Роковая плесень

Андрей Ревягин
Брательник, в цидульке, накатал мне, что скоро по УДО откинется (предстанет пред моими светлыми очами).

Мрачное событие… С брательником ведь, не соскучишься! Он, в активном общении (когда «базарит», да не на шутку «разбазарится»), на уровень –  типа «саечка за испуг»  – не опускается. Сразу – по «рогам дает»… Отпад!..

Ну, пошел я  – к чиновникам. Говорю:

– Давайте, мне новую квартиру, потому что –  в этой плесень, и пусть она брату остается, а я с ним  – разъедусь…
 
– И много, плесени?.. – спрашивают чиновники.
 
– Полно!.. – говорю. – Во всех, углах! Как, у дурака,  – махорки…
 
– Проверим…  – говорят чиновники.

А, вот, плесени-то, у нас  – и нет (оп-па!)… Я сразу, к соседу Штыркину «лыжи навострил»,  – он грамотный, пусть, думаю, «подкинет мыслю»… Спрашиваю его:
 
– Слушай, Штыркин, у тебя плесень –  есть?..

Он говорит:

 – Была, да я её, ещё  – в том году, всю повывел. «Нашатыркой», да это… Как там, ещё? У меня –  записано…  – И, навострился было, пойти искать…
 
– Да, подожди ты! – остановил я его. – Мне, наоборот,  надо не вывести плесень, а «ввести» её… Чтобы мне, по терапевтическо-жизненно-нравственно-экологическим показателям, новую квартиру дали, а эту –  я брательнику оставлю, он по УДО освобождается… А-то, чиновники придут проверять, а у меня чисто – как у лысого за левой коленкой…

–  Так, это… Не –  знаю,  – зачесал Штыркин громоздкий подзатыльник затылка. – К бабке, надо идти. Дело  – верное!..У «бабок»  – все снадобья есть… Как говорят, «Про запас в норку, и мышка тащит корку»… А дальше, дело будет за тобой  –  «Сей рядами, будешь с пирогами»!..

Пошел я – к бабке… Про, брательника, не стал ей рассказывать, сразу на плесень заказ сделал… Ну и, убедительно её расспросил, как эту плесень, «развести» хорошенько. Чтоб, по всем  – по всем углам, была!.. И, главное,  – чтобы, выше плинтуса пошла – «кучерявая да сочная» на вид. А-то, скоро, чиновники придут проверять, а у меня – вошь не каталась, как у лысого  – на покатом черепе…
 
– Штука!.. – заявила бабка, даже, и не глядя на меня.

–  Может, пятихаткой обойдемся?.. – пролонгировал я «ситуэйшин».
 
– Штука! – подвела бабка черту.

Ну, тогда  – договорились!..

Она  – пошла, сходила (поскоблила,с хорошим звуком), и – на самом кончике ножа –  принесла «йоту йотную», черной бархатной плесени.
 
– «Разевай», подмышку! – приказала бабка, наглядно покручивая «нехилым» ножичком.

Я - локоть вбок и кверху чуть приподнял, а сам всё на ножик – «косяка» давлю…
 
– Не бзди! Этим ножичком, только дедушку на печку подсаживать… –  успокоила меня бабка (сердешная, моя!)…

Она, подзасунула ножик мне в «подмышечное пространство», ловко прижала локоть к моему тулову, «захлопнув» тем самым мою подмышку, и резко выдернула ножик – «на себя»!.. Как я понял, плесень осталась – «у меня», потому что ножик блестел в пламени тусклой «ритуальной» свечи, как боевой клинок «Синдбада-морехода»…

–  Та-ак… –  раскинула бабка мозгами. – Неделю, таким вот образом, «грибки-шмурдки-голубки» выращивай… На  своем, органическом и природном тепле… Выпивать можно, а вот с девками – ни-ни!.. Нечего, в такой ответственный момент – «чик» клеить!
 
– Да, я…  – пикнул я.

 – И, с женой  – нельзя!.. – прикрикнула бабка.
 
– Да я, вообще, неженатый!.. – выпучился я на бабку (у меня глаза, буквально, как у скорпиона,  – на «ниточки» встали).
 
– Вот-вот!.. – поджала бабка, нервные узелки губ. – Пьют, курят, не женились – а Путин виноват!.. Сталин бы, вам  – дал просраться!.. Короче, держи порох в пороховнице, а сэкондхрен  – сухим, паря!
 
– А, что такое  – «сехеренд»?.. – нерешительно, спросил я.
 
