Аккуратно лавируя между вечно спешащими непонятно куда и непонятно зачем москвичами и ловко перешагивая ноябрьскую наледь на асфальте, Агафон Андрианович направлялся на свою первую рабочую смену на новом месте. Он был так несказанно рад, что ему в аккурат под самую пенсию удалось пристроиться хоть на какую-нибудь работу, пусть и за мизерную по столичным меркам заработную плату, что даже не замечал ужаснейшего ветра и очень мелкого снега, которые в своем взаимодействии кололи лицо так, словно сотня портных пришивали к коже джинсовую заплатку. Нет-нет, он отнюдь не был безработным до этого, а наоборот добросовестно трудился водителем на городском автобусе, но, увы, пара легких, ничем не примечательных ДТП, произошедших не по его вине, отправили Агафона Андриановича на покой за год до выхода на пенсию. А жить на деньги жены, работающей во вполне обычной государственной библиотеке, не представлялось возможным.
Ровно в девятнадцать часов пятьдесят минут человек в сером пальто, синих, слегка потертых, брюках и увесистых, несколько нелепых ботинках оказался у заднего входа в очень красивое здание, построенного в стиле барокко. Здание было округлой формы, в несколько этажей. Первый этаж был полностью выкрашен в бордовый цвет и украшен равномерно развешанными железными фонарями. Этажами выше бордовый цвет гармонично сливался с кремовым. Окна были довольно широки, а над ними просматривался волновой орнамент. Над окнами последнего этажа и вовсе можно было увидеть целый фирменный узор из белокаменных гребешков и различных завитушек. И вся эта массивная величественная красота находилась возле самой дороги и делала все проезжающие мимо машины, причем неважно, какого размера или марки, мелкими, ничего не значащими железяками.
Агафон Андрианович стеснительно потянул тяжелую дверь на себя и вошел внутрь.
- Добрый вечер! Вы новый охранник, да? – встретил мужчину молодой коллега в униформе, на которой красовалось громкое слово «ОХРАННИК», - я Глеб, сегодня в день дежурил.
Агафон Андрианович с легкой улыбкой пожал протянутую ему руку и, следуя этикету, снял фуражку.
- Очень приятно, меня Агафон зовут, – несколько хрипло ответил он.
Глеб искренне удивился такому имени, но виду подавать не стал.
- Так, мне велено Вам форму выдать, правда не знаю, подойдет ли…
Агафон Андрианович виновато посмотрел на свой животик, напоминавший спелый арбуз, и ничего не ответил.
- Сейчас достану, - продолжал Глеб, - Вы пока осматривайтесь. Работа спокойная, непыльная, никаких грабителей не ждите. И, кстати, иногда жалеешь об этом. Размяться, понимаешь, хочется, а не с кем. Обход, правда, нужно делать каждые два часа, так что особо не поспишь. Фонарь, дубинка предоставляются под подпись. Телевизор маленький, пузатенький, чуть шипит, но пять каналов найдется. А вот и форма…
- Ты сам-то давно здесь трудишься? – принимая стопку одежды, спросил Агафон Андрианович.
- Да с полгода как. Я вообще студент, юрист будущий, тут подрабатываю.
- Ну, это правильно, к труду с ранних лет привыкать надо, иначе потом тяжело придется.
- Да каких ранних, я уже давно не юнец.
- Служил?
- А как же. Под Курском.
- Вон как, легендарное место.
- Да, до сих пор следы войны находят, и еще долго находить будут.
Повисла короткая пауза. Агафон Андрианович посмотрел в зеркало на свое отражение, заботливо провел ладонью по лысине, пригладил растущие по бокам головы оставшиеся серебристо-седые волосы, и шмыгнул громадным носом.
- Время уже восемь, я, в принципе, идти могу, - засобирался Глеб, - Вы в том журнале распишитесь только.
- Да-да, хорошо.
- Ладно тогда, удачной смены. Не забывайте про обходы. В ящике кроссворды есть. До свидания, как Вас, извините?
- Агафон.
- Да, удачи Агафон.
- Ну и тебе не хворать.
Мужчины крепко пожали друг другу руки и дверь захлопнулась.
