Почему так часто на вопросы «Кто виноват» и «Что делать?» мы не можем найти ответов? Видимо, ищем не там…
- АААааа….- надрывный детский плач постепенно переходил в тоскливый вой, в котором слышались нотки отчаяния и безнадежности. За дверью раздавались ожесточенное царапанье и глухое постукивание маленьких кулачков.
Соседка, проходившая мимо «шумной» квартиры за почтой, не выдержала и с раздражением всплеснула руками: - Да что это за мать такая! Не может своего ребенка угомонить. Сколько можно нам нервы мотать?!
Тут же в ответ на ее крик послышался сильный удар, словно с разбегу толкнули запертую дверь. Ребенок заскулил, как побитый щенок, а затем разразился громким плачем, похожим на вопль.
Женщина вздрогнула и решительно направилась к злополучной квартире. Застучала, зазвонила громко и требовательно, сопровождая действия криком:- Откройте! Вы слышите? Сейчас милицию вызову!
Плач на мгновение стих, но уже через минуту возобновился с новой силой.
Женщина начала стучать в двери рядом. Из некоторых квартир показались недоуменные и недовольные лица ближайших соседей.
Она гневно затараторила: - Вы что не слышите? Это уже не первый день продолжается. Видимо, дома, кроме девочки, никого. Пора мать к порядку призвать. Как ей позвонить, кто знает? Может, уже милицию? Дочка воет, как бешенная.
-А вы берете на себя ответственность за вызов блюстителей порядка?- вкрадчиво проворчала старушка из квартиры напротив.- Если что не так, штрафов не оберешься. Мать вроде тихая. Здоровается всегда. Хотя особо не общается ни с кем. Она же у нас в подъезде одно время полы мыла. А ребенка я с ней и не видела рядом никогда. Может, больное дите-то? Нельзя выходить…
Угрюмый мужчина в очках с толстой роговой оправой мрачно предложил: - Могу дверь сломать, если срочно надо.
Девочка за дверью притихла, словно вслушиваясь в разговор соседей, затем начала с ожесточением царапать обшивку двери и скулить.
-Мое терпение иссякло! - Решительно заявила женщина в клетчатом переднике. - Вызываю милицию.
Все переглянулись, закивали друг другу и быстро попрятались за дверями своих квартир.
Через час два милиционера в сопровождении представителя социальной службы уже ломились в запертую дверь. Высыпавшие в коридор соседи с любопытством теснились сзади. Дверь с грохотом распахнулась. Пахнуло затхлостью и гнилью. Стоявшие впереди люди невольно зажали рты и носы ладонями. Вокруг высились горы мусора. Клочки газет, грязных тряпок, банок, посуды и какой-то порванной обуви были разбросаны по разным уголкам квартиры. Все три комнаты были захламлены, словно это не жилая площадь, а помойка.
Бабуля из квартиры напротив всплеснула руками: - До чего квартиру довела! А мне говорила, что запах от засорившихся труб… Вот зараза…
На возгласы милиционеров и призыв социального работника никто не отозвался. С трудом пробираясь через разбросанные грязные вещи, женщина из социальной службы заметила легкое движение за диваном в углу. Она рванулась вперед и вытащила на свет визжащую от страха и упирающуюся малышку.
Соседи, с любопытством глядя на происходящее, возбужденно заворчали и начали напирать на милиционера, загораживающего проход в квартиру.
–Не теснитесь, граждане. Освободите помещение! Тут вам не цирк!-рявкнул охранник.
Малышка, как звереныш, затравленно озиралась по сторонам, отводила глаза от женщины, пытающейся ее обнять, и вырывалась из последних сил. Она была до смерти напугана и не могла унять тревожную дрожь. Лицо от надсадного крика покрылось бурыми пятнами, ладошки вспотели, и пальцы будто сводило судорогой. Она царапала и щипала, кусала и отталкивала хватающие ее руки.
Платье на девочке было порвано, волосы всколочены. На шее застряла и въелась глубоко в кожу грязная резинка от волос. Виднелся багровый натертый след. Попытки успокоить ребенка не увенчались успехом. Девочка заходилась в плаче, сухие потрескавшиеся губы были искусаны в кровь.
