Все встретимся и все друг друга вспомним
На палубе свиданий и утрат.
( И. Неман )
Давно известно, что плавать по морю необходимо, а жить не так необходимо. В одну из тысяч ночей по Персидскому заливу плывет танкер «Норд». Яркая южная луна на безоблачном небе плывет вместе с танкером, привязанная лунной дорожкой. Режет форштевень корабля высокую океанскую зыбь. Полярной звездой светит с высоты прожектор. На пятом этаже кормовой надстройки в ходовой рубке мерцание приборов и экранов, движение самописцев и пустота. Капитан танкера вездесущ и невидим. Смотришь из этой, полной незримого присутствия, рубки и не видишь конца уходящей в океан палубы. Необычная эта озаренная луной палуба, палуба свиданий и утрат.
Недалеко от надстройки сидит, скрестив ноги калачиком, бритый наголо человек, похожий на Омара, и играет на гармошке. Похожий на какого из трех: Халифа, поэта или палача? А какая разница, если на Востоке эти три сущности часто неразделимы, какая разница на бесконечной палубе судьбы. За черными стеклами очков хитрющие глаза мечтательно прищурены., а от гармошки расходится кругами тягучий и горький наигрыш.
Все забуду. Молитвы, спасенье свое,
И пожары, и битвы, Аллаха забуду.
Аруарх! Ясный месяц в пустыне встает
И уходят в барханы за самкой верблюды. (О. Сулейменов)
Расходится кругами лунный мотив и на незримой границе меняется, превращаясь в « Прощание славянки». И под мелодию прощанья и тревоги танцуют девять муз. На каждой – пояс смертницы и больше ничего . Блестят тела и глаза горят желанием взрыва, желанием испытать свое бессмертие каждую обнимает и кружит в танце луна. Хороши дочки Зевса и Мнемозины.Приковали их движения к месту трех волхвов, шедших с дарами к новому Мессии. Мудрецы тоже люди. Трудно оторвать взгляды от танцовщиц и продолжить путь трем магам: Олегу, Науму и Гаральду. Волхвы в тельняшках и матросских брюках. Дары рядом с ними на бушлате.
Дары новому Мессии: заговоренная тельняшка, АК с неисчерпаемым магазином и синяя гитара. АК, в магазине которого не кончаются патроны. Жутко. А кто сказал, что будет опять новозаветное благолепие:пещера, ребенок, святое семейство, пастухи, вспышка сверхновой над колыбелью? Будут: палуба корабля, убитая женщина, похожий на палача гармонист и взрослый человек, в одну из тысяч ночей поднявший глаза к небу и увидевший звезду призванья и гнева над Павлодаром. Был Ветхий Завет, есть Новый Завет, будет Третий Завет и будет – Последний. Никак автор хочет закосить под пророка? Точно. Склонен автор к темным ветхозаветным символам и образам. Течет в нем кровь уральских староверов – фанатиков, сжигавших себя и других за веру. Оттуда душа автора, из лесных скитов и пепелищ сожжений. Уже жидковатая, оторванная от земли городская душа, но… Да вон они, мои прадеды, идут плотной толпой по палубе мимо костров с разными людьми и нравами искать и здесь свое Беловодье. Во главе ступает огненный протопоп Аввакум. Чешутся у мужиков кулаки научить округу праведной вере, но терпят. Крепко помнят, что велел незримый Капитан: « Ступайте с миром и не трогайте никого.» Где – то среди них мой прадед Макар Петров. Прошли и скрылись. Найдут ли? Пойду с ними.
Да, костры. Полундра, огонь на палубе! Чего орешь, вахтеный? Давно плывем, давно горят и ничего. Откуда дровишки? От Капитана, вестимо. Тянется и пропадает в ночи палуба танкера, и на ней до пределов видимости – костры, костры, а за пределами видимости – бронзовые отсветы. Уходит горячая бронза созвездий костров к холодным звездам. И согреваются бесконечно
,…Пусть ночь. Домчимся, озарим кострами
Степную даль. ( А. Блок)
В бронзовом зареве созвездие Стрельца, мощный величавый кентавр, втолковывает Александру Блоку, что нет множества скифов, а был и есть один – единственный скиф и азиат – блоковский прадед Григорий Карелин, офицер и путешественник, любивший крепостную и живший с ней в Гурьеве (Атырау). А тьмы и тьмы, и тьмы зовутся среди созвездий иначе. Доказывает и величаво простирает руку в ту сторону, где Каспий. В ту сторону, где блоковская Незнакомка и Елена Троянская опустились на колени перед лежащим под шинелью седым юношей и Елена поправляет на спящем шинель.
