Черновик.
Над Солнцедаром сгущались тучи, поднялся сильный, явно не весенний холодный ветер. Небо прорезала яркая вспышка света, раздался протяжный, пока невыразительный, раскат грома. Директор института, пятидесятилетний профессор Громов посмотрел в сторону окна, взял в руки пульт управления жалюзями. Потом профессор покачал головой, отложил пульт в сторону, встал из-за стола, подошёл к огромному, от пола до потолка, окну. На стёклах появились первые тяжёлые капли воды, небо, от горизонта до горизонта, озарялось молниями. Громов постоял некоторое время у окна, любуясь мощью непогоды.
— Скоро будем вспоминать дожди, прохладный ветер. Через месяц, полтора, задует «калмык», мы взвоем от невыносимой жары, Виталий Сергеевич.
Профессор сел в кресло, кивнул, соглашаясь со словами секретаря:
— Взвоем, обязательно взвоем, Ира. Человек это странное существо, которому никак и ничем не угодить. Природа старается, поит землю водой, восстанавливает баланс, но человек не обращает на это никакого внимания, воспринимая происходящее как должное. Так долго продолжаться не может. Одно море загубили, природа перестроилась и, кака результат, суховеи, которых лет двадцать тому назад не было и в помине. Ладно, что у нас на завтра?
— Завтра встреча с бизнесменом Стилом Стакером из Нью-Джерси, с заместителем директора известной во всём мире корпорации «Sweet Dreams», с ведущими специалистами. Встреча состоится в девять часов утра, потом…
— Что этому бизнесмену от нас нужно, Ира? Я понимаю учёные, но бизнесмен…. – перебил Громов.
— Корпорация «Sweet Dreams», которую представляет господин Стакер, заинтересована в сотрудничестве с нашим институтом.
— С каких пор этот «Сладкий сон» начал изучать проблемами пространства и времени мне интересно? – удивился Громов.
— Без понятия, Виталий Сергеевич, – пожала плечами Ирина. – Если вы скажете, я отменю встречу...
Двадцати четырёх этажное здание института содрогнулась от раската грома, который, казалось, прогремел над самой крышей.
— Нет, не стоит портить отношения с американскими коллегами, встреча состоится. Что-то ещё?
— Встреча со Стакером и учёными продлится неопределённое время, поэтому дальнейшее планирование вашего рабочего дня невозможно. – Ирина встала со стула, задвинула его под стол. – Я могу быть свободна?
— Да, конечно. Время шесть, тебя, поди, муж ждёт на проходной. Нервничает и ревнует, – усмехнулся профессор.
— Судьба у него такая, – засмеялась девушка. – До завтра, Виталий Сергеевич.
— Подожди, Ира! Ты ремонтников на завтра вызвала? Платошкин жалуется на протечку воды с верхних этажей. Говорит, что вода просачивается через перекрытие, может испортить дорогостоящее оборудование. Не дай бог, конечно.
— Да, вызвала. Князев пообещал с утра заняться этой проблемой.
— Ох уж этот Князев! Механики всегда такие механики, тянут до последнего, потом авралят. Неужели нельзя в правом крыле перекрыть воду во избежании, так сказать?
— Вот и мне такая мысль в голову пришла, Виталий Сергеевич, но Князев сказал, что стояк общий и воды не будет во всём институте. В пяти лабораториях проводят эксперименты, которые останавливать никак нельзя.
— Идиотство какое-то, честное слово, – вздохнул Громов. – Кто-то из проектировщиков не подумал как следует головой, теперь мы все находимся в заложниках нелепой ситуации. Ладно, Ира, идите домой.
