Мельничиха. Глава – 8.
Тем же вечером у Насти состоялся откровенный разговор с Трофимом. Авдотья, напившись чаю с баранками, до которых была большая охотница, ушла укладывать Антошку. С тех пор, как Настя с Трофимом уезжали на венчание в монастырь, она заменила Антошке всех нянек. Теперь и поднимала утром, и укладывала спать любимого внучка только Авдотья. Сначала, проявляя такую активную заботу о сыне Трофима, старуха пыталась облегчить участь своей внучки, но не прошло и месяца, как Авдотья искренне полюбила доброго и ласкового ребёнка. Антошка, интуитивно чувствуя её истинную привязанность, отвечал ей взаимностью. А вот к Насте, до поры до времени, относился весьма сдержанно, если не сказать – насторожённо.
Авдотья всецело посвятила себя заботам о «бедном сиротинке». Она даже как-то меньше стала заниматься своим ремеслом, всё чаще отказываясь принимать роды у поселянок. Только когда вопрос стоял о жизни и смерти мамаши или младенца, старая повитуха откликалась на просьбы принять роды.
После доверительного разговора Антона с Настей малыш словно ожил. Теперь в доме Трофима, много лет спустя после свалившихся на всех нынешних его обитателей бед и невзгод, поселилось настоящее счастье. Антошка купался в материнской любви, которой окружила его Настя. Вместе с матерью Антон обрёл и замечательную бабушку. Авдотья же, отошедшая от своего ремесла повитухи, а основные заботы об Антошке доверившая Настёне, на удивление быстро сдружилась с зятем.
С первых же дней жизни в доме мельника Настя обратила внимание, что не было ни одного дня, чтобы вечером в окошко их дома не раздался осторожный стук. Под покровом темноты к дому Трофима тянулись страждущие помощи. Правда, сколько ни присматривалась Настёна, ничего колдовского в деяниях своего мужа она не видела. Да и сам Трофим, видимо, знавший о разговоре Насти с Натальей, старался сделать эти визиты как можно более прозрачными. Зачастую он даже дверь в комнату не закрывал, давая рекомендации своим пациенткам практически в присутствии жены и бабки Авдотьи.
В основном в их дом шли окрестные крестьянки, нуждавшиеся в лечебных и живительных снадобьях. Травником Трофим был известнейшим. Его целебными сборами не брезговало и окрестное дворянство. Рецепты этих сборов были древними и проверенными не то что годами – веками. Они передавались в его роду из поколения в поколение. Надо сказать, что все члены семьи Волковых были грамотными, и рецепты передавались не просто по наследству из уст в уста, а были записаны в древнем фолианте, обтянутом старинным пергаментом. Хранилась эта внушительная книга в комнате Трофима в шкафчике, закрытом на старинный замок. Где Трофим держал ключ от замка, знал только он сам.
Через несколько недель старая повитуха сама могла готовить снадобья по рецептам Трофима. Добро, что сама различала целебные травы не хуже зятя, даже если они хранились в сушёном и истолчённом виде. Вот что значит – родственные души! Вскоре Трофим не принимал ни одного посетителя без участия своей добровольной помощницы.
Настёну радовало содружество бабушки и мужа. Она сама частенько, уложив спать Антошку, присоединялась к их беседам. Вскоре Настя окончательно уверовала: никакой Трофим не колдун, он просто хороший лекарь, знахарь, травник, как хочешь, так и называй. А колдуном его считают только по одной причине: его снадобья всегда помогают. Её же, неожиданно свалившиеся на молодую женщину способности, пока дремали… Разве что «травяную науку» Трофима она схватывала на лету, даже не особенно обращая внимания на тонкости «колдовского» ремесла… Но сама Настя не думала о занятиях знахарством – все её мысли были о предстоящих родах…
А срок родов тем временем неуклонно приближался. И вот, когда схваток ожидали со дня на день, на мельницу примчался посыльный от Забельских: княжна не может разродиться, а воды отошли уже несколько часов назад.
- И что вы тянули? - ворчала про себя, спешно собирая свои причиндалы, бабка Авдотья…
Она даже не пыталась отказаться, внутренним чутьём угадав, что без её помощи в доме Забельских на этот раз не обойтись.
Белый от волнения, боярин лично выскочил навстречу экипажу, посланному за повитухой.
- Скорей, Авдотья, пожалуйста, скорей, - почти кричал он, стараясь скрыть за этим криком страх за будущего внука и наследника. – Она кончается… Хоть ребёнка спаси!
