6
Игорь снова тронул меня за плечо и тихонько сказал на ухо:
– Давайте отойдём на минутку.
Он поднялся, и я потянулся вслед за ним, ощущая, как неохотно слушаются меня ноги, ставшие будто ватными. Слишком много спиртного на сегодня, решил я.
Игорь сел за стойку на высокий тонконогий стульчик, и мне стоило немалого труда примоститься на подобный же насест рядом с ним. Немного подташнивало, и перед глазами прыгали светлые точки.
– Не слушайте вы их особо, – спокойно сказал мой бритоголовый собеседник, глядя куда-то в сторону. – Они неплохие парни, но болтают много лишнего. Держать язык за зубами не умеют.
– Мне кажется, они не лучшая компания для вас, – заметил я с нетрезвой откровенностью.
Игорь промолчал, затем указал на дальний конец стойки.
– Видите вон того типа?
Я посмотрел в указанном направлении. Угрюмого вида человек в какой-то поношенной выцветшей тельняшке с завидным упорством разглядывал свой почти уже пустой стакан, словно надеясь найти на его донышке какой-то ответ. На вид ему можно было дать лет тридцать пять. Он производил впечатление совершенного забулдыги.
– Не узнаёте его?
– Узнаю ли я его?.. Нет, совсем не узнаю. А должен?
Игорь немного помолчал, взвешивая ответ.
– Вы весьма молоды, – сказал он, – но вы журналист, да и фотографию этого человека наверняка видели в газетах. Не так часто, как фотографию другого, знакомого вам лица, но всё же…
– Говорите прямо, – потребовал я.
– Это тот самый пловец, которого тогда спасли во время праздника.
Наверное, вряд ли можно было услышать что-либо более неожиданное и нелепое в такой час и в таком месте. И тем не менее, никакого удивления я не испытал. Человек, сидевший напротив нас, был совсем не похож на упомянутого пловца (хотя, признаюсь, черты лица его почти не сохранилось в моей памяти), но Игорь произнёс свою фразу так спокойно и без всякой попытки произвести впечатление, что я сразу поверил ему.
– И… часто вы его тут видите?
– Нередко. Здесь, да и в других заведениях, где подносят стаканчик.
– Но зачем он пьёт? Какой в этом смысл?
– А зачем люди вообще пьют? – нимало не улыбаясь, вопросом на вопрос ответил Игорь. – Чёрт его знает, на самом деле. Я с ним не заговаривал. Но одно ясно: карьера его пошла под откос.
Я присмотрелся повнимательнее к неподвижной фигуре у противоположной стороны бара. Покрытое двухдневной щетиной лицо, мешки под глазами, жилистые руки, прикованные к гладкой льдинке стакана. Теперь мне ясно было видно, что он ещё весьма молод, и мнимая зрелость его есть лишь налёт многомесячного пьянства. От этого открытия стало как-то не по себе.
– Странно как-то… Порасспросить бы его.
– Валяйте, если хотите, – пожал плечами Игорь. – А меня от таких расспросов увольте. Я просто хотел показать вам его, потому что это в некотором роде любопытно.
– Да, любопытно, – вяло согласился я, но решил, что сейчас, пожалуй, не стоит досаждать бывшему пловцу своим присутствием. Перед глазами моими снова, как и много раз до того, встала сцена на берегу, когда Смольянинов опустил вытащенное из воды бледное, как будто мятое тело на траву, выпрямился и безучастно наблюдал за суетой, охватившей всех вокруг, и как потом, окутанный полотенцем, будто плащом, он удалялся, сопровождаемый аплодисментами. Тогда он казался мне спасителем, мессией, только спасителем, не приходящим к людям, а покидающим их. Теперь я подумал, что, возможно, он скорее был духом, призраком, скользившим над нашим миром и не способным принять его. И таким же призраком, бесплотным и бессмысленным, сидел теперь тут этот пловец, этот забытый богом и людьми забулдыга, уткнувшийся в свою порцию виски. В этом не было никакого смысла. Шутка, брошенная провидением впопыхах, нелепость.
Я резко поднялся, и с удовольствием ощутил, как кровь наконец-то заструилась по моим осоловевшим ногам. Нет, сейчас мне нужно поговорить с другим человеком, пойманным в сети привычки. Кивнув Игорю и знаком объяснив, куда направляюсь, я вышел из бара и направился прямиком к рулетке, за которой Витя спускал свои последние фишки.