Агафон Андрианович повернул ключ и стал переодеваться. Форма, включающая в себя лишь черный свитер и такого же цвета штаны, оказалась довольно тесной в плечах, и, как показалось с первой примерки, немного жаркой. Агафон Андрианович сел за стол и вспомнил о том, что ему нужно черкануть в белом журнале с надписью на обложке «Учет работы и сдачи/приема смен дежурных сотрудников охраны Московского центрального дома культуры железнодорожников». Перспектива длиной ночи немного смущала его, так как телевизор он и дома не смотрел, а кроссворды разгадывать не умел, поэтому первые полчаса новоиспеченный сотрудник просто сидел и вертел головой на сто восемьдесят градусов, изучая каморку. Потом встал и начал маячить туда и обратно, а затем по кругу. «Ладно, пойду, прогуляюсь по зданию», - решил, наконец, Агафон Андрианович. Взяв фонарь, выпрямив плечи, он, не спеша, тщательно из любопытства освещая каждый метр, отправился в обход. Мраморные массивные ступени, дворцовые завороты, ковры и резные двери, величественно появляющиеся в круге света фонаря, так поглощали Агафона Андриановича, что он вскоре после начала своего путешествия элементарно заблудился. Стало жутко. «Это всего лишь пустое здание, в котором кроме меня никого нет», - подобно десятилетнему мальчишке, утешал себя мужчина. Перед ним открылся еще один коридор и, вместо того чтобы попробовать вернуться на исходную позицию, Агафон Андрианович направился дальше. «Красота!» - дивился он, немного успокоив свой страх.
Вдруг послышался легкий противный скрип. Бедного Агафона Андриановича в момент бросило в пот, и его немолодое сердечко бешено застучало. Он лихорадочно освещал фонарем все вокруг, включая высокий потолок и люстры, каждая из которых представляла собой настоящее произведение искусства, поражая изысканностью конструкции. Несколько минут он стоял не шелохнувшись, прижавшись спиной к стене, а после решил отправиться к себе за столик и больше до рассвета не высовываться. Но беда заключалась в том, что спустя буквально пару десятков шагов Агафон Андрианович ясно понял, что путь назад надо будет еще поискать, и более того, он совершенно не помнит куда идти. На секунду его будто охватил приступ клаустрофобии, он готов был лечь прямо здесь на полу и забыться во сне, лишь бы не видеть все эти просторные и размашистые коридоры и кабинеты. Но вспомнив, что он мужик, да мужик в немалом возрасте и пристыдив себя за вшивый испуг, решил довериться своей интуиции. Увы, это оказалось довольно ошибочным решением. Каких-то три-четыре поворота и вот, пожалуйста, тупик. «Черт! Кто так строит!» - гневно заворчал Агафон Андрианович.
- Добрый вечер, - тихо, едва слышно донеслось из темноты.
Агафон Андрианович продолжал осматриваться, но никакого страха уже не было, а только злоба на всю эту сложившуюся ситуацию.
- Гражданин, добрый вечер, - уже громче, с холодом повторил голос.
Тут Агафон Андрианович буквально камнем застыл на месте. Он даже не пытался что-либо осветить, а просто встал и опустил фонарь. Иллюзия, что если он ничего не видит, то значит, ничего и не случится, была единственной его надеждой на спасение.
- Кажется, Вы высказали критического рода замечание в адрес конструкции сего здания? Правильно я Вас понял? – продолжал голос.
Несчастный Агафон Андрианович дрожал, словно замерзший котенок. Весь похолодевший, растерянный, он стоял, судорожно сжимая кулаки, в одном из которых торчал опущенный фонарь.
Миновала короткая пауза. Кое-как, все так же дрожа, Агафон Андрианович сделал вдох и медленно поднял фонарь на уровень пояса. Его сердце билось так, что если подложить под него грецкий орех, то он без труда бы раскололся, а после того, что Агафон Андрианович увидел, сердце и вовсе едва-едва не разорвалось вдребезги, подобно разбитому на счастье фужеру.
В круге света фонаря, в паре метрах впереди стоял человек. Нет, пожалуй, не человек, а очертания человека. Бледно-серый господин, в деловом, но уж больно старомодном костюме, с многочисленными медалями, орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени. Довольно хмур, серьезен, морщинист и лыс.
