Предыдущая: http://www.proza.ru/2019/03/29/662
6. ЖИЗНЬ НА ВОЛЕ
Пока дед был в Москве, мне удалось поговорить с ним по душам. Я пожаловался, что в школе на уроках ничего ни по одному предмету не понимаю, поэтому всё время смотрю в окно и получаю двойки.
Он утешил меня: «Вот вырастешь – и всё образуется. Так что не горюй и помни, что в жизни есть кое-что ужаснее, чем твои двойки. Когда я попал в лагерь, то оказался тупым до чрезвычайности. По повелению начальства ко мне приставили ментора-учителя, «политически грамотного» урку. Тот заставлял меня сотни раз подряд читать передовицу газеты «Правда», пока я не выучу её наизусть. Он дирижировал сломанным карандашом и назидательно говорил: «Ты – враг народа, а я всего лишь семерых на перо посадил!» Но в общем, хороший был человек, и со временем он отстал от меня, доложив начальству, что поставил «политического» на правильные рельсы».
Потом дед переговорил обо мне с дочерью. А она ему в ответ: «Не лезь не в своё дело! У меня с сыном прекрасные взаимоотношения. Подумай, что ты или моя мать можете для него сделать? Ни-че-го! А я стараюсь сохранить ребёнку отца и воспитать его патриотом. Иначе он выпадет из нашего семейного гнезда, как птенец. Пусть изменит своё отношение к отцу, раскается и попросит у него прощения. А если – нет, то уверена, что всё у него будет плохо и даже школу он окончит со справкой, а не с аттестатом зрелости».
Бабушка, узнав об этом разговоре, заявила деду:
- Внук сказал тебе, что он тупой и ничего не понимает? Выдумщик. И школу окончит нормально, и в институт поступит. Это я тебе обещаю.
- Но ведь он странный такой: ест один хлеб, а всё остальное, как приправу к нему. И одет кое-как…
- Да, эта привычка у него осталась с войны. Это пройдёт. Купила я ему новую рубашку и курточку – не носит. Повесил в шкаф и любуется ими, говоря: «Я надену, а вдруг они порвутся или испачкаются?» Конечно, ты прав: он – запущенный ребёнок.
Услышал я это и совершенно успокоился. Раз Баха сказала, что у меня будет всё в порядке, значит, можно не волноваться. Расслабился и остался второгодником в девятом классе.
А ещё я задумался над словами матери. А за что мне уважать отца?
Как-то я подслушал разговор бабушки с моей мамашей. Баха говорила: «Да, твой муж был на фронте полевым врачом, попал в плен к фашистам и проработал в немецких госпиталях до конца войны. Он медик, и греха в этом нет. Пускай незадолго до плена у него была «боевая подруга». Она подарила Юре сестру. Ну что же, всякое бывает. Пусть ты делаешь сейчас всё, почти невозможное, чтобы удержать мужа возле себя, потому что его любишь… Это ясно.
Так вот, я не понимаю одного: почему у тебя такой дурной характер? Нельзя же всё время петь с чужого голоса. Ну, хорошо. Достал твой муж по случаю справку с печатью о том, что он якобы всю войну партизанил в белорусских лесах и даже подорвал вражеский эшелон. Но ведь разоблачили же его! Правда, шум поднимать не стали – сошло ему с рук, помог некий покровитель.
Как же ты не можешь понять, что это за человек – твой муж?»
Мать от неё только отмахнулась.
А ведь бабушка ошибалась: её зять оказался настоящим «героем».
В 1958 году на Лубянской площади в Москве установили памятник Дзержинскому, и отец совершил «подвиг»: дважды остановил круговое автодвижение вокруг монумента, чтобы возложить к подножию постамента букет цветов. И милиционер его за это не оштрафовал, а отдал ему честь! Отец много лет всерьёз этим гордился.
Моя мать, окончательно перейдя в его веру, в результате получила от жизни всё, что хотела: уважение коллег и знакомых, душевный покой, любимого мужа рядом. Она дожила до глубокой старости, имела хорошую квартиру в зелёном районе Москвы, дачу, автомобиль – и всё благодаря мужу. Как это у него получилось? Даже не хочу говорить. Но мать это заслужила, правда, наши дороги с ней разошлись навсегда, как только я всё-таки окончил школу с аттестатом зрелости, поступил в институт и начал самостоятельную жизнь.
А теперь о дедушке. Вернувшись в Норильлаг, он работал на металлургическом заводе, а его жена – снова вольнонаёмной.
Когда Баха по делам уехала в Ухту, во время её отсутствия деда пырнули заточкой в сердце. Возле тела валялась старая газета «Правда». Виновного, естественно, не искали.
Любовь Константиновна похоронила мужа в вечной мерзлоте. Она поставила ему деревянный крест.
Через три месяца умер Сталин, и началась амнистия.
Даже освободившись из лагеря, некоторые из бывших заключённых остались в Норильске. Они считали, что если палачей не осудили, то ничего в стране не изменилось и не изменится, поэтому их скоро всё равно вернут сюда. Система-то осталась прежней...
Потом нам пришло от них письмо, что прямо над могилой Павла Герасимовича идёт строительство якобы двухэтажного здания.
А хотелось бы, чтобы у моего деда был достойный памятник или деревянный крест, а не подобие братской могилы в мемориале "Норильская Голгофа". Уж это он по праву заслужил.
Опять загораю у Чёрного моря.
Я весь из Рязани, где светлые зори.
А дедушка мой, он с Украины милой,
Лежит под Норильском в ледовой могиле.
Лежит в безымянной могиле кровавой…
И снится ему летний сад под Полтавой.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/04/05/637