Жена с трудом уложила его спать.
- Не хочу, рано ещё. Я чуток посижу. У меня силы на всё хватит. Сынок, уж как я тебя люблю!
На глаза отца навернулись пьяные слёзы.
Лёжа на лавке, прижавшись друг к другу, Гернил и Саен старались не слушать бессвязную болтовню главы семейства.
- Ты теперь только и умеешь, что пьяным напиваться. Ложись давай быстрей, завтра всем кроме тебя рано вставать – увещевала мужа Генира. Когда он замолчал, остальные смогли заснуть.
Наутро всё повторилось сначала. Единственной переменой к лучшему было то, что внезапно пришло тепло. Новое утро началось с капели, она обрадовала деревню.
- Весна, вот и ещё одну зиму прожили, - говорили себе старые и молодые, вдыхая полной грудью сырой воздух.
Сегодня гуляя с женой по полю, Гернил принял окончательное решение. Он должен увезти Саен из дома родителей. Лучше погибать в городе вдвоём, чем оставаться под отчей крышей, где она погибнет намного раньше. Даже работая как вол, он всё равно едва сведёт концы с концами. В деревне ли, в городе, разницы нет, так не всё ли равно, где встречать нищету? Может быть, на новом месте Саен перестанет таять, её огромные глаза наполнятся радостью.
Слушая звук капели, Гернил чувствовал, как сердце наполняется нежданной надеждой. Рука жены доверчиво лежит в его руке, ему никак нельзя подвести эту тоненькую ладошку.
Воздух, напоённый запахами рождения и очищения, приносит душевный мир.
Возвратившись домой, супруги с удивлением увидели, за их деревянным столом сидит высокая, полная женщина, рядом поместились два плюгавеньких мужичка, что на всю деревню славились острым языком. Так Гернил и Саен узнали о неожиданном событии, свадьбе Кирины. Сватать её пришла Занира Бейл высокая крепкая женщина. Она имела трёх дочерей и одного сына. Он недавно вернулся с войны хромым, лишившимся глаза, и, видно, поэтому жестоко запил.
Вконец отчаявшись, Занира пришла сватать Кирину за своего сына Ридмила. Некрасивая дочь Гениры, что долго засиделась в девках, казалась ей самой подходящей невестой.
"Говорят, она работящая и спокойная", – утешала себя мать, решившись на нелёгкий поступок. Единственный сын здоровый, весёлый юноша, за которым бегали многие девушки, был отрадой для материнских глаз. Никогда Занира не представляла для Ридмила несчастной судьбы.
"Зачем я отпустила его на войну? – кляла себя женщина, когда юноша возвратился. – Отчего не настояла, чтоб оставался дома? Не сумела отговорить."
Пока Ридмил был на войне, муж Заниры умер, жизнь крепкой усадьбы быстро покатилась под гору. Только женщина, не сдаваясь, сопротивлялась судьбе.
- Мой Ридмил хороший, умеет работать, не беда, что теперь он немного неприглядный, главное, он дом поднимет, отец у него работящий был, а сын весь в него пошёл.
- А то как же, вытянет он хозяйство, только если пить бросит, а то вот мой Гармил в семью давно достаток принёс, – для порядку бурчала Генира. Она понимала, сговор состоится. Другой возможности выйти замуж Кирине не представится.
- Когда есть хороший зять, вот и лад в семье, а по такому случаю и выпить не грех. Мы с Ридмилом ещё в богачи выбьемся, – весело говорил Гармил, ради сватовства успевший принять пару чарок вина.
Сама невеста не выходила из угла.
"Мне идти замуж за хромого, одноглазого пьяницу. Но это всё ж таки не век в девках сидеть. Надоело быть приживалкой в отцовском доме."
Кирина больше радовалась замужеству, чем грустила о неприглядности суженого.
Свадьбу решили сыграть как можно скорей, пока ещё лежит снег. Всё равно много гостей не будет, жених и невеста бедные. Слушая разговоры о предсвадебных хлопотах, Гернил всё больше убеждался, решение оставить дом родителей, правильно.
"Когда Кирина уйдёт, Саен доведётся делать намного больше дел, она выдержать их не сумеет."
Договорившись обо всём, сваты ушли, тогда на плечи Саен легло ещё больше работы, чем раньше. Достав скромные ткани из свадебного сундука, Кирина то ли попросила, то ли приказала золовке сшить бельё и платье. Женщина трудилась с утра до ночи, даже перестав гулять с Гернилом, теперь жена изредка бросала на него тёплый взгляд серых глаз да украдкой прикасалась к руке. Эта супружеская ласка отчего-то злила Кирину, она сама не знала почему. В простой душе не могли родиться мечты, какие кружат женщине голову. Но между Гернилом и Саен пробегало что-то такое, чего Кирине очень хотелось.
Мрачнея с каждым днём, невеста в душе торопила свою свадьбу. Она и так наступила быстро. Наречённые впервые увидели друг друга только в храме Создателя.
