Начало: http://www.proza.ru/2019/03/29/1738
Желание долго отмываться от мужских взгядов преследовало Анюту с тех пор... с тех самых пор. Когда она, студентка первого курса музыкального училища, возвращалась домой после успешной сдачи первой сессии. Они с двумя подружками решили отметить это значимое событие и зашли в кафе-стекляшку. Посидели, поболтали. Выпили по чашечке кофе и съели мороженое. Все они были несовершеннолетними, поэтому спиртное им не продали. Но идея "отметить по-взрослому" их не оставила. Одна из подружек, самая бойкая, подошла к двум незнакомым парням, курившим на аллее парка перед окнами кафе. И попросила купить в ларьке три банки коктейля.
Много раз Аня прокручивала в голове события того дня и задавала себе вопрос: в какой момент она совершила ошибку, когда прошла ту точку невозврата, после которой колесо судьбы сорвалось с обрыва и неуправляемо понеслось в пропасть? И что было бы, если бы не оказалась в какой-то момент на этом обрыве Лариса Коршун, Ларик? Мог ли кто-то еще так бесстрашно затормозить это стремительное падение, вытащить со дна ущелья, собрать по частям и дать силы жить дальше?
Анюта могла сразу, как только они вышли из кафе, пойти домой. Но веселье только начиналось! Красивый легкий снежок, солнышко. Деревья в парке - как нарисованные. Новые знакомые предложили девочкам прогуляться на берег пруда, к лодочной станции. По дороге пили коктейль и смеялись. Парни казались вполне милыми и безобидными. Ане не очень нравилось, что одна из подруг откровенно заигрывает с попутчиками. Как-то тревожно на душе. Анюта хотя и выглядела, в отличие от нескладных подруг-подростков, уже взрослой, сложившейся девушкой, но на деле у нее не было еще никакого опыта общения с противоположным полом, за исключением единственного случая дружбы с мальчиком в детском саду. Но тогда она не очень понимала, чем мальчики отличаются от девочек, кроме имени и одежды.
Могла она уйти и потом, когда ребята принесли им еще по банке коктейля, пригласив зайти в пустующее зимой помещение для хранения инвентаря, потому что "на улице прохладно". Тепло одетым девчонкам после двух банок горячительного вовсе не было прохладно, но щекочущее нервы ощущение запретной шалости, когда парни взломали замок и пригласили подруг внутрь... к тому же, их ведь трое, а пацанов - всего двое! Да и пацаны эти не так уж намного старше. Может, на два-три года всего.
У Ани был еще один шанс. Когда уже начало темнеть, парк опустел, и она заметила, что один из новых знакомых периодически выходит на улицу и звонит кому-то по телефону. Почему она осталась? Что ею двигало? Боязнь показаться перед подругами трусихой? Чувство товарищества? Обе подруги были настроены остаться и продолжать веселье, и Анюта думала, что не имеет права их бросить? А может, она просто до конца не верила в то, что с ними средь бела дня в центре города может что-то случиться?
Что все кончено, ей стало ясно в тот момент, когда в стоящий на отшибе домик лодочной станции вошли еще четверо молодых людей, уже гораздо старше, и закрыли дверь изнутри на щеколду. Аня сразу все поняла. И удивилась, почему подружки продолжают беспечно улыбаться. Сказать, что ей стало страшно - ничего не сказать. Это был дикий, животный ужас, сковавший все ее тело и лишивший голоса, лишивший способности двигаться. Кажется, подруги потом кричали. Аня не могла кричать, даже от боли, разрывающей ее снизу доверху. Ее как будто парализовало. Она не помнила, кто ее держал и держали ли вообще. Лица над ней сменялись, но глаза у них были одни и те же - блестящие, маслянистые, жадные глаза животного, пожирающего добычу. Потом ее перевернули лицом вниз. Новая боль оказалась еще невыносимее, но закричать она теперь не могла, потому что задыхалась, упертая лицом в грязный брезент.
Аня не помнила, кто и как их нашел. Потом, на суде, она узнала, что одной из подруг - той самой, что подала идею разжиться спиртным с помощью случайных знакомых, хватило сил выползти из домика. Движущеся по снегу темное пятно заметил с другого берега припозднившийся житель одного из окрестных домов. По счастью он вышел гулять со своей собакой после полуночи. Мужчина оказал пострадавшим первую помощь и вызвал "Скорую".
