Трям-Трям, поздоровался высокий молодой человек медным звоном дверного колокольчика. Юноша, дремавший за конторкой, быстро встал с высокого табурета, и учтиво поклонился.
– Могу ли я переговорить с Гюставом Карловичем? – спросил вошедший, в свою очередь, приветственно кивнув, сняв с головы высокий цилиндр.
– Боюсь это невозможно, он ещё вчера уехал в Петербург на презентацию большой счётной машины от «Абрикосов и компания». И если туда он очень торопился, то обратно, сами понимаете, шумная столичная жизнь, встреча со старыми знакомыми…
– Тогда может быть, вы…
– Андрей Петрович, можно просто – Андрей.
– Прекрасно, коли по-простому, то не будем ходить вдоль да около. Меня зовут – Илья Фомин, имею счастье служить у графов Головиных. Но сразу к делу. Ещё утром ничего не предвещало беды, и вот незадача, сегодня ровно в одиннадцать десять сломался домашний вычислитель, представляете, такое несчастье.
– Мне ли этого не понимать? – проговорил юноша, изо всех сил пряча улыбку, за озабоченным ворожением лица. – Какая модель?
– Эльбрус – примус.
– Вы находитесь у нас на обслуживании?
– Да, конечно.
– Ну, тогда не будем, терять ни секунды, я сейчас оформлю заказ, и пойду прогревать паротяг, – Андрей склонился над клавиатурой и начал что-то быстро печатать. – Поедим в дом на Ордынке?
– Нет, в усадьбу на садовом кольце. Вот только не стоит беспокоить, паровой реликт, я на пневмомобиле. В дорогу друг мой, – Илья изобразил вселенскую скорбь, – там же все так страдают, такое горе.
Что нужно мастеру по обслуживанию, домашних вычислителей, больших счётных машин, и телетайпных станций? Да много чего, воротки для натягивания струн и фибры, заводные отвёртки, кисточки для удаления пыли, пинцеты, гаечки, винтики, много всякого разного. И для каждой машины свой инструмент. Для «Эльбруса – примуса» всё необходимое содержалось в саквояже жёлтой кожи, Андрей почти на бегу, подхватил его, надел котелок, тем самым продемонстрировав полную готовность.
Улица, как и должно, в начале третьего пустовала. Рабочий день. Обед давно закончен, а до пятичасового чая, ещё далеко. Именно поэтому аутовентура – последнее детище Балтийского завода, непросто бросилась в глаза, она пришпилила их золотыми булавками. Настоящее произведение искусства. Пятитактный движок, три огромных пневмоаккумулятора, скорость до ста за девять секунд, и всё это ослепительно бирюзового цвета.
– А чего не Путиловский? Их «Самсона» многие хвалят, – поинтересовался Андрей, когда они, набрав приличную скорость, выехали на Варварку, – я читал, что их семиступенчатый автомат весьма хорош.
– У него усилитель руля слабоват, у нас ведь шофёров нет, господа водят сами, меня же попросили так – не в службу, а в дружбу.
– Неужели даже мадам за рулём?
– И мадам и мадмуазель, последнее время граф всё больше пассажиром ездит.
Москва глушь. Куда ей до Владивостока, или Казани. Но это и хорошо, тихая спокойная жизнь без этой петербургской толчеи, угольного смрада, как в нижнем, и бесконечных одесских пробок. Культурная столица, ни дать ни взять.
В усадьбе с нетерпением ждали, об этом говорили: ворота, отворенные нараспашку, и встречающие у парадного входа. По лестнице навстречу, почти бегом, кинулась совсем молоденькая девушка, на вид ей не было даже восемнадцати. Правда, сразу спохватившись, резко остановилась и наигранно обиженным тоном произнесла:
– Ах, Илья, отчего так долго? – но заметив, что мастер, которого она так ожидала немногим старше её, изменила тон на кокетливо-милый скомандовала: – Представьте меня.
– Светлана Ивановна Головина.
Девушка присела в элегантном книксене.
– Андрей Петрович Сумароков, – поклонился юноша.