"Разве такую жену хотел для себя Ридмил ещё тогда до войны? Ему всегда нравились весёлые девушки с тёмными глазами или светлыми, какая разница, главное чтобы они были круглолицые, курносые. Ни одну из них Ридмил так и не успел себе выбрать. А сейчас ему на руку наденет кольцо некрасивая, угрюмая Кирина и пойдут они по жизни вместе."
Только невесте было радостно. Суженый оказался не таким страшным, как рассказывали родители и соседи. Нет половины ноги, глаз закрыт тряпкой, лицо слегка кривое, но когда-то оно было пригожим.
- Ох, и заживём мы с тобой! – тихо сказала Кирина когда они обменялись кольцами.
Некрасивое широкое лицо её осветилось робкой улыбкой. В сердце Ридмила что-то сдвинулось, растаяло.
- Да, Кири, мы с тобой заживём!
Это ласковое имя, Кири, впервые пришло именно ему в голову, никто до него Кирину так не называл. Она опять улыбнулась ещё шире, светлей.
- Улыбчивая моя! – с нежной благодарностью подумал Ридмил.
Свадьбу гуляли в доме жениха, угощение было скромным, гостями стали самые бедные крестьяне.
«Голь перекатная» - обычно говорят про таких. Гармил напился так, что жена волокла его домой на себе, Гернил и Саен тоже рано оставили праздник. А Ридмил почти не пил, он то и дело поглядывал на раскрасневшуюся, весёлую жену с тайной надеждой. А как потом Кирина отплясывала с ним хромым, почти неся его на себе, никого не стесняясь! Первую брачную ночь молодые провели на душистом сене. Ох, и хороша же оказалась для них эта ночь! Кирина, большая, тёплая, раскрывшая своё сердце. И муж, принявший ласку, сразу подобревший, начавший новую жизнь.
После свадьбы старшей дочери в доме Гармила с Генирой жить стало ещё тяжелей. На Саен навалилась домашняя работа, она не могла с ней справиться. Тяжёлые вёдра, чёрная пашня! Чтобы вырастить на ней что-нибудь, земле нужно низко кланяться!
Женщина уставала, постоянно болели живот и поясница.
Видя, как чахнет жена, Гернил работал, как проклятый, чтобы можно было скорей оставить деревню.
Без помощи отца вспахав свой надел, бывший воин за гроши нанимался ко всем усадьбам, где требовались рабочие руки, и кто мог за них заплатить.
"Чёрная, жирная земля, способная прокормить тех, кто живёт на ней, обрабатывает её. Я так сильно люблю наши пашни!"
С горечью думал крестьянин ведя борозду.
"Земля такая щедрая! Удивительно всё, что растёт на ней, оно кормит нас. Я бы трудился на земле, если бы Саен любила её точно так же, как я. Не стоило мне уходить на войну. Женился бы на Дагерте, жил бедно и ни о чём не мечтал. Теперь серые глаза алкаринки своей печалью вынули мне всю душу."
Управляя быком, налегая на плуг, Гернил пытался справиться с душевной мукой. Саен замечала, его что-то гнетёт.
- Давай останемся в деревне. Тут тоже можно жить, я со временем привыкну, стану выносливей, – однажды сказала она. - Я вижу, тебе не хочется уезжать.
- Это она, земля, всё время зовёт остаться, видно, кто родился на ней, тот к ней навек и привязан. Однако, решили, здесь мы всё равно хорошо не проживём.
Гернил тяжко вздохнул, жена опустила глаза. Крестьянин понял, если он не уедет из дома в ближайшие дни, то уж точно останется в деревне навсегда. Вся решимость уйдёт в чёрную землю, только зерном она не прорастёт, колосьев не выбросит. Жизнь Саен испарится, как вода в засуху, растрескается, как лишённая влаги почва, высохшая от чужой ей доли.
Окончательно решившись, на другой вечер Гернил рассказал отцу и матери о своём отъезде. Услышав его слова Генира поняла, её жизнь вконец разваливается.
"Дочь вышла замуж. Сын тоже покинет дом. Она останется одна с мужем пьяницей."
- Зачем тебе ехать в город, родной? - мягко, как-то заискивающе, спрашивала женщина. - Да вы оставайтесь здесь. Ты прости меня, сынок, если я к невестке плохо относилась. Я приму её, буду любить, и работать стану за двоих. Вы оставайтесь, город вам ничего хорошего не даст.
- Езжай, езжай! – кричал с пьяными слезами отец. - Мы тут без тебя хозяйство поправим! Столько скотины заведём, вся деревня завидовать будет, а вы одни пропадёте. Вспомните тогда родной дом, да поздно будет!
Боль полоснула по сердцу кривым ножом, Гернила ранила надломленная мягкость матери, бессильная ярость отца.
"Они не справятся без меня, а здесь зачахнет Саен. Всё равно кому-то пропадать."
