Начало: http://proza.ru/2018/11/24/20
Дийсан проснулась на рассвете. Ей очень хотелось пить. Рана в груди отзывалась тупой болью, что усиливалась при глубоком дыхании. Вокруг пахло деревом и землёй, где-то рядом пели птицы, а главное - она могла чувствовать надёжную руку Айрика. Менестрель слегка сжала жёсткую ладонь.
Родные пальцы утешали её в бреду, они и детские голоса не дали ей окончательно уйти в дикую какофонию. Теперь она стала смутной, но всё же оставила в памяти отпечаток потустороннего страха.
"Неужели я очнулась?"- спросила у себя раненая.
– Где я? Кто здесь находится? – слабо произнесла она вслух.
Айрик сразу проснулся от долгожданного звука.
- Здесь я, Ратвин и Дайнис, мы в шалаше в лесу.
- Наш Алкарин пал, а мне очень хочется пить, – менестрель улыбнулась бессвязности собственных слов.
Король подал ей флягу с водой из ручья, приготовленной специально для этого. Прохладная влага смочила губы и горло, потекла внутрь, только глотание вызвало порыв кашля.
"Неужели он никогда не пройдёт? – откашлявшись, подумала бард – Но даже если так будет, жизнь всё равно продолжается. Создатель, я не погибла! И всё-таки очнулась! Хотя уже потеряла надежду. Айрик тоже живой, он остался со мной рядом. Наверное, у счастья не бывает предела, оно огромно, как шумный лес, что вечно шелестит над нами листвой. Вышину леса и счастье нельзя измерить."
Раненая прилегла обратно на подстилку. Теперь пришёл голод.
- Мне хочется есть.
Дийсан удивилась возвращению аппетита.
Услышав госпожу, Дайнис принесла волокна птичьего мяса и бульон, разогретый над костром прямо в котелке. Телохранительница держала его навесу, пока менестрель ела. Ароматная жидкость и мясо моментально исчезли. Поев, бард скоро заснула, потратив на еду и питьё много сил.
Услышав мерное дыхание, Айрик вышел из шалаша.
"Теперь, когда можно не бояться за Дий, надо подумать о будущем, нужно собрать трав и корней в лесу, а недостающие ингредиенты отыскать в городе. Мы слишком приметная компания, чтобы дойти в Дайрингар с собственной внешностью."
Правитель не сомневался, Вирангат его ищет. Пока жив проигравший король, победа над страной не будет такой полной, как хотелось бы врагам.
Собирая разные травы, измельчая листья и стебли, перетирая корни, Айрик не думал ни о чём. Кропотливая работа приносила умиротворение.
"Как я раньше её не ценил, мечтал заниматься чем-то другим. Король и кузнец, возвратившийся к ремеслу нищего. Такое встретишь нечасто."-
в глазах Айрика мелькнула насмешка. Пока он занимался травами и корнями, Ратвин охотился в густых зарослях. Дайнис упражнялась в воинском искусстве на небольшой поляне и время от времени заглядывала к госпоже, проверяя, не проснулась ли та.
Наложив раненой повязки, и напоив её отваром из собранных по близости трав, Клифор пополнял их запасы. После падения Алкарина ему предстояло искать себе место под солнцем. Целитель ещё не решил, отправится ли он в Дайрингар или останется в разорённом королевстве. Сейчас главная его забота - раненая женщина, её непременно нужно выходить. Она фаворитка короля и сильная Аларъян. Клифор вполне отдавал себе отчёт: простую крестьянку или горожанку он не стал бы лечить настолько упорно.
"Разве боялся бы он так сильно не спасти раненую, если бы она значила для Алкарина меньше, чем это есть на самом деле? Сколько же молитв Создателю я должен произнести, чтобы очиститься от дурных помыслов? Разве для целителя достойно выбирать больных?"
Говорят, осознание поступка есть первый шаг к его исправлению, значит, Клифор Дарлег его совершил.
Вечером, закончив дела, все собрались в шалаше. К этому времени Дийсан снова проснулась. Она чувствовала слабость, ноющую боль в груди и зверский аппетит. Впервые за долгие годы барду совсем не хотелось петь. У неё не было сил на звуки. Да ещё мешал кашель.
