- Вот и мой дом. - Антонина кивком указала на старенькую замурзанную пятиэтажку. - Спасибо, что проводили.
Курочкин неловко затоптался на месте, как стреноженный конь, бормоча в ответ дурацкие дежурные фразы : ”Был очень рад познакомиться… такой замечательный вечер... Буду рад снова…“
- Может подниметесь? Выпьем чаю. У меня пирог с капустой, сегодня утром как раз испекла. - прервала бубнящего Курочкина Антонина.- Хотите пирога?
Курочкин хотел. Хотел он и чаю и Антонину, но больше всего все-таки пирога. В его холостяцкой квартире домашними пирогами давно не пахло. Пахло там пельменями, селедкой и “Вискасом” кота Боцика, с коим и проживал Курочкин на одной жилплощади последние пять лет.
В лифте Курочкин страстно смотрел на Антонину и думал о пироге, о нежной тушеной капусте, укутанной в пышное одеяло пахучего мягкого теста с хрустящей золотистой корочкой. Зубы Курочкина клацнули одновременно с открывшимися дверями лифта.
Повозившись с замком Антонина сделала приглашающий жест, и Курочкин шагнул в прихожую, втягивая широкими лошадиными ноздрями воздух. Его одуревший от запаха выпечки, царившего в квартире, желудок тут же громко исполнил фрагмент из “Полета валькирий”
-Разувайтесь, пожалуйста, и проходите в кухню. Вот, надевайте тапочки, а я пока чайник поставлю.- скомандовала Антонина и легкой нимфой выпорхнула куда-то вправо и вглубь.
Вот тут-то Курочкин и вспомнил, что на правом его носке зияет безобразная, стыдная дыра, что из этой самой дыры торчит большой палец, одинокий и беззащитный, как голова профессора Доуэля, и что ботинки снимать сегодня нигде не планировал.
Лицо Курочкина приобрело тоскливое выражение.
Оставалась микроскопическая надежда, что тапки, предложенные Антониной, окажутся с закрытыми носами. Но нет, на Курочкина ехидно улыбались прорезями пластиковые “сланцы”,произведенные трудолюбивыми китайскими товарищами.
- Ушлепки!- с ненавистью сказал им глубоко разочарованный Курочкин и, несмотря на протесты симфонического оркестра, раздававшиеся из недр желудка, тихонько вышел.
-А ведь как было бы хорошо, если бы до сих пор граждане носили калоши. - думал он, все дальше удаляюсь от Антонины и пирога с капустой.
Придя домой Курочкин долго шагал взад-вперед по комнате, выкрикивая иногда что-то нечленораздельное, но эксцентричное.
Кот Боцик, на всякий случай, выплюнул остатки селедочного хвоста, благополучно спертого им со стола, и сделал попытку втянуть щеки.
-Вот я мудак!- услышал Боцик полный отчаяния вопль хозяина и нервно захрустел “Вискасом”.
Ночью Курочкину приснился сон. Будто гуляют они с Антониной по городу. И так всё замечательно, Антонина улыбается и пахнет пирогом с капустой, весна, солнышко, птички поют, грязиша, а он,Курочкин, молодец, в калошах. И вот он уже сидит в ботиночках на Антонининой кухне, калоши весело подмигивают ему из прихожей, Антонина разрезает вожделенный пирог. Наконец-то Курочкин ощутит его великолепный вкус...Как вдруг худенькая Антонина начала разбухать и расти, покрываясь румяной корочкой. Когда она выросла до размеров мелкого слоника, испуганный Курочкин понял, что пора бежать.
Во сне он бегал очень медленно, поэтому гигантский пирог-Антонина время от времени настигала его и больно била калошей по голове. Курочкин плакал и вырывался, быстро-быстро перебирал ногами, но обернувшись, видел совсем рядом сдобную Антонину, с капустным листом во рту.
Проснулся Курочкин в холодном поту, поспешно оделся и потрусил в магазин. Там он купил двадцать пар носков и пачку пельменей.
Антонину он больше никогда не видел.