На трех лапах.
1.
В полдень в опустевшую школьную библиотеку пришел Нир. Бедняга! Заняться ему нечем, некому оценить модный прикид, слоняется по пустой школе, выискивая, с кем бы язык почесать. Впрочем, он не большой энтузиаст до работы и в обычные дни, а в хануккальные каникулы тем паче. Начальства не наблюдается. Школьники, объевшиеся пончиками, сидят по домам перед компьютерами, или спят, положив под подушку лучшего друга - смартфон; учителя разъехались по заграницам или блаженствуют с семьями на Мертвом море.
Жена Нира не хуже других: улетела с дочкой в Барселону, поэтому каждая встречная человеческая особь превращалась в потенциальную жертву его словоохотливости. Конечно, библиотекарша Таня не самый достойный объект красноречия мужчины, оставленного в одиночестве на все праздничные дни хануккального чуда. Но на худой конец сойдет и такой вариант.
В нем даже есть свои преимущества: будет покорно кивать головой, смотреть большими удивленными глазами, понятливо улыбаясь, внимать каждому слову, потому что легче слушать, чем самой говорить. Что греха таить, странная она, эта русская Таня!
Нир умеет морочить голову, а этой библиотекарше можно таких небылиц навешать, что бедная девушка поверит в небывалое благосостояние подсобного рабочего, по собственной воле отказавшегося от заграничной поездки в пользу дочери и жены. Дело не в экономии, просто великодушно позволил любимым женщинам оторваться на полную катушку. Для женщин, известное дело, лучший отдых – бескрайний шопинг, вкусная еда, сочувственное ухо и ждущий дома муж.
"Дешевый мудрец"! Нир не в первый раз удивлял Таню тягой к афористичным обобщениям. Она давно заметила его склонность казаться более успешным, более безупречным, чем он был на самом деле. Правда, глаза и суетливые движения всегда выдавали его, и плохо верилось в эти красивые байки. Забавным было его умение разложить все по полочкам и для всего найти однозначное определение, не подлежащее сомнению. Даже пресловутый вопрос о смысле жизни решался им обескураживающе просто: заботиться о семье и приумножать нажитое. Жизнь должна приносить радость и деньги. Такие вот правильные, исключительно земные устремления.
Из этой четкой формулировки выходило, что жить Тане абсолютно незачем: семьи у нее не было, а съемная квартира и купленная со вторых рук "Тойота" вряд ли могли считаться нажитым. Если бы не помощь старшего брата, не очень удачливого оставшегося в России бизнесмена, ей бы совсем пришлось туго. Зарплата библиотекаря не оставляла иллюзий на ее потребительские возможности в будущем, а мужчины при случайном знакомстве от одного слова "библиотекарша" сникали, ища на лице следы очков в жуткой оправе, и пугливо пялились на затылок, пытаясь разглядеть пучок тонких бесцветных волос. И как тут заживешь простой и счастливой жизнью?! Ни денег, ни радости…
С темы женского счастья Нир бодро переключился на тему современной молодежи, вечно уставшей, лишенной романтики, для которых самая страшная утрата – потеря мобильного телефона, потом решительно осудил последние действия муниципалитета и главы правительства. Банальный набор поверхностных, разрозненных суждений, ничего не значащих слов. Не язык, а разогнавшееся помело! Наконец, Нир оседлал самого любимого коня – посещение кафе-ресторанов и умение выбивать скидки, а то и вовсе не платить по счету. Способов было множество, и Нир щедро делился своим ноу хау. Подобный профессионализм мог бы вызвать восторг в глазах других людей, но Таня лишь брезгливо морщилась и поражалась, на что готов пойти человек ради малой выгоды.
- Все воры! И все это знают. Каждый ворует, где может. Это всюду как норма уже…Куда ни придешь, тебя хотят поиметь. Никому нельзя доверять. Знаешь, если человек с возрастом остается наивными и доверчивым, значит, он просто дурак и ничего в жизни не понимает.
- Когда Нир смотрит на мир, мир преображается, превращаясь в зловонную помойку, и все обесценивается. - подумала Таня. – Несчастный он все-таки человек! И лицо такое, как будто у него что-то отобрали.
Дальше она уже не слушала, и чем сильнее Нир надувал щеки, тем больше он представлялся ей безвкусно раскрашенной погремушкой с одной-единственной косточкой внутри, монотонно стучащей по пластмассовым стенкам.
Хотя, кто его знает, что там в душе у Нира…И не стоит безоговорочно доверять словам. Слова - они, как кедровые шишки, в липкой смоляной глубине нащупай твердый орешек, раздави скорлупу и тогда только доберешься до ядра. Хотя скорлупка может оказаться пустой… Порой до истинного смысла не докопаешься, как до смерти Кощея: то ли она на море, то ли на океане, то ли на острове, то ли в сундуке под дубом.
2.
Уже много лет назад Таня приехала из России в Израиль и, несмотря на добросовестно выученный иврит, так и не сроднилась ментально со многими местными обычаями и людскими повадками. Впрочем, эти повадки и обычаи вряд ли носили национальный характер, но Таня пристрастно судила своих одноплеменников: в быту "избранный" народ в массе явно не тянул на предмет для подражания и не оправдывал возложенной на него миссии. Две вещи доводили ее до исступления: вечные вопли и готовность бороться за свои права (даже тогда, когда они совсем "не свои"), абсолютно игнорируя права других. Но именно у этих "наглых, орущих и самовлюбленных" израильтян, она пыталась научиться оптимизму, умению не копить обиды и не заморачиваться разной ерундой, возводя ее в ранг неразрешимых мировых проблем.
После долгого рабочего дня в школьной библиотеке Таня обычно возвращалась домой. Иногда по дороге заскакивала в магазин, чтобы купить всякую мелочь или в кафе, чтобы перекусить. Кроме трехлапого пса Руби дома Таню никто не ждал. В отсутствии хозяйки он мирно сопел на широкой кровати, зарывшись по самую морду под теплое покрывало.. Впрочем, спать на кровати ему не возбранялось и в присутствии хозяйки. В холодные дни он получал грелку в меховом чехле, обнимал ее передними лапами и, положив на мягкое тепло морду, блаженно засыпал. Таня обожала этого пса, целовала его в мокрый нос и заказывала для него специальное питание у поборника и распространителя здоровой пищи для домашних животных. Да и можно ли было не любить это лохматое прямодушное существо!? Нрава он был совершенно светоносного: радовался каждому дню и каждому живому существу, будь то человек или кошка. А как он умел развеять тоску-печаль одним только взглядом и преданным вилянием хвоста!