- Господи помилуй! Господи помилуй! – быстро начал креститься Агафон Андрианович.
- Это ни к чему, - отрезал господин, - во всяком случае, Господь Вас, конечно, помилует, но вот загвоздка в том, что миловать Вас совершеннейшим образом не от кого, так как я ни в коем случае не собираюсь причинять Вам вред.
- Вы… Вы… П-п-проссстите, к-к-кто? – весь вспотев, заикался Агафон Андрианович.
- Разумеется, позвольте представиться. Щусев Алексей Викторович – главный инженер Центрального дома культуры железнодорожников, который Вы, в данный момент, сейчас охраняете, за что я Вам безмерно благодарен.
Агафон Андрианович продолжал стоять как вкопанный.
- Вижу, друг мой, что в Ваших глазах читается очевидный вопрос, - любезно продолжал Алексей Викторович, - так вот, можете считать меня призраком, духом или привидением, поверьте, мне абсолютно все равно. Секрет моего долголетия прост – я существую, пока обо мне помнят. И уж поверьте мне на слово, что так со всеми – пока человека помнят, он с нами, то есть с вами – живыми.
- Д-да, - лишь бы не повисла пугающая пауза, выдавил Агафон Андрианович.
- Да. Вас как зовут, простите?
- Аг-г-гафон.
- Очень приятно, - растягивая первую букву, ответил Щусев, - что, может, вернемся к предмету начала нашего разговора?
- Р-разумеется, к-как вам уг-годно.
- Славно. И перестаньте заикаться, я наблюдаю за вами уже с несколько часов и надо признать, что при вступлении на дежурство Вы не страдали таким недугом.
- Х-хорошо, я-я постараюсь.
- Договорились. Так вот, милый мой Агафон, построено это здание вполне себе нормально, в так называемом стиле Московского барокко. Заблудились Вы вовсе не от халатности инженеров или строителей, а от того, что ходите там, где Вам ходить нежелательно, тем более ночью и, что особенно важно, в первый раз без сопровождения.
Агафон Андрианович чувствовал себя мало того, что дико напуганным, так еще и чертовски виноватым, будто он школьник, забывший дома сменную обувь, и теперь его отчитывают перед директором.
- Извините меня, - кивал он, - извините меня. Пожалуйста, извините меня.
- Извиню конечно, что же мне с тобой еще делать.
- Спасибо Вам большое, огромное спасибо, больше такого не повторится, - пищал Агафон.
- Перестаньте! Вы то заикаетесь, то мямлите. С Вами крайне тяжело разговаривать как мужчине с мужчиной, но немного просветить Вас в области культуры хочу невероятно, хотя представляю, что это дастся мне с большим трудом.
- Я… Я согласен, - стараясь изо всех сил контролировать себя, сказал охранник.
- Согласен? Так сразу?
- Да, согласен.
Агафон Андрианович нисколько не осмелел, просто животный страх засел в нем уже с корнем и слился с сознанием в единое целое, полностью контролируя разум и речевой центр.
- Это меня, милый друг, и радует, и пугает одновременно.
- Да.
- Да? Ах да, именно пугает. Я, говоря вашим языком, дух, но какое-то опасение все же есть. Так вы согласны?
- Согласен.
Минутная пауза.
- Все слышали? – крикнул басом Алексей Викторович, - Он согласен!
Тут буквально из темноты, из стен, из дверей стали появляться такие же очертания людей в театральных костюмах, в рабочей одежде и народных нарядах. Элегантно вырисовывалась мебель, предметы интерьера и быта. Все люди были чем-то заняты или же вели разного рода беседы. Зажглись люстры, распахнулись форточки и глухо ухнул непонятно откуда взявшийся филин.
Увидев всю эту красоту, Агафон просто-напросто упал на пол и заорал не своим голосом.
Все вздрогнули и обратили внимание на несчастного мужчину, скукожившегося на полу.
- Тише! Тише! Что Вы кричите? – пытался успокоить Агафона Андриановича Алексей Викторович, - это вполне обычные люди.