И это вовсе не было оборотом речи. Рядом с незадачливым игроком стояло лишь три невысоких столбика зелёных фишек – самых “младших”, как я понял в прошлый раз из объяснений Дани. Зрителей тоже уже почти не осталось, лишь двое подозрительного вида субъектов с масляными лицами наблюдали молча и чему-то снисходительно улыбались.
“Ставки сделаны, ставок больше нет”, – привычно выкрикнул в этот момент крупье, даже не выкрикнул, а как-то вытолкнул из себя, и во фразе этой уже не было тех накала и страсти, которые слышались во время игры за “поле-элит”. Шарик запустили по кругу, он зашуршал недовольно и лениво, будто даже этот маленький металлический грабитель понимал всю незначительность совершающегося. “Три, красное, нечет, верх”, – сообщил крупье, едва, как мне показалось, сдерживая зевок, и медленно загрёб три Витиных фишки, стоявшие на чёрном. Зрители обменялись короткими репликами: “Вот тебе и удача” – “Да, дело известное”, – и снова нацепили свои въедливые улыбки. Витя деревянным, размеренным движением захватил один из столбиков и двинул его весь на чёт. На нём в буквальном смысле этого слова не было лица: я даже с трудом узнал своего несчастного приятеля. То была неподвижная маска, лишённая эмоций, вырезанное резцом скульптора подобие человеческих черт, в которые забыли вдохнуть жизнь. Ни один мускул не двигался; глаза были прикованы к рулетке, но в них не было больше страшного, нечеловеческого напряжения, как несколько дней назад, когда суммы ставок измерялись десятками тысяч. То было лицо безмерно уставшего и безразличного ко всему человека. Шарик запрыгал, застучал, выбрал удобную лунку и неторопливо лёг в неё. “Двадцать пять”, – объявил крупье, и столбик фишек медленно передвинулся в его сторону. Витя никак не отреагировал на проигрыш, он только начал подталкивать вперёд все оставшиеся зелёные кружочки. В этот самый момент я всё же решил вмешаться.
– Витя, – позвал мой несколько охрипший от спиртного голос – я словно услышал его со стороны, – эй, Витя!
Игрок не обратил на меня никакого внимания. Я повторил чуть громче – снова никакой реакции. Фишки уже почти достигли поля “низ”. В этот момент за моей спиной возник Игорь. Мягко, но уверенно отстранив меня, он сказал громко и раздельно, почти по слогам:
– Виктор, обратите на нас внимание, пожалуйста!
От этих слов игрок вздрогнул, будто его неожиданно пробудили ото сна. Поднял голову, огляделся, и по взгляду его было понятно, что он не понимает, где и почему находится. Но вот он задержался на наших лицах, прицепился к ним. Некое подобие узнавания промелькнуло в Витиных глазах и сипло, еле заметно шевеля губами, он произнёс:
– А… Привет, Саша.
Игорь меж тем подошёл к крупье и что-то шепнул ему на ухо. Тот вяло кивнул и пожал плечами. Игорь повернулся ко мне:
– Садитесь за стол, если хотите.
Я последовал его совету, и опустился в кресло рядом с Витей. Рука моего злосчастного приятеля всё ещё в нерешительности застыла на фишках. Я отвёл её и, стараясь поймать Витин взгляд, сказал:
– Послушай, Витя, послушай меня. Пора остановиться, правда… Это уже не имеет смысла. Ну, подумай сам, ведь всё уже кончилось. Не так, как ты рассчитывал, но кончилось, и возврата нет. Ты ведь слышишь меня?
Светлые глаза игрока остановились на мне, они были печальны и бесчувственны. Казалось, ничто не может поколебать странного спокойствия, овладевшего всем его существом.
– Все здесь хотят тебе только добра, – продолжал я, удивляясь, как это складно и легко вдруг потекла моя речь (неужели мартини было причиной и этого тоже?) – И все согласны, что надо было прекратить ещё гораздо раньше. Ещё когда ты выиграл всю ту кучу денег. Но теперь они ушли, и пока ты это не примешь, ничего не получится.
Витя разомкнул слипшиеся губы и тихо, так что едва можно было расслышать, прошептал:
– Саша, ты всегда был… таким настоящим.
Я в удивлении поглядел на него.
– Настоящим? Что ты такое говоришь?