" Что теперь будет с моей грудью и горлом? Вернётся ли голос? Смогу ли я петь?" – такие вопросы вызывали смутный страх, но менестрель загоняла его в дальние уголки души.
Когда Дайнис принесла котёл с варёной птицей, раненая съела её с удовольствием. Сегодня телохранительница добавила к пище несколько кореньев и листов. Нехитрые приправы отыскал в лесу Ратвин. Они сделали блюдо намного ароматней.
Закончив ужин, все легли спать. После трудного дня людям хорошо отдыхалось.
Утром опять начались дела.
Дийсан поправлялась медленно, но верно. Сначала она спала, пила и ела, почти не думая ни о чём. Через несколько дней раненая начала садиться на подстилке и понемногу пробовать петь, но голос по-прежнему срывался.
- Подожди, ты ещё не совсем поправилась. Когда пройдёт кашель, голос твой восстановится, – утешал барда целитель. Дийсан ждала этого с нетерпением. Она начала вставать, ходить, держась за стены, несколько раз чуть не упав. Когда кашель начал проходить, голос постепенно укрепился. Менестрель ему очень радовалась. Наконец, настал день, когда она решилась выбраться за стену шалаша.
Взяв трость, женщина шагнула за навес из ветвей и полной грудью вдохнула лесной воздух, насыщенный сыростью и терпкими ароматами. От глубокого вдоха в горле запершило, только Дийсан не обратила внимания на неприятное ощущение, раз её окружил мир самых любимых на свете звуков.
"Творец! Спасибо тебе за всё! Спасибо, что я жива! Как же это замечательно – жить!"
Женское сердце стремилось вперёд, в Дайрингар, к детям. Она очень соскучилась по их теплу. "Теперь дар малышей, конечно, раскрылся сильней, начал просыпаться. Настанет миг, когда маленькие ручонки окажутся в её руках. Тогда придёт чудесная минута, но как до неё далеко..." Задумавшись о долгом пути, бард всё равно улыбалась счастью, что ей предстоит.
Возвращавшийся из города Айрик увидел её такой, задумчивой и улыбающейся. Дийсан была прекрасна: бледная кожа, после ранения ещё не обрела прежний цвет, огромные зелёные глаза, сейчас удивительно яркие, волосы в лёгком беспорядке. Если бы король обладал талантом художника, то нарисовал бы её такой. Восхищённый он замер.
- Айрик, ты пришёл? - Менестрель услышала, как хрустнули ветки. – Конечно же это ты!
Став иглой, бард уловила стальное тепло, которое приближалось к ней.
– Ты, как большая кузница, даже не знаю, где она в тебе помещается? Наверное, она растягивается в длину.
Айрик засмеялся.
- Да нет, кузница помещается у меня в животе, я думаю там горячо, и как раз пустое пространство имеется.
Любимые руки обняли Дийсан. Обхватив короля за шею, она приблизила к себе его лицо. От Айрика терпко пахло травами, совсем не его запах.
- Ой, ты, кажется, превращаешься в лесника или крестьянина вместо кузнечных дел мастера. И когда тебе надоест менять ремёсла?
- А я вот возьму, спрячу тебя и детей в дальней деревне, буду сеять хлеб и работать в кузнице. И жить мы с тобой будем долго, и Вирангат нас никакой не настигнет.
- А что, я не против, я с детства дружила с крестьянами, и как они трудиться умею.
Так они и стояли, радуясь лету, жизни, своей любви, пока Ратвин и Дайнис не позвали влюблённых обедать.
Вчера охотник завалил небольшого кабана, так что в шалаше был праздник. Телохранительница запекла мясо в земле, с корнями и травами.
Особенное удовольствие от еды получала Дийсан. Ей только недавно разрешили есть тушёное мясо. Холодная вода из ручья была всем милей пива и вина. Дайнис и Ратвин превратили её в чай из трав. Вкусную еду, шалаш, разговоры у костра каждый мог назвать счастьем. На краткое время они забыли о войне в затерянном уголке мира, где были только лес и ручей, пение птиц и свет звёзд, рассвет, что дарит всем новое рождение. Но каждый понимал, к войне предстоит вернуться.