Раскаты грома стали заметно тише, молнии теперь лишь изредка подсвечивали багрянцем облака, в разрыве которых просматривалась синева неба. Громов распахнул окно, впуская в кабинет прохладный воздух с лёгким запахом озона. Профессор не дошёл до своего стола, остановился, почувствовав за спиной какое-то движение. Громов медленно обернулся и застыл на месте: из раскрытого окна в кабинет влетела шаровая молния. Плазмоид красного цвета, миллиметров двести в диаметре, неподвижно завис посреди кабинета, потом облетев его по периметру, приблизился к профессору. Не задев неподвижно стоявшего Громова, шар подлетел к стене за креслом профессора. Громов чисто интуитивно прикрыл глаза рукой, но, несмотря на это, по глазам больно ударила яркая вспышка света, раздалось громкое шипение. Монитор компьютера взорвался тысячью осколками, системный блок полыхнул огнём. Профессор успел заметить, как шаровая молния приблизилась к электрическим розеткам, потом исчезла, словно «втянулась» в стену. Выругавшись, Громов выбежал из кабинета в коридор, открыв шкаф с противопожарным инвентарём, схватил огнетушитель. Потолочные лампы освещения в коридоре вспыхнули ярким белым светом, потом разом погасли и Громов почувствовал, как пол коридора качнулся влево, затем вправо и начал стремительно приближаться к лицу.
*****
… кап - кап-кап….
Платошкин поморщился, посмотрел на поставленный под капли воды тазик, выругался.
— Глеб Никитович, на вас страшно смотреть, – учёный услышал смех лаборантки. – Вы сейчас своим взглядом способны кого угодно испепелить.
— Вам бы всё смеяться, Ксения! – Платошкин нахмурился, посмотрел на Перову. – Знали бы вы, милая моя, сколько я нервов потратил пока это уникальное оборудование появилась в нашей лаборатории. У Громова снега зимой не выпросишь, без обоснования и всевозможных доказательств…
Перова не услышала слова Платошкина: над зданием института загрохотал, заглушая все звуки, гром. Доктор технических наук Платошкин смешно разводил руки в стороны, шевеля губами.
— ….. вот тогда-то я ему и сказал: или я остаюсь в институте, или ищи себе другого начальника отдела. Нет, Валентин он мужик дельный, но и меня можно ….
Ксения опять не разобрала окончания предложения: особенно сильный, протяжный раскат грома заглушил слова Платошкина, который непроизвольно втянул голову в плечи. Девушка засмеялась, Платошкин покачал головой, потом показал рукой на настенные часы:
— С глаз моих долой. Восемнадцать ноль-ноль.
— Из сердца вон, – закончила за Глебом Никитовичем Ксения. – До завтра, шеф.
— Когда этот бездельник Викулов выходит на работу, Ксюша?
Перова остановилась у двери лаборатории, на несколько секунд задумалась:
— Если мне не изменяет память, то как раз сегодня у него последний день отпуска. Только не уверена, что это знает сам Антон.
— Так необходимо ему об этом напомнить. Нашёл время когда отдыхать. Дел невпроворот, установка без него - груда железа. Позвоните этому разгильдяю, Ксения, и предупредите: если он, не дай боги, не выйдет..
…. кап-кап-кап…
Платошкин поправил очки, посмотрел на потолок лаборатории: гром, упругие волны воздуха «растревожили» здание института, сделали своё дело и теперь вода, которая капала с одного и того же места, нашла себе другую дорогу, собираясь в одну большую и жирную каплю как раз над незачехлённым дезинтегратором, детищем лаборатории Платошкина.
— Чтоб вас всех приподняло и не опустило на землю! – учёный переставил тазик, потом открыл в компьютере файл с результатами последнего эксперимента: что-то неуловимое и очень значимое постоянно ускользало от учёного, именно то, на что нужно было обратить внимание. Услышав непрекращающееся «кап-кап-кап», Платошкин застонал, закрыв файл, встал из-за стола, подошёл к кофе-машине.
— Точно уволюсь, вот теперь точно. Окончательно! И пусть Громов, целый профессор, ищет себе другого Платошкина. Нет, такого идиота он больше нигде не найдёт..
