Сон - яма.
Затягивающий провал.
Психологически трудно - шоферить ночью, борьба с засыпанием - главная работа.
Чего только не предпримет водитель. Постарается выспаться днём. Капнет в вечерний чай элеутерококка. Выйдет на пару пеших кругов вокруг машины. Врубит на всю громкость музыку в кабине. Каак ошарашит себя свирепой пощёчиной.
Когда эти меры уже не удерживают бодрствующего состояния, подступает тёмная магия - встречная машина не доехав исчезает, и вновь появляется далеко позади.
Шутки в сторону.
Хорошо, если в водителя встроен будильник. Отъезжает на обочину, позволяет себе на двадцать минут прилечь, поднимается по внутреннему сигналу и... сон, удовлетворившись малым, временно отпускает.
Частенько такой "перекус" взрывается, - Уснул на ходу!!! Вскакивает водитель, головой о верх кабины, глаза по тарелке, руки за руль... - Ииииии... - судорожно ногами по тормозам. - Фуффф, - снулая обочина перед глазами.
Влечёт зов Морфея. Не силой, так хитростью змея. Затягивает сонный мир.
Сон - бездонная яма.
Карьерный автомобиль Белаз. 90 тонн толстой сваренной стали, в кузове 120 тонн каменных глыб. Тысячеваттный двигатель, мощный силовой генератор и электрические мотор-колёса трёхметрового диаметра. Доставка породы из забоя на отвал.
Разворот под ковш экскаватора, натужный подъём с полным кузовом в гору, разворот и спячивание к отвальной кромке. Громовой сброс камней в бездонность.
И следующая ходка. Круг за кругом. Кормёжка пропасти.
Яма пожирает привезённое.
Всё временное пространство ночной смены вытягивается угрюмым смутным тоннелем, через который по горным спускам и подъёмам, пробираясь между стен леса и крутых скальных обрывов... круг за кругом, в полубреду сражаясь с притяжением сонной бездны, пульсирует живое сердце огромной машины. Слепят прожекторы вращающегося экскаватора, лампа на отвале освещает узкий сектор перед обрывом. Меж них надвигающаяся, рычащая двигателем, высекающая пламя и дым из базальта, тьма.
Работа.
И сонливость на ресницах - свинцовой гирей.
Похоже карьеры разрабатывали и в средневековье.
Иоганн Пахельбель (1653 - 1706 год). Органная чакона ре минор. Пятиступенный восходящий басовый ход. Настойчивый и назидательный - повтор за повтором. Вариации высоких тонов вокруг басовой поступи, словно орлами кружа над прямолинейным упорным подъёмом. Переплетаются звуки, шествуют прихрамывая и ковыляя, не взирая на тяготы продвигаются, совместным стоном возводят гармоничный храм. Сливаются на финише умиротворённо-согласным аккордом, венчающим произведение достойной маковкой.
Чакона родственна стремлению фарных глаз разогнать тьму, притянуть к себе высоту, выстрадать рассвет... созвучна усилиям пилота, заключённого в рёбра кабины... она единосущна кружениям карьерного монстра.
Чакона - напряжённый подъём к вершине отвала.
Чакона - круг за кругом приближение к утреннему финалу.
---
Чакона - год за годом, приближение жизни к высвобождению.
Уход рая отцовства, лет бодрой творящей мощи... сквозь тающий круг родных, дружественных, уважающих... в провал слабеющего уединения.
"... ад одиночества – неожиданно возникает в воздушных сферах над горами, полями и лесами... то, что окружает человека, может в мгновение ока превратиться для него в ад мук и страданий. Несколько лет назад я попал в такой ад. Ничто не привлекает меня надолго. Вот почему я постоянно жажду перемен. Но все равно от ада мне не спастись. Если же не менять того, что меня окружает, будет еще горше. Так я и живу, пытаясь в бесконечных переменах забыть горечь следующих чередой дней..." (Рюноскэ Акутагава)
Чакона - ликование "песни песней", временем неспешно преображаемое в реквием.
В закатном этом пожаре прощальный, солнечный всполох - приезд внука.
Вызванного дедовской надеждой. Воплощённого его мечтами. И разве изношенный автомобиль не радёшенек новенькому аккумулятору?