Поев, менестрель вышла из шалаша. Король устремился за ней. Влюблённые присели на поляне возле ручья на нагретой траве. От солнечного тепла Дийсан начало клонить в дрёму. Ни такая она была ещё сильная, чтобы не спать целый день. Увидев, что у менестреля слипаются глаза, Айрик натаскал веток для подстилки и лёг с ней рядом.
- Иди ко мне, – тихо прошептала женщина, тогда он пришёл.
И мир вернулся на круги своя.
До самого вечера они спали рядом, утомлённые и счастливые, пока их не разбудил холод росы.
Возвратившись в шалаш, Айрик и Дийсан грелись. Ратвин и Дайнис готовили ужин, его составили всё тоже кабанье мясо с кореньями и вода.
Ночью менестрель спокойно спала на подстилке, а король не мог сомкнуть глаз:
"Всё готово к дороге в Дайрингар, составлены краски, куплена одежда. Осталось только отправиться в путь, покинуть гостеприимный лес, снова окунуться в войну и горе."
Если бы не его дети, Айрик вряд ли решился бы идти в горное королевство. Он не знал, что можно сделать после поражения, как обратить его в победу. В душе поселилась глухая тоска от собственной беспомощности.
"Мир идёт к смерти, разве может утешить то, что он сам и Дийсан её не увидят? Анрид, Арверн, Найталь, дальше их внуки, продолжение его крови, они будут умирать медленно и мучительно, спасаясь от тьмы. Если ему суждено дожить свою жизнь, то он её доживёт под светом печального солнца."
Шалаш показался Айрику душным, он вышел под звёзды.
"Какие они огромные, совсем не такие, как в городах! Можно вот так сидеть, ощущая себя мотыльком на теле земли. Она останется жить после их гибели, везде будет два цвета, чёрный и белый, будут теневые с их тоскливым воем, будут чёрные и почти призрачные животные. Страшная картина..."
Наступал рассвет. Король всё сидел, подперев голову руками, погружённый в невесёлые раздумья. Только услышав, как встают остальные, он возвратился в шалаш.
- Завтра мы отправляемся в дорогу, – сказал он спутникам. – Мы бродячие артисты, наши труппы разорились от войны, мы всё потеряли и сбились в кучу. Ты, Ратвин, силач, Дий, ты останешься менестрелем, только не очень хорошим и совсем беспомощным. Я - метатель ножей, а ты, Дайнис та, в кого я их мечу. Вас, Клифор, я хочу спросить, отправитесь ли вы с нами? Если решитесь, можете остаться целителем. Всё равно, вы не очень заметны и прибились к нам из-за нужды.
- Нет, я останусь в Алкарине.
Сколько целитель не спрашивал себя, чем можно искупить нечестивые мысли о разнице между больными, выход был один: остаться в родном королевстве и помогать простым людям.
После завтрака Клифор принялся собирать травы, а все остальные занялись перевоплощением.
Притащив из соседней деревни деревянную лохань, Айрик сделал кожу Ратвина смуглей и перекрасил его в ярко рыжий цвет.
- Такой силач всё равно будет привлекать внимание, так пусть привлекает.
Волосы Дайнис из русых стали чёрными. Кожа наоборот посветлела.
- Никто не станет метать ножи в некрасивую женщину.
Самыми неприятными перемены оказались для Дийсан: её волосы сделались короче и приобрели непонятный мышиный цвет, глаза заплыли гноем.
- Стань беспомощной калекой, семени, – объяснял фаворитке король. – Цепко держись за мою руку, жди пока тебе всё подадут, или когда Дайнис тебя поведёт.
Походка женщины сделалась шаткой и неуверенной, плечи ссутулились, руки стали неловкими.
Себе Айрик сделал уродливый шрам, чтобы он перекосил всю щёку и повязку на глаз.
- Разбойник мечет ножи в красавицу, такое – вполне возможно, и даже выглядит ярче.
