Отроческие военные годы

Доба Каминская
В тот страшное воскресенье стояла очень хорошая погода и мы собирались провести  всю вторую половину дня в парке. Однако наши сборы были перевраны , когда мы в12 часов услышали о начале войны.  Вскоре наша семья была эвакуирована. В эвакуации мы жили вначале в Новосибирске, запомнился голод, голод, голод. Жили вначале в комнате в хорошей семье – русская жена и её муж немец. Он женился и остался в России в период Первой мировой. Они и их двое детей относились ко мне с большой любовью (хотя мы их стеснили), часто подкармливали, хотя сами жили скудно. Это были добрые и благородные люди. Я же проявила огромный энтузиазм – участвовала в кормлении их двух свиней. С хозяйкой Марией Корнеевной я встретилась ещё раз через много лет – я ехала в командировку в г. Междуреченск Алтайского края, но самолёт был только до Новосибирска. Было время между самолётом и поездом – я зашла к Марии Корнеевне, она жила на Вокзальной улице, провели вместе несколько часов. Её муж уже ушёл из жизни. Дети жили своими семьями. Её сын поменял сво немецкое имя, отчество и фамилию на русские.
После Марии  Корнеевны нам дали большую комнату в коммунальной квартире. Этот деревянный дом был усыпан миллионами клопов – они нас заедали. В этой обстановке – холод в квартире, клопы, голод – я нашла сокровище – у хозяев был огромнейший неподъёмный том Пушкина. Читала запоем, забывая обо всём. Там были и нецензурные вещи, и Гаврилиада, и «Господь воскрес, моя Ревекка» – всё на свете. Я это впитывала, как губка.
Запомнила один случай в школе. Я была в шестом классе. Один мальчик сказал: «Понаехали сюда, жиды». Я сразу же пошла к директору и заявила, что не буду учиться в одной школе с фашистом. Последовала сильная реакция: маму этого мальчика вызвали в школу, мальчик извинился и т.д., и т.п.
Затем, вместе с родственниками мы уехали в Киргизию, в г. Фрунзе. Жить стало легче – hне было уже голода.
Запомнилось, мы жили у очень хорошей молодой женщины. Она не поверила, что мы – евреи. Была уверена, что евреи с рогами на голове.
Ещё одно трагическое воспоминание: у нашей хозяйки Веры и её подруги Клавы мужья погибли на фронте. А они – совсем молодые, и часто приводили домой к Вере одного мужчину на двоих на ночь. Я уже тогда всё это, конечно, понимала.
Еще немгого о о Фрунзе. Киргизы меня ругали, что я не говорю на их языке, на базаре. Один художник хотел рисовать киргизскую девочку – выбрал меня. Но мама не захотела, хоть он очень просил.
Ещё одно трагическое воспоминание: в Киргизии, во Фрунзе, я дружила с детьми, в семье которых было два мальчика – Мотька и Савка. Они были 1925 года рождения. Особенно запомнился Савка – голубоглазый блондин, как ангел (я в него тайно была влюблена). Оба эти мальчики жили в ожидании призыва – они ушли в армию и вскоре оба погибли, на них пришли похоронки.
На всю жизнь врезался в память и последний день войны. Царило всеобщее ликование, незнакомые люди обнимали и целовали друг друга.  Люди были полны светлых надежд на счастлива мирную жизнь.

Автор текста Доба КАминская