А внук и не задумывается, он и не знает. Принимает деда в мир приятельства, подталкивает неугомонной безцеремонностью. Походы - особенная статья. В надувной лодке, да с ночёвкой - желанное приключение...
- Ну поехали же, ну сплавимся, а.
К старшему сыну, - Мы на лодке с ночёвкой, обещай, что Всё будет нормально.
- Ладно.
До берега доскакали, в лодку впрыгнули, энергично оттолкнулись.
Синхронизация с речным течением. Обычно крутим головами во все стороны, ответно сияем берегам, наслаждаемся речными красотами, купаемся без устали, греемся на солнышке - радуемся моменту. Но сегодня не "как обычно". Выходной, отдыхающих на природе будет больше, отдых как правило - спиртное. Это, пока всего лишь опасение, влечёт за собой настороженность и улыбки придерживает. Значимость настоящего отступает, важным делается то, что может случиться.
Вечереет.
Наше любимое, обжитое место. Вздыхает водное зеркало, растут в его ясную глубину отражающиеся деревья. Эхо приумножает и усиливает звуки. Пространство от крутого скального до низкого травянистого берега - зеркальной бухточкой, звонкой комнатой.
Речной порожистый бурун вспененным рокотом прорезает тишь бухты, узкой струёй мчит вдоль горного её края.
Течение откуда-то приволокло огромную берёзу, заклинило её между подводных глыб, и теперь метлой ствола с ветвями, берёза скандально бурунится... из самой стремнины растопырившись бледными когтями, дрожит - кого бы взграбастать.
Восхищённо пролетаем мимо берёзы. Проскакав порожистыми волнами по бело-пенным извивам, вырываемся в стоячую мелкую гладь к низкому острову с огромными тополями.
И только сейчас обнаруживаем, что забыли чайник.
Чуть выше полянки, которая помнит и уже подзывает нас, сидит рыбак - палатка между кустов, на береговом открытом возвышении раскладной стульчик и снедь на пеньке... и удочка в сложенном состоянии... и дымящийся костёрок. Уютная идиллия.
Всплескиваем вёслами под бережком...
- Здрасьте.
- Приветствую.
- Не выручите балбесов, чайник забыли.
- Причаливайте, вместе посидим, только что вскипел.
Нисходящие морщины по щетинистым щекам, в глубоких складках утопленные глаза, и слишком уж, по домашнему приглашающая улыбка, с редкими широкими зубами. Где-то, словно бы видели его. Курит.
- Попытаемся выкрутиться, если не получится, то к вам.
Сами большие. Да и разве с внуком чего не добъёмся? Взбурлили чай в железной миске.
Ночевать конечно же к гремящему порогу. Нужно вброд подняться к вершине бухточки, отгрести от смазанного стремительным течением прозрачного переката ещё выше до спокойной и медленной на глубине, водной толщи. Переместиться вдоль порожистой границы к горному берегу и спуститься по-за стремниной до нужного места.
Поднимаемся мимо рыбака. Улыбается.
- Что-то вы не в ту сторону?
Рукой показываем желаемый кружной маршрут, который должен пройти поодаль, но прямо перед его креслицем, словно театрального зрителя на спектакль приглашаем.
Где-то неспешно пошла кругом виниловая граммпластинка... Спектакль начинается.
Далеко от переката подниматься не стали. Ну и грести пришлось посильнее. Ну и в самом критически опасном месте весло вдруг вырвалось из уключины. Такого ещё не бывало. Недоумевая разглядываем уключину, в полёте на спине потока торопимся изладить...
И замечаем набегающую, ловко и хищно встречающую, по вратарски жадную, берёзовую раскоряку. Судорожные гребки одним веслом, вираж стремительной струи. Рукой подать - просвистели растопыренные сучья... под лодкой, над ней, едва не по нам пролетели и ветви.
Отклоняемся.
Переглядываемся. Из пенных волн возвращаемся в передых бухточки. Восторженным ором обсуждаем произошедшее. На берегу выясняем причину. Причина оказалась легко устраняемой. Пока готовили чай, на горячем солнце мы слегка приспустили воздух из лодки. С вечерней прохладой упругость её добавочно при-ослабла. Гнездо резиновой уключины, отвечая сильным гребкам, под-согнулось, весло из гнезда и вырвалось. Вставляем его обратно, до звона накачиваем борта.
