Ничего нет необыкновенного в том, что кто-то заболел. И заболел так, что уже не сможет вылечиться. Необыкновенно только узнавать, что этот кто-то – ты. Тогда кажется, что вселенская несправедливость вся разом обрушилась на тебя. Наступает полное отрицание миропорядка и ничто не может вернуть тебя в дзен.
Я шел в поликлинику, в которую ходил уже полгода каждый день, как на работу. Сегодня должна была решиться моя дальнейшая судьба. Я волновался.
- Здравствуйте, доктор, ну что пришли мои анализы?
- А! Проходите! - вздохнул врач, - Да пришли, не могу вас обрадовать. Готовьтесь к худшему. Это ваша последняя весна.
С доктором мы уже давно привыкли шутить на тему конца, поэтому я не особо напрягся.
- Значит деньги на лечение собирать не надо? - пошутил я.
- Нее….
- Болезненных процедур и операций – не будет? - химия выматывала покрепче работы в шахте.
- Увы. - выдохнул врач.
- Можно есть все что угодно? - отчего то я так развеселился.
- И сколько угодно. Вас уже ничего не спасет, - поддержал меня доктор, но лицо его выражало всю боль еврейского народа. - Можете выписываться из нашей больницы, не портите нам статистику. - Доктор усмехнулся искренне.
- Выпишусь и что дальше? - я немного растерялся.
- Все! Ешьте. Пейте. Гуляйте. На концерты ходите! Съездите туда, куда очень хотели. И возьмите в дорогу какую-нибудь хорошую книжку о загробной жизни.
- Я, доктор, атеист, мне про загробную сказки….
- Прекрасно, возьмите книги о загробной жизни и читайте их, как сказки. И как в детстве, начинаем в них верить! Почитайте Дидье Ван Ковелера «Запредельная жизнь», «Страна потерянных душ» Шустермана Нила. Вам будет приятнее уходить туда, где вас ждут. Ограничения, страхи, привычки - там, - доктор указал пальцем в белоснежный потолок кабинета, - всего этого нет. И, кстати, подвяжите с атеизмом. Там этого не любят.
- Я убежденный.
- Переубеждайтесь. Буддифицируйтесь!
Я получил на руки свои бумаги и вышел на улицу. В следующие полчаса посетил книжный магазин и прикупил книгу «Буддизм. Начало». Я, наконец-то стащил с лица медицинскую маску, которую не снимал уже не помню сколько. Вдохнул городской воздух!
- Боже мой! – воскликнул и осекся, - боже, да еще и мой, нормальное знакомство с новой жизнью!
Воздух, который после маски мощным потоком ворвался в мои хрупкие легкие, привыкшие к фильтрации и дозированной подаче кислорода - меня шокировал. Мой учитель химии, вероятно, был бы очень удивлен, моей чувствительностью к тяжелым металлам, растворенным в воздухе, и пожалел бы, что поставил мне тройку в аттестат. Окислы серы и азота щекочут волосинки в носу. О! Дизелек проехал – свинцом одарил. Нацеплю-ка, пожалуй, обратно дозатор металлов. Хоть и нет у меня шансов, как сказал врач, но все же, хочется остаток дней провести в хорошем настроении.
Отвлёкся и чуть не пропустил свой трамвай. Счастливый ввалился в вагон и обнаружил даже свободное место, но тут из под моего локтя выпорхнула бабушка. Она язвительно улыбаясь, припарковалась на стульчик, и была вполне счастлива, держала подмышкой вилок капусты. Бабушка-капустница. Я встал рядом и взялся за верхний поручень. Голова моя кружилась.
Рядом с капустницей сидела женщина с девочкой лет пяти. Малышка дышала на окно и что-то рисовала пальчиками на запотевших островках. Мое отражение служило фоном для ее рисунка. И поскольку это было самое интересное, из того что происходило в в вагоне, я увлекся ее творчеством и ... в какой то момент вылетел из трамвая.
- Эй, полегче!
Быть влитым в кусок стекла, вставленного в оконную раму трамвая, скажу вам так себе состояньице. Нет, когда по твоему лицу водят пальцем, тыча периодически то в глаз то в ноздрю, еще куда ни шло, но когда трамвай делает крутой поворот с проспекта на узкую улочку и тебя колошматит на стрелках, а со стороны улицы разросшаяся акация царапает в твою спину шипами! На это я не подписывался.
Хм! Девочка смеясь нарисовала мне на лбу третий глаз. Кстати, этот глаз кажется, видит на 360 градусов, он как – всевидящее око. Девочка, фантазерка, хохочет. И вот они с мамой выходят. Я пытаюсь сесть на их место. Но! Постойте! Мы так не договаривались. Кажется, я весь в этом отражении, в плену плоского пространства . Двигаться я могу только внутри стекла и не дальше рамы.
Пока я соображал, что делать, в вагоне начался странный переполох, пытаюсь из своего стеклянного плена посмотреть на пол, куда глядят остальные пассажиры. Трамвай резко остановился, я еще попрыгал в своей тюрьме, но мой третий глаз разглядел картину на остановке: Мужчину, которого я до этого момента считал собой, уложили на скамейку. Его рука безвольно повисла прямо в пыль асфальта, из нее выпала книга "Буддизм. Начало". Маску сняли с лица. Он не нуждался в ней больше, мне показалось, что и во мне он тоже больше не нуждался. От этой мысли стало легко. Трамвай снова тронулся. Я покрутил своим всевидящим глазом по сторонам, и начал ждать новых событий, пассажиров и остановок!
- Мужчина, вы бы уступили женщине, беременная все-таки.
Я немного задремал, кажется. Это вы мне? Пытаюсь повертеть головой, открыть глаза. Очень тяжело откликаются веки. Звуки доносящиеся откуда-то сверху мутно разлагаются, словно я нахожусь под водой, а со мной разговаривают с воздуха. Глаза не слушаются, я пытаюсь встать, но тело как в невесомости просто отталкивается от чего-то мягкого и слегка кувыркается.
- Ой! Шевельнулся! – вдруг булькнуло мне в позвоночник. – Спасибо, что уступили, мужчина.
- Да, пожалуйста, - улыбаясь подумал я…