Иллюстрация: Пабло Пикассо. Портрет Ольги Хохловой в мантилье. 1917. Музей Пикассо, Малага, Испания
Моё отношение к Пикассо менялось много раз.
В школе он мне не нравился.
В институте – не просто понравился, но поразил количеством и качеством сделанного, покорил, - прежде всего смелостью, и смутил; я все время задавалась вопросом: а смогла бы я быть такой же отважной на его месте. И должна была признаться, что нет.
Потом бывали периоды охлаждения, и как не быть, ведь все его достижения становились достоянием многих тысяч художников, тиражировались и невольно обесценивались.
И все же, вдруг встретив картину Пикассо на какой-нибудь выставке, доводилось неожиданно почувствовать идущий от неё такой сильнейший поток энергии, что сразу становилось ясно: слава его не случайна.
В барселонском музее можно увидеть весь его «творческий путь», от реалистических, кажущихся теперь такими странными студенческих «курсовых» и «дипломной», до работ всех последующих периодов: и времени увлечения стилем модерн, и подражаний всем парижским мэтрам, от Сезанна до Кеса Ван Донгена, голубого, розового, классического, кубистического периодов…
Работы послевоенные меня раздражали. Было ощущение, что все-таки боится он не соответствовать «образу Пикассо» сложившемуся у критиков и зрителей.
Но сюрприз ожидал в музее Малаги.
Я давно не поддаюсь магии славных имен, и вообще никакому внушению. И правило у меня только одно: внимательно слушать свои ощущения, собственный внутренний голос.
Когда я увидела этот портрет, я почувствовала идущую от него неодолимую силу.
Прекрасно видела, что вроде ничего особенного в нем нет: цвет как цвет; а форма… рисунок - с очевидной любому студенту ошибкой: левая часть лица слишком для такого ракурса раскрывается, левый глаз – вообще нарисован вызывающе неправильно. Я видела это ясно, но ясно было и то, что это неважно.
Я стояла и смотрела в глаза Ольги Хохловой, то ли грустные, то ли угрюмые, то ли испуганные, и чувствовала, что вижу нечто огромное и неизъяснимое, идущее из ее лица.
Стояла минут сорок.
Ощущения не находили словесного выражения, не облекались в слова, оставались безымянными. Я не знала, что за сообщение получаю , и зачем оно мне, но знала, что это благо, и этим чем-то надо напитаться. Просто стоять, не анализируя, глядя в ее глаза, и напитываться, напитываться.
Не будь я сугубой материалисткой, я бы решила, что Пикассо, поскольку гений, и не без помощи дьявола, смог запечатать в портрет часть ее души, да таким образом, что с ней может общаться другая душа. Вот так, без слов, только глядя в глаза. Да что там общаться, можно стать ею, Ольгой Хохловой… Вселиться в ее изображение и почувствовать одно из самых блаженных состояний. когда души сливаются вместе.
Но я материалистка. Поэтому не нахожу объяснения, почему холст, то есть тряпка, на которую нанесены пятна краски, может держать и не отпускать.
Там висел еще один ее портрет. Более поздний, в коричневых тонах. Возле него я тоже стояла долго.
Помню, что жены его все плохо кончили. - которая с ума сошла, которая с собой покончила…
Кажется, она единственная выжила. Не смог он победить русскую женщину.