Руби обожал зимне-весенние лесные прогулки Он быстро адаптировался к отсутствию задней лапы и без устали скакал, взбираясь на зеленые скалистые холмы, прятался в гуще цветущих кустарников. Белая кисточка его хвоста мелькала то неподалеку, то на дальней тропинке горного яруса. "Ну чисто горный козел! – глядя на него смеялась Таня и радовалась, что душевные раны когда-то преданного людьми пса зарубцевались. Надолго Руби не исчезал и, проделав только ему ведомый маршрут, на минуту возвращался к теплой руке хозяйки, преданно заглядывал в глаза, чтобы через секунду снова умчаться в только ему понятном направлении. И Таня гладила его счастливую морду и сыпала ласковыми именами, которых у Руби было множество. От избытка чувств он гонялся за птицами и бабочками, валялся в зеленой траве, совал кожаный нос в черную сердцевину разноцветных анемонов. И глядя на умильную собачью морду, перепачканную в цветочной пыльце, Таня тоже чувствовала себя счастливой. После прогулки она и Руби обычно заглядывали к соседке Мазаль, для того, чтобы убедиться, что все с ней в порядке и раствориться в улыбке на добром круглом лице.
3.
Руби завелся у Тани четыре года назад после поездки в приемник для бездомных собак. Сама бы она туда ни за что не поехала в эту обитель собачьей скорби, но отказать Мазаль, соседке по лестничной клетке и одновременно хозяйке квартиры, Таня не могла. Мазаль стала ее ангелом-хранителем с самого первого дня знакомства и за несколько лет превратилась в родного человека.
Мазаль сдавала ей жилье по нереально дешевой цене, часами занималась с Таней ивритом, помогала разбираться с проблемами, встающими перед новыми репатриантами в Израиле, как Эйлатские горы на пути Моисея.
Это Мазаль убедила Таню бросить уборки и подумать об адекватной специальности, которая позволит ей впоследствии найти работу. И учебу в университете на двух иностранных языках Таня осилила только благодаря ей. Но дело было даже не в конкретной помощи и даже не в чувстве благодарности. Просто бывает так, что встречаешь своего человека и принимаешь его со всеми потрохами, дурацкими привычками и мелкими слабостями и чувствуешь взаимное притяжение и тепло.
Впрочем, Тане не приходилось себя насиловать и закрывать глаза на недостатки Мазаль. Она искренне восхищалась этой немолодой, но все еще красивой женщиной, судьбу которой нельзя было назвать легкой или счастливой. После стольких лет работы медсестрой в кардиологическом отделении хайфского госпиталя, после всей больничной суеты, людских страданий, неизбежных смертей и личных трагедий Мазаль удавалось сохранить легкость характера и лучезарность. Глядя на нее, Таня думала, что только очень немногим женщинам дается стареть с таким лицом. Мазаль не беспокоилась о том, как выглядит, но при этом ей удавалось всегда выглядеть хорошо.
Родители Мазаль, выбирая имя для дочери, верили, что оно принесет ей счастье. Отчасти так и произошло: Мазаль была счастлива счастьем осчастливленных ею людей. Она не чуралась любой работы, приносящей пользу и, выйдя на пенсию, устроилась волонтером в больничной кассе, два раза в неделю варила обеды в столовой для неимущих, собирала вещи для новых репатриантов. Над своими проблемами она лишь посмеивалась и подшучивала при то и дело появляющихся болячках: "Я-то думала, все яйца уже в корзине!"
Ехать до "Цар баалей хаим" (так называется в Израиле питомник для бездомных животных) было всего ничего, минут двадцать. По дороге Мазаль вспоминала разные смешные истории из жизни своего покойного мужа. К тому времени Таня уже много знала о нем. В молодости Шимон выбрал карьеру кадрового военного и после тяжелой службы и ранения, вышел на пенсию в 45 лет. Затем решил попробовать себя в роли менеджера небольшой строительной компании. Через десять лет инвесторы компании разругались и нашли целесообразным распустить штат. Оказавшись не у дел в пятьдесят пять лет, Шимон почувствовал на собственной шкуре, что значит потерять социальную значимость и стать безработным.
Финансово безработица не сильно ударила по его карману: военные получали высокую пенсию, к тому же и компенсация за десять лет работы в компании была немалой. Но все же безработица есть безработица, особенно для человека, привыкшего всю жизнь трудиться и приносить реальную пользу. Шимон искал место приложения своим способностям и не находил, маялся и хандрил.
Чтобы направить его энергию в нужное русло, Мазаль предложила ему заняться переустройством дома. Шимон ухватился за эту идею с неожиданным энтузиазмом. Затеял грандиозный ремонт, превратив каждый угол квартиры в чудо дизайна и комфорта, пристроил две комнаты. Засадил прилегающий к квартире палисадник цветущими кустами и деревьями, а под окном спальни разбил дивной красоты розарий. Но наступил момент, когда все было закончено, и отсутствие полезной деятельности, к которой он так привык, снова обратило бравого военного в уныние. Высвободившуюся от работы энергию он обрушивал на еще работающую супругу, но попытка сублимации сексуального типа потерпела фиаско. Постельные утехи уже давно наскучили Мазаль, Ее любовь к мужу с годами, потерями, неизбежными разочарованиями и физиологическими изменениями стала течь по другому, спокойному руслу. Хотелось больше тепла и нежности, заботы и понимания, а частый секс утомлял. Не найдя ответного интереса и страдая от избытка свободного времени, Шимон метнулся в совершенно неожиданную сторону. Он решил научиться танцевать, увлекся сальсой и часами тренировался перед зеркалом, выделывая такие па, что Мазаль только улыбалась.
- Ну хорошо, что хоть дрова не колет! – глядя на красавца мужа, подшучивала Мазаль, вспоминая Челентано в фильме "Укрощение строптивого".
Мазаль и Шимон познакомились совсем молодыми, еще в армии и поженились сразу, как только Шимон закончил срочную службу. За их плечами было столько лет верного супружества, пережившего войны и личные трагедии, тревоги и страхи, что, казалось , их чувствам и отношениям ничто уже не грозит. Так и будут вместе стареть, поддерживая друг друга, растить внуков, гулять, трогательно держась за руки.
Но happy end не случился. На соревновании по сальсе Мазаль увидела Шимона в паре с молодой , заводной партнершей, и то, как он ее крутит, вертит и по-латино-американски жарко прижимает к груди, и ей стало совсем не смешно. А еще через полгода, когда верный Шимон, с которым вместе столько было пережито, тот самый Шимон, с которым, казалось, они проросли друг в друга, решил подать на развод, чтобы связать свою жизнь с темпераментной девушкой на тридцать лет моложе его, стало даже очень грустно. Соперничать с молодостью и чувственной одержимостью, поражающей стареющих мужчин, Мазаль посчитала ниже своего достоинства, и, призвав на помощь всю силу духа и философское отношение к жизни, постаралась принять эту новость без излишнего драматизма.
Пытаясь разобраться в своих чувствах, она в замешательстве была вынуждена признать, что столь естественная в подобных обстоятельствах ревность не уязвляла ее, даже когда она пыталась представить Шимона в объятиях разлучницы. Но она стала по-другому ощущать себя, и неуходящее удивление, как такое свое, родное, после стольких лет больше чем близости, могло враз отторгнуться, разъедало душу. На сердце легла тяжесть, будто все его поры забились цементом. Она старалась держаться, не показывать виду и, закрывая дверь адвокатской конторы, где была поставлена точка над их совместной жизнью, с вымученной улыбкой сказала уже бывшему мужу:
- Знаешь, Шими, самый страшный вид безработицы – это неработающая голова.
Прошлась по потере здравого смысла, но о том, что было больнее всего, - ни слова. Лучше молчать.