Горячая жидкость коричневого цвета наполнила пластиковый стаканчик, кофе-машина отключилась, Платошкин взял в руки стаканчик с кофе, но застыл на месте, увидев в отполированной до зеркального состояния боковой стенке агрегата ярко-красный шар. Глеб Никитович медленно обернулся: шар находился в центре лаборатории, вращаясь вокруг оси.
— Здравствуйте, уважаемый плазмоид.. редкое явление, очень редкое. Главное не двигаться, так, по-моему, советуют люди. – Платошкин не удержал горячий кофе, рука дрогнула, часть напитка попала в туфель правой ноги, на халат, брюки. Зашипев от боли, учёный отбросил стаканчик в сторону, посмотрел вниз. Белоснежный халат, как и светло-серые брюки, были безнадёжно испорчены. Шаровая молния приблизилась к монитору компьютера, на несколько секунд зависнув на одном месте. Платошкин сделал шаг назад, к двери лаборатории, нащупал рукой ручку замка.
Лампы освещения вспыхнули ярким белым светом, погасли, потом опять зажглись. Раздалось шипение, с потолка вниз полетели снопы искр, лаборатория погрузилась в полумрак. Красный шар разделился на множество маленьких шаров, те в свою очередь потеряли свою форму, начали отбрасывать в стороны искры, распадаться на отдельные фрагменты. Через мгновенье на месте шаровой молнии находилось множество ярко-красных точек, которые начали объединяться красными тонкими линиями. Платошкин даже проморгался когда увидел, что из маленьких точек начало складываться изображение живого существа. Голова, две руки, ноги, туловище… Части тела находились в постоянном движении, казались желеобразными, не имеющими постоянного размера и форму.
Огненный человек присел, прикоснулся правой рукой к полу, на ламинате начали появляться выжженные символы. Платошкин осмелел, подошёл к сидящему на корточках человеку из огня, посмотрел на формулы.
— Да! Да! Какой же я был идиот! Ну конечно, коэффициент корреляции нужно принять как можно меньшего значения, тогда искажения при транспортировки атомов будут минимальными. Что? А это что за чертёж? Хм… датчики Мюрра убрать? Но почему? Так-так, ага… кажется, я понял….а вот здесь я не согласен, уважаемый коллега.
Огненный человек выжег на ламинате рядом с новой схемой коммутации дезинтегратора жирный восклицательный знак, затем ещё один.
— Хм… хорошо, допустим - допустим. Перенесём мы датчики синхронизации на разный уровень, в результате… ах, вот оно что! А ведь Антон именно это и предлагал сделать. Хорошо, датчики перенести - дело пяти минут. А вот с коэффициентами придётся повозиться. М-да… занятно. Хоть Ксении звони, без неё я как без рук.
Легендарная способность Платошкина «уходить в себя» в самый неподходящий момент времени сыграла с ним злую шутку: Глеб Никитович, продолжая разговаривать сам с собой, пропустил момент, когда огненный человек распался на множество красных точек и линий, те в свою очередь, объединившись, образовали шар красного цвета. Шар беспрепятственно прошёл сквозь стену лаборатории, исчез. В лаборатории загорелись потолочные лампы, в воздухе появился сильный запах озона. Платошкин достал из кармана халата носовой платок, протёр стёкла очков и только после этого заметил, что в лаборатории он один.
— Чёрт! Куда же делся человек из огня? У меня столько вопросов к нему…
Раздосадованный Глеб Никитович покачал головой и ….. открыл глаза. Он лежал на полу в луже воды.
В лабораторию ворвались охранники, Громов. Он растолкал людей, склонился над Платошкиным:
— Ты что же это учудил, Глебушка?
— Я учудил? – спросил Платошкин, поднимаясь на ноги. – Видишь воду?
— Вижу, – ответил Громов.
— Поскользнулся, упал. Бывает. Ты, Виталик, лучше бы механиков на место поставил. Вечно у них то прокладок нет, то ещё какой хрени.