Авдотья без лишних слов припустилась в опочивальню урождённой княжны Луговецкой. Картина, которую застала там опытная повитуха, несколько её успокоила. Она вздохнула. Перекрестилась и только для порядка строго повторила свой вопрос:
- Чего так тянули?
Доктор, немец, выписанный из города, и его помощница переглянулись.
- Так нам сказали, что рожать рано ещё, ей почти два месяца дохаживать… думали: кровотечение остановится – доходит до срока… ну, или долежит, - лепетала женщина-помощница, переводя с немецкого слова насмерть перепуганного доктора.
- Понятно, - хмыкнула Авдотья, - толку от тебя мало… - она подняла кувшин с тёплой водой и презрительно взглянула на немца, - полей-ка лучше на руки, всё польза будет от тебя…
Помощница торопливо подскочила и выхватила кувшин из рук Авдотьи. Повитуха помыла руки и не спеша подошла к постели роженицы.
Бегло взглянув на Марию, которая, бледная, с разметавшимися по подушке белокурыми кудрями, тяжело дыша, бессмысленно водила водянисто-голубыми глазами по потолку, Авдотья кивнула головой. Откинув одеяло, она с задумчиво-сосредоточенным выражением лица осмотрела роженицу.
- Так, - она деловито потёрла руки, - господин доктор, все остальные, здесь вам не театра… кроме помощницы все вышли…
Заметив нерешительность доктора и его свиты, она топнула ногой:
- Кому сказано? – Авдотья сверкнула глазами, когда было нужно, она умела метать громы и молнии. – Все немедленно вышли, не тяните время, роженице нужно сосредоточиться…
Боярин Забельский вышел первым, за ним потянулись остальные… Наконец, в комнате остались только трое: роженица, повитуха Авдотья и помощница доктора. Авдотья ещё раз, уже более тщательно, осмотрела роженицу. Догадка, посетившая старую повитуху при первом беглом осмотре, перешла в уверенность.
- А теперь быстро отвечай на мои вопросы, - строго глядя на Марию, приказала повитуха. – В свой срок рожаешь?
Мария закатила глаза и, казалось, сейчас потеряет сознание.
- А вот этого не надо, барынька… - Авдотья усмехнулась. – Ты меня прекрасно слышишь… Скажешь правду – помогу. Если скрывать что будешь, то и от меня помощи не жди!
Мария едва заметно кивнула.
- Так – то лучше, - удовлетворённо сказала Авдотья и многозначительно добавила: – Плод у тебя уж больно крупный… для недоношенного…
Она стала быстро и уверенно давать распоряжения помощнице.
- Быстро в комнату горячую воду, чистые простыни, пелёнки… огонь есть… Ага, - она кивнула головой в сторону камина. Быстро достала из своей холщовой сумки какие-то разноцветные склянки со снадобьями, моточек шёлковых ниток, завёрнутый в чистую тряпицу остро наточенный нож, тампоны и бинты.
- А сейчас, зажми это зубами, будет больно, - она вложила в рот роженице какой-то валик, тоже обёрнутый чистой тряпицей, - поможем твоему великану на свет выйти, а то, неровен час, задохнуться может…
И ещё раз взглянув в испуганные глаза Марии, усмехнувшись, повторила:
- Уж больно крупный для недоношенного-то…
Блеснул нож, привычным движением Авдотья надсекла промежность, и через мгновение показалась головка новорожденного…
А ещё через несколько минут комнату огласил громкий крик наконец-то вырвавшегося на свободу младенца.
- Пацан у тебя, настоящий богатырь, десять фунтов, не меньше…- помягчевшим голосом известила Марию повитуха. И, обратившись к помощнице, властным голосом приказала: - А ты давай беги к барину, радостную весть передай. Сын у него родился. И мигом назад! Да пока сюда не впускай никого. Надо ещё барыньку в себя привести.
Не дожидаясь повторного приказания, женщина метнулась к дверям. Дождавшись, пока за вестницей захлопнется дверь, Авдотья наклонилась к роженице:
- А дитё твоё точно в срок рождённое, меня не обманешь. А ещё, матушка, скажу я тебе. Что не Пётр – отец твоего дитятки…
Марья вздрогнула, ничего не ответила, только глазами испуганного оленёнка, не моргая, смотрела на повитуху.
- И-ы-ы, - всплеснула руками Авдотья, - да ты, никак, думаешь, что мне выкуп от тебя нужен?
- А разве нет? – прошептала насмерть перепуганная Мария. Она никак не ожидала, что тайна её будет так просто раскрыта какой-то полуграмотной деревенской повитухой. Доктора-то немецкого она легко обвела вокруг пальца. А Авдотья эта, видать, не больно проста. Вон как тесть её перед простой селянкой расшаркивается… От собственного бессилия, от страха у Марии градом полились беззвучные слёзы.