И услышала в ответ:
- Для мужчин есть безработица пострашнее, и касается она совсем другой части тела. Кстати, меня снова пригласили менеджером в солидную фирму. Так что с безработицей во всех смыслах – покончено!
- Странно, - подумала Мазаль, - когда мой Шими успел стать циничным пошляком? Ну что ж, бывает и так…
Ей не хотелось признаваться в том, что поступки других, родных и незнакомых людей, швыряют ее туда-сюда, как жалкую щепку. Ей не хотелось зависеть от их желаний и нежеланий, злого или доброго умысла. И очень хотелось, чтобы ее обняли и сказали, что все это только дурной сон. Господи, как тяжело отпускать тех, кого любишь…
4.
Через пять лет Шимон вернулся к Мазаль, заметно растеряв свое благосостояние, былую прыть и интерес к сальсе. Все эти годы бывшие супруги сохраняли дружеские отношения и время от времени встречались, чтобы обсудить с глазу на глаз общие проблемы, касающиеся, в основном, семьи их сына, живущего заграницей.
Раз от разу эти встречи становились для чуткой и наблюдательной Мазаль все более значимыми и говорящими. Глядя на присмиревшего офицера, на беспокойное постукивание пальцев по столу, на растерявшее уверенность тело и общую нервозность, Мазаль понимала, что его новое счастье не состоялось, и недалек тот день, когда горькое сожаление о содеянном, приведет героя в родные пенаты. Странно, но эти наблюдения не приносили ей радости.
За эти годы Мазаль привыкла жить одна. Внешне она мало изменилась, только легкая улыбка-усмешка будто навсегда прилипла к губам, скашивая их на левую сторону щеки. Этой молчаливой усмешкой она и встретила посыпавшего голову пеплом Шимона и, не ходя вокруг да около, призналась, что вернуть прежнее нельзя и нельзя ничего исправить, и что она и дальше хочет жить одна. Впрочем, так же прямо Мазаль добавила, что зла на него не держит, страсти давно улеглись, и они как цивилизованные люди вполне могут общаться и дальше. Выбора у Шимона не оставалось, к тому же тяжелое чувство вины парализовало его инициативу. И раньше, в совместной семейной жизни, Мазаль верховодила, и дома бравый военный с удовольствием доверял ей бразды правления. Теперь же, когда все прежнее оказалось так неразумно разрушенным, ему в очередной раз ничего не оставалось, как принять решение жены.
Несмотря на финансовые аппетиты молодой любительницы сальсы, успевшей запустить руку в денежные накопления и недвижимость стареющего Меджнуна, ему все же удалось сохранить кое-что из заработанного военной службой и купить небольшую квартиру соседей Мазали, которая продавалась по случаю.
- Подумай хорошенько, стоит ли нам жить бок о бок, - сомневалась Мазаль.
Но Шимон был уверен в верности принятого решения, как и в том, что ближе и роднее Мазаль никого не было и уж не будет. Оформляя покупку квартиры у адвоката, он тут же составил завещание, по которому после смерти вся его собственность переходила в ее распоряжение.
Так раскаявшийся Шимон, и все понимающая Мазаль стали жить на одной лестничной клетке.
Казалось, ничто теперь не могло омрачить новую идиллию, воцарившуюся в отношении бывших супругов, Они снова вместе ездили на могилу дочери, которую в десятилетнем возрасте по дороге из школы домой сбил неосторожный водитель, вместе разговаривали по скайпу с сыном, уехавшим на стажировку в Америку со всей семьей, да так и зависшим в новом свете. Как в прежние времена, навещали друзей и принимали у себя, не обращая внимания на их подтрунивания. Бродили по израильским тропам, любуясь многоцветьем, и выбирались в заграничные поездки. Посиделки в кафе, театральные премьеры, субботние сеансы в кинотеатрах – все у них было, как у обычной семейной пары, но каждый вечер они расходились по своим квартирам или отдельным гостиничным номерам.
Несчастие делает человека осторожным. После горя и предательств трудно верится в волшебство мира, и никак не зажигаются лучики, жившие прежде в душе.
Несмотря на искреннюю теплоту взаимоотношений, Шимону не удавалось нарушить столь неестественное для мужской логики статус-кво. Но он не оставлял надежд вернуть прошлое и добивался бывшей жены прямо-таки с юношеским пылом. Казалось, еще чуть-чуть, и "лед тронется", но судьба распорядилось по-своему. Через два года после примирения богатырский организм боевого офицера за считанные дни был разрушен крохотным вирусом гриппа. Произошло это так внезапно и стремительно, что врачам ничего не оставалось, как в недоумении и искреннем сожалении разводить руками. А что же оставалось Мазаль? Тоже ничего. Она стояла у мертвого тела мужа и понимала, что воспоминания об этом дне и об этой страшной тишине никогда не оставят ее.
Незадолго до болезни Шимон спросил ее, почему она не пыталась его удержать тогда, почему отпустила с такой легкостью. И услышал холодное, раздавшееся будто откуда-то сверху:
- Это был твой выбор. Каждый взрослый человек, в конечном итоге, принадлежит только себе и отвечает за собственную жизнь.
Одна часть ее души так и осталась закрытой для того, кто предал. Другая изнемогала от любви к предателю.
5.
Долгое время квартира Шимона пустовала. Не хлопала входная дверь, возвещая о его приходе или уходе, не слышно было энергичных шагов и бодрого бормотания, и безмолвие удушающим маревом ползло по опустевшим ступенькам лестницы. Сидя на полу, прислонившись к косяку закрытой квартиры, она походила на "покинутую" с картины Боттичелли. А весь дом напоминал город, затихший в ожидании арабских ракет. Мазаль тяжело переживала потерю мужа, корила себя, что не хватило великодушия простить его. Шимон был ее половиной, такой неразделимой и вдруг заблудившейся, потерявшей рассудок частью, но причиненная им боль никак не хотела забываться. Голова не могла осилить чувства. Он снова предал ее, оставил снова одну. Счастливчик Шимон, снова вытащил выигрышный билет и не дожил до того, когда хочется умереть.
За полгода до смерти Шимона она вышла на пенсию и теперь целыми днями предавалась воспоминаниям и словно выпала из реальности. Мазаль придвигала кресло поближе к окну и часами смотрела на крыши домов, катящихся вниз по склону. Она так привыкла к тишине, что болтливость стала казаться ей невыносимым пороком. У нее, как у больного человека, будто возникло новое сознание, новое представление о пространстве и времени. Ее раздражала вся внешняя жизнь: телефонные звонки, пустые разговоры, необходимость есть, одеваться, содержать дом в чистоте. Все стало не важно. Никого не хотелось видеть и впускать в мир только ей понятных переживаний. Внутренняя сила, которая раньше выталкивала ее из дома навстречу людям, иссякла.
