PS моя страница в instagram
@art_ikigai
«В сердце у каждого – своя Либитина».
«Плохая или хорошая – трудно понять, по каким критериям можно это оценивать», – думала она, наблюдая за тем, как толпа умело следовала привычным обрядам – обрядам, которые людям навязали. Наверное, так легче – делать уже написанное. Не надо думать – все решили за тебя. Не надо обсуждать это с покойником, учитывать его просьбы.
Последний кусок земли – от незнакомки с розовыми волосами, которую Анна видела впервые. Эта девушка явно не знала покойника, но проливала слезы так, как не научат на курсах актерского мастерства. Кто пригласил ее?
Потом наступает новый «момент» суеты: люди единодушно начинают рыдать – словно дети, повторяя друг за другом.
«Осознают ли они, что случилось на самом деле? Или это очередная публичная, массовая постановка?» – прошептала Анна себе под нос, продолжая наблюдать за толпой.
Вот выходит самая голосистая баба, с плечами дровосека, и начинает давать указания, в том числе родственникам.
Нет, ее не назначали на эту должность, она все решила сама. Кажется, лишь потому, что однажды жизнь ее «покрылась» серостью, плесенью и банальной скукой. Она кричит на мужа, параллельно, тем же тоном, переключаясь на всех остальных.
Родственники умершего продолжают вглядываться в его холодное, чуть синеватое лицо. Нельзя с уверенностью сказать, что именно они испытывают.
Анна делает еще несколько шагов назад, дабы не смешаться с дешевой буффонадой, и вдруг натыкается на забор, осознавая, что вся площадь покрыта этими высокими, острыми, одинаково безвкусными и такими бездушными оградками, которые устанавливают покойникам живые люди.
«Зачем им заборы, зачем мраморные памятники, купленные за сумасшедшие деньги? Мне казалось, самое бесценное – это память о них. Память, сохранить которую гораздо труднее, нежели организовать публичное скопище. Но нет. Даже тут людям удается устроить соревнование – за лучшее место на кладбище».
На ноги наступают чьи-то грязные сапоги. Анна поднимает голову, черная шляпа оголяет ее лицо, и она замирает.
– О, Анна. Примите мои соболезнования, – слезы стекают по лицу женщины, которая ни разу не зашла к, тогда еще живому, человеку. Женщина обнимает Анну и рыдает.
Желание провалиться или исчезнуть нарастает. Анна молча кивает и скрывается от наблюдателей, которые не сводят с нее глаз, провожая каждое ее движение.
«Ты пришла сюда, потому что эта женщина – твоя мама. Она придерживается другого мнения и тех самых традиций. Если ты ее любишь, заткнись», – прошептала Анна себе под нос и сделала глубокий вдох.
– Хочу сказать несколько слов о покойнике. Он был замечательным человеком – добрым и верным мужем, любящим отцом и дедушкой… – речь лилась, как слезы.
Анна пыталась вспомнить человека – хотя бы одного, – который навестил бы умершего при жизни. Может, пригласил в гости или просто позвонил?
«Нет, не помню». – Анна опустила голову.
Кто-то снова пихнул ее локтем. Анна обернулась и увидела очередную незнакомую женщину. Гримаса на ее лице отдавала такой пустотой, что сложно было распознать ее чувства. Но догадаться было нетрудно – она следовала настроению толпы.
– О, примите мои соболезнования, вам сейчас так плохо. Так плохо, наверное, – она повторила это несколько раз, а потом ее мысли перетекли в неожиданное русло. – Как ты, Анна. Замуж еще не вышла? Давно тебя тут не было.
Отвратительность происходящего нарастала. Люди собирались в кучки, активно беседуя. Кто-то даже улыбался. Настроение поднималось: все понимали, что продолжение будет за столом, за рюмкой горючего. Тогда можно будет «раскрыться» по-настоящему, авось, и высказаться, если до этого дойдет. Чем не праздник?
Анна натягивала шляпу так усердно, что волосы скрипели, выдавая волнение девушки.