Подъём мимо удивлённого рыбака. Доверительно сообщает, - Выпил вроде не много, и надо же...
Опытом научены, поднимаемся теперь повыше от порога. Повторно перемещаемся вдоль кромки. Спускаемся между рокочущей струёй и крутым горным берегом. Прижимаемся к чистому галечному откосу, среди глыб и деревьев протянувшемуся вдоль реки на полсотни метров. Дед притормаживает лодку у берега, внук выскакивает и удерживает за верёвку.
Всё правильно сделали. Начинаются предночные хлопоты.
Упавшая сосна своей густой вершиной склонённой почти до воды, создала нечаянный шалаш, как бы домик. Выносим лодку на берег, располагаемся рядом с сосной.
Далеко по реке сплавляются лодки других отдыхающих.
И по нашему берегу сверху - одна, скрылась за дааальний береговой мысок, наверное тоже причалила. Сквозь хлопоты замечаем - мелькнула опять возле самого берега, но уже поближе.
Выравняв каменное ложе для ночлега, наломав мягких сосновых веток, дед с внуком уселись поудобнее, улыбнулись друг другу и - хлопнув ладошкой об ладонь, приготовились в беседе коротать вечер.
- Я же говорил - река не без людей... Практически рядом, из-за вершины павшей сосны выносится лодка, без вёсел, но с тремя парнями. Полная воды, в воде на бортах сидят двое. Третий бежит по пояс в реке. То проваливается в глубину, то припадает животом на борт. Всей троицей хохочут, мокрые и шальные. Причалили к дальнему краю нашей осыпи. Кричат хором, - Выручайте насосом. Похоже сильно не трезвые.
Настороженно выручаем. Начинают качать свою резинку, но качают как-то - нажимая свирепо и резко, то попадая ногой, а то и не попадая. С воплями, среди которых проскальзывают слова совсем не желательные.
Внук растеряно поглядел на деда.
Дед отправился подкорректировать процесс. Оказалось, насос у них есть, да нет обратных клапанов в лодке. Воздух ширкает туда-сюда, корпус едва наполняется. Ещё кое что - один - посмурнее, как бы нечаянно зашёл за дедову спину, дед перехватил его взгляд, критически оценивающий нож на поясе.
- Ребята, вы так нам инвентарь порвёте.
Ребята перестали балагурить и напряглись спинами.
- Он уже чай пьёт, нас не дождался, - демонстративный взмах внуку рукой в сторону рыбака на острове.
Парни, поняв напрасность замены, отдали насос, и вновь прикрутили свой. Мы возвращаемся. Поглядывают вслед, бросили подкачивать, советуются.
Душевную всклокоченность штыком подвзбурлил звонок из нагрудного кармана, - Пришёл домой очень пьяным...
- Ворота всем бедам нараспашку. Ведь просили же, ведь обещал жыж.
Тревога взвихрила так, что абсолютно не желательные действия сделались желанными, неотложными - скорее домой, срочно отсюда. Инструктаж в пол голоса. Резко спускаем свой чёлнок, забрасываем так удачно не распакованный мешок, запрыгиваем. Отталкиваемся. Течение ухватывает и стремительно отдёргивает нас от гальки, ладонью проносит мимо парней... на их полпути к нашему ночлегу.
Берёза, словно назидательный веник коту, грозит им.
Опять вброд мимо рыбака. Дяденька из прострации, уже признав нас местной достопримечательностью, - Полторашку всего, а голову - напрочь.
- Сколько лет то вам?
- За шестьдесят.
- Молодое вино рвёт мехи старые.
Внутренне заприслушивался.
Третий круг по бухточке, мимо острова и подальше от переката, но теперь путь в другую сторону. Поперёк плоского водоворотистого шествия широкого речного рукава едва успеваем замахнуть в узкую протоку, что должна принести нас к противоположному берегу с шоссе и попутным автобусом. Хотя насчёт автобуса - поздно, захватим ли.
Если нет - пешком домой несколько километров.
И до шоссе путь неизведан.
Протока тёмно несёт нас, но и время мчит встревожено. Узко сходятся лесные берега, густеют тени древесного полога. Паутина сверкает на чернеющем фоне, павшие серо-жёлтые листья хороводятся на водной поверхности. Тёмное течение, поворот за поворотом и... пьяный с сетью в воде, и сеть через всю протоку... и орущая компания в кустах, перекличка сальными поддёвками.