Все же, через полгода, послушав совета подруг, Мазаль начала потихоньку выходить и даже решила сдать пустую квартиру в аренду. Она опубликовала объявление о сдаче и стала ждать потенциальных жильцов. Они ходили толпами, что и неудивительно: квартира была с иголочки (Шимон не поскупился на ремонт), дом - хорошей категории, в небедном районе с видом на море. Но Мазаль искала своего жильца, пусть даже по заниженной арендной плате. И когда пришла Таня, еще плохо изъяснявшаяся на иврите, она вдруг поняла, что трехкомнатная квартира Шимона ждала именно ее. Она даже не поинтересовалась, откуда у новой репатриантки, работающей на уборке квартир, есть деньги на съем в дорогом доме. Как часто интуитивно сделанный выбор оказывается самым верным!
Незаметно заканчивалась зима, и старый кустарник мимозы под окном покрылся теплыми бархатными гроздьями, как будто на нем зажглись тысячи маленьких солнышек. Сквозь зеленые листья теплые золотые шарики, словно цыплячий пух, мягко скатывались с веток на землю. И от этого яркого цветения и бесшумного солнцепада Мазаль почувствовала, как, наконец, что-то радостное проклевывается в ее душе. Она сама была как высохший и омертвевший за лето кустарник, снова зазеленевший с приходом дождей. Это было ее второе возвращение к жизни.
6.
Первое страшное испытание постигло Мазаль и Шимона много лет назад, когда под колесами машины погибла их десятилетняя Яэль. Тогда Мазаль казалось, что никогда больше она не сможет улыбаться. Днем было тяжело, но как-то удавалось держать себя в руках. Ночи же превратились в сплошной кошмар бессонниц и слез. Месяц тянулся за месяцем, боль не проходила. Спасала только работа.
Больные и врачи ценили и любили ее за думающую голову, легкую руку и участливое сердце. А родственники прооперированных пациентов со спокойным сердцем покидали больницу в ее ночное дежурство. Она не умела сюсюкать и говорить жалостливые слова, но рядом с ней появлялось чувство надежности, и казалось, что все идет так, как надо. Ее сострадание всегда было действенным. Некоторые пациенты сердечно звали ее "ахоти", что в переводе с иврита означает "моя сестра".
Психологи, работавшие с Мазаль после потери дочери, надеясь на переключение, советовали ей забеременеть и родить малыша. Шимон был с ними согласен. Но выяснилось, что после пережитой потери Мазаль больше не может иметь детей из-за раннего климакса, и даже чудеса искусственного оплодотворения в данном случае не помогут. То, что происходило с Мазаль, можно было назвать одним словом – энтропия. Все падало из рук, разбиваясь на мелкие кусочки. В этот страшный период их совместной жизни Шимон находил в себе силы работать, заниматься младшим сыном, решать домашние проблемы и терпеливо возвращать жену к жизни. Он, такой чуткий и заботливый, стал для нее еще роднее, еще ближе. Иногда сильное дерево изгибает свой ствол, чтобы стать опорой для более слабого, и срастается с ним в одно целое, так что их неразличимые ветви переплетаются в густой кроне. Никогда прежде, даже в первые годы их любви, муж не обнимал ее с такой щемящей нежностью. Она приникала к его груди и беззвучно плакала.
Проходили годы, а Мазаль по-прежнему часто думала, какой бы выросла Яэль, как могла бы сложиться ее жизнь, какую бы прическу носила, как бы одевалась. В переходный возраст, наверно, захотела бы, как вся современная молодежь, сделать тату на плече или на ноге…А вот проколоть пупок или язык для металлического колечка – это вряд ли…, С каким смятением она рассказала бы ей о своей любви и о первых свиданиях. Могла бы стать врачом, в детстве она любила лечить кукол и мягких зверюшек. Но теперь все это будет только в воображении Мазаль. Яэль никогда не вырастет, и останется ее любимой десятилетней девочкой.
Таня родилась в тот же день, что и Яэль, но на два года раньше. Иногда Мазаль посматривала на нее и думала, что она немного напоминает ей погибшую дочь то поворотом головы, то улыбкой. Или это только казалось от непреходящей тоски по погибшей девочке. Странно, но так случилось, что эта молодая женщина поселилась не только в квартире Шимона, но и нашла место в душе Мазаль. Отношения, возникшие между ними, никак не вписывались в модель отношений хозяина и квартиросъемщика и давно шагнули за рубеж доброго соседства.
Вроде взрослая, умная и серьезная (может быть, даже слишком серьезная и ответственная) Таня повергала Мазаль в недоумение детской наивностью суждений и душевной ранимостью. Не часто в наше время в Израиле встретишь человека, не умеющего защищать свои интересы и до такой степени зависимого от чужого мнения. Таня же не только не умела защищаться, она, будучи обманутой или использованной, испытывала чувство вины перед обидчиком, и от мысли о том, что о ней могут плохо подумать, на душе скребли кошки.
- Не смей оценивать себя так, как оценивает тебя склочный сосед, - вразумляла ее Мазаль. – Не позволяй себя разрушить. И оставь эти свои интеллигентские рефлексии для другой жизни.
Сама добрая и отзывчивая, Мазаль ругала Таню за ее горячее сердце и чрезмерный альтруизм.
- Нетерпение сердца чревато большими проблемами. И в тот момент, когда ты уже готова бежать спасать человечество, остановись и включи голову. Во-первых, не всех нужно спасать, во-вторых, приносить себя в жертву ради мелкой радости чужих людей просто нелепо и глупо. И поверь мне, что это не цинизм. Это просто разумное отношение к жизни зрелого человека.
- Разумно творить добро, разумно любить? – улыбалась Таня.
- Да. Именно так. Разумно.
Сколько раз Мазаль буквально вырывала ее из рук мошенников, нечистоплотных дельцов и просто бессовестных людей, видевших в Тане легкую наживу. Отзывчивое и открытое сердце библиотекарши не оставалось незамеченным, где бы она ни появлялась. Школьный коллектив, в котором она работала, не стал исключением. Учителя и даже секретари с неизменной улыбкой пытались свалить на нее часть своей работы, а ученики, снисходительно любя эту чувствительную чудачку, беззастенчиво спекулировали на ее доброте. Однажды они нашли бездомного щенка, сбитого на проезжей части и, не зная, что с ним делать, притащили его Тане в библиотеку Малыш издавал жалобные звуки и тяжело дышал. Изнемогая от нежности и жалости к маленькому комочку, она осторожно прижала раненое животное к груди, закрыла библиотеку и понеслась с ним к ветеринару.
Тот осмотрел щенка и только головой покачал. Спасти малыша не могла даже дорогостоящая операция, он доживал последние минуты. Набрав в шприц усыпляющую жидкость, ветеринар вопросительно посмотрел на Таню, и та слабо кивнула головой. Пусть так, пусть хотя бы перестанет мучиться…
Об этом случае Таня вечером рассказала соседке. Глядя в мокрые глаза взрослой девушки, Мазаль вдруг улыбнулась:
- Слушай, а давай заведем собаку. Я давно хотела, но когда одна, как-то страшно. Вдруг заболею или еще что-нибудь. Но ведь нас теперь двое. А когда у собаки двое хозяев, она уже не пропадет. Только если брать, то обязательно из тех бедолаг, что содержатся в собачьих приемниках. Их ведь там долго не держат. Все клетки заполнены, кого долго не берут – усыпляют. Можем успеть спасти чью-то жизнь.