Кто все эти люди, зачем этот цирк?
Анна подошла к женщине в черном платке, склонившейся над гробом, обняла ее и сказала:
– Он не умер, он с нами. Это всего лишь тело. Разве ты не понимаешь?
– Да как ты можешь так говорить? В тебе совсем нет любви! Ни к кому. Тебе все равно.
Анна не стала спорить, поняв, что горе дает людям эмоции. Эмоции, которым так легко следовать. Опять же – не надо думать, можно просто «впасть» в горе. Ведь окружающие пожалеют тебя, поговорят с тобой, погладят по головке и оценят твои старания. Именно в такие моменты можно осознать свою причастность и нужность в этом бренном мире, который так несправедлив к нам.
Гроб опустили в сырую землю. Началась суета. Каждый из сорока с лишним человек пытался прорваться вперед. Люди отталкивали рядом стоящих. Гроб окружили. Анне не удалось подойти к дедушке ближе, да ей и не хотелось превращать свои чувства в публичное достояние.
Она закрыла глаза и произнесла:
«Ты со мной навсегда!»
После этого девушка открыла видео на телефоне и стала с глубокой любовью пересматривать «живые» кадры с дедушкой, вслушиваясь в его голос.
– Ты чего тут стоишь? – дернула ее за плечи тетка с выжженными бровями. – Нужно стоять там, где все.
«Даже на похоронах некая личность захотела решить что-то за тебя», – подумала Анна и улыбнулась.
– Уберите руки и занимайтесь своим делом, – сорвалось с губ Анны, после чего она отвернулась, поглубже вставив наушники.
Глаза полной женщины засверкали, горе сменилось на злость. Она стала похожа на падшего ангела, который еще недавно божественно порхал вокруг тела и оплакивал его из последних сил.
Кто она? Какое отношение имеет к нашей семье, и почему главный организатор и одновременно самый близкий человек умершего позволил прийти всем этим людям? Позволил им решать, какие будут цветы. Как все будет происходить. Кто сказал, что так надо? Кто сказал, что он так хотел? Кто сказал, что это зрелище обрадовало бы его?
Это была мама Анны, давно потерявшая веру в свои мысли. Она слилась с чужими желаниями, организовав эти похороны на последние деньги, которые, возможно, нужны были ему при жизни.
Поговорить с мамой не удалось: ее окружила толпа соболезновавших. Она принимала каждого и позволяла обнимать себя. Зрелище было жалкое. Суета и возня, крики, ссоры из-за того, кому достанется честь привязать портрет и как правильно расставить цветы. Никакой эстетики, сплошная наигранность. Негатив даже в этот короткий миг прощания с телом.
Завтра никто не вспомнит этого человека, как и при жизни. Но предвкушение горючего и бесплатной еды будоражили эти головы. С криком и шумными диалогами (кто-то даже шутил) море грязных сапог спешно побрело к разваленному автобусу, который обязан был доставить их к цели. Еда уже остывала на столах, охлажденная водка ожидала.
Наконец Анна подняла голову, убедилась, что она осталась одна, потом подошла к портрету, провела рукой по его изображению и произнесла:
– Мы встретимся с вами в Индии, теперь ты не один. – Рядом висел портрет бабушки, его единственной Верочки, которая поняла бы Анну без слов.
Тишина наступила мгновенно.
Суета и крики развеялись.
Анна села на скамейку и закрыла глаза.
Могильная тишина окутывала, смерть не была поводом для подобного представления.
Почти никто не оставил ни гроша, ссылаясь на то, что зарплаты еще не было. Как выяснилось потом, стараниями Анны и еще нескольких людей, которые остались в стороне (а некоторые и вовсе не пришли) удалось собрать нужную сумму для Либитины.
Остальные крикливые персонажи лишь создали театральное представление, дабы заместить свою пустоту хоть чем-то.
Богиня мертвых унесла с собой только тело, оставив «привкус» о дедушке в памяти Анны – навсегда.