– Ах, пойдёмте быстрее. Папенька пока не знает, нет, я ничего не собиралась скрывать, просто хочется сказать, когда всё уже будет покончено, – на мгновение девушка остановилась, как будто вспомнив чего-то, обернулась и подчёркнуто строгим голосом, как это делают взрослые, произнесла: – А вы Илья молодец.
Старинные московские усадьбы. Вот умели раньше строить, все эти мезонины, балюстрады, колонны, пилястры, и недремлющее око на портике. Веет от этого каким-то теплом, светом и уютом, не то что сейчас, зальют всё бетоном, оденут в мрамор да гранит, и ввысь этажей на двадцать. Эдакие человеческие муравейники, хотя многим нравится. Японцы даже окрестили Владик – «Каменными джунглями», не понять островитянам широты имперской души, они ведь до сих пор дома из бумаги клеят.
– Вот он, сломался, – поджав губки, сказала Светлана, указывая на лучшего друга молодёжи, вычислительный комплекс «Эльбрус».
– Неужели сам вроде давно уже не машина Бебиджа, – Андрей испытующе посмотрел на девушку, стараясь поймать её взгляд, не получилось: – Ну и как это произошло?
– Всё было хорошо, и тут хрусть, и печать встала, а маховик продолжил вращаться как ни в чём не бывало.
– Светлана Ивановна, а если подумать.
– Моей вины в этом нет! – тут же выдала девушка.
– Послушайте, – юная особа явно темнила, и её следовало вывести на чистую воду, но делать это стоит деликатно, графиня всё ж, – если вы откроете секрет поломки, я никому не расскажу. Мы, ведь почти как хирурги, врачебная тайна, если хотите.
– Это наверняка домовой Кузька, его проделки.
– Графиня, – нараспев произнёс юноша, – стоит ли клеветать на безвредного полтергейста?
– Хорошо! – решительно воскликнула Светлана, быстро приблизилась, и почти шёпотом сказала: – Я уронила туда шпильку для волос. Она лежала вот здесь.
Мастер, почти хирург, проследил пальцем траекторию возможного падения.
– Могло быть хуже.
– Это лечится?
– К счастью, в счётных машинах, в отличие от людей лечится всё, – Андрей открыл саквояж и, вооружившись заводной отвёрткой, стал снимать декоративные панели.
– И что сейчас будет? – поинтересовалась девушка.
– Ничего особенного, заколку вытащим, струны, если порвались, натянем. Это центральный процессор он переводит получаемый сигнал двоичного кода: на память, на перфоленты, и печатную головку. Вот порвись нить основного кабеля, то сети лишились бы…
– Насколько? – ужаснулась Светлана.
– Неделю, не меньше. Хотя, как водится, не худа без добра, «Никишкины и сыновья», сейчас уже кладут кабель с новой тонконитью. Это если передавать не цифровой, а аналоговый сигнал. Она в магнитном поле, и очень чувствительна, звук передаётся намного качественней чем, через цифру. Я не удивлюсь, что скоро синематограф по сети крутить начнут.
– Ну да Зворыгин, в технологическом, приводит эксперименты. И вроде всё продвигается просто прекрасно.
– А вы где читали?
– На: наука, техника, точка, РИ.
– Мне на том ресурсе очень понравился комментарий великого князя Михаила.
– Да, да: – «Неплохая идея, надо попробовать, но давайте выберем страну, которую не жалко», – девушка весело рассмеялась и захлопала в ладоши.
Извлечение посторонних предметов из тела механизма – рутина. Но даже работа может быть приятной и весьма весёлой. Особенно с такой очаровательной помощницей. Светлана обнаружила знания не только названий инструментов, но и компонентов самой машины. Шпильку нашли, вытащили, порванные струнные тяги натянули, декоративные панели поставили на место.
– Ну вот всё готово! – подвёл итог, общим стараниям Андрей. – Можно запускать.
– Я сама! – и вприпрыжку как маленькая девочка, графиня кинулась к ручке маховика.
– У вас до сих пор нет пневмопривода? – удивился юноша.
– Папенька говорит, что пусть от машины хоть какая польза будет. Пускай и в области физкультуры.