В ближайшую пятницу Таня и Мазаль отправились в "цаар баалей хаим".
7.
Собачий питомник - это зрелище не для слабонервных. Сколько их тут, в тесных клетках, застеленных газетами, тех, кто еще смотрит с надеждой, и тех, кто лежит, апатично уставившись в одну точку, тех, кто встречает заливистым лаем и тех, кто молча следит за вами скорбными глазами. Волонтер питомника, лохматый, небрежно одетый парнишка сдержанно встретил двух женщин и принялся водить их по вольерам, рассказывал о судьбах разных животных, пытался понять, какую именно собаку им предложить.
- Всем собакам тяжело привыкать к нашим условиям: и тем, кто всю жизнь прожил на свободе, и тем, кого растили дома в семье, а потом выставили за дверь или просто завезли подальше и бросили на дороге. Обмануть собаку так же просто и так же преступно, как ребенка обмануть. Собаки, в отличие от людей и кошек, простодушны. Есть разные случаи. Расскажу – не поверите! Вроде с виду нормальные люди, а такое творят! Кстати, грязное нутро довольно часто прячется за приятной внешностью. Пойдемте, я вам покажу молодых собак. Вы ведь, наверно, щенка ищите?
Таня и Мазаль двинулись вслед за волонтером. По дороге он, будто оправдываясь, жаловался на то, как трудно создать для собак нормальные условия без регулярной финансовой помощи, как безумно жалко усыплять животных, рассказывал, как непросто найти теплый дом для питомцев, пусть хотя бы временный, о людях, которые берут собак, приговоренных к смерти, на передержку, ищут для них хозяев, о тех, кто привозит мешки с сухим кормом и оформляет денежные переводы, о школьниках, которые помогают выгуливать собак.
- Здесь у нас самый тихий вольер. Тут одни старички и инвалиды. Они будто понимают, что надеяться им не на что. Некоторые даже есть отказываются.
Внимание Тани привлек старый породистый пес. Наверно, когда-то это была очень красивая собака. Сейчас же он выглядел жалко: шерсть на боках свалялась, морда поредела и поседела, глаза слезились, и лапы плохо держали большое тело. Он смотрел Тане прямо в глаза с отчаянным благородством и горькой стойкостью отверженных. Понимая свое положение, достойно принимал его, не заискивал и не вилял хвостом. Просто тихо и обреченно смотрел. Собаки бывают удивительно похожи на людей. Вот и этот пес, словно никому не нужный старик, осознающий позор своего бессилия, ждал избавляющего конца.
- Господи, как же у людей сердца совсем нет? Выгнать из дома старую больную собаку, - не выдержала Таня. – Как они после этого живут?!
Неоглядная жалость ко всему, что несчастно, подавлено, унижено, бессильно и бесправно, по-прежнему была Таниной Ахиллесовой пятой.
- Представьте себе, прекрасно продолжают жить и спокойно. спать И аппетитом плохим не страдают. Совесть обычно мучает тех, кто не виноват. Грешники по жизни чувствуют себя намного лучше праведников.
Этот мальчишка, лет на пятнадцать ее моложе, разговаривал с ней как взрослый с ребенком, объясняя азбучные истины.
- Вот смотрите, этот рыжий щенок, ему всего полгода, - волонтер подвел их к небольшой клетке. - Первое время плакал навзрыд, все хозяев звал, морду через прутья просовывал при каждом шорохе. А хозяева после того, как ему лапу ампутировали, забрали его из ветеринарной клиники, дома недельку подержали да и отказались от него. К нам привезли. Он сначала поверить не мог, что его в беде бросили. На своих трех лапах метался от стенки к стенке, терял равновесие, падал, опять вставал. Лаял до хрипоты, скулил, пытался сбросить пластиковый воротник. Теперь уже не скулит и с воротником смирился.
- А что с ним случилось? - Таня прилипла к клетке с табличкой Руби. Небольшой рыжий щенок в дальнем углу лежал, положив морду на пластиковую воронку, и не шевелился.
- Обычная история: машиной сбило. Аккурат рядом с домом. Выскочил из дома без поводка, погнался за кошкой. Та проскочила перед машиной, а он - прямо под колеса. Кто его теперь возьмет?! И здоровых-то проблема пристроить.
- А ты не пробовал этим людям заповеди иудаизма напомнить, о сострадании к животным, о предотвращении их страданий?
- Ну ты, смешная!.. – волонтер даже присвистнул. – Ты, правда, думаешь, что это может их остановить, или заставить забыть о своих интересах?! Ну не хотят они с собакой-инвалидом возиться, ты же не можешь их заставить. Еще спасибо, что к нам привезли, а не просто выбросили на улицу.
- Я… я его возьму.
- Ты погоди, не горячись. Подумай хорошенько, справишься ли. Лапа не вырастет. Такую собаку толкнешь неосторожно – она упадет. Первый жалостливый порыв проходит быстро, а потом начнутся серьезные проблемы. Жалость, вообще, - опасная добродетель. Пес не только физически травмирован, рана после ампутации еще не зажила. Поэтому приходится держать его в этом воротнике, чтобы не навредил себе. Похоже, он к жизни интерес потерял и людям не верит больше. Его и лечить, и отогревать нужно. Ты, вообще, с собаками когда-то дела имела?
- Давно, в детстве у меня был пес, - улыбнулась Таня, а про себя подумала: какой чудесный мальчишка! Сразу видно, что не только любит собак, но понимает. Ему важно не с рук сбыть, он всерьез беспокоится за них.
Она вопросительно посмотрела на Мазаль.
- Да, да. Мы его забираем, - бодро проговорила Мазаль. – Только ты клетку открой. Нам познакомиться надо. А то вдруг мы ему не понравимся.
Волонтер открыл маленькую дверцу и вошел внутрь клетки. Щенок не пошевелился. Парнишка ласково дотронулся до собаки, стараясь поднять ее с мятых газет.
- Руби, вставай! Смотри, за тобой пришли. Похоже, тебе повезло, малыш. Кажется, на этот раз у тебя будут настоящие хозяева.
Слабый огонек интереса появился в глазах несчастной собаки и тут же погас.
Таня присела, погладила его по голове, потом по худой спине, осторожно обходя то место, где раньше была задняя лапа. Щенок хлюпнул влажным носом и положил морду в пластиковом воротнике на теплые Танины колени.
- Бедный мой, не бойся. Мы справимся. Можно ведь и на трех лапах, - прошептала Таня, глядя в печальные щенячьи глаза.
8.
Незадолго до хануккальных каникул с Таней произошел неприятный инцидент. Школьные кабинеты укомплектовывали новыми компьютерами. После Таниных победных боев с администрацией в библиотеке тоже предполагалось поменять старые модели на более современные, и десять картонных упаковок, принесенные Ниром, уже несколько дней пылились в углу на полу и ждали техника Сережу. В другом углу библиотеки были свалены 5 коробок с ноутбуками. Несчастный Сережа отвечал за установку и исправную работу всех школьных компьютеров. В соответствии с последними педагогическими веяниями новые технологии рьяно внедрялись в учебный процесс.