- Не нужно мне ничего, и не бойся – тайну твою не выдам, - каким-то зловещим шёпотом прошипела старуха. – И плакать не нужно, это для младенца вредно. Только помни, что я твою тайну знаю, и не дай Бог тебе, или мужу твоему, или кому ещё из вашего семейства приблизиться к моей внучке, таких бед на вас нашлю… Поняла?
- Я всё поняла… всё сделаю, как скажешь…
Увидев сведённые на переносице брови старухи, сверкающие ненавистью, суженные глаза, перекошенный в злобе рот, Мария, ни минуты не сомневаясь, поверила: старуха говорит правду…
И вдруг, смертельно побледнев, со стоном закатила глаза.
- Больно, больно! Что это? Опять схватки!
- Так и должно быть, - спокойно ответила Авдотья.- Это послед отходит… Тужься…
Лицо её опять стало добрым и участливым. А руки лёгкими и тёплыми. Мария опять заплакала от обиды, боли и только что пережитого страха. Она сердилась на родню и мужа, оставивших её наедине с этой ужасной старухой. Но в то же время она интуитивно чувствовала, что повитуха не причинит ей ничего плохого. Наоборот, после её манипуляций Марии с каждой минутой становилось всё легче. Она даже почти не почувствовала, как Авдотья острой иглой с шёлковой нитью наложила ей несколько маленьких аккуратных швов в месте разреза. Обработала ранку густой тёмной жидкостью из флакончика. Дала ей выпить из большой бутылки травяного настоя, по вкусу напоминающего итальянский вермут…
- Запомни! Садиться тебе нельзя, пока швы доктор не снимет, доктору не доверяешь – пусть меня позовут – приду… всё делаешь стоя или полулёжа. Как молоко сцеживать, покажет помощница докторова… - усмехнувшись, не смогла не съязвить, - похоже, что помощница эта куда больше, чем доктор, понимает…
Авдотья крикнула помощницу, повторила ей все свои наставления… Затем женщины обложили роженицу подушками, помогли ей принять удобное положение, и только после этого Марии дали на руки её чадо. Почувствовав материнскую грудь, малыш жадно зачмокал… Лицо матери озарилось ласковой улыбкой…
Дверь почти неслышно отворилась, и в спальню роженицы вошла барыня Елизавета Павловна. Бросив строгий взгляд на невестку, перевела глаза на Авдотью. Та ничуть не смутилась пронзительного взгляда старой барыни.
- Всё ли в порядке, Авдотья? – она выжидательно, почти не мигая и плотно сжав губы, ждала ответа на поставленный вопрос.
- Да, - не моргнув глазом, отозвалась Авдотья. – Мамочке, конечно, пришлось помучиться – слишком крупный мальчик.
- Ты прекрасно поняла, о чём я тебя спрашиваю, - её почти прозрачные рыбьи глаза ничего не выражали, взгляд точно оцепенел. Она с трудом сдерживала гнев. – Ребёнок в срок родился?
- Если бы в срок родился, барынька не разродилась бы – оба сгинули бы… Повезло, что воды отошли…
- Ну, ну, - глубокомысленно произнесла свекровь, исподлобья взглянув на замершую и побледневшую княжну Луговецкую.
Но дальнейшие расспросы прекратила, ибо была уверена: заметь что-то не то с беременностью Марии, Авдотья не преминула бы поделиться сомнениями со своей бывшей госпожой – прекрасно знала, что есть у Авдотьи причина ненавидеть Марью.
- Вы бы, барыня, ступали отсюда, - мягко, но строго произнесла Авдотья, - и матери, и дитяти покой нужен. Чем меньше возле них народу в первый месяц, тем лучше для ребёнка…
Ничего не ответив, коротко кивнув, Елизавета Павловна исчезла так же тихо, как и появилась…
Старая повитуха перевела взгляд на помертвевшее ли от страха лицо Марии:
- Не бойся, девка, всё у тебя хорошо будет… - и, секунду помолчав, добавила, - слова мои не забывай…
И следом за барыней покинула спальню Марии.
Бедная роженица, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно зарыдала. Но тут же, услышав звук открывающейся двери, ( Вот что значит древняя княжеская кровь!) высоко вскинула голову, прижала к груди своё драгоценное дитя и встретила мужа гордой торжествующей улыбкой, не прикрывая прекрасную налившуюся грудь, к которой жадно прильнул наследник знатного рода бояр Забельских.
Иллюстрация из интернета.