Глава сорок вторая
Дзю
Дзю приоткрыл глаза, и сразу их прикрыл – помещение похоже на подвал, или полуподвал. Чуть подергал конечностями – привязан к стулу. Принюхался – пахло дегтем, прелой соломой и псиной. Дзю бросил взгляд на себя – зеленый кафтан с узким воротом. За столом двое вели диалог. Сквозняк принес запах жареной картошки с луком и еще какой-то запах, кислый и тошнотворный. Говорили по-польски, но странно акая, и как бы вытягивая слова из глубины груди.
- Курва их мать, москалей треклятых! Говорят, самого пана Косцушку споймали, да на кол посадили! – Сказал звонкий голос.
- А ты, прохвост, что языком мелешь почем зря! Давно бы раструбили бы, кабы так было. Ты не о том, воловий хвост, думаешь. – Ответил хриплый.
- А об чем, дядько Пелип, надоть думать? – Поитересовался звонкий голос.
Дзю переключил внимание на собственное тело. Положение было плохое, но не безнадежное. Путы слабы и неправильно связаны. Дзю, поочередно стал напрягать группы мышц, и вскоре оказался вовсе не обездвиженным.
- Вот жидка этого выпотрошим, злотых пан отсыпет за евойный папир, и уйду я. – Понизив голос, поделился хриплый.
- Тай не бреши, дядко! Ты ж десь як сыр в масле. Ты же всем катам кат! Пан твоё палаческое рукомесло дюже ценит. И вапче. Я ж к тебе в ученики три лета напрашивался. – Засомневался звонкий.
- Слухай сюды: Суворов скорева на приступ пойдет. День-другой, и смерть всем. – Тихо продолжил хриплый голос местного палача.
В гудящей голове Дзю начала складываться картинка. Похоже на то, что он не сошел с ума и на самом деле перенесся в свою детскую сказку, в Речь ПоспОлиту. Только сказка оказалась страшной.
- Откель знаешь?
- Я пану не стал сказывать. Третьего дня, красномордого того помнишь? Он на кресте клялся перед смертью. Я еще тогда тебя за сидром послал, помнишь... – Хриплый быстро перекрестился и многозначительно замолчал.
- Отобьемся! – Не слишком уверенно сказал звонкий голос.
- Не отобьемся! – Перебил его хриплый. – Никто его побить не может! Он душу Дьяволу продал, а может и сам Дьявол и есть.
- Возьми меня, дядько! Я с тобой хоть до германов, хоть до гайдамаков, хоть до турков. – Взмолился звонкий голос.
- Возьму, только не дай Бог! Придушу, как курёнка! Подмога от тебя нужна. Здесь панская старшая дочка, Ядвига, в этом доме. Будет до субботы. Цацки у ёй, золото, яхонты. А мертвым оно всё одно ни к чему. – Совсем понизив голос, закончил хриплый.
- Я с тобой хошь куды! Вот те крест! Кого хошь жизни лишу! – С жаром ответил звонкий, и уже тише добавил – Не продам, дядько! Возьми! – Перейдя на убедительный шопот заумолял звонкий голос.
- Верю тебе, плямянничек. У табе таперича тока два путя. Или со мной, или к Сатане в триисподню. Всё, пошли к жидку.
Теперь Дзю окончательно понял, что он в Варшаве накануне знаменитого штурма, когда неумолимые суворовские гренадеры без жалости перебили двадцать шесть тысяч поляков. Оставалось понять, где именно он находится, и сколько у него времени.
Дзю окатили водой из ведра. Дюжий хлопец с бельмом на правом глазу, в широкой льняной рубахе с закатанными рукавами, деловито осмотрел юношу. Второй тюремщик, большой, пузатый и лысый, суетился у массивной черной столешницы. Хлопец поставил ведро, подошел к Дзю, и деловито потянулся заскорузлой ладонью к шее. Дзю проводил ладонь глазами. Пока ладонь палача, медленно-медленно двигалась к шее Дзю, а глаза заинтересованно выглядывали что-то у самой шеи, юноша уже знал всё, что нужно делать.