— Завтра утром они займутся этой проблемой. Обещаю, Глеб. – Громов посмотрел в глаза Платошкину, потом спросил: – Ты не сильно головой приложился, друг? Может тебе нужно показаться врачам?
— Обойдусь без эскулапов, им только попади в руки. Спасибо, приятно, что ты вспомнил о нашей дружбе. Нет, со мной всё хорошо, вот только придётся всю ночь с тазиком бегать, воду выливать.
— Вот проблема! – усмехнулся Громов. – Охранники каждые полчаса будут заходить в лабораторию, выливать их таза воду. Какие проблемы?
Платошкин начал заикаться:
— В моей лаборатории охранников не будет! Или положу заявление на стол!
— Ладно-ладно, – Громов поднял руки вверх, – делай что хочешь, я хотел помочь, сделать как лучше. Да, забыл! Глеб, к тебе шаровая молния не залетала случайно?
— Похоже, это тебе нужно к врачу, Виталик, – буркнул Платошкин, беря в руки переполненной тазик. – Не было никакой молнии, тем более шаровой. А теперь марш из лаборатории!
Охранники вышли в коридор, Громов подошёл к двери, остановился:
— Я же чувствую запах озона, Глеб.
— В этой лаборатории этот запах стал родным и привычным, – парировал Глеб Никитович, выливая в раковину воду. – Ты, Валя, с головой погрузился в пучину, именуемую текучкой. Вспомни, когда ты последний раз открывал дверь этой лаборатории. А?
— Ты прав, это было очень давно, – кивнул Громов, выходя в коридор. – А где все твои помощники, Глеб? Почему ты их отпустил домой?
— Антон, сын того самого Викулова, взял две недели отпуска. Викулова-старшего, наконец-то, выписали из диспансера, ему сейчас нужен особый уход, поэтому …
— О Викулове я знаю, – нахмурился Громов. – Слава богам, что хоть этим всё обошлось.
— Слава она, конечно, слава, но нужно профессора проведать, Виталик. Негоже друзей-соратников забывать. Кроме Антона в лаборатории осталась Ксюша Перова, двое человек уволились. Не с нашей зарплатой совершать самоотверженные поступки и подвиги, господин директор. Вот поэтому Платошкин и будет бегать всю ночь с тазиком. М-да….дожились.
— Ксюша могла бы и помочь Платошкину. Понимаю, ты стараешься уберечь ценные кадры, не дай бог ещё и они уволятся. Так?
Платошкин не ответил, с тазиком в руках, пошёл в сторону весёлой потолочный капели.
…….кап-кап-кап….
— Вот тебе и «кап-кап», мать вашу! – выругался Глеб Никитович, присаживаясь в кресло. Потом, вспомнив о формулах на полу, Платошкин опустился на четвереньки, внимательно, сантиметр за сантиметром, изучил пол лаборатории.
— Да, прав Виталик. Видно крепко я приложился головой. Чёрт! Нет ни намёка на.. Минуточку-минуточку…..
Платошкин достал из выдвижного ящика стола листы писчей бумаги, карандаш, закрыл глаза. Формулы, значения коэффициентов, символы и схема коммутации дезинтегратора появились на листах бумаги за считанные секунды. Глеб Никитович открыл глаза, почесал затылок:
— Это что же получается? Была шаровая молния, был человек из огня… Или всё же ничего этого не было? Тогда что это на бумаге, Платошкин? Что это за писанина? Ну-ка, ну-ка…….
В течении двух последующих часов учёный вбивал в компьютерную программу значения коэффициентов, периодически отрываясь от этого занятия на кофе и периодически освобождая тазик от воды. Всё время работы Платошкина не покидало чувство великого и прорывного открытия; учёный несколько раз мечтательно поднимал глаза к потолку, представляя себя в роли героя сенсационной статьи какого-нибудь солидного научного издания.
