Варька смотрела в дверной глазок и старалась не дышать. По ту сторону двери в искаженном пространстве лестничной клетки шуровала толстая неопрятная тетка . Весь ужас был в том, что во-первых: Варька находилась в соседской квартире, куда её затащила соседка тетя Валя, схватив за рукав, испуганно шикая на неё. А во-вторых: в толстой тётке Варька узнала сожительницу отца - рецидивистку с бельмом на глазу. Ту самую, с которой семь лет назад приезжал её отец в отдалённое село, чтобы увидеть маленькую девочку - его дочь, которую он никогда не видел. Варька была той самой девочкой- бедной, полудикой, зато свободной, какой она больше никогда в жизни не была и уже, наверное, не будет. Сейчас, когда жизнь Варьки превратилась в казарму, с жёстким распорядком дня, наказаниями за всё, что было сделано вопреки уставу этой казармы, за всё, что ещё не сделано, но диверсионная программа, по мнению её отца, уже имела место быть в Варькиной голове. На сегодня устав казармы был окончательно нарушен. Варька должна уже сидеть за столом на кухне и учить уроки. Но вместо этого она смотрит, как тётка с криками выбрасывает на лестничную клетку какие-то вещи. Её мат Варька слышит даже здесь, за дверью. « Отсидела свое, за непреднамеренное мало дали»,- шепнула на ухо Варьке соседка, - вон папка как притих и не слышно его»
Тётка утрамбовала свои вещи в три объёмные сумки. На полу лестничной клетки остались лежать мамины и Варькины вещи. Расшвыривая их ногами, она, тяжело дыша, потащилась вниз по лестнице.
Варька облегченно вздохнула. Вечером из разговора отца с матерью она поняла, что угроза гораздо серьёзнее, чем она думала. И хотя жить в Москве рецидивистка не могла, а только за сто километров от Москвы, она обещала облить маму Варьки кислотой и Варьку тоже как-то покалечить. На семейном совете, который состоял собственно из одного отца, другие « советники» права голоса, как всегда, не имели, было решено Варьку отправить к бабушке в деревню - пусть там и доучивается, а мама пока поживёт в общаге фабрики мужских рубашек, куда устроилась в отдел технического контроля.
Наступил день отъезда Варьки - назад - в тьмутаракань. Накануне Варьке, в утешение, был куплен подарок, о котором она давно мечтала - фотоаппарат « Смена-8М».
И вот стоит Варька на Казанском вокзале - вполне себе счастливая. На груди у неё висит фотоаппарат, у ног фибровый чемоданчик с нехитрыми пожитками.
За фотоаппарат Варька переживает ужасно- вдруг украдут- придерживает его руками. Мама только провожает Варьку, а едет она одна. Билет на поезд куплен на одно сидячее место. На каждой деревянной полке - три места. Спать можно только сидя. Хорошо, что Варька маленькая и худенькая, забралась на третью полку, которая для багажа. Пусть здесь пыльно, зато ноги вытянуть можно, а не спать, скрюченной, сидя.
Поезд идёт всю ночь, потом автобусом - час, потом ещё одним - полчаса, полем - два километра - вот Варька и дома.
Дом, бабушка, забор и крыльцо - всё стало меньше, скукожилось. Нет. Это - просто Варька выросла.
Вдохнула Варька воздух пьянящий и в лес побежала- как он без неё? Прибежала на любимую полянку, улеглась на мягкий мох и вверх смотрит. Хорошо! Сосны над ней качаются, облака плывут. Вспомнила Варька бабушкины байки про лешего - так лесного человека здесь называют. Поймали его как-то мужики за то, что он детей и женщин пугал, коров выдаивал и кур с гусями воровал. А он роста высокого - выше деревьев. Надели на него крест и стал, как все, что и от мужиков-то не отличишь. Кроткий такой стал, спокойный. За детьми приглядывал, пока родители на работе, по дому помогал: кому - дров наколет, кому- воды принесёт. Случился в деревне пожар, испугался леший, мечется по деревне: « А мне- куда? А мне- куда?» Говорят ему мужики, мол, иди ты куда хочешь, видишь, не до тебя сейчас! И говорит им леший: « Крест с меня снимите!» Сняли крест с него и сделался он большой пребольшой - выше деревьев и пошёл в лес, только стук по стволам деревьев от его палки, которую он на опушке подобрал. Маленькая Варька часто слышала этот стук, когда в лесу была, боялась. Вот и сейчас стучит, только Варька не боится. Чудо лесное приди, Варька только рада будет, только вот креста на ней нет, хоть и крещённая. Нельзя носить - пионерка всё же. А потом она и про это лесное чудо вспомнит и напишет:
Лесное чудо, ты – мое, приди,
С бровями елей, с шепотом листвы.
На мягком мху со мною посиди,
Корнями детства в сердце прорасти.
Здесь терпкий запах ягод и грибов.
Здесь я – девчонка, глупая совсем!
И нет на мне связующих оков
И нет вокруг гнетущих толстых стен.
Я в лес ступила, словно сотни лет
Осталось за спиной, там - позади.
Ты охрани меня от фальши и от бед,
Лесное чудо, ты мое, приди.
Поздоровалась Варька с каждым деревом на полянке. Ягод черники поела, на родник сходила, пора и домой.