– Да, настоящим, ты весь настоящий, реальный… У тебя реальные цели и реальная жизнь. А я… да что, ты ведь сам видишь. Не удался мой проект, – горько ухмыльнулся он. – Совсем не удался. Но ведь так и должно было быть, да, Саша? Ты ведь… ты ведь не верил, что я преуспею, правда? Даже когда мне повезло в тот раз, когда весь этот мешок фишек был моим, ты же и тогда не верил, признайся?
Я промолчал. Не отвечать представлялось мне самым разумным.
– Не верил, – сокрушённо покачал головой Витя. – И правильно делал. Я удивительно невезучий человек… патологически невезучий. И так во всём, что ни возьми. В игре, в жизни, в любви, да что перечислять! Так что и этот проект был с самого начала обречён… А знаешь, самое смешное, что я всё-таки верил, верил, что всё получится. То есть почти и не верил, умом, а сердце… с сердцем ничего не поделаешь. Да… – задумчиво протянул он, а затем решительным быстрым движением, словно отказываясь от последней надежды, пододвинул остатки фишек ко мне, поднялся, обвёл глазами собравшихся, отвесил им вдруг глубокий поклон и медленно заковылял прочь к выходу.
Все молчали. Странно и страшно было наблюдать за этим разбитым, уничтоженным человечком, смотреть на поникшие его плечи и сильно ссутулившуюся спину. Я машинально перебирал фишки пальцами, и они тихо постукивали. Спустя пару минут крупье обратился ко мне:
– Вы играете?
– Играю?.. О, вовсе нет, я сейчас освобожу место...
– Сыграйте, Александр Вадимович, – сказал вдруг Игорь, подойдя поближе. – Всего один раз. Не отдавать же эти фишки казино. Тут мелочь, конечно, но это вопрос принципа.
– Да ведь я… Я вовсе не хочу.
– Только один раз. В первый раз всем везёт.
Я пожал плечами. Почему бы и нет, в конце концов? К тому же мне было любопытно ощутить это затягивающее чувство азарта, о котором несколько дней назад так подробно рассказывал Витя. Кто знает, это может пригодиться в будущем и стать материалом для какого-нибудь рассказа.
Я сгрёб фишки в одну кучку и в нерешительности взглянул на разномастное поле для ставок.
– Действуйте спонтанно, – подсказал Игорь. – Не пытайтесь анализировать, это всё равно бесполезно.
Моя рука, послушная этому совету, подвинула фишки на первую треть. Две маслянистых личности переглянулись с видом знатоков. Крупье выкрикнул своё обыкновенное “Ставки сделаны, ставок больше нет” и запустил шарик.
Маленькая металлическая крупинка кружилась, царапала, мелькала у меня перед глазами. В её шорохе, неторопливом и в то же время спором, была какая-то умиротворяющая сила. Была ли тому причиной незначительность суммы или отсутствие настоящего риска, но я не ощущал ни малейшего волнения. Нет, мы все сейчас просто ставили эксперимент, и мне оставалось лишь наблюдать и ждать результата. Вот шарик запрыгал, стуча сердито и словно обиженно. Он прыгнул в лунку с размаха, не сомневаясь. В этот момент я зажмурился – не от страха, а как-то автоматически, рефлекторно, будто закрываясь от неожиданной угрозы. “Восемь!” – громовым голосом провозгласил крупье. “В яблочко”, – прокомментировал маслянистый субъект. Я открыл глаза. Шарик и вправду лежал в лунке с номером восемь, и колесо, заканчивавшее свой оборот, медленно несло его ко мне. Рука Игоря одобрительно похлопала меня по плечу.
– А вот теперь – всё, – твёрдо сказал он. – Забирайте выигрыш и больше никогда не приближайтесь к этой машине.
– Так и сделаю, – с развязной весёлостью подтвердил я, а потом сгрёб утроившиеся фишки и собирался уже пойти к кассе обменять их, как вдруг неясное ощущение, какое бывает, когда за тобой кто-то очень пристально наблюдает, тревожной дрожью пробежало по спине. Я быстро обернулся. Да, чувства не обманули меня: в каких-то нескольких шагах от стола стоял Смольянинов. Снова, как и несколько дней назад, он словно вырос из-под земли. Я сделал неопределённое движение рукой, будто стараясь удержать его, опасаясь, что он снова попытается убежать от меня, так ничего и не объяснив. Но в этот раз Николай и не думал скрываться. Он улыбнулся своей бледной, тяжёлой улыбкой и негромко, но очень отчётливо сказал:
– Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь снова. Поговорим, если ты не против?