К вечеру все устали и улеглись спать в шалаше, даже не подумав, что наступила их последняя ночь в лесу.
Проснувшись утром, люди быстро завтракали остатками ужина. Попрощавшись с остальными Клифор Дарлиг повесил за спину сумку со снадобьями и зашагал своей дорогой. Ратвин разобрал шалаш, Айрик и Дайнис скрыли следы от костра. Скоро в лесу ничего не напоминало, о том, что здесь были люди.
Взяв в руки скромные вещи, алкаринцы зашагали вдаль. Они вышли из леса на дорогу. Впереди силач, он привлекал внимание к нищим артистам, в середине служанка вела менестреля, сзади шёл метатель ножей.
Солнце стало жарким, к полудню по лицам потёк пот. Они шагали по дороге, на вид такие же обездоленные, как и люди вокруг. Вместе с вереницей беженцев и нищих, всех, кого покалечила война, кого она лишила крова. Королю стало больно.
" Это я не сумел помочь! Не смог защитить Алкарин! Да ещё его предал."
Но солнце светило, дорога шла вперёд, и, шагая по ней, Айрик понемногу отрешался от безнадёжности поражения.
На ночь остановились на деревенском постоялом дворе. Ужин артистов состоял из хлеба, сыра и молока. Дийсан ела его, опустив голову, потому что так было надо. Дайнис снова стала холодной. Телохранительница словно превратилась в неприступную женщину, что когда-то ступила на порог госпожи. Поэтому менестрель чувствовала себя неловко, пусть знала, что холод - игра.
- Когда, вы покажете нам что-нибудь? – спросил хозяин таверны, увидев артистов. – За весёлое представление бесплатный ночлег и ужин отдать не жалко.
- Мы готовы выступить прямо сейчас. Зовите народ и зажигайте факелы, – ответил Айрик.
Вскоре на деревенской площади собрались все жители, вместо факелов они разожгли яркие костры. Кругом стоял радостный гул, его звуки оживили Дийсан.
- Айрик, и как только ты решился выступать? – спросил Ратвин. Он растерялся. – Мы же совсем ничего не умеем. Вот возьмём и с треском провалимся на смех здешним крестьянам.
- Раз мы артисты, значит должны ими быть! Нищие никогда от монет не откажутся. Гнуть подковы сможешь, больше от тебя ничего не требуется. Поверь, мы не провалимся, всё у нас выйдет, как надо.
Жители деревни сколотили деревянный помост, на него по приказанию короля Ратвин первым и забрался.
- Нам потребуется несколько подков, – крикнул толпе Айрик. - Пара старых кож и,вообще, что-нибудь крепкое и ненужное.
Поняв, какое зрелище их ожидает, крестьяне принесли всё, необходимое силачу.
Поднапрягшись, Ратвин гнул подковы, рвал кожи. Крестьяне одобрительно крякали, подбадривали артиста, но не очень им восхищались, крепкие крестьянские парни частенько проделывали то же самое.
Как только Ратвин завершил выступление, его место заняли Айрик и Дайнис. По заказу короля крестьяне откуда-то притащили дверь, её вбили в землю вместо щита. Когда телохранительница прислонилась к ней спиной, по её коже пробежал лёгкий холодок.
Зловещий человек со шрамом со свистом метал ножи. Они ровным кольцом окружали лицо молодой женщины. Разбойник - гибкий, угрожающий, жертва- прекрасная, гордая. От щекочущей нервы картины зрители затаили дыхание. Опасное представление им понравилось.
Наконец, Айрик метнул последний нож. Взяв Дайнис под руку, он помог ей спуститься вниз. Утыканную ножами дверь убрали.
Когда помост освободился, служанка схватила Дийсан за локоть и затащила её наверх. Почувствовав ветер в лицо менестрель начала петь, она пела несильным, чуть надтреснутым голосом, какой обычно бывает у бродячих артистов. Бард исполняла самые простые весёлые и грустные песни. Крестьяне слушали, то со смехом, то со слезами. Даже этот неяркий голос трогал их за душу. А Дийсан была благодарна судьбе за то, что рана не отняла у неё возможность петь, за то, что чувствует, она может спеть намного лучше, так, как мало кому дано. Рядом с помостом стоит Айрик, его тепло достигает сердца, даже когда она находится так высоко.
