* * *
Перед отпуском позвала дочку в магазин, купить «подарки от папы».
- Папа не приедет, только деньги нам будет присылать? - спросила Катя.
- Не приедет, - согласилась я. — А тебе бабушка Сима (свекровь) говорила, что папа не приедет?
- Да, - кивнула дочка, натягивая гольфики.
- А когда она говорила?
- Давно, - подумав с полминуты, ответила Катя, застёгивая сандалики.
В отпуск на этот раз поехали летом. Дочке я, как сумела, объяснила, что бабушка Сима была уже старенькая, болела, а теперь бабушки Симы нет: она умерла. Дедушки Толи тоже нет. Поэтому нам теперь не к кому ходить в гости. Про Ольгу и Веру не упоминала, а Катя не спрашивала.
Папа сразу сказал, что у родственников мужа ноги моей больше не должно быть. Да я и не собиралась идти к золовкам. Умом, конечно, понимала, что они отобрали у Кати её часть наследства. Но важнее для меня было чувство обиды. Свёкор, построивший дом, вырастивший сад, ни за что не позволил бы отнять у маленькой внучки её законную долю. Свекровь после смерти Андрея, как мне казалось, была не совсем в своём уме. Этим, наверное, воспользовались золовки, а потом поспешили продать дом и поделили деньги.
В Воронеже мы с Катей зажили отпускной жизнью: парки, пляж, кино. В «Пролетарии» на стерео фильме «На златом крыльце сидели» нашим соседом оказался Саша Власов — когда-то инструктор райкома, где мне часто приходилось бывать по комсомольским делам. Над его четырёхлетним сынишкой Стасиком Катя тут же взяла шефство: ей нравилось быть старшей.
После фильма погуляли. Саша знал, что у меня погиб муж. Рассказал, что с женой давно не живут вместе и, скорее всего, разведутся. Он работает в художественной школе, преподаёт рисунок, месяц был на шабашке в Аннинском районе, заработал четыреста пятьдесят рублей, сотню оставил себе, остальные отдал жене.
Мы договорились встретиться завтра у памятника Петру, погулять с детьми, поговорить. И Катя, и Стасик были этому рады.
Я почти не рассказывала о своей жизни, больше слушала Сашу. Женился он шесть лет назад на дочери директора института усовершенствования учителей, тогда студентке. Окончив пединститут, она родила сына и три года сидела с ребёнком, только год назад стала работать, и сразу методистом в РОНО — папа пристроил. Жили сначала с её родителями, потом снимали комнату у пожилой женщины — сторожа художественной школы. У бабуси с ранней весны до поздней осени дача, зимой воспитание внуков, так что видели они её редко.
По словам Саши, жена ничего не умела и не хотела делать по хозяйству, даже в съёмную квартиру тёща приходила стирать-убирать-готовить. Потом жена ушла к маме с папой, а Саша в тридцать два года возвращаться под присмотр тестя и тёщи не захотел. Живёт со своими родителями, отдыхает после шабашки, много времени проводит с сыном.
Каждое утро стали вместе гулять: дети находили себе забавы, мы разговаривали. Потом Саша предложил нарисовать мой портрет и пригласил в квартиру друга, уехавшего отдыхать на море, оставившего ему ключи и поручившего поливать цветы. Цветов в квартире не наблюдалось, зато на журнальном столике ожидали бутылка «Алиготе» и коробка конфет.
Мы стали встречаться дважды в день: по утрам водили детей в парк, на речку, а по вечерам в чужой квартире я позировала, а Саша рисовал. Рисовать у него получалось недолго: полчаса от силы.
Нравился ли мне Саша? А покажите мне девушку от шестнадцати и старше, которой бы не понравился высокий, мускулистый красавец, дочерна загоревший на шабашке и сияющий белозубой улыбкой. Балагур и острослов. Да ещё и художник.
Недели через две стала понимать, что его непрерывные рассказы о жене - перебор. Зачем мне знать, на сколько килограммов она поправилась? Какое мне дело до того, умеет или не умеет она готовить? А что если яичница, постоянно у неё подгорающая, — вообще Сашина выдумка?
И эти пошлые комплименты, прозвища — «котёночек», «девочка моя», «заинька»… Кажется, я влипла в роман с самым настоящим ловеласом. А его ослепительная улыбка уже снится. Мысленно перечислив всё, что стало настораживать в Саше, не пошла на очередное свидание. Трубку телефона решила не брать, родителям сказала, если спросит мужской голос, ответить, что я уехала.
На следующий день мужской голос позвонил. «А её уже нет в Воронеже», — ответил папа. Кто звонил: Саша или двоюродный брат Риты, в этот мой приезд вдруг начавший настойчиво ухаживать за мной, так и не узнала.
Последние дни перед отъездом провела в беседах с Ритой и Ириной. Их, честно говоря, очень подвинул Саша, и они уже начали на меня обижаться.
Ирина теперь мало общалась с Нинкой. И потому, что та почти всё время проводила в деревне, и потому, что Нинка на неё обиделась. Ира посоветовала заняться подготовкой детей к школе: даже старший — Лёша — не знает букв, а ему скоро семь.
- Ничего страшного, — ответила Нинка, — в школе научат. Я тоже, когда в первый класс пошла, букв не знала. И не пропала, как видишь.
Ирине очень хотелось сказать соседке, что та восемь лет числилась в институте, но так и не смогла его закончить, но она сдержалась. Это могло спровоцировать настоящую ссору. Нинка считала себя умеющей жить, обеспеченной, счастливой в браке. Она ни дня нигде, кроме своего деревенского хозяйства, не работала, но имела и дублёнку, и французские духи, и множество дорогой косметики. Не считая «Жигулей», большого дома в деревне и всего прочего.