С увеличением количества компьютеров работы у Сережи прибавлялось и прибавлялось, а зарплата, будучи не в силах угнаться за технологическим прогрессом, оставалась прежней, и все уже давно привыкли к его недовольству и обиженному бурчанию. Человек он был немолодой, маленький, кругленький с шарообразным брюшком. Когда он неторопливо спускался по школьным лестницам, казалось, будто он не идет, а катится.
Понимая занятость Сергея, Таня все же не переставала теребить его с установкой и инсталляцией необходимых для обучения программ. Она уже давно обещала школьникам, что они не будут сидеть по три человека за одним компьютером, да и вид нераспакованных коробок сильно раздражал ее. Когда же, наконец, Сергей смилостивился и выразил желание заняться библиотекой, его ждал домашний пирог и горячий кофе. После сладкого глаза Сережи потеплели и на лице завиднелось дружеское расположение Таня закрыла читальный зал и вместе с Игорем принялась открывать коробки и вытаскивать приложенные к ним диски. Ноутбуки с тринадцати дюймовыми экранами лежали в узких картонных чемоданчиках с пластмассовыми ручками. На крышке каждого ноутбука красовалась яркая наклейка в виде экзотической бабочки.
- Подарок от поставщика, - пошутил Сережа. – Сдирать даже не пробуй, присобачено насмерть.
- Да я и не собиралась. Пусть будут. Так даже лучше: наши не спутаешь с ноутбуками из компьютерных классов.
Добравшись до последней коробки, Таня с удивлением обнаружила, что она пуста. Игорь впал в ступор, не понимая, как такое может быть.
- Что будем делать? – немного придя в себя спросил он.
- Не знаю. Может, поставщикам позвонить? А в школе кто принимал компьютеры?
- Я принимал. И ни одна упаковка не была пустой. Я бы заметил по весу.
- Что ты хочешь сказать, что компьютер вытащили из упаковки в библиотеке и вынесли его, а я не заметила?
- Похоже на то. Или пока они лежали в вестибюле школы, кто-то подсуетился, - Игорь многозначительно подпер верхнюю губу нижней
- В любом случае надо идти к директору.
- Этого мне меньше всего хочется. Но, боюсь, ты права. Хотя заранее понятно, что он всех собак на нас и повесит.
В душе Таня была совершенно согласна с Игорем. Разговор предстоял не из приятных. Директор школы, скользкий и лицемерный человек, имел обыкновение произносить красивые речи, но когда дело доходило до насущных проблем, всегда разруливал их одним способом: снимая с себя ответственность, перекладывал ее на плечи того, кто вез. Заранее было понятно, что при таком раскладе из кабинета директора они выдут виноватыми в лучшем случае в халатности, в худшем – в краже.
Услышав новость, директор, как и предполагалось, начал интенсивно потеть, возмущенно вращать глазами и изрыгать риторические вопросы:
- Как это вы не знаете, где компьютер?! Как это компьютеры все время находились в библиотеке?! А кто отвечал за их сохранность? Я не хотел бы озвучивать разные варианты произошедшего, но вы, надеюсь, понимаете, насколько это все серьезно? Компьютер необходимо срочно вернуть в библиотеку. Я не знаю да и не хочу знать, как вы это сделаете.
Кричал он долго и громко, от возмущения лицо пошло красными пятнами. Жирные волосы прилипли к потному лбу, несмотря на собачий холод в начальственном кабинете. От избытка физической массы он вечно страдал от жары и даже зимой включал кондиционер на холод.
В душе Тани закипало праведное негодование. Щеки залились свекольным соком. Только этого еще не хватало – ей, зацепленной за порядочность, быть обвиненной в воровстве! За всю свою жизнь она не взяла чужого. Однажды она нашла на улице кошелек с кредитными карточками и немалыми деньгами и после упорных поисков владельца, ни минуты не сомневаясь, вернула найденное мужчине, который обронил бумажник, садясь в машину. Таня, вообще, была сторонницей хороших поступков, после них ей было радостно на душе. Но директор, он, как Нир, у него все воруют.
Таня вспомнила уроки Мазали по словесной самообороне : спокойствие, жесткий и аргументированный отпор без вербальной косметики. Стараясь побороть волнение, она решительно приблизилась к директорскому столу и, заикаясь промямлила :
- Я не решаю вопросы логистики и хранения нового школьного оборудования. Во время работы я не могу следить за его сохранностью. А Сергей, вообще, даже физически не находился в библиотеке. Если вы считаете, что речь идет о воровстве – надо вызывать полицию. Я лично не имею ничего против полицейского расследования.
Твердости в голосе и решительности не получилось. За ее спиной Сережа вяло переминался с ноги на ногу и сердито сопел.
После этого происшествия директор регулярно, каждые два дня, вызывал Таню в кабинет, чтобы, сверля ее всевидящим оком, поинтересоваться, не нашлась ли пропажа. При этом с удивительным постоянством он иезуитски задавал ей один и тот же вопрос: кто же мог покуситься на школьное добро. Вопрос звучал как косвенное обвинение и задавался достаточно громко, так что вскоре, не без помощи любимого секретаря директора, дело о пропаже компьютера из библиотеки стало всешкольным достоянием. Слухи, обрастающие все новыми и новыми подробностями распространялись как лесной пожар на горе Кармель. Несколько раз Таня ловила на себе испытывающие взгляды коллег. Они смотрели на нее так, будто она совершила что-то неприличное. "Неужели они и вправду думают, что я тупая воровка? Бред какой-то!. Может, мне на грудь табличку повесить, чтобы они перестали на меня таращиться?" Если бы не эти слухи и взгляды, Таня бы и думать забыла про пропавший компьютер. Великое дело, чай муниципалитет не разорится из-за одного ноутбука. Но потихоньку анализируя пропажу, она начинала догадываться, чьих рук это дело.
Полицию в школу не вызвали, и замятое дело о пропаже компьютера через полтора само собой сошло на нет. Директор, еще пару недель встречаясь с Таней в коридорах, в ответ на ее "шалом" недовольно отворачивал лицо и спешил спрятаться в своем кабинете.
Казалось бы, история закончилась достаточно безболезненно для Тани, но, все равно, осталось какое-то неприятное ощущение, не то чтоб дискомфорт совести, но как тонкая кактусная колючка, застрявшая в руке. Интуиция в таких делах могла и подвести, а доказательств вины другого человека не было.
9.
Хануккальные каникулы закончились, и школа снова наполнилась шумом и суетой. Наступил период дождей, и школьный двор обезлюдел. Спортивные площадки тонули в лужах, пустыми стояли мокрые скамейки.
В плохую погоду в библиотеке яблоку было негде упасть. После поступления новых компьютеров. школьники усердно бросились их эксплуатировать, иногда даже в ущерб урокам. Таня довольная похаживала по своему хозяйству, тщетно призывая громогласных израильских деток соблюдать тишину. Жизнь на работе входила в обычную колею: переговоры с поставщиками и издательствами, дети, учителя, отчеты и проекты, сплетни, запахи новых и старых книг, телефонный треп с подругами на рабочем месте.