Но до суда была реанимация. Потом допросы следователя. Во время которых истязание Анюты продолжилось: теперь ее заставляли во всех подробностях вспоминать и рассказывать чужим людям события того жуткого вечера. Но хуже всего, что Аня почти ничего не могла вспомнить. Ее мозг как будто выкинул, стер часть "записи". Отдельные вспышки, звуки... и эти глаза, и дыхание, и ужас, боль, отвращение, в которых она растворяется, исчезает, как мятая бумажка в сливе канализации. Больше ничего. Никаких особых примет, ни одного имени, ни кто где находился и что делал, Аня не помнила. Она даже не сразу вспомнила, как и почему они оказались в этом домике. И адвокат обвиняемых потом зацепился за это: мол, девушки были в нетрезвом состоянии, они сами спровоцировали... Оказалось, один из насильников тоже был несовершеннолетним. И нанятый его родителями адвокат делал все, чтобы спасти от колонии "оступившегося ребенка". Речь адвоката на суде добила Аню. Выходило, что она сама - развратная тварь, соблазнившая невинного мальчика, и, мол, кто же мог знать, что ей нет восемнадцати? На вид-то и не скажешь! - при этих словах адвокат сделал жест, как бы предлагая всем оценить физические данные потерпевших. Аня инстинктивно сжалась в комок и обхватила себя руками. Казалось, весь мир издевается над ней, потешается над ее болью и унижением. Адвокат продолжал что-то насчет современных девушек, что быстро развиваются физически, что ведут себя очень вольно и вообще... может, все было по обоюдному согласию. А что закончилось нанесением телесных повреждений, так то - в пылу страсти! Девушки утверждают, что все происходило против их воли? Ну, так это лишь с их слов! Может, они оклеветали парней под давлением родителей, а может, сами поссорились с бой-френдами и решили им так отомстить. Тем более, что следов побоев на теле потерпевших нет, только следы грубого сексуального контакта... ну, не рассчитали, бывает. Вот выписки из истории болезни: девушки оказались в реанимации исключительно из-за отравления некачественным алкоголем!
Аня готова была отказаться от любых своих показаний и любых претензий, только бы все это прекратилось. Кажется, всем насильникам вынесли обвинительный пиговор. Но Ане было уже все равно. И с подругами этими она больше не встречалась. После больницы девушка замкнулась в себе. Целыми днями лежала на диване, уткнувшись носом в стену. Родители уговаривали пойти к психологу, но Аня не хотела. Чем ей поможет психолог? Что он такое может сказать, чтобы ей снова захотелось жить? Вернее, не так... чтобы она снова НАЧАЛА жить. Потому что Аня больше не жила. Ее не было. Осталась лишь оболочка. Пустая, выпотрошенная, которая почему-то еще двигается. Она ненавидела свое тело. Ненавидела весь мир. Она была сама себе противна. И думала, что лучше бы ее тогда додушили. Ей было суждено умереть. Ведь жизнь все равно уже кончена! Что она до сих пор дышит - это какая-то ошибка.
Однажды Аня решила исправить эту ошибку... Так получилось, что папа вернулся с работы в тот день на два часа раньше. Он открыл дверь как раз в тот момент, когда Аня собиралась спрыгнуть с табуретки. Приготовила-то она все еще с утра, как только ушли родители. И немного на это понадобилось времени. Но Аня несколько часов не решалась накинуть петлю на шею. Все-таки умирать страшно, даже если чувствуешь себя уже мертвой. А потом еще сколько-то минут (ей казалось, что часов) простояла на табуретке - никак не могла сделать шаг. Потому что было очень страшно и очень жаль маму.
Психиатр потом говорил Ане, что на самом деле она не хочет умирать, и именно поэтому она оставила открытой дверь в коридор. И именно поэтому не решалась на последний шаг, дожидаясь спасения. Может быть. Аня не знает, как там у них в учебниках написано. Но она точно знала, что хочет одного: чтобы все исчезло. Вообще все. Только небольшая часть ее сознания боялась неизвестности, необратимости совершаемого поступка. Тело уже не боялось ни смерти, ни боли. Как может чего-то бояться комок грязи?
