Голос из глубины комнаты. Я его не вижу.
- Лена, пиво принесла?..
Вот, вы появляетесь в своей квартире, где оставили жену, сына. Летите на крыльях, сделать сюрприз. Обнять, прижать. Подарки в сумке. Открываете дверь, с ожиданием чего-то домашнего, близкого. И вдруг мужской голос. В девять утра. И пауза. Длинная, до сверчков в голове.
Тем летом меня отправили в лагерь сопровождать институтские мероприятия. Работа такая - художественный руководитель. Еще играю на аккордеоне, гитаре, пою слегка и, конечно, командировочные. Они уж точно не лишние. Я поупрямился для приличия. Оставлять своих не такое уж и счастье. Но руководство настаивало. Не так, чтобы в наглую, но уговаривали сухо, отрывисто, разрешая говорить сколько угодно и не слушая меня.
Аккордеон поехал отдельно, с помощницей, которая и массовик затейник. Я же отправился позже, своим ходом, выторговал несколько счастливых домашних дней.
Два месяца предстояло провести в студенческом лагере. К концу смены я сумел договориться об отдыхе для своих. Негласно, почти на халяву, с небольшой доплатой. Вот об этом и спешил сообщить.
Я прошел в комнату, именно прошел, как делаю это обычно. Не побежал, не начал искать рубяще-колющее или молоток. А мог бы, если по справедливости. Те мысли, что возникли сразу, уже не помню. Свалка каких-то клише из фильмов, книжных нарезок и дворовых историй. А еще сердце билось сильно. Груди не хватало, будто огненный стержень глотнул, как в цирке.
В комнате друг, на постели, худой задницей в простыне запутался, и ребра торчат противные. Старый товарищ. Сначала он был только мой. Учились вместе, в театральном. Потом стал другом семьи. И вот теперь друг жены, индивидуальный. В мире все связано, перманентность какая-то. Так думал, глядя, как тот натягивает носки. Он был в плавках и меня ужасно беспокоило, был он в них до моего появления, или успел напялить, почуяв неладное. Будто в этом глубинный смысл изменения истории.
- Потерялся? - спросил я.
- Немного, - сказал он.
- А Лена где?
- Повела малыша в сад.
И все бы ничего, но это - повела малыша. Какой, сука, он тебе малыш. Ты что-то попутал, дружок, ты давно что-то попутал... Но вслух протянул:
- Аааааааа.
Как поющая собака.
Потом пошел на кухню и включил телевизор. Шла какая-то передача, куклы скакали, делали рожицы, и весь зал, что в телевизоре надрывался от смеха. И мне было всё равно, что там и не все равно, потому что здесь. Непонятный космос. В этот момент я мог бы написать книгу, но лишь крутил пальцами подвернувшийся карандаш.
Он ушел быстро, на цыпочках. Слышна чуть прикрытая дверь. И встать не могу. Будто камень сверху опустили. Ноги ватные, не тянут и в комнатах противно, все чужое, брезгливое. Я решил, что пора ставить точку. Закрывать позор. Ладно, если бы с незнакомым, случайным, которого первый раз видишь. Может, тогда легче. А этот, селедка костлявая. Жалко сына, а еще родителей, как им такое приключение. Еще родственники, с которыми нужно общаться - папина прихоть. Типа, традиции, так у них заведено. И вся эта толпа на свадьбе. Им придется сообщить. А те уже начнут. Но больше себя. Рвутся связи прошлого с будущим. Планы исчезают, грандиозные.
В общем, забрал я сумку. А там подарки и трусы грязные с носками, что накопились. Осторожно прикрыл дверь. Несколько раз подбросил ключи, которые вдруг стали чужими. Не понимал, как с ними. Потом сунул в карман и пошел. Главное не застать ее или соседей. Даже выглянул из подъезда, покрутил головой.
Возле кафе решил остановиться, подумать и набрать друга. Не по улицам же шляться. К родителям точно нельзя. Зачем давление разгонять себе и им. Те сразу начнут - а мы говорили. Да, они говорили. Если бы молчали, то пошел бы. А так. Не надо никогда заранее. И неприятно, когда правы. Нострадамусы. Типа, знали наперед какая она. А какая она, обычная. Очень обычная.
- Привет, - сказал я.
- Ты в городе?! - удивились на том конце, - Приехал?
И было в этом удивлении что-то неприятное, подкожное, будто все уже знают. И говорить перехотелось.
- Нет, - сказал я, - Звоню узнать, как дела. Может халтурка наклевывается.
- Нет, сказал Паша, - Первая в августе, в середине. Я тебе говорил. Если что, сразу позвоню.
- Да, лучше заранее, - сказал я.
- Я же понимаю, командировочный.
И на том конце неприятно засмеялись.
Сейчас бабу, какую зацепить, любую - можно страшную даже толстую. Напиться и к ней, утонуть в телесах. Лучше нормальную, но сгодится любая. Лишь бы с квартирой. Хотя, месть глупо. Разобраться бы в себе. Приземлиться без приключений. И не месть это вовсе, отдушина.
Из придуманного получилось лишь двести водки и кофе до изжоги.
Потом в сквере смотрел на проходящие фигуры. И странно было - они спешат, пролетают, задумчивые. А здесь тоже задумчивый, но с дорожной сумкой, как на вокзале, еще улечься плашмя.
И я подумал, что сейчас время главное, эти самые часы и минуты, что летят по циферблату. Что лучше что-то делать, чем сидеть просто так. Прятаться глупо. Вроде, как от самого себя. Так ничего не решишь.
В этот раз я подошел к двери, осторожно и позвонил. На всякий случай. Кто-то посмотрел в глазок, потом быстро заработали замки. Потом она сказала:
- Приехал. А почему не ключами?
А я все читал в ее глазах.
- Да, - сказал коротко.
- Я тебя не ждала, - удивилась она.
Это понятно. Я же в курсе. Но вслух другое.
- Вот, такой я оригинал, - улыбнулся.
И в ее глазах бегали чертики и движения неуверенные, руки лишние. Чтобы их спрятать прижалась ко мне. Тогда я стал доставать грязные носки, майки. И она успокоилась.
После завтрака я спустился вниз, сказал, что за почтой и сигареты надо купить.
Потом набрал "друга" и сказал:
- Моя ничего не знает.
- Понятно, - сказал он.
А я подумал, хорошо, когда люди понятливые.
И вроде все налаживается, одно осталось - как в постель, получится или сослаться на усталость. После двух недель разлуки. Начнет подозревать. Даже смешно как-то. Подозревать. Просто, выпить и пересилить внутренний винегрет. Сделать вынужденную необходимость. И смотрел, как она перестилает прошлое, меняет белье на предательском ложе.
А потом пришел сын. С мамой. И крикнул с порога:
- Папа!
И я начал доставать подарки, что привез. Машинку и набор солдатиков. Он жался ко мне, потом устроил битву на ковре. И подошла жена, положила руку на мое колено. И я понял, что мы снова семья. Обычная, рядовая семья. Чуть запутавшаяся.