И спой, как под старой шинелькой
Лежал сероглазый король.
Разрушены времени стены,
Ни дат не осталось, ни вех.
И нашу Елену, Елену
Не греки украли, а век. (А. Вертинский)
Вот, Лена, опять вспомнилась ты. Какие там стены, даты! Ты, дым костра и остывший пепел Трои.
А единственный во всей Вселенной скиф режется в карты на расстеленном бушлате с Иосифом Бродским и батькой Махно. Поэт тоже бывал в Азии, а батька – он везде батька. Играют на патроны из батькиного «маузера». Ну зачем вам патроны, азартные вы мои? Да одних бушлатов и тельников мало для долгой игры в долгом плаванье.
Где музы, карты и костры, там до Александра Сергеевича рукой подать и до Сергея Александровича тоже. От долгого плаванья нашел на поэтов чудной стих. Перевернули к верху днищем одну из шлюпок и уселись друг против друга. Бушлаты и тельняшки – долой, локти – на шлюпку, ладонь к ладони и пальцы сплели. При лунном свете и в отсветах костров необычно красивы обнаженные торсы особо отмеченных Капитаном моряков. Увлеклись мои герои, выясняя вопрос: кто кого перегнет. На лице Есенина – азарт и яркая белозубая улыбка, у Пушкина азарта меньше и усмешка тихая, даже грустная. Пока – равновесие, колеблются руки, но, кажется, крестьянская сила ломит барскую. Сбоку сидит на шлюпке Александрина Гончарова и смеется, любуясь обоими.
А Наташа стоит у борта лицом к лицу с высоким морским офицером. Серьезны лица и увлечены двое беседой. Что – то есть в моряке такое…Неужели сам Капитан? Ничего себе. Зря трепались: легкомысленная, недалекая. Наташа, земная женщина, говорит с Творцом. И как говорит: лицом к лицу, глаза в глаза. Значит и Богу есть что спросить у женщины.
А мимо них бежит к одному из далеких костров рокерша Оксана в просторной тельняшке. Бежит, еще до конца не веря, что снова нашла свою лучшую подругу, но уже откуда – то зная, что больше не потеряет её. Только на корабле и в море можно найти утраченное на суше. От костра, на огонь которого летит Оксана, порывисто поднялась и бежит ей навстречу светловолосая Рита, распахнув невероятно широко зеленые очи и протянув к подруге худые, исколотые уколами руки. Что – то кричат девчонки друг другу, но стоит между ними тишина, только отчаянно и радостно шевелятся губы. И луна склонилась над бегущими.
Не знал и не узнаю никогда,
Зачем луне нужна твоя душа. (Агата Кристи)
Больно бьёт палуба по подошвам босых ног, а они летят одна к другой мимо всего мироздания. Они и есть сейчас весь мир. Никогда, никогда не забывайте, не теряйте друг друга.
Добежали, обнялись. Трогают, не веря, одна другую и говорят, говорят. Лицо Риты в ладонях Оксаны, ладони скользят по лицу и особенным пепельным волосам. О чем говорят? Угадать – можно, придумать – нельзя. Соблазн и ничего святого? Не соблазняйтесь. И правильно, что есть взаимное притяжение двух душ. И святое есть – искренний человеческий голос, голос сердца, который только и остается от всего земного. Автор точно знает, какой сейчас голос у каждой. Такой, каким становился голос Оксаны, когда она вспоминала о Юльке. Никогда, ни у кого не слышал автор такого беззащитного, помнящего, зовущего каждым словом, каждым звуком голоса. Такой, такой… Нет для голоса Оксаны слов, есть – потрясенная душа и память. А подруги все не могут насмотреться друг на друга. Но вот поверили, что снова вместе и пошли через ночь к костру. Высокая рокерша и небольшая, ростом чуть выше плеча Оксаны, половинка её души. Не теряйтесь больше.
..Значит, нету разлук, существует огромная встреча.
Значит, кто – то нас вдруг в темноте обнимает за плечи
И полны темноты, и полны темноты и покоя
Мы, обнявшись, стоим над холодной блестящей волною. ( Не знаю кто)
Не все так благостно. Есть еще жертвы и палачи, убитые и убийцы. Эти встречи – другие и за пределами света костров. Уходишь в море – теряешь берег, встреча с одним – это потеря другого. Но плавать по морю – необходимо.