Чтобы "не портить девочке жизнь", родители обратились в частную клинику. Аню лечили на дому. И через год врачи признали результат удовлетворительным. Аня больше не чувствовала, что ее нет. Она превратилась во вполне осязаемый кусок твердого вещества, который мог ходить, посещать учебу и даже иногда разговаривать. Когда это было очень уж необходимо. По совету врача Аня перестала размышлять о сложных материях, поставила себе простую и близкую цель: закончить музыкальное училище. И она его закончила. После чего поверхность под ногами снова провалилась. Аня принесла домой диплом и даже посидела за столом с родителями, преувеличенно радостно празднующим ее "победу". И поняла: дальше ей жить незачем. Впрочем, и умирать тоже необязательно. Можно ведь просто не принимать никаких решений. Рано или поздно мы все умрем.
Ане предложили устроиться на работу в детское учреждение, но она не могла. Не могла видеть беззаботные лица детей, живущих в другом, прекрасном и целостном мире - в том, который для нее больше не существует.
Аня пошла работать в клуб. И там ей впервые предложили попробовать то, что избавляет от всех проблем, причем без усилий. А когда Аня поняла, что наркотики - еще и быстрый путь к смерти, она окончательно "сорвалась под откос". Возможно, все закончилось бы не так быстро, как ей хотелось. Возможно, на этом пути вниз Ане довелось бы испытать еще более ужасные вещи, чем те, что послужили началом конца. Аня об этом не думала. Она вообще больше не думала. Не хотела. После легкой "травки" почти сразу перешла на "колеса". Родители сперва не поняли, что с ней происходит. А когда догадались, Аня уже категорически отвергала любую помощь: "Оставьте меня, а то выброшусь из окна!" Эта угроза, произнесенная монотонным голосом, действовала безотказно. Родители смирились с неизбежным. Может, надеялись на чудо.
Теплой летней ночью Аня вывалилась из клуба в совершенно невменяемом состоянии. Хозяин уже не раз ей устраивал выволочку. Не сегодня-завтра выгонит. Но Ане было все равно. Она сидела на асфальте, подпирая стену. К ней подвалил какой-то пьяный козел. Глумился, матерился, лапал. Задрал юбку чуть не на уши. Кажется, не мог решить - возиться с этой "обдолбанной телочкой", как он ее назвал, или ну ее, пусть валяется. Аня так и сидела с задранной юбкой, отстраненно отмечая про себя, что, возможно, ее сейчас снова изнасилуют. Но какая уже разница? И все же она вяло попыталась преградить путь руке, стягивающей с нее трусы. И что-то жалобно промычала с унылой обреченностью недобитого зверька, уже подвешенного за хвост к рюкзаку охотника.
Именно в этот момент жизнь сделала крутой поворот. Вернее, торможение с разворотом - так, что завоняло горелыми покрышками. Мотоциклист в шлеме, закрывающем лицо, подскочил к пьяному сзади, схватил его за шиворот и пинком придал парню ускорение в направлении мусорного бака, в который тот незамедлил врезаться лбом. Удар сопровождался гулким гудением железа. Мотоциклист не стал ждать, когда противник очухается, а подскочил и начал бить ногами по ребрам - сильно и методично. Аня наблюдала эту схватку, вернее, избиение, с ленивым любопытством. Ну вот, мужики за нее уже дерутся... как, однако, популярен этот кусок мяса, именуемый Аней... наверное, надо гордиться!
Когда мотоциклист снял шлем и наклонился к ней, Аня поняла, что еще способна удивляться: мотоциклист оказался женщиной. Правда, очень крепкого, почти мужского сложения. Но все-таки женщиной. И в глазах этой женщины были боль и сострадание. И... что-то еще. Так однажды смотрел один из ее сокурсников на сломанную виолончель - на него напали хулиганы, избили, сломали инструмент. Он смотрел на нее, как на живую. С удивлением и непониманием, будто хотел сказать: ладно еще, меня бить, но как можно поднять руку на прекрасное? Девушка смотрела на нее, как на искалеченный шедевр. Который хочется спасти во что бы то ни стало. Потом... Потом она подняла Аню на руки, хотя та никогда не отличалась хрупким сложением, и усадила на скамейку. Не стала ни о чем спрашивать. Просто завернула в свою куртку и сидела с ней, пока Аня не обрела способность встать на ноги. А потом Ларик (так представилась девушка) отвезла ее к себе домой. И... Аня там осталась.
