Пятница, 13-е

Надежда Зиборова
 
    Случилось это в пятницу, тринадцатого. Вышли мы с девчонками из клуба после танцев на улицу, и, несмотря на морозную погоду, по домам расходиться нам не хотелось. Было полнолуние. Томка Язева, поёжившись то ли от холода, то ли от нахлынувшего страха, пробормотала вполголоса: «Девчонки, а ведь сегодня должна быть сходка нечистой силы». Все как-то робко переглянулись. А Валька Турина изменившимся, чуть охрипшим голосом продолжила: «Баба Фрося вчера рассказывала, что видела своими глазами, как вокруг Степанидиного домишки бродит длинная худая тень, ну точно, как её недавно умерший муж, и будто бы подглядывает в окна». После такого сообщения зубы у нас застучали уж точно не от холода. Самая маленькая из нас, Зойка, прямо на глазах уменьшилась ещё больше в своих размерах, но не успела я как следует удивиться такой метаморфозе, произошедшей с Зойкой, как вдруг звонко и резко выплеснулся в морозную ясность ночи весёлый смех Надьки Вовак, никогда не унывающей и веселящей всю нашу компанию. Все даже вздрогнули от неожиданности, но затем тоже- вначале робко, а потом всё смелее начали хихикать, глядя на то. что вытворяла эта лихая разбойница. Корча комические и ужасающие одновременно рожицы, смешно размахивая руками и бася, специально изменив свой голос: « Сейчас я отведаю вашей кровищи!»- она выхватывала нас из толпы и пихала в сугроб. И вскоре вместо оробевшей и оцепеневшей от страха горстки девчонок получилась весело орущая и захлёбывающаяся смехом и снегом куча мала…
  Согревшись и развеселившись, мы храбро отправились гулять по опустевшим уже улицам, ведя какие-то пустяковые разговоры, которые изредка прерывались всплесками смеха. И, совсем расхрабрившись, я вдруг предложила девчонкам быстро переодеться и пойти покататься на ледяной горке, захватив из дома фанерки, чтобы было на чём съезжать по гладкой дорожке. Компании моё предложение понравилось. Договорились встретиться у меня, так как наш дом стоял на самом берегу реки, а ледяная горка была залита нами рядом с тропинкой, ведущей вниз, к проруби. Надо было только перейти буерак. От нашего дома тоже спускалась тропинка- к другой проруби, но здесь никто горку не заливал.
  Придя домой, я быстро надёрнула старенькую фуфайку, брюки натянула поверх валенок, на ходу проглотила кусок хлеба с маслом и вареньем, запила всё это остывшим уже чаем – греть было некогда, потому что стали подходить девчонки. Мама с моим старшим братом Валеркой ещё не спали. Валерка, как всегда, что-то читал, а мама навязывала продырявленные шерстяные носки. С любопытством наблюдая за моими сборами, она строго спросила: «Это куда, на ночь глядя?» Я её быстренько успокоила: « На горке недолго покатаемся…» Окинув взглядом нашу пёструю толпу в стареньких пальтишках и фуфайках, она поверила моим словам и успокоилась.
  Через буерак можно было пройти или по протоптанной тропинке, но это считалось дальше, или по диагонали выйти на самую горку, но пришлось бы брести по непроторённому снегу, которого за зиму наметало в буерак немало. Мы выбрали второй путь. И ринулись по целине, утопая по пояс. Уф! Наконец-то мы у цели. Препятствие позади! Ледяная дорожка, таинственно поблескивая при лунном свете, уходила вниз чуть ли не до самой проруби. На другой стороне раскинувшегося под снегом Тобола как-то загадочно и мрачно темнел лес. Мы, очарованные увиденным, на минуту замолкли. И природа, как будто заколдованная лунным светом, тоже молчала.