Менестрель спустилась вниз только глубокой ночью, вместе с Дайнис она отправилась на постоялый двор, где женщинам пришлось разделить между собой одну узкую постель. Она пахла пылью и соломой, но теснота не помешала Дийсан крепко заснуть, а на утро их путь продолжился.
***
Ему постоянно хотелось пить. Сколько бы мокрая тряпка не смачивала губы, жажда ни унималась. В голове не было ни одной мысли, только иногда удивляло, почему невозможно никуда дотянуться левой рукой и правой ногой. Часто приходил бред: над ним склонялась юная Сариан, Эрин улыбалась беззаботной улыбкой, она держала на руках ребёнка, Альгер женился на достойной леди. На плече сына красовалась лента награды белого кактуса. Но, приходя в себя, он понимал, в таких снах нет правды, тогда ему становилось больно и трудно дышать. Прикасаясь правой рукой к лицу, маршал чувствовал, что и оно перевязано. Он помнил вал, на котором стоял рядом с несколькими уцелевшими воинами. Дальнир ощутил, как удар меча раздробил ему голень, но всё равно продолжал сражаться, нанося удары снизу. Потом, кажется, лезвие рассекло лицо, второе отрубило кисть. Дальше был чёрный провал. Конечно, маршал не помнил, как молодой воин поднял его на руки и в разгульную ночь победителей спрятал в одном из городских домов. Сейчас для раненого существовали жажда, боль, странные мысли. Виделось, точно в тумане, женское лицо, слышались издалека детские голоса, отвар вливался ему в рот, повязки приставали к ранам, а потом снова бред.
Но, однажды, наступил день, когда он открыл глаза с совершенно прояснившимся разумом. Болело лицо, закрытое повязками так, что одни глаза оставались снаружи, болела левая рука ниже локтя и правая нога ниже колена. Отбросив одеяло, Дальнир Аторм понял, их просто нет!
" Но как же так! Я их чувствую! Они меня мучают!"
На миг показалось, он опять в бреду. Сейчас на него опустится потолок, раздавят стены, застрявший в горле крик никогда не вырвется наружу, но он вырвался, слабым, сиплым карканьем. На этот звук прибежала пожилая женщина, что приютила у себя маршала.
- Наконец, ты пришёл в себя, – сказала она ласково.
Дальнир молчал. Слова о том, что его не нужно было спасать, и ему незачем жить не срывались с губ, они оставались в сердце.
"Зачем этой женщине чужая боль, мои слабость и отчаяние?"
Раненый не разомкнул губ, но на его глазах показались слёзы. Пожилая женщина вышла. Вскоре в комнате появилась девочка лет двенадцати, в руках она несла поднос, накрытый полотенцем, на нём лежали горячий хлеб и мясо.
Маршал ел молча и упорно, хотя кусок не лез ему в горло. Перед глазами так и стоял меч длинный, прямой, сверкающий. Он сам раньше был лезвием, острым, разящим. Вот клинок сломали, а жизнь осталась. И что теперь делать с бессмысленной жизнью? Можно лежать, отвернувшись к стене, отказываться от еды, постепенно угасая, умереть. Наверное, так лучше всего. Только там далеко живут два огонька, два женских сердца ждут его возвращения. Сариан и Эрин, разве он может их не увидеть? И не спасут, не утешат мысли о том, что он им такой не нужен, просто они ему нужны, нужна ещё одна встреча с женой и дочерью. Вот и ест Дальнир оставшейся у него рукой, стараясь делать это, как можно аккуратней, а девочка лет двенадцати смотрит на него блестящими глазами. Когда раненый закончил ужин, она унесла поднос и принесла чай.