Какое-то время девушка сидела в четырех стенах. Идти никуда не хотелось. Здесь было спокойно и безопасно. Лариса просто ухаживала за ней, приносила еду. Они могли за день ограничиться двумя-тремя словами. Аня не спрашивала, зачем Ларик с ней возится и долго ли это продлится.
Потом были долгие вечера разговоров. Говорила Лариса. О своем детстве, о разных смешных случаях, о всякой ерунде. Аня слушала и... будто какая-то скорлупа с нее постепенно слезала. Оказалось, она еще способна что-то чувствовать! Способна смеяться над шутками, радоваться принесенному в февральскую стужу гиацинту в горшочке, заботливо укрытому от мороза в пакет и картонную коробку. Ане казалось, что ее саму, как этот гиацинт, оберегают от мороза, защищают от враждебного мира. И луковка постепенно оттаяла, и начала выпускать стрелу с соцветием... Бутон раскрылся не сразу. Далеко не сразу. Но пришла весна, потом снова наступило лето. И они поехали на два дня в санаторий. Лариса учила Аню кататься на водных лыжах. Анюта никак не могла устоять на волне, со смехом погружалась в воду и теряла трос. Но вот, наконец, получилось - Аня с торжествующей улыбкой пронеслась мимо пристани и... поймала взгляд Ларика. Она все поняла... Вернее, она давно все поняла, но не хотела себе в этом признаться. Все-таки, это было так странно и... чуждо ее воспитанию. Но, в конце концов, она ведь уже один раз умерла! Что ей терять-то?
В тот вечер они включили музыку и как бы в шутку танцевали в номере. Аня сама ее поцеловала первая. Потом была ночь. Лариса прикасалась к ней очень осторожно, как к цветку, словно боясь помять лепестки. Они заснули обнявшись. А наутро Анюта поняла: она жива. Она снова жива. Эта жизнь - какая-то новая, о которой она раньше не подозревала. Может быть, ее никто не поймет. Но это жизнь. И она больше не испытывает отвращения к себе, к своему телу. И чьи-то прикосновения к нему могут доставлять удовольствие, а не боль и стыд! Через несколько дней Аня пришла к родителям, давно уже отчаявшимся вновь увидеть дочь, и сказала, не вдаваясь в подробности, что теперь у нее все в порядке, она здорова и счастлива.
Коршун сопровождала ее везде, и Аня теперь ничего и никого не боялась. Одного взгляда Ларисы бывало достаточно, чтобы нахальные маслянистые рожи тушевались и терялись в толпе. Что-то в ней такое было, что они сразу видели и чувствовали: лучше не связываться. Потом Лариса научила Аню простейшим приемам самообороны, которые позволят если не победить противника, то хотя бы выиграть время и убежать. Страх постепенно отступал. И вот настал день, когда Анюта решила, что готова к самостоятельному контакту с внешним миром. Обрадовалась, когда Ларик соообщила, что есть для нее работа по специальности. Еще больше обрадовалась, когда узнала, что они будут работать вместе... Значит, что бы за люди там ни находились, Анюта будет в безопасности! И пусть этот урод в камуфляже таращится на нее, сколько хочет. Если попробует перейти к действиям, она позовет Ларису.
Аня не общалась в соцсетях, но была зарегистрирована там под вымышленным именем. И иногда просматривала странички подруг. Оказывается, та, что втравила их в эту историю, довольно быстро оправилась от травмы, уже вышла замуж и родила ребенка. Вторая после обычных девчачьих открыток с ромашкакми и котятами, обмена смайликами с подружками, долгое время не появлялась. А недавно опять объявилась - выложила серию фотографий "с любимым мужчиной". Ну, что ж... У них - любимые мужчины. А у нее, Ани - любимая женщина. Да еще какая! Вам бы такого мужчину, как у нее женщина!
Аня почему-то была уверена, что Ларик сможет ее защитить даже от огнедышащего дракона.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/04/01/1879