Соседка в клетчатом переднике протиснулась ближе к милиционеру и громко заговорила, пытаясь перекричать детский вопль и протягивая бутылку с водой:
- Вот возьмите, напоите ребенка. Так легче успокоить. Голодна она, конечно. Где сейчас мать шляется, руки бы ей оторвать!
Милиционер кивнул, быстро передал малышке бутылку с водой, сунув прямо под нос. Девочка тут же прекратила рев и, жадно схватив бутылку руками, начала лакать из горлышка так быстро, словно ее мучила невыносимая жажда.
Мужчина подождал, пока ребенок напьется, затем решительно взял девочку на руки, укутал своей курткой и понес к машине. Малышка, оказавшись в теплом и закрытом от людских глаз месте, казалось, успокоилась. За милиционером последовали его напарник и социальный работник.
Когда группа скрылась из вида, соседи возмущенно загалдели:
-Жуть какая! И это в центре Москвы! Варвары…Живут же такие! Как мать могла такое с дочкой сотворить! До чего квартиру довела. А с виду женщина приличная и тихая.
Соседка в клетчатом переднике потупила взор и тихо возразила: - А мы что лучше? Молчите больше. Всем отвечать придется, не перед людьми, так перед Богом…
Народ молча отступил назад…
Неделю гудела пресса. Журналисты с завидным усердием рапортовали о шокирующих подробностях: «Мать в разводе, отец уехал в неизвестном направлении, долги за квартиру чуть ли не миллионные. С работы женщину два года назад уволили. С тех пор ребенок постоянно дома. Мать отсутствует по нескольку дней. Пятилетняя малышка не говорит и отстает в развитии». Репортеры окрестили девочку привычным словом: «маугли».
Добрались и до соседей. Вначале те охотно откликались на интервью и выражали свое искреннее возмущение нерадивой мамочкой, а затем замкнулись и попрятались в свои норы. Здороваясь друг с другом, они почему-то отводили глаза и тут же скрывались за спасительными дверями. Мать отыскали и привлекли к судебной ответственности, а девочку поместили в детский дом.
Женечка впервые очутилась в центре внимания. Все ее жалели и пытались приласкать. Но она, словно дикий зверек, спасалась бегством или пряталась. Малышка никому не доверяла, кроме старой нянечки, которая в тот злополучный день приняла ее, измученную от пережитого, из рук милиционера в свои объятия.
Долгое время девочка не могла привыкнуть спать на кровати. Когда взрослые уходили, Женечка стаскивала на пол подушку, одеяло и матрас, зарывалась в них, как в норку, настороженно выглядывая из своего укромного места, и только затем засыпала беспокойным сном.
Старенькая нянечка с добрыми васильковыми глазами и морщинистым румяным лицом первая приходила будить детей. Она осторожно поднимала Женечку на руки и, баюкая, словно куколку в коконе, шептала ей старинные прибаутки: «Потягунушки - потягунушки, в ручки хватунушки, в ножки- ходунушки, в роток-говорок, а в головку-разумок».
Девочка, как завороженная, слушала ласковый голос нянюшки и улыбалась так застенчиво и трепетно, будто цветок раскрывался под лучами солнца. Каждое утро, нянюшка потихоньку вытряхивала крошки, оставшиеся от кусочков хлеба, спрятанных малышкой в наволочке. И бессильно охала, качая седой головой. Иногда она доставала припрятанную в кармане халата конфетку и угощала ребенка, смахнув украдкой нечаянную слезу с морщинистой щеки.
Мыться Женечка не любила. Любое купание предварял ее жуткий плач. Воспитатели перешептывались, но определить причину ее страха перед водой не смогли.
Как оказалось, отставание девочки было вовсе не врожденным, а приобретенным в условиях той ужасающей жизненной обстановки. Потихоньку Женечка училась заново говорить и доверять людям. Сначала это были обрывки слов, больше похожие на бормотание, сопровождаемое вздрагиванием и плачем, затем невнятный шепот под взгляд затравленной лисицы. И, наконец, на измученном бледном детском личике появилась доверчивая улыбка, прозвучали вслух первые понятные слова и были замечены попытки к игре с ласковыми тетями.
Добрые люди, а добрые люди… Где вы были раньше?!...