Тем не менее, бедняга Агафон не умолкал.
- Господа, несите водки! Срочно и побольше! – скомандовал Щусев, - миленький мой, да успокойтесь Вы уже, право, уши заложило от Ваших воплей!
Спустя пару мгновений молоденькая белокурая девушка оказалась возле Щусева с подносом, на котором красовался натюрморт: графин водки, стопка и тарелка с закуской.
- Отведайте, уважаемый, - любезничал Алексей Викторович.
Агафон Андрианович моментально замолчал и уставился на напиток. «Будь что будет. Отравят, так оно и к лучшему!» - решил он.
- Вот и славно! Еще, мой дорогой друг?
Агафон опрокинул еще одну рюмашку.
- Может быть еще?
- С удовольствием, - прохрипел охранник.
- Отлично! И не закусывая! Блеск!
Три рюмки действительно плодотворно подействовали на Агафона Андриановича. Он встал на ноги и принялся осматривать и переосмысливать сложившую вокруг него обстановку.
- Товарищи, прошу меня сердечно извинить за мое поведение. Оно было недостойно мужчины, - громко затараторил Агафон, глазами стреляя в каждого окружающего его персонажа.
Водка не до конца еще освоилась в организме, поэтому голос и ноги его по-прежнему немного дрожали. Все молчали и с интересом смотрели на Агафона.
- Браво! Вы молодец, поступок достойный уважения! – поддержал охранника Щусев и захлопал в ладоши.
Его мигом подержали остальные, и поднялся легкий шум от аплодисментов.
- Так, прошу всех забыть о данном, немного нелепом инциденте, и продолжать заниматься своими делами! – распорядился Алексей Викторович, - а вы пойдемте со мной.
Агафон Андрианович чуть ли не на цыпочках, прикрепив выключенный фонарь к поясу (с появлением духов света стало вполне предостаточно) и, оглядываясь в разные стороны, отправился рядом с, будто плывущим по воздуху, Щусевым.
- Так вот, отныне больше не пугайтесь, сердечно прошу Вас. Торжественная закладка будущего Дома культуры железнодорожников состоялась 1 мая 1925 года, а открытие, торжественное открытие именовавшегося тогда образцового рабочего клуба-театра прошло 30 апреля 1927 года, увы, без меня. Но я слышал, что там присутствовали вполне себе замечательные люди, такие как Николай Александрович, как его, черт возьми, Угланов - первый секретарь Московского комитета Всероссийской коммунистической партии, председатель и будущий секретарь ЦК КПСС Андреев Андрей Андреевич; председатель правления клуба Круцо и другие многоуважаемые люди.
- А отчего Вас в тот день не было? – с каждым шагом все более осваиваясь, поинтересовался Агафон.
После этого вопроса Алексей Викторович несколько погрустнел и даже отвернулся, но все же ответил, пусть и было видно, что делает он это, скрепя сердце:
- У меня тогда конфликт с руководством случился. Они мой проект достройки Казанского вокзала сократили. И я уехал в Среднюю Азию.
- Да что Вы! Казанский вокзал тоже Вы строили?!
- Ну, имелся грешок.
- Потрясающе!
- Не льстите мне, самый смелый замысел все равно так и не удалось осуществить.
- Что за замысел?
- Ишь ты, смотри какой любопытный! Крытый остекленный дебаркадер вокзала, состоящий из трех цилиндрических сводов, если ты конечно поймешь, о чем я.
- Потрясающе, Вы большой мастер! А что еще Вы спроектировали?
- Мавзолей.
- Ленина?
- Его самого.
- Вот это да!
- Полно! Мы отвлеклись. Я в кой-то веки имею шанс хоть что-нибудь рассказать о богатой истории этого здания, а Вы меня про меня, черт возьми, спрашиваете.
- Покорнейше прошу меня извинить.
- Вот, значит, - продолжил Щусев, распахивая перед Агафоном высокие двери и открывая перед ним сверкающий мрамором зал, - один из многих кружков, нашедших приют в стенах этого дома – кружок живописного искусства.