На одной из перемен в библиотеке появился Нир, толкая перед собой тележку, нагруженную новыми учебниками. Последнее время, встречаясь с Таней в школьных коридорах, он старался остаться незамеченным, а еще лучше разминуться с ней и раствориться в лабиринтах пятиэтажного здания.
- Какой идиот придумал библиотеку на втором этаже строить?! Всю спину себе сломаешь, пока по ступенькам дотащишь. И кому ты будешь нужен тогда? Никому!
- А почему по ступенькам? Не на лифте почему? – пыталась успокоить его Таня, разгружая тележку.
- Потому что лифт опять не работает. Три года строили, а теперь каждый месяц он выходит из строя, хотя на нем никто и не ездит. Слушай, зачем столько учебников? Можно подумать, они их открывают.
Вместе с учебниками пришли и новые книги для чтения, и Таня аккуратно вытаскивала их из картонной коробки, раскладывая на столе.
- А это, вообще, выброшенные деньги! – продолжал бухтеть Нир. Кто сейчас книги читает?
- Что-то ты сегодня всем недоволен?
- Будешь тут доволен. Дергают каждые пять минут: там кран течет, тут мыши кабель телефонный прогрызли., ты со своими книгами. А у меня, между прочим, своих проблем предостаточно. Дочка в больнице, в аварию попала. Дебил какой-то сзади в ее машину впилился. Дают права кому ни попадя, а люди потом инвалидами становятся.
- Что все так серьезно?
- В больнице уже два дня. Несколько переломов. Багаж – вдребезги.
- Ничего себе. А что врачи говорят?
- Говорят, что лежать надо. Не исключено, что колено придется оперировать. А колено, сама понимаешь, это не шутки.
- Может, все же обойдется, - пыталась утешить его Таня. – Пусть поправляется скорее.
- Да уж..- Нир безнадежно махнул рукой и покатил пустую тележку в коридор.
10.
День у Тани предстоял долгий. После работы надо было заехать в отдел культуры при муниципалитете, чтобы встретиться с библиотечным методистом, терпеливо выслушать ее никому не нужные советы, потом заехать в магазин, а вечером она обещала отвезти Мазаль к ее давней подруге Лее. Лея нередко оказывалась в экстремальных ситуациях и ее неспокойную душу раздирали драматические коллизии. Обладая тяжелым, неуживчивым характером, она не могла долго удержаться ни в одном рабочем коллективе. В больших количествах она была абсолютно невыносима, и только сердобольная Мазаль могла ее терпеть столько лет. Даже собственные дети Леи старались ограничить время общения с матерью и искали любой предлог, чтобы отложить родственную встречу. Помимо нелегкого характера Лея обладала пронзительно громким голосом и тяжелой доминантной манерой поведения. Её абсолютно неуправляемые эмоции нередко становились причиной физических травм. В порыве праведного гнева или другого сильного чувства она натыкалась на углы, спотыкалась, падала с лестницы, теряла равновесие, не забывая взывать к высшим силам и требуя только ей понятной справедливости.
Но Лея обладала одним достоинством, за которое Мазаль готова была ей простить все прегрешения: Лея пела. И с самой первой ноты становилось понятно, что поет она совсем не так как говорит и живет. И именно с этой Леей Мазаль дружила много лет; она умела видеть и открывать в людях то лучшее, что спрятано за причудами и внешними мелочами. Отсутствие этого умения считала малодушием и как-то в сердцах сказала Тане:
- Малодушные люди не видят цифр за нулями. Мелкая душа всегда плавает недалеко от берега. Ты можешь отдать этому человеку жизнь, но он запомнит то неосторожное слово, которым когда-то его обидели, или тот день, когда ты был с ним не согласен. Я не знаю, можно ли научиться великодушию, наверно, это дар, как способность любить, дается не всем.
И Таня с грустью подумала, что ее собственная душа, похоже, не уплыла далеко.
Допуская существование какой-то иной Леи, Таня все же не могла побороть антипатии к этой женщине. И только вздохнула, когда узнала от Мазаль, что Лея упала и сломала шейку бедра.
Все свободное время Мазаль проводила в больнице у подруги. Полгода назад из-за плохого зрения Мазаль перестала водить машину и теперь добиралась до другого конца города на такси или на двух автобусах. В этот дождливый, слякотно-склизский вечер, продуваемый пронизывающим ветром, тревожась за Мазаль, Таня решила отвезти ее на своей машине. Заодно облегчить совесть, которая давно нашептывала ей, что пора навестить знакомую, попавшую в беду. Свободных стоянок, как всегда не было, и, высадив Мазаль, Таня сделала несколько кругов вокруг больницы, прежде чем протиснулась между двух внедорожников.
Поднимаясь на лифте в хирургическое отделение, Таня увидела свое отражение в зеркале и отметила, что, навещая больную, могла бы выглядеть посердечней и нацепила на лицо участливую улыбку. Если бы не этот вечный корсет представлений о том, какой она должна быть и как должна выглядеть….
В палате, где лежала Лея, было еще два человека: миловидная женщина лет пятидесяти со сломанной рукой и молодая девушка в очках с пластиковым воротником на шее и забинтованной ногой. Около каждой кровати стояла высокая тумбочка и стул для посетителей. Личное пространство каждого больного было огорожено веселенькими шторами.
Таня посидела немного с Леей, а потом, чтобы не мешать разговору закадычных подруг, решила подождать Мазаль в коридоре. Она уже выходила из палаты, когда услышала голос молодой девушки. Та не могла сама ходить и попросила Таню принести ей стакан горячего чая.
На кухне Таня нашла чистый стакан, наполнила его кипятком, положила пакетик с заваркой и вернулась в палату. Мельком взглянула на табличку с именем больного в ногах кровати. .Девушка по имени Таль улыбнулась и попросила поставить стакан на тумбочку.
- Тут можно со скуки умереть! – пожаловалась девушка, протирая очки. – Если бы не он, - она показала на небольшой ноутбук, - я бы уже давно домой сбежала. А так лежу, фильмы смотрю. Зрение у меня не очень, от телефона быстро устаю, больно экран маленький! Так родичи ноутбук притащили. Отец на ханукку подарил. Он должен вот-вот приехать, наверно, на работе задерживается. .А ты к Лее? - она понизила голос до шепота, - Слушай, она тут такого шороху сестрам задает, они только вокруг нее и крутятся. Кричит, ругается, вставать не хочет, от физиотерапии отказывается. А я наушники нацеплю – мне не мешает. Ну вообще, громогласная тетка! Если тебе не трудно – подай комп. И зарядку, пожалуйста, она в тумбочке.
Таня достала из ящика зарядку, потянулась за компьютером и враз отдернула руку, словно обожглась. На крышке ноутбука красовалась знакомая блестящая бабочка. Может, совпадение? Она еще раз взглянула на табличку в ногах кровати и увидела фамилию Нира. И это совсем не удивило ее.
- Слушай, какой у тебя классный компьютер, - с наигранным восхищением проговорила Таня. - Ну, хорошо, я пойду, пожалуй. Ты не залеживайся тут. Поправляйся. Да, и папе своему привет передавай от Тани. Мы с ним в одной школе работаем.