Да Боже-ж ты мой... всеобщее помрачение. Жрать да ржать - людское явление природе. Как-то разминёмся.
Сдерживаем дыхание в алкогольных воздушных миазмах.
---
Пара внуковых десантов на берег в поисках грунтовки. Сдувание и сворачивание лодки, подъём её рюкзаком за плечи - тяжёлая.
Пеший ход к шоссе.
Два редких трезвенника - внук и дед. Белазом упорным, - Ррррн-рн-рн... не-остановимо сквозь дебри чертополохов, скользкими ложбинками, по каменистым взъёмчикам.
Отчаявшийся и не чаявший. Дружные рассуждения. Басовый ход дедовой чаконы, альтовые вариации внука. Низкие регистры взбешены...
- Уже напились бы за раз, да и досыта, так надоели.
"Но тут малец" с наивной правкой...
- Ведь ты сам же поднёс ему первую в жизни рюмку, помнишь рассказывал.
- Да, пожалуй.
Рюмочку шампанского на Новый год. Он так вдруг горько, навзрыд расплакался, он даже отказался от долгожданного Дед-морозовского подарка - первых в жизни брюк. Семьёй всей стояли вокруг, переглядывались ошарашенные, не могли понять, успокоить. Вошёл в грудь страх. Соблазн-то его бы, сам свой - любопытство, ожидаемый риск. Но принятый от родителей с доверием... доверие отравленное. Сынуля...
Сынищща...
В компактном районе Новокузнецка, ознаменовавшем перестройку взрывом шахты Зыряновской, в глубоком тенистом логу высится деревянный храм Святого Мученика Иоанна воина. Храм вырос прямо из стен старой школы. Увенчался хороводом церковных маковок. Окружился привольным парком.
Храм, в котором отчитывают погибающих от алкогольного беса, один из редчайших в стране. Паломничество.
В полумраке храма главная его драгоценность - "Чаша терпения". Икона трагическая содержанием.
Трагичностью - чудо-творящая.
Младенец на руках Богородицы. Она подаёт ему чашу. Фигура и лицо младенца - отторжение, неприятие и, назврыд обречённость... Первый же порыв представшего - обнять маленького, прижать к себе, утешить... изменить сюжет. Лбом к полу среди людских ног, пасть в сочувствие, в истовое извинение. И ощутить вскипающее в глубине, ответной волной, неожиданными горячими слезами - волнение... омовение... прощение... исправление.
И разве осудишь Подавшую? Ужель жизнь сама - не комната соблазнов, в которую люди родившись, попадают трезвыми.
Чаша Терпения.
Не всё ведаем. Возможно, что дети своими страданиями, дают нам взглянуть на наши же младые прегрешения... теперь и с родительским прозрением. Ошибки родовые выправляют согласной сыновней жертвой, так ветви своей уродливой, вынужденной несоразмерностью, уравновешивают кривизну древесного ствола, подравнивают крону. Растём вместе. Стерпеться бы.
И... первая рюмка - упреждающая прививка.
- Опьянение подобно сну. Сонный человек без-помощен. В доме доверившийся защищён, вне дома доступен опасностям. Так пусть он переживёт неминуемый этот период при нашей ещё способности охранить его. Проснётся... пускай и без нас.
И... воспитание, трудовой пример. К природе любовь - увлекательное. Из спектра есть что выбрать.
Внук ухватил деда за локоть, выждал взгляд...
- А мне, мне поднесёшь на новый год?
- Теперь внучек - нет уж.
Кадетский спортивный лагерь преградой - проходим сквозь ограду. Территория пуста, палатки в ряд, тир, кольца-перекладины, утоптанные до грунта игровые площадки. И опппа-па... приближается угрюмая псина. Но, похоже, привыкла к юному народу- глядя на внука строго, по учительски... не лает и не выражает грозных намерений. Дед за внуковой порукой, словно уставная принадлежность кораблика.
Прямо напротив ворот, через асфальт остановка. А вот и охранник покурить выбрался. Взглянул на часы, - Да, последний скоро.
Неспешный из-за поворота, в лучах отбывающего на отдых солнца, уютно желтея окошками и щурясь фарами... пустой автобус с обрадовавшейся нам кондукторшей - тоже поди допекают пьяницы.
