Реклама ночников

Мила Павловская
Ночь - время парадоксальное: ночью человеку бывает очень хорошо; хорошо; плохо; очень плохо. Иногда бывает очень весело, иногда очень страшно. А почему? А потому, что темно. Искусственное освещение в виде лучины или РАОЕЭСовской лампочки не дает увидеть все как есть - что-то, да и схоронится во тьме. Спрячется, притаится, засопит в две, а то и в три, дырки, и давай на тебя пялиться. Ты сидишь такой, смотришь, к примеру, товарищеский матч Боруссия - Манчестер Юнайтед, да подремываешь между голами, и вдруг - опа! Поползло. По брюху. И ты такой - рраз! резко просыпаешься и шаришь вокруг себя в поисках газеты, чтобы прихлопнуть гадину, а она, зараза, в тень - шмыг, и все - ничего и никого, только крики комментаторов с экрана.

Но однажды липкое нечто будит тебя посреди пятничного вечера, когда ты в сладких слюнях распростерт на издавна вдавленном диване, и оказывается, что света нет. Лампочки не включаются, все дома напротив погрузились во тьму, и только в некоторых окнах вдруг просыпаются робкие тусклые пятна - то ли фонариков, то ли загодя припасенных свечей. И ты, вспотевший от внезапного страха, пятишься к спасительному окну. А почему? А потому, что из темноты ночи на тебя таращится ОНО. Хрень. И шепчет.

И ты такой поначалу слушаешь этот хреновый шепот: "Ты рукожоооп... Ты на работе никтооо... Ты себя в зеркале видел? (ш-ш-ш - смеется, зараза) Да кому ты нужен... Бездарь... Урод... Никто тебя не любит... И ты, урод, никого не лю..."

И ты чувствуешь, как на тебя наваливается невыносимая тяжесть: чувство вины, стыда, сожалений, раскаяний, бездарных ошибок. Тебя давит так, что ты вдруг трясущейся рукой открываешь створку окна и заглядываешь в темную бездну внизу - машины, грязный двор, редкие острова деревьев, с высоты двенадцатого этажа кажущиеся не такими уж и большими. А земля выглядит не такой уж и далекой - темнота притягивает, сближает, сглаживает расстояния. Вот как между мужчиной и женщиной, когда они в темноте вдруг касаются руками друг друга и затем, спустя мгновения, оказываются голыми в постели, занятыми углубленным изучением анатомии друг друга.

"Иди, иди, встань на подоконник, - шепчет хрень в уши, в мозг, во всю твою нутрь, - для тебе здесь ничего нет, и тебя нет для здесь, ты никто, иди туда, вниз, там и заснешь (ш-ш-ш - смеется, гадина)"

И ты, пристыженный, задавленный хренью, пытаешься вскарабкаться на пластиковый подоконник, сбивая с него горшок с Игорем - бедный кактус! Падая Игорь впивается в твою голую ногу мелкими противными иголками, и, пока ты, чертыхаясь, пытаешься их нащупать, чтобы вынуть, врубают свет.

И ты понимаешь, как тебя тупо развели.

Хрени нет! Сбежала!

Из телека снова орут комментаторы, ты совершенно не знаешь счет, у тебя саднит колено от поцелуя Игоря, и, самое главное, - ты закрываешь створку окна с чувством того, что нечто тяжелое уже упало туда - вниз, там разбилось вдребезги, а ты - свежий, новенький, весь такой голодный от прилива жизненных сил, топаешь на кухню и радосто затачиваешь два... нет, три бутера и затем справедливо откупориваешь заначенное на субботу пиво. И, плотно устраиваясь в продавленный диван, ты показываешь темноте за шкафом (откуда и произошла эта наглая атака) энергичный фак.

(завтра же купить ночник!)