– Сэконд-хрен!  – произнесла бабка по разделениям, и презрительно «оценила» меня, с головы до ног, своим пристальным взором. – Это, жизненно важный орган, в доли секунды, реагирующий на «ласковые взоры»… – И бабка, проворно запрыгнув в валенки (ой да не подшиты – стареньки!), лихо затянула песню (пританцовывая, на индийский манер):

- «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?       
Не прячь гармонь, играй на все лады,
Так играй, чтобы горы заплясали,
Чтоб зашумели зелёные сады!
Пой, Андрюша, так, чтоб среди ночи
Ворвался ветер, кудри теребя.
Поиграй, чтобы ласковые очи
Не спросясь глядели на тебя…»

–  А, порох?.. – настойчиво, «встрял» я опять с вопросом.
 
– Порох…  – осеклась бабка. – Ну, вот, слыхал, небось, говорят – «мужик-порох»?.. И что, тогда, он делает, когда у него работают –  девяносто процентов мышц и ещё одна?
 
– Я, когда сморкаюсь, –   начал я «расценивать», –  у меня, девяносто шесть процентов мышц работают, и ещё три  – за ушами…

 – Ну, вот, отчего «мужик-порох»  – худеет?.. – терпеливо, уточнила бабка вопрос.
 
– Я, когда  высморкаюсь, –  вспомнил я, – сразу, «похудевшим» хожу, как весенний и юный прозрачный гриб –  «сморчок»…

–  Ну, вот, отчего «мужик-порох»  – буквально, «с ног валится», когда закончит?.. – наглядно жуя, узелками губ, разжевала бабка мне «риторический» (по ней, было видно) вопрос.

Я говорю:
 
– Я, когда высморкаюсь,  – падаю, без сил, на диван и ноги кверху  – два часа могу проспать…
 
– А, «мужик-порох»  – это мужик,  – объяснила бабка, широко разводя руками (как американскими граблями),  – от которого, все девки – «в подолах приносят»! Понял?..

Я  – закивал головой… И, говорю (сам, надо признаться, очень польщенный, что меня за «порох» принимают; да и надо ведь, быть правдивым до конца, ведь бабку-то, меня предупредили, нельзя обманывать – всё равно дознается, да ещё, осерчав, и «порчу» может «наслать»!):
 
– А я,  – говорю, –  раньше, бабушке своей, –   всегда в подол  – высмаркивался!..
 
– Ну, ты, прям, как Бил Клинтон, блин!.. – рассердилась бабка. – Тот, тоже,  всё на платье, норовил…Ты мне, «горбатого Буратино»  – не лепи, «в натуре»!.. Скульптор-самоделкин  нашелся… Ладно, иди, а то сейчас  – подвергну тебя!.. – махнула она, на меня рукой.
 
– Остракизму?.. – испугался я.
 
– Ага! Острой клизмой!.. – раскинула бабка валенки, по сторонам. – Иди – гуляй, не сыпь мне, сахар в боты!.. На – «розы» мозолей…
 
– И, что делать?..
 
– Что-что!.. Три банан  – рубанком! – сурово, отрезала бабка.
 
– А, как я буду, рухлядь… в смысле, руч-хлядь… в смысле, рух-члядь… в смысле, рухлядь… в смысле, ручную кладь переносить, если одна рука у меня  – занята?..
 
– Ну, мил человек, для этой цели – тещу, надо иметь! – нахмурилась бабка. – Пробивную и надежную. Способную на… в смысле, наф… в смысле, нас… в смысле, на…

– Послать нас  – нафиг?.. – спрогнозировал, и подсказал я.
 
– Способную, на всё!.. – отчеканила бабка.

Я  произнес, очень обеспокоенный:

–  Так, щекотать, наверное, будет, пока – сам мох-то, вырастет?.. – И, на подмышку свою показываю, где уже «согревалась» в тепле моя – «плесень-дитятко».
 
– А ты, отвлекайся!..  – подсказала бабка. – Пятку, сам себе,  – тоже щекочи…
 
– И, сколько  – щекотать?! – угрюмо, уставился я на неё.
 
– Я, сказала: неделю!.. – рассердилась бабка, приноровившись, было «съездить» мне, сухоньким кулачком по «кумполу». – Счас, как дам, и будешь –  как «чижик-пыжик» выглядывать, из собственной жопы!..

Я – отпрянул, инстинктивно…
 
– Потом  – разотрешь, что развелось, –  деловито, вернулась бабка к теме нашей беседы (не разжимая, однако, кулачок),  – и ровнехонько, промажешь ентим  – все углы в квартере… И, будет тебе счастье! Вещь  – жгучая… Лучше перебздеть, чем недобдеть, как говорят в грозу   пожарники  – на башне-каланче «Трамп-тауэр»!
 