- Ну для чего, почему люди пьют вообще - неутомимо, непрестанно?
Вот напьюсь и станет мне счастье, вот выплыву из разумных горизонтов и мне повезёт. Отшвыривание основ, раскачка вестибулярного аппарата, головокружение перекати-поля... От случая к случаю - да и постоянно. И разве жизнь через их "оборот за оборотом" не становится сплошным потопом?
- "Жизнь человеческая, не ты ли минутное окоснение души? И затмение души тоже? Мы все как бы пьяны, только каждый по своему, один выпил больше, другой меньше… один смеется в глаза этому миру, а другой плачет на груди этого мира. Одного уже вытошнило, и ему хорошо, а другого еще только начинает тошнить", (В.Ерофеев с исповедью несчастного).
И ведь, отрыв в обрыв - тоже действие...
Отчего, почему, для чего?
«Кто одинок, тот никогда не будет покинут. Но иногда, вечерами, рушится этот карточный домик, и жизнь оборачивается мелодией совсем иной - преследующей рыданиями, взметающей дикие вихри тоски, желаний, недовольства, надежды - надежды вырваться из этой одуряющей бессмыслицы, из бессмысленного кручения этой шарманки, вырваться безразлично куда. Ах, жалкая наша потребность в толике теплоты; две руки да склонившееся к тебе лицо - это ли, оно ли? Или тоже обман, а стало быть, отступление и бегство?». (Ремарк Э. М.)
"Вот опять окно, где опять не спят. Может - пьют вино, может - так сидят. Или просто - рук не разнимут двое. В каждом доме, друг, есть окно такое. Крик разлук и встреч ты - окно в ночи! Может - сотни свечь, может - три свечи... Нет и нет уму моему покоя. И в моём дому завелось такое. Помолись, дружок, за бессонный дом, за окно с огнём!" (М.Цветаева)
Бросок в бездну - самоотречение. Спасение от водоворота, что кружит тёмно... из стыда за прошедшее, через без-силие настоящего, да и в тревогу будущего.
Есть, есть та страна, не на небе, а прямо здесь - на земле. В ней любят без условий, рады всякому, даже самому презренному... Лишь только чуть-чуть отхлебни.
Так вверяться ли сну с его неизбежностью?
"Отчего же это, подумал я, отчего так угнетает меня один вид дома Ашеров?.. - Это — проклятие их семьи... все это от нервов... Проявляется эта болезнь во множестве противоестественных ощущений... — Это злосчастное безумие меня погубит, — говорил он... Я боюсь будущего — не самих событий, которые оно принесет, но их последствий.... Да, меня страшит... не сама опасность, а то, что она за собою влечет: чувство ужаса"... "Дом Ашеров" (Эдгар По)...
Или отказаться от сна напрочь?
"В гробах для не живых и не мертвых, в дощатых ящиках маятники ждали, когда их толкнут... Роботы - обоего пола, но бесполые. С лицами, но безликие... заимствовавшие у человека все, кроме человечности... пребывая в небытии, которое смертью не назовешь, потому что ему не предшествовала жизнь". "Эшер 2" (Рэй Брэдбери)...
Не отстранимся. Не успокоимся, пока не распробуем, до абсурда не доведём... пока не упьёмся бездны. Не заполним её собой.
Синтез обеих ужасов зрим - через айфоны общаемся голосами, но завтра - возникнут осязаемые голограммы абонентов. Тиснешь "сброс" - голограмма растает. Но и людей уж не отыщешь - аннигилированы эфирным урчанием. Паспортизированные сердца, числовые души, штрих-кодированные телеса. Да и собственно, кого обнаруживать-то.
"Друг", выпивки ради?
Школяры - айфонщики?
"Уходят дети в электронный мир, и это так удобно поначалу. Мы, возвращаясь в логово квартир, усталые, детей не замечаем. Скучают книжки, свалены в углу. И кубики заброшены куда то. На всех планетах - в холод и в жару воюют электронные солдаты. Врастают дети душами в экран. Потоки крови в схватках рукопашных. Но умирать от виртуальных ран нисколечко не больно и не страшно. И хочется добить наверняка, добить, чтоб мозги брызнули потешно. На мышку жмёт мальчишечья рука, а взгляд - пустой, без-смысленный, нездешний... Зато - порядок в логове квартир. Зато свободы у родителей навалом. Уходят дети в электронный мир, и это так удобно - поначалу". (интернет)
Сон коллективный, заглатывающий каждого. Тотальный диктат фальши. Без-смысленный и без-пощадный сон разума.