Агафона Андриановича снова окутал ужас, но в то же время и восхищение. За столами и мольбертами сидели или стояли люди разных возрастов, явно небогатого достатка, однако все они были с головою увлечены живописью. На стенах висели осенние, летние, зимние, весенние пейзажи, портреты мужчин, женщин, животных и детей, а так же цветочные натюрморты. Между художниками деловито расхаживал худощавый мужичок в очках и шепотом давал им дельные советы.
- Пойдемте, мой друг, не будем мешать.
- Да-да, конечно.
Пара двинулась в следующий кабинет.
- Скажите пожалуйста, Алексей Викторович, до меня многих Вы на подобные экскурсии водили?
- Нет, никто же не ходит в ночные обходы, все спят в основном. Один был лет двадцать пять назад, так он от разрыва сердца сразу умер, как меня увидел.
- Вон как… - с досадой от того, что он такой правильный, выдохнул Агафон.
- А вот и следующий зал, но тут будьте, прошу Вас, еще тише прежнего.
По всему залу были расставлены шахматные столики. За каждым по два человека в костюмах сидели друг напротив друга, и, не отрываясь, смотрели на фигуры. На стене висел портрет четвертого по счету и первого Советского чемпиона мира по шахматам Александра Александровича Алехина. Тишина действительно стояла гробовая. Лишь стремительное тиканье шахматных часов говорило о том, что тут ведутся ожесточенные бои.
Щусев жестом показал, что пора уходить и закрывать за собой дверь.
- А это клуб в клубе, так сказать. Шахматный в железнодорожном.
- Достойно, достойно, ; чувствуя всю пользу водки, окончательно освоился Агафон Андрианович, ; я тоже в детстве как-то пробовал играть. И, знаете, играл. Как сейчас помню французскую защиту.
- Очень рад за Вас, мой друг, но нам надо спешить, скоро рассвет.
Агафон Андрианович даже немного обиделся на то, что его перебили на рассказе о его чуть ли не единственном таланте, тем не менее, демонстрировать это было бы крайней глупостью.
Джентльмены поднялись на этаж выше.
- Тут у нас технологии, техника и другие чудеса, ; завел Щусев своего спутника в еще один просторный зал, - радиокружок при передаточной радиостанции.
Зал был завален совершенно непонятными простому обывателю приборами, датчиками, счетчиками, тумблерами и прочими аксессуарами радиолюбителя. Вся эта красота дополнялась также многочисленными проводами и антеннами. Посередине копошилось с десяток юных парней в резиновых перчатках, оживленно что-то обсуждая и сыпав во все стороны специальными терминами.
- Вот, полюбуйтесь, Агафон Андрианович, именно такие простые ребята создавали ваши нынешние коммуникации.
Не успел тот дать свой хвалебный комментарий, как из соседнего кабинета донеслась энергичная музыка и командный голос, который вел вполне себе простенький счет: «и раз, два три, четыре, и раз, два, три, четыре».
- Танцы с элементами акробатики... Или акробатика с элементами танцев… Как угодно, но суть одна – по-настоящему уникальный коллектив под руководством гениального режиссера Роксанова Александра Васильевича. Он же, между прочим, еще и знания по теории танца дает отменные.
- Даааа, я бы так не смог, - почесал затылок Агафон, глядя на прыгающих и раздвигающих в воздухе ноги чуть ли не под сто восемьдесят градусов молодых людей.
- Хех, не мудрено, годы тренировок нужны. Пойдем дальше.
Мужчины двинулись по мраморной лестнице, придерживаясь за массивные белые резные перила, хотя минимум одному из них перила, лестница или даже стены были совершенно до лампочки.
- Кстати, в этом же кабинете, но по другим дням, проходит еще один кружок – кружок западных танцев, но, увы, он за отдельную плату, - сказал Щусев, - а сейчас я хотел бы Вам показать the lessons of foreign languages.
- Что, простите, я не расслышал?
Алексей Викторович слегка, до размеров щелки для глаза, приоткрыл еще одну резную дверь.
- Не притворяйтесь, друг мой, все Вы расслышали, просто банально не поняли. А я, между прочим, сказал по-английски «кружок иностранных языков».