– У нас, так, «газовики» из фирмы «Газэкс», говорят, –  охотно, подхватил я.
 
– Что, за «Газэкс», такое?.. – напряглась бабка. – Газовые, экстребители?..
Я, на всякий случай промолчал. Потом,  говорю:
 
– Назвались –  по-иностранному, а зарплату платят  – как здесь!..

Бабка призадумалась… Потом, снова –  раздвинула мне локоть (сначала – вбок, потом – кверху), что-то «пошептала» и плюнула мне в подмышку (такое впечатление, что далеко плюнула), и быстренько «захлопнула» подмышку в «исходное положение»… Я, тоже, сделал вид, что «призадумался»… Но, поскольку в этот промежуток времени, от бабки не поступили никакие сигналы, должные наводить «абонента-клиента» на какие-то «посторонние мысли», я понял, что этот «бонус» достался мне  – бесплатно (и «тихо порадовался»  – в жизни, ведь, всегда есть место «акции»!).

Время  – пошло… Я, до того обе пятки себе «защекотал», что все пальцы о сухожилия стер, как «путёвый» «рок-идол» –  от гитарных струн… Но, плесень, однако, «братцы-кролики», надо сказать,  – выросла отменная, богатая выросла плесень!.. А, как же – в натуральном-то биологическом «мужик-пороховом» тепле?.. Конечно!..

Только,  – смотрю (когда уже, промазал «грибком плесени» всюду и везде) – на некоторых местах, плесень  – не очень-то, развивается-растет… Гибло, и даже чахло, выглядит… Невыразительно… Чиновников,  – такой плесенью, –  вряд ли,  убедишь!..

Пошел опять, к Штыркину.
 
– Может,  – поливать её, чем-то, надо, чтобы кучнее росла? – спрашиваю его.
 
– А ты,  – чаем, вот, поливай, тёпленьким!.. «Пересохший пласт – урожая не даст»,  – оживился,  своей догадке, «башковитый» Штыркин. – Плесень,  – «на заботу-то», и «откликнется»!.. Помнишь, как там, –  в пословицах и поговорках, наших русских народных, –  говорится, про «рожь озимую», да про «чечевицу с викою»?.. Как, мол, –  «потопаешь, так и полопаешь»!.. «Хозяйство вести – не бородой трясти». «Тот и колхоз хорош, где родилась рожь»…

Я, стал поливать, все углы  – чаем… Смотрю – лучше плесень-то «занялась!» «Откликнулась»…
 
– А ты, с сахаром ли, чай-то –  завариваешь?.. – пришел, как-то, Штыркин, и спрашивает (любознательный такой!), и добавляет:
 
– «Просо реденько, так и кашица жиденька». «Гумно не солома красит, а зерно»! «Нет щей, так кашицы больше лей»…

Я, так уклончиво, отвечаю:

–  Да я, сам не выпью, а плесень-то –  напою!..
 
– А ты, вот, попробуй ещё, «чайным грибом»  – побрызгать,  – пожамкай его, руками-то,  получше!.. – одобряюще, зарыскал глазами по стенам, находчивый Штыркин. – Да, «чагой» потри, да «пимом» самокатным пройдись, пошлёпай им, почавкай… «По-ударному работать – не у печки руки греть»!.. «Сей под погоду, будешь есть хлеб год от году»…

Я, попробовал потереть, отдельные места, старым «нейлоновым» носком, внутрь которого, подлил остатки браги (отстой). Эффект  – был потрясающим!..

А тут, прибегает Штыркин, с синей лампой (гланды греть):
 
– Зацени!.. – говорит (а глаза, у самого, как - лампы яркие горят). – Ты, вот, ей  – посвети ещё, погрей!.. «Без клещей кузнец, что рак без клешней»… Помнишь, у Булгакова в «Роковых яйцах», профессор Персиков просветил яйца «необыкновенным светом», и у него из этих яиц – «анаконды зеленые» полезли!.. Вдруг, и у тебя, какие-нибудь «зеленые драконы», полезут?! Да, тебе же, сразу  – Нобелевскую премию отвалят! А это – миллион долларов… «По-ударному работать – по-зажиточному жить»!..
 