Сферическое коллективное зеркало...
Рожденные без желания. Невостребованные существования. Нереализованные потенции.
Приветствие, зависшее без ответа...
Заснуть на ходу ужасно.
"... сияла, заходя, багрово-красная полная луна, яркий свет ее лился сквозь трещину... что зигзагом пересекала фасад от самой крыши до основания... у меня на глазах, трещина эта быстро расширялась… налетел свирепый порыв урагана… и слепящий лик луны полностью явился предо мною… я увидел, как рушатся высокие древние стены, и в голове у меня помутилось… и глубокие воды зловещего озера у моих ног безмолвно и угрюмо сомкнулись над обломками дома Ашеров". (Эдгар По)
Не хочу, не хочу, не хочу... С иллюзией в дороге нельзя. С засыпанием буду сражаться.
Почти в темноте подошли к дому.
Сын оторвал голову от подушки...
- Всё нормально?
- Ведь просили же!.. Попридержала мысль, - Своей незапланированной выпивкой, быть может он... дословно исполнил обещаное.
Зловещие воды приглашающе разошлись, но и... сомкнулись в пустую.
---
Творчество без удержу, демиурговы хлопоты не отпускающие из сада. С внуком, да с ночёвкой на природе, беседуя в глаза глазами. Требуя искренной реакции на слова, на явление своего "я"... и эту живую реакцию получая - улыбкой, взаимной помощью, рукой на плече... шелобанчиком.
- Деда, пустишь к себе?
Внуча обрадованно юркнул под одеяло. Смеющееся намерение поговорить, - А классно мы... Встречное, - Тссс... Головой на дедову руку. Затих стремительно, по инерции улыбаясь.
Доверчиво разметнувши чубчиком.
Чубчик для мальчишки, что и он сам для деда - драгоценность.
Перебирая школьные снимки детских лет, отметил особенность чёлок практически у всех младшеклассников. Без переходов, очерченные чётко и даже кривовато. Другой бы не понял цирюльного брака, но я то знаю. Сам сберегал чуб от тётенек-парикмахерш, сердито прижав его ладонью, не поддаваясь на обманные обещания, в готовности задать протестующего рёву. Смешливые тётеньки прямо по ладошкиному контуру и обстригали.
Шутливые уговоры зимними интернет-вечерами...
- Тискаю тебя и обнимаю. Как там мой чубчик?
- У меня новая прическа
- Так в школе и ходишь? Девчонки не гоняются за тобой, чтобы подёргать?
- Нет, но ...
- Не разрешай ни в коем случае. Пусть сперва дадут списать, или подскажут на уроках. А то хитренькие. На всех чубчика не напасёшься. Когда приедешь, когда встретимся с тобой летом, без всяких там девчонок, я тебя опять подстригу, ладно?
- Нет.
- Что ещё за такое, с самим мной споришь? Ты мне не давал достричь, а то был бы самым мощным чубчиком в деревне. Но в следующее лето хорошенечко буду держать, чтобы не вырвался.
- Нет нет и ещё раз нет.
Давай на всё лето вместе пострижёмся наголо.
- Неееееееет.
- Ладно. Давай так, если из пяти первых же встреченных в нашей деревне пацанов трое будут стриженные, то мы тоже. А если трое с волосами, то я один постригусь, а тебя, когда будешь спать.
- Неееееееееееет.
- Десять шоколадок?
- Ммммм.... нет.
- Ну ладно сдаюсь. И на фиг тебе эта грива спереди. У тебя такой шарабанчик красивый, как у самого умного гения. А ты его прячешь.
- Хочу с чёлкой. Тебе то ладно, ты и так лысый.
- Дык ведь. Кто с малых лет не стрижётся, тот рано и лысеет. Чубу надоедает по ветру болтаться.
Ладно, уговорил. Если дашь постричь, то разрешу порулить на Шевролетке. По асфальту. Мимо гаишников. Рукой им помахаем. Так и быть.
- Нет и нет...
Отказался даже от машины!!!