- Аааа да-да, что это я так, - пытался оправдать свое невежество Агафон Андрианович и в то же время про себя ругал свои пробелы в образовании, тем более в присутствии «духов» это выглядело еще более дико.
- То-то же, стыдно, батюшка. Идем дальше.
Идти пришлось недалеко. Через шагов десять Алексей Викторович и Агафон Андрианович зашли в большую залу, заставленную книжными шкафами, а посередине зала за небольшим круглым столом сидели юноши и девушки.
- Библиотека и созданный при ней литературный кружок. Сегодня, кажется, Исаака Бабеля обсуждают, - пояснил Щусев.
- Товарищ главный инженер, - дивясь своей наглости и напору, сменил тему Агафон, - а Вы меня в концертный зал поведете?
- Смотри, какой прыткий. Ну пойдем.
Они прикрыли за собой дверь и снова отправились вниз. Алексей Викторович продолжал:
- В Центральном доме культуры железнодорожников регулярно проходили разного рода выставки. Самые известные - это, пожалуй, выставки художественного плаката и выставка-конкурс проектов на лучшие рельсовые стыки и скрепления. Кстати, возвращаясь назад, скажу еще о том, что тут был и фото-кружок, и кружок кройки и шитья. Помимо этого здесь устраивали технические консультации для железнодорожников, читали лекции, позже появилось методическое бюро, а затем и вовсе открылся воскресный университет. С 1936 года в летнее время в клубе работал зал самообразования, где любой желающий мог познакомиться с учебной литературой. А вот и жемчужина здания – зрительный зал.
Перед Агафоном Андриановичем раскинулся роскошный полукруглый зрительный зал, состоящий из двух частей – партера и балкона, причем по вместимости и по контуру исполнения они были примерно равны. Разница была лишь в высоте. Стулья целиком были покрыты бархатом, на потолке золотом переливались люстры, посередине партера за расписными шторами располагалась специальная ложа для высокопоставленных гостей. Увидев все это, Агафон Андрианович совершенно забыл, что возле него парит в воздухе инженер Щусев, забыл все, что произошло с ним за последние пару часов, забыл обо всех этих кружках и «духах», которые там занимаются. В общем, весь этот сущий бред, который мог придумать лишь самый сумасшедший человек. Нет, он посещал время от времени театры и дома культуры, но делал это крайне редко, так как денег на билеты не хватало, и приходилось ждать, когда профсоюз выдаст заветные два талончика. Хотя заветные они были, скорее, для его жены, ведь по такому случаю она надевала свои лучшие наряды, вешала разного рода украшения и душилась элитным, по ее меркам, парфюмом. Агафону Андриановичу поход на столь светское мероприятие давался нелегко, так как был сродни визиту к министру. Ему приходилось отвлекаться от чтения газет, менять дырявую домашнюю майку и протертые трико на тесный костюм, толпиться у гардероба, протискиваться на свое место, тщательно следя за этикетом. Поэтому он особо никуда не ходил и ничего дальше своего носа не видел.
- Нравится? – поинтересовался Алексей Викторович.
- Невероятно! – вздрогнув, ответил Агафон.
- Тогда вперед на сцену!
Агафон Андрианович двинулся в соответствующем направлении. Он поднялся по ступенькам и вплотную подошел к увесистым кулисам. Развернулся. Перед ним в одно мгновение открылся завораживающий, всепоглощающий, величественный вид. Он стоял на сцене перед полукруглым залом и чувствовал, что он может петь, танцевать, читать стихи, ставить пьесу и многое другое. И все это нести в народ. Он снова позабыл, что рядом с ним кто-то есть, он буквально не мог налюбоваться столь потрясающей панорамой.
- Попрошу Вас, мой друг, быть сейчас внимательным и осторожным. Сейчас Вы увидите настоящее величие этой сцены. И ни шагу в сторону. Нам нужно много места!
Агафон Андрианович был заинтригован.
- Параду творческих коллективов быть! – крикнул Щусев, - да, и запомните, величие сцены заключается в людях, которые на ней выступают, - добавил он, обращаясь к Агафону.
И тут справа налево двинулась колонна людей в одинаковой одежде.