Таль открыла рот, чтобы фонетически оформить свое удивление, но Таня уже в дверях улыбнулась ей, помахав на прощанье рукой.
Пока Мазаль развлекала травмированную подругу, Таня спустилась в кафетерий на первом этаже. Она сидела одна за столом, маленькими глотками отхлебывая горячий кофе.
- Интересно, и что я должна теперь делать? Понятно, что совпадений таких не бывает. Идти к директору – исключается. Не собираюсь никого обличать. Наверно, проще всего ничего не делать, а внутри себя знать, что с этим человеком надо держать ухо востро. Кто меня за язык дернул привет ему передавать?! Странно, что у меня никакой злости на него нет.…Даже жалко почему-то…
11.
Руби суетливо вертелся в прихожей, встречая хозяйку. Ему давно надоело сидеть одному, и теперь он изливал свою бурную радость постаныванием и кругообразными движениями пушистого хвоста.
- Ну, что, малыш, заждался? Дождь, кажется, утих. Пойдем прошвырнемся, пока снова не полило? – Таня сняла с вешалки поводок и зацепила его за кольцо на ошейнике.
Уже спускаясь с лестницы, она услышала телефонный звонок. На табло высветились имя и телефон Нира.
- Таня, привет! Мне бы поговорить с тобой, - услышала она непривычно неуверенный голос Нира. – Я тут на стоянке около твоего дома.
- Хорошо. Я как раз спускаюсь, на прогулку с Руби иду. По дороге поговорим.
Пока Руби тащил Таню по лестничным пролетам, Нир вышагивал туда-сюда по мокрому тротуару, судорожно думая, что и как сказать.
Каждый раз, когда Руби вырывался из дома на свежий воздух, на его морде и во всех движениях появлялось такое нетерпение, будто он безвылазно сидел взаперти по меньшей мере месяц.
- Свобода, свобода! – кричала каждая частичка его пушистого тела и особенно белый кончик хвоста.
Наткнувшись на Нира, Руби дружелюбно обнюхал незнакомца и сунул нос в карман его кожаной куртки. Нир, в свою очередь, с любопытством оглядывал трехлапого пса и неожиданно улыбнулся какой-то совсем незнакомой Тане улыбкой.
- И где ж ты его нашла такого?
- В цаар баалей хаим.
- Очень жалостливая ты, Тань…
- Это плохо? Тебе ведь тоже его жалко. Вон, смотри, как хорошо ты улыбаешься.
Нир помолчал немного, поправил волосы, беспокойно покрутил в руках ключ от машины, потом снова засунул его в карман. Они шли по улицам, освещенным желтыми фонарями по направлению к собачьей площадке. Снова начал накрапывать мелкий дождь и, спустив с поводка Руби, Таня остановилась под развесистым деревом.
- И меня пожалеешь?
- А чего тебя жалеть? Ты вроде на своих двоих. И постоять за себя умеешь. Не такой уж беззащитный…
- Значит, завтра все расскажешь директору?
- Если бы хотела, давно бы уже рассказала.
Тане стало не по себе.
- "Ну надо же, спер ноутбук, меня подставил, а мне же еще неудобно перед ним. Как же по-идиотски я устроена!" – пронеслось в ее голове.
И чтобы избавиться от этой неловкости, она вышла из-под дерева и стала звать Руби.
- А знаешь, - услышала она нагловатый голос Нира за спиной, - можешь рассказать. Тебе все равно никто не поверит. И доказательств у тебя никаких нет. Откроешь рот, тогда, наверняка, все подумают, что ты просто отмазаться хочешь…Тоже мне, ходячая добродетель… Такие, которые с виду белые и пушистые, на многое способны.
- Понятно, - сквозь зубы процедила Таня. – Скажи, мне просто интересно, ты все это время в согласии с собой пребывал, переложив на меня свою вину?
- Тебя интересует, хорошо ли я спал? Не сомневайся! Замечательно! Ты мне не сестра родная, чтоб я за тебя переживал, а муниципалитет как-нибудь справится с этой проблемой. У них там и не такие "пропажи" случаются. Ты что не понимаешь: живем один раз.
- Ты все перепутал. Умираем мы один раз, а живем каждый день, и поступки каждый день совершаем. Так что лучше бы ты вернул ноутбук. Не для меня и не для муниципалитета. Для тебя. Пока Таль в больнице, я могу ей свой одолжить. Подумай. Каждый выбор открывает возможность новой жизни.
Окончательно почувствовав себя в безопасности, Нир покрутил пальцем у виска, рассмеялся ей в лицо и зашагал прочь, приговаривая на ходу:
- Тоже мне, проповедница морали…
,,,
- Ну вот, увидишь, - размешивая ложечкой йогурт с вареньем говорила Мазаль, - не сегодня-завтра притащит он этот ноутбук в твою библиотеку. Как пропал – так и появится. Никто и не заметит. Просто ему стало перед тобой стыдно, вот он за напускной наглостью и спрятался. И хватит о нем, не стоит он твоих переживаний.
Мазаль подошла к холодильнику, вытащила пластмассовую коробку и принялась нарезать торт на небольшие кусочки.
- Слушай, торт, что ты вчера купила, просто потрясающий. Сейчас тебе положу, вот этот, с вишенкой и шоколадом.
- Думаешь, принесет? – сомневалась Таня. – Что же он дочке своей скажет?
- Уверена, принесет. А дочке новый купит. Не разорится! Можно я Руби кусок торта дам? Не могу смотреть, как у него слюни текут.
12.
Нир сделал свой выбор. Компьютер не появился в библиотеке ни на завтра, ни на послезавтра. Весь следующий месяц он почти не появлялся в библиотеке, а потом неожиданно для всех, кроме Тани, перевелся работать в другую школу. На его место приняли симпатичного увальня лет сорока . Звали его Ицхак, у него были золотые руки, добрый нрав и редкого обаяния улыбка. Буквально с первых дней работы библиотека стала для него приоритетным местом.
Он починил все сломанные полки, поменял все перегоревшие лампы, повесил шторы, которые уже несколько лет пылились на складе, и каждый день забегал спросить, не нужно ли еще чего. Когда заканчивался его рабочий день, он приходил в библиотеку посидеть за компьютером или просто поболтать с Таней. Говорить с ним было на удивленье легко и приятно. Постепенно рамки дружеских отношений стали тесноваты и переросли в абсолютно несовременный трогательный роман.
- Вот видишь, - посмеивалась над Таней Мазаль, - это тебе подарок от Нира. Ведь если бы не тот случай с компьютером, Ицхак сейчас обнимался бы с другой женщиной Как все взаимосвязано в этом мире. А все-таки жаль, что ты того проходимца на чистую воду не вывела.
- Мы с Руби – такие везучие, такие счастливые, - блаженно улыбалась Таня.
Через полгода Таня и Ицхак стали жить вместе в той самой квартире, что по соседству с Мазаль. У Руби появился новый друг, на большие колени которого так тепло и удобно класть морду.
Однажды в фойе кинотеатра Таня услышала за спиной знакомый обличительный голос:
- Никому нельзя доверять. Все врут и воруют. Это всюду как норма уже.
Нир… одетый с иголочки, довольный собой…и все с тем же обобранным лицом.