Поехали однажды смотреть ночное небо. Несколько километров за городом рулил он, приладив под себя подголовник - быть повыше... вытягивал шею, поучал деда внимательности при вождении... и от уха до уха сиял, не в силах согнать улыбку.
Весь день на реке, по реке, в реке. Устали. Полуденный зной постепенно отступал.
Плавки подсыхали, спина и плечи остывали.
Речное зеркало, окаймлённое тёмной зеленью гор и салатными кущами островов, следуя снижающемуся светилу преображалось из искристого радостного мерцания, в слепящее серебряное сияние. Берега в сиянии воспаряли.
Воздух над рекой напитывался фиолетовыми тонами.
Кроны тополей прощально махали солнцу оранжевыми ладошками.
Осока и кувшинки на отмелях застеснялись порыжевшими перьями.
Внук, подпрыгивая и крича, энергично сражался прутом-саблей с терпеливыми кувшинковыми зарослями. Долина реки чутким эхом сохраняла последние дневные звуки.
Каменистые отмели светло-серой, сухой брусчаткой, по которой так ладно бегать босыми ногами, обернулись перспективой пока ещё доступных вернисажей, перед скорым их закрытием.
Рябь исчезла, деревья заменились чёткими отражениями.
День ушёл в сливовую глубину и догорел в вишнёвом закате.
За полночь дед вышел в невидимо журчащую, стрекочущую цикадами, тёмную прохладу.
- Засоня, вставай скорее, такая красотища. Выходи звёзды смотреть.
- Я их уже видел.
- Обратно рулить буду я.
Через пару минут молчания, возня в машине. Появляется с заинтересованным соображением, - Тоже вот думаю, - Я чо хоть? Мы спать что ли в такую даль ехали?
Тоненький полумесяц рассмеялся за контурным тополинным плетением. Городской красноватый нимб прилёг за горизонтом. Небо, без засветки вольготно раскинулось чёрно-бархатным пространством. По бархату раскатились разноцветные звёзды. Средь них, в полном безмолвии проталкивались в разных направлениях спутники и проносились метеориты. Мы едва успевали загадывать желания, с единственным уговором - не включать в желания кульки конфет и пряников.
Одна звезда пролетела замедленно, но сполыхала так ярко, что даже оставила после себя длинную траекторию, разделившуюся на несколько желтоватых плазменных чёрточек, которые и погасли-то не сразу, а растаяли рваными клочками. Мы восхищённо вытянулись подбородками.
И вот надо же...
Как на него не подуть, на такой драгоценный чубчик. Щека, мягкой неподвижностью, выдала хозяйское отсутствие. Всем сердцем, всей душой, всем разумением своим... дед приобнял внука.
- Вот разве, когда мы присаживаемся к малому человеку, переходим на его словечки, встраиваемся в его заботы... разве мы не впадаем в дрёму по доброй воле - из своей взрослости в иной мир, который для нас, если всерьёз - иллюзия? А с другой стороны - разве таким способом мы не просыпаемся из взрослого окоснения в мир правдишный, изначальный?
Малый да старый встречаются в дверях.
Один с остановки, другой из трамвая.
Качеством - разные. Но переходной робостью, как и все "новенькие", схожи.
"Дважды в жизни человек должен быть одиноким: в юности - чтобы большему научиться и выработать себе, для руководства, образ мыслей, и в старости - чтобы взвесить все пережитое" ( И. Циммерман).
Воскресенье следует за субботой. Суббота прорастает воскресением. Субботе от воскресения не оторваться... Воскресенье будет ждать следующую субботу.
Время вращается, цельными не разрывными оборотами.
Сущее истинно. Истина постигается.
"В горнице моей светло — это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, молча принесет воды.
— Матушка, который час? Что же ты уходишь прочь? Помнишь ли, в который раз светит нам земная ночь?
- Красные цветы мои в садике завяли все, лодка на речной мели скоро догниет совсем. Сколько же в моей дали радостей пропало, бед? Словно бы при мне прошли тысячи безвестных лет. Словно бы я слышу звон вымерших пасхальных сел…
Сон, сон, сон тихо затуманит всё". (Н. Рубцов)
***
Орёл распахнулся в одинокой ночи... поджав лапы, отпустил опору... и, распластавшись крыльями на ветренности надежд, стал уменьшаться... желанному встреч Морфею.