- Первый песенный хор клуба железнодорожников, - громко пояснял Щусев, подобно господину Коровьеву из романа «Мастер и Маргарита» на балу у Сатаны, - хор признавался лучшим в Москве, давал концерты в Московской консерватории, был отмечен грамотой на Всесоюзной олимпиаде профсоюзов. Хор, «Первую конную» запе-вай!
И громко полились слова:
Конь вороной,
Не стой подо мной…
- Далее под музыку из оперы «Золотой ручей» Дмитрия Дмитриевича Шостаковича в собственном исполнении появился кружок струнных инструментов.
Около тридцати пяти бравых ребят гордо проследовали мимо искренне потрясенного Агафона Андриановича.
- Рабочий театр под руководством знаменитейшего режиссера Тодди. И сегодня его актеры в образах героев произведения великого русского драматурга Александра Николаевича Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын»!
По сцене вольготно прошли отставной чиновник Крутицкий с семьей, мещанка Домна, квартальный Тигрий и другие.
- Коллектив много гастролировал по линиям железной дороги, давал уроки мастерства местным артистам и инструктировал начинающих. Далее у нас следует симфонический кружок под руководством мудрейшего из мудрейших, профессора Тбилисской консерватории Петра Павловича Ильченко. И сегодня музыканты кружка исполняют «Симфонию №5» Антона Григорьевича Рубинштейна.
По сцене плыли очертания людей с флейтами, скрипками, кларнетами и другими музыкальными инструментами.
- А затем грандиозная совместная работа всех коллективов дома железнодорожников – опера еще одного гения русской музыки Модеста Петровича Мусоргского «Сорочинская ярмарка»! В спектакле было задействовано без малого 130 человек! О ней писали многие газеты и журналы, которые давали исключительно положительные оценки талантам актеров и режиссеров.
«Колоссально», - подумал Агафон. Он смотрел на проплывающие мимо коллективы, смотрел в просторный зал и понимал, как же здорово выступать на сцене. Сцена словно дает мощный энергетический заряд, подобно гейзеру, она поднимает тебя, твое слово и твои идеи ввысь над зрителями. И как невероятно повезло тем людям, для которых сцена - это и смысл жизни, и источник дохода и просто единственная комфортная среда обитания. Ведь ты можешь видеть сотни голов и в два раза больше глаз, направленных на тебя, но ты должен сделать свое дело – выступить, внести свою лепту в культуру и искусство. Человек для того и придуман, чтобы создавать, строить, изобретать, нести в массы и просто быть полезным и нужны обществу. А сцена для этого отменный инструмент.
Внезапно Агафон Андреевич почувствовал боль в руке, словно его кто-то крепко ударил. Через секунду он лежал на полу, повалившись на бок возле своего стола с пузатым телевизором. Вокруг никого не было. Часы показывали семь тридцать утра. «Не может быть, - подумал Агафон, - а где Щусев? Где парад? Не могло же мне все это присниться».
Оказалось, что могло. Тут зазвонил мобильный телефон.
- Алло, - ответил мужчина.
- Агафон Андрианович? Доброе утро! Начальник автохозяйства беспокоит. Дело в том, что сложились некоторые обстоятельства, и мы посчитали Ваше увольнение ошибочным. Так что если хотите, с радостью ждем Вас, столь опытного водителя, снова в наших рядах.
Агафон не поверил своим ушам, да и вообще не верил в реальность. Ему действительно казалось, что вот-вот из стены вынырнет Щусев.
- Да-да, я согласен, завтра буду, - сухо ответил он и, распрощавшись, положил трубку.
Ровно к восьми подошел молодой сменщик Глеб.
- Ну, как Вам тут? – поинтересовался он.
- Вполне себе… Интересно. Но меня снова обратно зовут, так что, скорее всего, это моя первая и последняя смена была.
- Куда же?
- В автохозяйство.
Мужчины разошлись. Агафон Андрианович вышел на сырую улицу ноябрьской Москвы. «Как же я счастлив, что все это был сон, - решил он, - но достать свои накопления и наведаться в один из театров в гости к ее величеству сцене совершенно необходимо». А в это время грустно смотрел в окно вслед удаляющемуся Агафону несравненный Алексей Викторович.