– Хорошо бы, не драконы, а крабы с лобстерами  – полезли!..  – прикинул я. И мне, тут же, представился я сам – вальяжно лежащий на диване – такой весь, «раскрепощенный и успешный», на вид  – «баловень судьбы, не знающий нужды»…

Я  – включил лампу (на 150 ватт), и «посветил»…

А, потом,  – помазал, «почавкал» (тем, что под руку – попало)…

Ещё – «посветил»…

А, потом, –  ещё помазал…

Утром  – встаю… «Что такое?..» –  вижу (или, это я – не вижу?)… «Нет, это – что такое?!» –   у меня, от изумления, начала голова раскалываться, на многие «мозговые части»…


А, на стенах (ближе, всё же, к углам) – начали проступать… Начали –  проступать!.. Нет, не «драконы зеленые», не «анаконды» какие-нибудь, пресловутые…А, начали проступать –  зеленые ДОЛЛАРЫ!

Я - очумел на месте…

Я, тру и свечу!.. Тру и свечу!..

Доллары  – проступают сильнее… Всё – «зеленее и ЗЕЛЕНЕЕ»!..

Я, снова  – тру и свечу!.. Тру и свечу!..  «А бабка-то – красава!» –   радуюсь и сияю сам (как – сладкий пряник, «молодой и ранний»!).

Прибегает – Штыркин:
 
– Ну, как?.. «Ни конца, ни краю –  колхозному урожаю»?.. «Пшеничка тучная, так и уборка её  – не скучная».

И, дальше, охотно и настойчиво, начинает «просвещать» меня:
 
– «Велик день для лодыря, а для ударника мал»!..

Я –  его, сходу, вытолкал: потом приходи!.. Когда, мол, «драконы» появятся… А пока – нету их!..

А, доллары, –  уже со стен посыпались… Много их! И – не сосчитать…

Я думаю: «Да, иди ты –  на фиг, Штыркин, со своей «Нобелевской премией», в «задницу»! У меня, за три дня, уже - миллионов двадцать, «нашелестело», со стен…»

Тут, слышу, чиновники в дверь задолбились… Вот, ведь, знают, черти окаянные, когда деньги  – появились! Словно, чуют… Кричат, из-за двери:
 
– Ты, квартиру-то, хочешь  – получить, или нет? Тогда, открывай, показывай плесень…

Так – я им, и открыл!.. Когда, я сейчас,  – уже сам!  – полгорода могу купить… Сижу, правда  – помалкиваю…

А, доллары, –  так и сыпятся со стен, так и сыпятся – весь пол усеяли… Я – их, веником, стал сметать… Сметаю и сметаю, в угол… Уже, и спать  – некогда стало!..

А дверь,  – никому не открываю. Фиг, вам!..

Но, всё равно, сон – свалил, как-то, меня. Сморило – сил нет!.. Так, и упал я в кучу долларов, как в стог сена. (Но, у долларов, аромат-то – покруче, будет!)

…А, братишке-то моему, в дверь-то, –   и не надо даже стучаться… Он, и раньше-то,  никогда не стучался… У него, отмычки-то, –  всегда с собой!.. Всегда, наготове… А, он, вот,  – и вышел, наконец, по УДО, и пришел, в итоге, домой, –  в квартиру-то… И, заходит в неё…

А, там –  я и ДОЛЛАРЫ!..

Я, проснулся,  – неожиданно, встрепенулся, –  а братишка-то мне с ходу и без разговоров – «раз» в ухо, потом – «два» в другое… И, прямо, к делу:
 
– Ты,  – говорит,  – что?! Ты, значит, до моей «заначки-схрона» добрался, пока я на «киче» тарахтел?! У меня, значит, вольготно, из клюва – «абрикосы» мои таскаешь!..

Я  – перепугался: «Оп!.. – думаю. – Так, это он  – такую «заначку» придумал, да сотворил-заныкал, чтобы доллары –  под обои подклеить? Оп!.. Опера, значит, не нашли!.. А, я-то думал, что это всё  – из плесени выросло-появилось, как те – «штыркинские анаконды»!..»
Ну, я,  – тут же!  – всё брательнику и рассказал-поведал, и обо всём  – сердечно покаялся:
 
– Это, –  слезно пожаловался я,  – всё, этот умник Штыркин, меня «неправильно» и, можно сказать, преступно надоумил,  – лампу мощную в руки дал, говорит: «Мужику одна забота, чтобы шла путем работа», задуривал меня ещё постоянно речитативом, завлекал, как рэпом модным: «Где смекнет боец – там врагу конец», «Пришел в цех – работай лучше всех»…

А, брательник-то, слушает да слушает, и всё на сотенную купюру смотрит – и видит, а можно подумать, и не видит – крутит её, крутит…

–  А, номер-то, у «сотки»  – где?! – спрашивает он, вдруг, неистово крича…

Я, деньгу, хвать – смотрю – номера нет!..

Другую, хвать – смотрю (уже пристальнее) – номера нет!..
 