"Нужно сказать ему, что мы остаёмся. Я решусь на это. Сейчас вот возьму и сделаю", – уговаривала себя Саен.
Но губы всё-таки не сумели произнести верных для мужа слов. Руки собирали дорожный сундук. Он оказался очень маленьким: несколько скромных платьев, нарядная шаль, подаренная Гернилом, пара штанов и рубашек - вот и все их нехитрые пожитки.
От неизбежности дороги и перемен алкаринку снова охватил страх. Она хорошо понимала, жизнь в городе сладкой не будет.
"У мужа нет ремесла, обучаться ему поздно. Ещё для этого нужно много денег. Она станет зарабатывать на жизнь шитьём, он - подённой работой. Им никогда не выбиться в люди."
От безысходных мыслей хотелось плакать, а всё же сильное чувство, что было сильней её самой, влекло женщину в город. Крепко обнявшись, супруги спали тревожным сном на лавке. Вздыхала и ворочалась Генира, на весь дом храпел пьяный Гармил, время подходило к рассвету.
Едва занялась заря, Гернил поднялся. Быстро одевшись и не став завтракать, он отправился к торговцу, что сегодня собрался в город.
- Возьми нас с женой до Эрга, мы тебе заплатим, – попросил крестьянин, едва увидев старика.
- Взять, оно, конечно, можно, да сколько вы можете дать? В вашем хозяйстве я слышал, давно монеты не звенели.
- Я положу три монеты, не больше и не меньше, всё равно больше тебе за такую дорогу никто не заплатит.
В голосе воина звучало столько упрямства, что старик не решился с ним спорить. - Ладно, через час приходите, отвезу я вас. Раз заплатите, так и поедем.
Обрадованный быстрым разрешением дела, Гернил отправился домой.
"Теперь можно и позавтракать, а то неизвестно где придётся пообедать."
Каша без молока, масла и соли да кусок тёмного хлеба, всё же казавшегося крестьянину самым вкусным на свете – вот и весь нехитрый завтрак. На лавке кряхтел отец. Отвернувшись к стене, он не хотел разговаривать с сыном. Гармила душила похмельная злоба, но всё же что-то мешало ему сказать грубые слова, которые обратно будет не воротить.
Провожая сына, Генира рыдала в голос.
- Да куда ж ты, родненьки-ий?! Да пропадёшь ты в городе это-ом! - разносился над двором надрывный женский крик.
Подняв их сундук, Гернил вышел за ворота, чтобы не видеть материнских слёз, не чувствовать злобного взгляда отца, что сверлил ему спину.
- Мы обязательно пришлём сюда денег из города, – быстро заговорила Саен. – Вот как только мы их заработаем, так сразу и отправим.
Этот самообман утешил обоих. Пройдя по деревне, супруги остановились перед домом торговца. Он запрягал лошадь в телегу с наваленными на неё мешками. Что находится в них не знал никто, кроме самого старика.
- Забирайтесь наверх да глядите, не сильно ёрзайте, путь до города не близкий.
Сначала Гернил подсадил Саен, потом устроился сам. Дорога не побежала вперёд, она вперёд поползла. Смирная рабочая лошадка шла неторопливо. Торговец что-то напевал себе под нос. Солнце поднималось всё выше и выше, начиная припекать возницу и путников. Разморённая жарой и медленным ходом лошади женщина потихоньку заснула. Она проснулась только тогда, когда телега неожиданно стала.
- Всё, приехали, слезайте, – приказал торговец, разминая затёкшие ноги.
Спрыгнув вниз, крестьянин сначала снял их сундучок, потом помог спуститься жене. Только после этого бывший воин расплатился со стариком. Супруги долго блуждали по городским улицам в поисках жилья.
Они оказались в Эрге, где вырос Айрик. Саен всей душой отдавалась знакомой уличной суете.
Но, Создатель, что это был за город! Такой же серый и грязный, как деревня Велериана. Жители забитые, угрюмые, только стражники прислужники Вирангата радуются чему-то. Но от широких улыбок на их лицах хочется забиться в уголок потемней. Проходя через богатые кварталы, где жили полутеневые и человеческие приспешники мрака, алкаринка поняла, эти кварталы совсем ей не нравятся. Богатство её столицы было утончённым и тёплым, дома лордов либо дышали строгой скромностью, которая показывала истинное достоинство, либо пестрели летними красками, что умиляли слишком большой яркостью, если такая встречалась. Роскошь Эрга была холодной и тяжеловесной. От её высокомерия хотелось упасть на колени и долго стоять на них, опустив голову. Саен обрадовалась, когда они возвратились в нищий город.
Скромных сбережений хватило только на то, чтобы снять каморку на чердаке ветхого дома, где стояла табуретка да скрипучая кровать, и пахло мышами. Но впервые за много дней они были одни, поэтому могли поговорить и помечтать, никого не стесняясь. Новая жизнь начиналась, на счастье или на горе?.. Кто знает.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2019/04/02/645