— Эффект Платошкина! А что, звучит. Вот только с фамилией нехорошо, не солидно как-то. Эффект Громова, эффект Викулова - звучит основательно, монументально. Ну да ладно, Платошкин, в конце-концов, русская фамилия, распространённая. Свыкнутся люди. Так - так, что у нас на очереди? Датчики Мюрра. Ну что же, за неимением опытного техника Антона, придётся вспомнить молодость. Где инструменты этого бездельника? Должен отметить, весьма талантливого бездельника. М-да..
Платошкин встал из-за стола, подошёл к боксу с инструментами Викулова.
— Платошкин, ты в своём амплуа. Датчики крепятся специальными зажимами, на кой ляд тебе инструменты?
Учёный подошёл к приёмной камере дезинтегратора в форме капсулы с полупрозрачными стенками, начал переставлять датчики Мюрра. В спине что-то громко щёлкнуло, Платошкин с трудом разогнулся.
— Нет, так дело не пойдёт. Ты, дорогой мой, уже далеко не молодой.
Глеб Никитович подошёл к пульту управления, включил механизм регулировки положения капсулы относительно горизонта. Заработали сервоприводы, капсула изменила своё положение, немного опустилась, повернулась вокруг оси.
— Ну вот, теперь другое дело, – сказал вслух учёный.
Когда датчики Мюрра были переустановлены, Платошкин задумался об удобстве человека: не будут ли датчики мешать экспериментатору? То есть ему.
— И чего я голову ломаю? Эх, Глеб-Глеб. Нужно всего-навсего лечь в капсулу. Мозги у вас заплыли жиром, господин хороший.
Капсула заняла горизонтальное положение, учёный кое-как залез вовнутрь. Пшикнула пневматика, ложемент принял форму человека, подстроился под его вес.
— Вроде всё нормально, но я ощущаю какой-то дискомфорт. Чего-то явно не хватает.
Вспомнив о специально подготовленной подушке с закреплёнными на ней датчиками контроля активности головного мозга, Платошкин попробовал сесть в капсуле, но охнул от сильной боли в пояснице.
— Всё, доигрался, чёрт старый. Теперь будешь лежать в капсуле до утра. А что, можно и поспать.
….. кап - кап - кап…
— Ах да, вода, чтоб ей пусто было, как и всем механикам вместе с Князевым! Нет, нужно вставить.
— Разрешите вам помочь?
— Буду весьма благодарен, – машинально ответил Платошкин. – Не понял, вы кто такой и как вы здесь оказались?
Перед капсулой дезинтегратора стоял мужчина на вид лет сорока - сорока пяти. Измождённое лицо с тёмными кругами под глазами, в них был лихорадочный, нездоровый блеск, и это Платошкину очень не понравилось. Незнакомец попытался выдавить из себя улыбку, но она получилась не очень убедительная.
— Я отвечу на все ваши вопросы, господин Платошкин. Но сначала помогу выбраться из капсулы. Давайте вашу руку, Глеб Никитович. Смелее.
Платошкин взял незнакомца за руку, но его внимание привлёк звук, раздавшийся с потолка. Сначала было ставшее привычным «кап-кап», потом с потолка, пропитанного водой, на клавиатуру компьютера упал большой кусок штукатурки.
— О, нет, – произнёс Платошкин. Он заметил, как штукатурка при падении ударила по клавише «enter», на экране появилась надпись «Активировать систему дезинтегрирования? Если да - нажмите «enter»».
— Только не это! Нет! – закричал учёный, когда увидел ещё один кусок штукатурки, падающий на клавиатуру.
Вспышка света, состояние неопределённости, тошнота, полная дезориентация в пространстве.
Голубое свечение, окутавшее Платошкина и незнакомца, превратилось в яркую точку. Из капсулы дезинтегратора исчез Платошкин Глеб Никитович и державший его за руку незнакомец.