Глава I. Великие планы Джессики
В крепком, скромном уголке под одним из многочисленных железнодорожных мостов, проходящих по улицам Лондона, несколько лет назад, с пяти часов утра, до половины восьмого можно было увидеть аккуратно расставленный кофейный лоток, состоящий из этажерки, на которой стояли две большие жестяные банки над горящем углем, под каждой, чтобы кофе кипел в ранние утренние часы, когда рабочие толпились в городе на пути к их ежедневной работе. Кофейня была желанной, помимо того, что находилась под навесом, что имело большое значение в дождливые утра, она также находилась в настолько закрытой нише, что клиенты, принимающие свой завтрак на открытом воздухе, не слишком подвергались риску и, кроме того, владелец кофейни был тихим человеком, который заботился только о том, чтобы послужить рабочим, не мешая им никакими сплетнями. Это был высокий, пожилой человек с необычайно торжественным лицом и манерами, серьёзности и таинственности. Никто не знал ни его имени, ни места проживания; только что полицейский, который проходил мимо кофейни каждые полчаса и свойски кивал серьёзному человеку за ней. Было очень мало тех, кто хотел задавать вопросы о нём; но те, кто это сделал, могли только обнаружить, что он хранил мебель своего киоска в соседней кофейне, куда он катил свою эстакаду, доску и посуду каждый день, не позднее половины девятого утра; после чего он привык скользить мягким шагом и таинственным и воздушным, со многими взглядами назад и в сторону, как будто он боялся наблюдения, пока он не терялся среди уличной толпы.
Ни у кого никогда не было настойчивого любопытства отследить его до самого дома или поискать другие способы получения средств к существованию. В целом, его лоток был признан клиентами, которых он обслуживал с молчаливой серьёзностью, не скупящимся за освежающий кофе с бутербродами.
В течение нескольких лет толпы рабочих завтракали у кофейни под железнодорожной аркой, но однажды утром, в частичном затишье своего бизнеса, владелец внезапно почувствовал, как пара очень ярких тёмных глаз пристально смотрят на ломтики хлеба с маслом голодным взглядом, словно у мышки, загнанной голодом в ловушку. Глаза принадлежали утончённому бедному лицу, наполовину скрытому массой спутанных волос, висящих на лбу и шее – это всё, что было на голове и шее; ибо изодранное платье, едва скрепленное обрывками, скользило по дрожащим плечам небольшой девочки. Склонившись к корзине за своей палаткой, он увидел две босые ножки, свернувшиеся от влажности тротуара, когда она поднимала то одну, а затем другую и прижимала их друг к другу, чтобы на мгновение почувствовать тепло. Она не говорила; лишь над каждой дымящейся чашкой, в которые он вылил кофе из своей банки, её тёмные глаза сверкали жадно, и он мог слышать, как чмокали её тонкие губы, словно в воображении она пробовала согревающий и ароматный кофе.
“О, давай-ка сейчас, - сказал он, наконец, когда только один мальчик остался завтракать, не спеша. Неторопливо и он наклонился над своей палаткой, чтобы сказать тихим-тихим голосом, - почему ты не уходишь, маленькая девочка? Давай, давай; знаешь, ты задерживаешься слишком долго.
“Я просто мимо прохожу, сэр”, - ответила она, пожав плечами, чтобы легло платье на шею; “На улице только идёт дождь, с кошками и собаками; и маму не видела всю ночь, она взяла ключ с собой; а тут так приятно пахнет кофе; и полисмен перестал беспокоить меня, пока я здесь. Он думает, что я заказала завтрак”. И ребёнок вдруг рассмеялся пронзительным смехом, будто над полицейским.
“Я полагаю, вы ещё не завтракали”, - сказал тот же важный и серьёзный владелец кофейни, наклонившись над стойкой, пока его лицо почти не коснулось тонких, острых черт ребёнка.
“Нет, - холодно ответила она, - и я хочу, чтобы мой ужин был ужасным, прежде, чем я его получу, я это знаю. Вы не часто чувствуете себя ужасно голодным, сэр? Вы знаете, я ещё не схвачена; но прежде, чем я попробую свой ужин, я скажу вам, что мне будет очень плохо. Ах! Действительно, очень плохо!”
Она отвернулась с понимающим кивком, как бы говоря, что у неё есть такой опыт. В жизни он был совершенно незнакомым её человеком; но прежде чем она прошла полдюжины шагов, она услышала тихий голос, призывающий её довольно громкими тонами, и в одно мгновение она вернулась к стойке.
“Проникни сюда, - сказал хозяин, осторожным шепотом; «Осталось немного кофе и несколько корочек хлеба. Там. Ты никогда не должна приходить снова, ты знай. Я никогда не даю нищим; и если бы ты умоляла, я бы позвал полисмена. Там, к банке с кофе, прижми свои бедные пятки к теплу. Теперь тебе не комфортно? Ребёнок подняла глаза с выраженным удовлетворением. Она сидела на опрокинутой корзине, её ноги отдыхали у сковороды с углем, а на коленях притулилась чашка дымящегося кофе; но её рот был слишком полон, чтобы она могла ответить, кроме как очень глубоким кивком, который выражал безграничный восторг. Человек некоторое время был занят, собирая свою посуду; но время от времени он останавливался, чтобы посмотреть на неё сверху вниз, покачивая головой.
«Как тебя зовут?» - спросил он, наконец; “Но там, неважно! Мне всё равно, конечно. Интересно просто, как тебя зовут?
“Я Джессика, - сказала девочка, - но мама и все зовут меня Джесс. Ты устанешь называться Джесс, если был бы мной. Джесс здесь, и Джесс там: и всем, кто хочет, чтобы поискать. И они ничего не думают о том, чтобы давать мне пощёчины, пинки и щипки. Смотри сюда!" Были у неё грязные и синие руки от холода или от жестокого обращения, он не мог сказать; но он снова серьёзно покачал головой, и девочка почувствовала желание продолжать.
“Хотела бы я остаться здесь навсегда, так же, как и ты!” - воскликнула она. “Но ты уезжаешь, я знаю; и я больше никогда не приду, или за мной навалите полицию! «Да», - очень тихо сказал хоязяин прилавка; и оглядываясь, чтобы увидеть, есть ли в поле зрения другие оборванные дети, сказал: “Если ты пообещаешь не приходить снова целую неделю и не говорить никому другому, ты можешь прийти ещё раз. Я дам тебе ещё одно такое удовольствие. Но ты должна исчезнуть сейчас.
"Я ухожу, сэр," сказала она резко; “Но если у вас есть поручение, я могу продолжить, я бы всё сделала правильно, я бы сделала. Позволь мне нести некоторые твои вещи. «Нет, нет», воскликнул человек; “Ты убегаешь, как хорошая девочка; и, умная! Я не увижу тебя снова целую неделю.”
«Хорошо», ответила Джесс, бегом припустясь по дождливой улице, словно желая показать своё согласие на сделку; в то время как владелец кофейной лавки, осторожно оглядываясь вокруг, вывез свой товар к другой кофейне, и его больше не видели в течение всего дня в окрестностях Райвел-бриджа.