Маховик энергетическое сердце любой счётной машины. Можно вращать его самим вручную, можно нанять людей крутить педали, можно приобрести пневмопривод и вставлять в него съёмные баллоны со сжатым воздухом. Задача одна. Раскрутить массивное колесо до скорости не менее пяти оборотов в секунду. И это непросто. Но юное создание графских кровей, ничтоже сумняшеся, как заправский битюг, даже предварительно поплевав на руки, взялось за дело. Причём она это проделала так легко и грациозно, что Андрей даже залюбовался.
Тахометр пискнул, машина ожила. И тут же завизжали двадцать четыре иголки печатной головки. Счётный агрегат выдавал всё то, что пришло по сети, за несколько часов поломки. Лента с непринятыми посланиями с бешеной скоростью поползла вверх. Светлана кинулась, спасать, свои секретики, но было уже поздно.
– Не читайте, там наверняка всякая глупость! – вскричала она, прикрывая собой листы убористого текста.
– Я уже два года обслуживаю счётные машины, и сдаётся, что это стало нормой.
– А вы разве не в сети?
– Болел ею, и в школе, и в реальном училище, сейчас вроде отпустило, – юноша с резким звуком закрыл саквояж. – Как мы убедились, всё работает. Желать новой встречи не буду. Пусть больше не ломается.
Зависла неловкая пауза. На помощь пришли часы, пробившие пять.
– А может быть чаю! – радостно воскликнула девушка.
– Не откажусь.
Откуда повелась на Руси традиция пить чай в пять часов, не сможет уже пояснить даже президент академии наук Анатолий Александрович Вассерман. То ли оттого что обед уже далеко, а ужин не скоро, то ли после сухого закона по окончании великой войны, когда всех отучали пить горькую, то ли просто из желания перекусить перед дорогой домой. Факт налицо, ровно в пять, вся империя вымирала на десять минут.
– Ах, милая тётушка – вот наш спаситель и герой, – обратилась Светлана к пожилой даме та, уже отчего-то не дождавшись, племянницы приступила к чаепитию.
– Андрей Петрович Сумароков, – представился юноша.
– Это вроде промышленники в Сибири.
– Нет, они Саморуковы, я же из дома баронов фон Ротенштайнов просто дедушка решил схоронить угасающую русскую фамилию.
– Михаил фон Ротенштайн…
– Это мой двоюродный дядя.
– Весьма похвально, что имея, такие связи вы зарабатываете собственным трудом, – старушка была очень искренна в словах, потом немного подумав, добавила: – вы тоже целыми днями печатаете на машинке.
– Нет, он не такой, – неожиданно вступилась юная графиня, разливая чай.
– Отчего же?
– Наелся, наверное. Случилось так. Подружился в сети, с группой изобретателей, они над планерами на реактивной тяге работают, ну альтернатива цеппелинам. И вроде всё хорошо, интересные, увлечённые люди, а в сеть чушь всякую вываливают: что ели, какая пагода, ну и особенно… – замялся Андрей.
– Понятно! – пришла на помощь Светлана.
– И тут в нижнем, на международной выставке увидел куклу, играющую в шахматы. Они ещё там перфоленту кольцевую впервые применили, об этом ещё много писали. И пришла мне мысль в голову, смастерить заводного человека, сейчас над кистью руки работаю.
– Это как у Чапека! – восхитилась девушка.
– Ну да.
– Надо же, одни целыми днями сидят и строчат послания, другие делают роботов, – грустно улыбнулась старушка. – Кузина из Петербурга, как-то написала: – «Город переполнен одинокими людьми», печально всё это.
Светлана вызвалась проводить гостя.
– Андрей…
– Можно просто Андрей.
– Хорошо, так вот, как не странно чинить машину оказалось весьма увлекательно. Вот бы…
– Да. Я даже не заметил, как пролетело время. Вот только…
– Илья, может…
– Нет смысла возвращаться в бюро, сразу домой, здесь недалеко – двадцать минут на трамвае.
– А вы танцуете? – спросила девушка, явно на что-то решившись.
– Да, конечно! – почему-то очень обрадовался этому умению Андрей.
– На октябрьские Ростовы дают малый бал, – краснея, проговорила юная графиня. – Пришлёте приглашение, от своего имени? А то папенька не отпустит.
– С условием что гавот и танго – мои.
– Да и вальс с фокстротом тоже, – проговорила девушка так тихо, чтобы никто не услышал даже домовой Кузька.