  «Эх, прокачусь!»- лопнула тишина и зазвенела Надькиным криком. Та неслась уже по ледянке, громыхая фанеркой по кочкам и что-то крича внизу. А вслед за ней понеслись и остальные, весело перекликаясь и визжа от восторга, когда захватывало дух при стремительном спуске вниз – вот они, русские горки! Хорошо, когда летишь по такой горке вниз и там уже кто-то есть или карабкается тебе навстречу рядом с ледяной полосой, готовясь к новому спуску, провожая тебя подбадривающими криками. Но когда продолжаешь мчаться вперёд, а там – пустота, и где-то рядом, кровожадно разинув свою ненасытную пасть, тебя поджидает прорубь, в которую, неровен час, можешь по нечаянности залететь, хочется быстрее прервать этот спуск. Но это сделать не так-то просто и не каждому удаётся на скользкой поверхности, когда твоя фанерка набрала огромную скорость.
  И вот, забравшись в очередной раз на горку, я со свистом в ушах понеслась вниз. Но уже в самом начале спуска вдруг по испуганным крикам девчонок, карабкавшихся быстро вверх, побросавших свои фанерки куда попало, почувствовала – что-то страшное ждёт внизу. И, действительно, навстречу мне в гору поднимался худой высокий человек во всём белом с огромной головой. Он сливался со снегом, благодаря своим белым одеждам, и поэтому ощущение было такое, что этот призрак возник внезапно, из ниоткуда… В какие-то доли секунды я поняла, что мне сейчас надо бы не вниз, а наверх. Резко затормозив, как мне это удалось, до сих пор загадка, и рывками, забыв про фанеру, которая, жалобно взвизгнув, освободившись от меня, продолжала одинокий спуск, я начала стремительный подъём – страх удваивал мои силы. Девчонок уже, как ветром, сдуло… Как я перелетела овраг, по которому мы, увязая в снегу по пояс, еле-еле перебрались в переднюю дорогу, - этого я тоже не помню. Сознание включилось, когда я споткнулась на брёвнах под снегом и упала, - до дома оставалось совсем немного, - но я уже слышала шумное дыхание догонявшего меня белого человека. «Всё, конец!» - пронеслось быстрее молнии в голове и сковало меня, пригвоздив окончательно к брёвнам, потому что призрак склонялся уже надо мной. Его огромная голова имела квадратную форму, вместо лица – чёрная пустота, тянущиеся ко мне руки, казалось, заканчивались длинными когтистыми и скрюченными пальцами. Моё ослабевающее сознание отсчитывало последние секунды пребывания в этом грешном мире… Где-то далеко, далеко, словно эхо, пульсировало: « Почему? За что?» А подсознание, немало удивив меня, я повторяю, удивив меня, потому что, действительно, удивилась, услышав свой собственный голос, изменённый страхом, но я всё-таки догадалась, что это мой голос произносит: «Ты что выделываешься?» И вдруг, о Господи! В ответ- голос брата: «Ты как догадалась? Не говори остальным».
  Я начала медленно приходить в себя, выплывать, как из дурного сна, в реальность. «Валерка!» - обмякла я и начала нервно хихикать, узнавая, что на нём нижнее отцовское бельё, а на голове – сетка, в которой ходили к пчёлам. И пальцы совсем даже обыкновенные, только он их согнул и раскорячил, чтобы страшнее было. Брат помог мне подняться с брёвен, и мы тихо отправились к нашему дому, как два заговорщика, потому что остальные девчонки успели в нём не только скрыться, но и закрыться, когда мы дёрнули входную дверь, она была заперта изнутри на крючок. Валерка начал стучать и зловеще скрести какой-то подвернувшейся под руки железкой по двери, а я ему помогала от обиды, что подружки бросили меня одну на съедение чудовищу. Вдруг слышим из-за двери робкий Валькин голос: « Кто там?» А Валерка, втягивая в себя воздух, засипел: « Выходи, красавица, наружу, я одной не насытился». В ответ – жуткий визг, в доме переполох… А чуть позднее вышла мама и открыла нам дверь.
   Долго ещё не спал наш дом, сотрясаясь время от времени от дружного хохота. Быть может, кто-нибудь, проходя мимо, и подумал: «Да там никак сходка нечистой силы».