– А  – были!.. – говорю я, предельно искренне. – И – все разные… Были!..

Тут, уже брательник, ворох целый схватил, смотрит на всё ошарашено,  – а на всех купюрах  – номера стерты!.. Как, их – и не было, вроде!..

А, тут, в открытые двери, ещё и Штыркин, тихонько, заявился:

 – Ну, как? «Драконы», не завелись ещё –  под лампой?.. – привычно, так расспрашивает (а, брательника-то, и не замечает). – «Борода –  в честь, а усы и у кошки есть».

Брательник – а я ведь говорил, что он «заводной»,  – он Штыркину – «раз-два»! – тут же, и в «торец», и под оба глаза «фонари поставил» (диаметром побольше, чем боевые фары ночного инфракрасного видения у танка «Армата»), тот и убежал, домой (в полицию звонить)…

А, доллары-то, смотри-ка, а доллары!.. Что, делается?! Смотрим, и наяву видим, и наяву убеждаемся в чудовищно жутком своем изумлении,  – что доллары-то-баксы, наши родименькие, на наших с брательником глазах (Штыркин не в счет!), вдруг, потускнели в былой своей ядреной зелёности, да, вдруг, посерели… И, вот – тут же вот вмиг! – совсем- совсем, и выцвели!.. Хоть,  – лампой их свети, хоть, что другое предприми – ничегошеньки, ты не увидишь, –  только, белые бумажки у нас с брательником в руках белели, как белые бельма –  на больных глазах…
 
– Ты их, чем –  мазал-то?.. – разъярился брательник. – Тут же, бабла было, как весь целый внешний долг Гондураса!.. Ты же, критический идиот!..

Чем-чем?.. А я, помню, что ли,  – чем?! «Рой вглубь пласта – будет рожь густа», - привычно, крутилось у меня в голове «штыркинское наставление»… Чем только не мазал. Счас, и не вспомнишь…
 
– Штыркин!.. –  стал я, дальше, слезно жаловаться брательнику. – Этот, «самодельный агроном» и «начинающий цветовод», говорил: «Сметаной вареников не испортишь», «Сметану любить – коровку кормить»… Да ещё, и сама бабка, мне тогда сбоку – «нашептала» и на грудь  – плюнула!.. Серьезно, «нашептала»!.. А, «нашептать» – это ещё, сильнее действует, чем, просто, вслед –  «накаркать»!..

Я, начал было, объяснять брательнику, что ведь, «все же парни делают плохие вещи»… Давай, мол, «признаем»… Но  – тебя, вдруг, будто «сносит ураганом»… «и ты, уже, не принадлежишь себе»… «а, действительность, становится  – более резкой и актуальной»…

 – У «картишек» – что?! – кричал брательник, развивая и развивая «победоносную» и несокрушимую мощь «урагана».
 
– Нет - «братишек»…  – отзывался я.

– А, у долларов – что?! – кричал брательник, поднимая вверх  – «торнадо», из «мириады»  белесых бумажек.
 
– А, у долларов… что?  – отзывался я.
 
– А, у долларов – не должно быть рядом, «долбанных»!.. – кричал, научая меня уму-разуму, брательник.
 
– Не должно, быть рядом, долбанных…  – вяло, но ретиво, подхватывал я.

– Не поддавшись, на обдулово – что?! – продолжил брательник.

– Ч?.. О!.. Что?.. Ч?.. – зачертыхался я; невразумительно и бестолково…

–  Не поддавшись на обдулово, не заработаешь –  «орден сутулого»! – в своей манере, удачно и ловко, срифмовал брательник (вот оно – его величество Вдохновение, –  которое неизменно настигает нас в момент наивысшего накала наших «человеческих чувств»!).

Короче говоря, в конце этой исторической и драматической «эпопеи», нужно пояснить, что Штыркину, как уже было сказано, достались великолепные «фонари»,  – я только «за», и ни в чём не раскаиваюсь, потому что  – сам же он говорил: «Мешай сметану – масло дождешься»… Брательнику  – за эти «фонари»  – присудили, досиживать ещё столько, сколько он  – по УДО «не досидел». А – мне…

Мне, досталось место –   на белой больничной койке, на белых простынях, среди белых стен, на которых – никакой тебе плесени!.. А, только – один вечный, и будоражащий моё  «обостренное» сознание, вопрос: то ли, я сам (своим «усердием») стёр краску на «баксах», то ли, её «съела» –  бабкина «плесень»?.. Бабка-то, ведь, не зря «наказывала» и «грозилась»  – «вещь жгучая!»…

Вот, так!..
 2019