Маршала приютила женщина, живущая с двумя внучками десяти и двенадцати лет. Мать девочек умерла, отец женился вторично, оставив дочерей бабушке. Она растила внучек, как могла. Они не бежали из Алкарина, раз скрыться им было некуда. Когда на её пороге появился воин с израненным маршалом на руках, пожилая женщина не смогла отказать в помощи, несмотря на опасность. Она даже не знала, кого приютила. В дом принесли несчастного воина, оставшегося калекой. Он не кричит и не злится, не швыряет тарелки, не спрашивает, зачем его спасли, но глаза увечного полны страдания, голос слишком тих даже для раненого.
В ту страшную ночь пожилая женщина прятала Дальнира в полуразвалившемся доме по соседству, пока враги обшаривали её собственный. Пожилая Алкаринка беспокоилась за раненого, но боялась уйти к нему. Женщине повезло. Её дом стоял на отшибе, где нет ничего богатого и интересного, поэтому, унеся всё самое ценное и не тронув внучек, посчитав их слишком маленькими и невзрачными, враги убрались из дома, где приютили маршала. Слушая по ночам тяжкие стоны и бред пожилая женщина жалела калеку, а её внучки боялись перевязанного человека. Теперь он пришёл в себя, но девочек продолжал пугать его мрачный взгляд.
Услышав лёгкий стук в дверь, младшая внучка бросилась её открывать. На пороге возникли старый целитель и юноша, что принёс к ним раненого.
- Он пришёл в себя, теперь молчит и только смотрит, ой, как глядит, – заговорщическим шёпотом тараторила девочка.
Пожилой человек выслушал её с грустной улыбкой.
- Для воина нелегко, придя в себя обнаружить, он теперь калека.
Едва войдя к раненому, целитель встретился с печальным взглядом чёрных глаз. Дальнир Аторм опять не произнёс ни слова.
"Что я могу сказать? Поблагодарить? Только благодарности нет, лучше бы я сразу умер. Кричать и проклинать спасителей? Глупо и бесполезно, каждый из них выполнял свой долг: воин, Дарн Ренильц, спасал маршала, целитель выхаживал раненого. Каждый по-своему решил мою судьбу, обрекая на жизнь."
- Как вы себя чувствуете?
Самые обычные на свете слова.
"Когда человек кричит или плачет, тогда понятно, его нужно утешать, а если он вот так молчит, то как к нему подступиться?"
– Хорошо, насколько это для меня возможно. Но, как долго мне придётся поправляться?
- До тех пор пока не восстановятся силы.
- Значит, надеюсь, много времени это не займёт. Дальше я отправлюсь в Дайрингар. Скажи, Дарн, ты поведёшь калеку в поход?
– Конечно, я отправлюсь с вами в горы. Вы же мой маршал. Мы вместе дойдём до Дайрингара или вместе погибнем! - в глазах юноши светилась непоколебимая решимость и вера в своего полководца.
"Наивный, благородный мальчик, к сожалению, мне не обойтись без твоей помощи, и лучше нам отправиться, как можно скорее."
- Да, да, - вступил в разговор целитель. - Мы подберём вам хорошую деревяшку для ноги сделаем протез с крюком, и костыль. Вы обязательно вернётесь к родным. Рядом с близкими страдание утихает.
Раненый глубоко вздохнул.
- Хорошо, делайте всё, что нужно, – произнёс он безразлично. Дальнир успел устать.
"Отвернуться бы к стене, чтобы никого не видеть, заснуть, и забыть обо всём."
Поняв желание маршала, целитель и воин, попрощавшись, удалились. Едва за ними затворилась дверь, как Дальнир Аторм лёг лицом к стене и задремал. Ему снилась молодая Сариан. Она скакала на лошади. Серебряные волосы развевались по ветру. Жена громко смеялась, когда Дальнир, счастливый и полный сил, схватил коня за уздечку. Они сражались на мечах, падая в густую траву. Сариан снова хохотала.
Голову кружил запах цветов.
А после пробуждения, запах нечистых повязок, свернувшейся крови. Он - калека, их сын - предатель, дочь - заражена Вирангатом.
"Я не оставлю тебя, Сари! Вернусь к тебе и таким, чтобы тебе не пришлось оплакивать ещё и меня. Только поэтому, Создатель! Клянусь, только поэтому клинок не направился в сердце!"
Раненый снова глотал еду, что стала безвкусной.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2019/04/02/448