И началась жизнь Варькина, развесёлая. Файка, подружка, которая напротив жила, и,которую отец смертным боем бил, замуж собралась. Ничего, что ей пятнадцать. Для деревни - в самый раз. С родителями придет в сельсовет - распишут. Мамка её, тоже битая-перебитая за девку очень боялась - убьет он её когда-нибудь, зарубит. Просватали Файку в Пристань - соседнее село, которое на Оке стоит. Фамилия-то у мужа красивая такая - Селиванов, это тебе не Мухина. Позвали подружек дом к свадьбе готовить. Варька тоже пошла. В сенях у них - это уж как положено- бражка в больших кастрюлях бродит - литров эдак на двенадцать. Потом, когда перебродит - самогон наладят. Аппарат для самогона в каждой избе есть. Только в Варькиной, пожалуй, нет. А так - везде. Мужикам - самогону, а девкам - бражки. А потом шторы надо вешать, а какие уж тут шторы: пьяные девки и Варька - пьяная. Падают девки со шторами на пол, а мужики смеются: « Вон как девки напились, что попадали кто-где и уснули.
Так шторы и не повесили. Плохо было Варьке от бражки, а девки привычные - часто пьют.
Потом свадьба была. Не любила Варька свадьбы деревенские. Все они одинаковые. Сначала невесту прячут и выкупают, потом столько пьют, что половина гостей в салате, либо в холодце спят, а половина - песни орут. Громко поют, кто в лес, кто по дрова. А уж, когда плясать пойдут, тут уж и до драки недалеко. Дерутся долго и кроваво. Бабы разнимают и сами мужиков чем попало молотят - и своих, и чужих, не разбираясь. Некоторые потом долго друг с другом не разговаривают, до следующей свадьбы.
Подружки Варькины уже с парнями гуляют, а Варька фигурой не вышла, чтобы парня себе завести. Худенькая, белобрысая и стрижка - как у мальчика- короткая. Как говорят в деревне: ни сзади, ни спереди - взяться не за что. А Варька и сама не хочет, чтобы кто-то взялся за неё. Варька книжки читает и дневник пишет. Честный дневник, такой честный, что мамка потом найдёт эти тетрадки толстые, как их называли- общие, прочитает, да и порвёт. Так потом Варька и останется без своего честного сокровенного прошлого. Порвала мамка, как ногами грязными в душе Варькиной потопталась. « Только тебе, мой дружок- дневничок, могу рассказать всё, что накопилось у меня на сердце за этот день,» - так Варька всегда начинала и не думала, что кто-то ещё об этом прочтёт. Ну, да ладно, растоптала мамка последнюю Варькину веру в людей, потому как знает Варька, что чужие дневники и письма читать- распоследнее дело.
Мамка из Москвы писала нечасто. Письма приходили примерно раз в месяц. Варька отвечала, что всё у них хорошо. Просила только плёнку для фотоаппарата и бумагу бромпортрет.
Раз в месяц мамка посылку присылала. Тяжелую. Можно было десять килограммов, а мамка уговаривала тётку на почте двенадцать, а то и тринадцать.Крупы, колбасу краковскую, апельсины и много ещё чего напихает. Тащила посылку Варька с почты три километра и на мамку ругалась, мол могла бы две по шесть прислать. А приноровилась Варька посылку нести так: шагами. Пройдёт десять шагов- остановится, потом - ещё десять. Так и доносила посылку до дома, только вот руки потом болели, потому что сама Варька весила всего - как три таких посылки. Эти три километра потом, через два года, Варька будет бегом бежать. Да так бежать, что чуть сердце у неё не остановится. Потому как бабушка её помирать начнёт. Варька капель ей накапает, сердечных и бегом на Пристань, только там амбулатория была. Прибежала, чуть сама не померла, не помнит она что и как кричала. Помнит только, как в машине скорой ей ватку с нашатырём к носу подносили - чтобы очнулась. Откачали врачи бабушку, но не совсем. Стала она, как дитё малое. Сидит себе, улыбается, с котёнком играет, не говорит и не узнает никого. А уж когда котёнок в ведре с водой утонул, тут уж и к бабушке смерть пришла. Настоящая. Хорошо тогда уж мамка приехала и Варька не одна была. Помнит только, что хрипела бабушка ,умирая, сильно. Мамка кричала только одно бабушке: « Скажи что-нибудь!» А Варька стояла у окна и помнит только рисунок на подшторках накрахмаленных на окнах - « ришелье» называется. Больше она ничего не помнит. И ещё помнит, как сёстры бабушкины таскали Варьку с бабушкой прощаться. Раза три таскали « как это так, что девка с родной бабкой не попрощается», а Варька каждый раз сознание теряла. Выносили они её на крылечко, а как очухается, опять тащили, мол, не порядок это- с бабкой, которая её воспитала, не попрощаться.
Схоронили бабушку. Мамка и уехала. В Москву.
А Варька осталась одна в пустом страшном доме.
Только мамка на Варьку не только дом оставила, но еще и огород- двадцать соток. Только поворачиваться успевай, Варька! И картошку посадить « под лопатку» и грядки вскопать. Всё- как у всех. Запустишь огород - осудят. Нельзя так. Хоть убейся, а в огороде всё посажено должно быть, а в доме - прибрано. Чистота везде и порядок. Все маленькие силы уходили у Варьки на это. Засыпала без сил, быстро, как будто рубильник отключали. Только по лесу скучала. Редко там бывала, сорняки на огороде совсем замучали. Прибежит на полянку, ляжет на мягкий мох и поплачет вволю, чтобы никто не видел и не слышал. В доме- то нельзя, там ещё бабушкин дух- он всё видит и слышит. Переживать будет, что девка плачет. Никак нельзя. Вытрет Варька слезы, кулаки сожмёт крепко- крепко и делает всё то, что надо. И будь, что будет.
Горьковская область 1970
Москва 2019