Как только хлопец стал досягаем, Дзю не стал медлить.
- Аа-а-а! Курва мать! – Хрипло заорал здоровяк. Через секунду звук захлебнулся. Дзю второй раз что есть силы, лягнул горе-тюремщика в пах, на этот раз точнее.
Тюремщик согнулся пополам, чтобы тотчас же отлететь на своего подельника.
Второй тюремщик, лысеющий и вислоусый, с заметным брюшком над потертыми портками, и красными пятнами на голове, замешкался только на пару секунд.
За эти секунды Дзю, не сводя глаз с его лысины, освободился от веревок, и решительно шагнул навстречу своему палачу. Лысый схватил со столешницы молоток, и, широко размахнувшись, обрушил свое оружие на голову Дзю. Но Дзю на этом месте уже не было.
Вместо того, чтобы отпрянуть, Дзю рванул вперед, поднырнул под руку, и толкнул Лысого вперед. Лысый упал, со всего маха ударившись головой о кирпичную стену. Послышался звук удара черепа о стену, посыпалась кирпичная крошка. Дзю подошел к молодому помощнику палача, и врезал каблуком сапога по затылку.
От таких ударов люди не встают. Но эти – встали! И не просто встали, они вскочили, как ни в чем не бывало! И, переглянувшись, снова бросились в сторону Дзю. Но тот уже бежал к небольшой лесенке, ведущей к выходу из темного подвальчика.
Преследователи оказались не из медлительных, и, возможно, догнали бы юношу, но тут отворилась дверь, обнаружив прямоугольник предрассветного неба. В едва светлеющем проеме появилась стройная фигурка, фигурка держала что-то изогнутое. В темноту одновременно сыпануло двумя пригоршнями искр, вспыхнул порох на полках, и через доли секунды две ослепительные вспышки озарили подвальчик.
Грохот двух выстрелов саданул по ушам, сизый дым устремился вперед, и тут же разметался вдоль кирпичей, ударив в нос пороховой гарью. Два преследователя опрокинулись навзничь, чтобы больше не встать.
- Ёся! Пшич по мне! – Крикнула в темноту девушка, дождалась, когда Дзю в два прыжка взлетит к ней по лестнице, коротко обняла юношу, прижав щеку к его щеке, схватила за руку, и потащила за собой.
Они одновременно выскочили из подвальчика, перемахнули через невысокий забор, нырнули в темноту переулка, и побежали вперед. Точнее, сначала побежала девушка, а за ней – Дзю. Через несколько времени за их спинами раскатисто затрещали ружейные выстрелы. Молодые люди припустили еще быстрей.
Неимоверно густой, пьяный запах поздней осени наполнял до краев легкие, заставляя кружится голову. Да, это был иной мир, с другими ощущениями, чистыми и яркими, заполненными от горизонта до самой высокой небесной выси. Это был прежний мир, канувший в Лету навсегда.
- Сумимасен, Кики! – По-японски крикнул на бегу Дзю. – Надо убираться подальше от города! Скоро начнется штурм.
- Не розУмем! – Ответила Кики, махнув не своими кудряшками. И только сейчас Дзю заметил, что это девушка очень похожа, но, всё же, не Кики.
- Який то джень? – Бросил на бегу Дзю.
- Дваждешчья тжечья паджерника! - Ответила девушка, останавливаясь в некотором недоумении.
- Чи то есть Прага? – Опять спросил Дзю, ухватив спутницу за плечи, и пристально глядя в её глаза.
Девушка утвердительно закивала. Сомнений не оставалось. Это была ночь перед штурмом. Прага – предместье польской столицы, и сейчас здесь начнется ад, и они в самом его эпицентре. Дзю изучил этот штурм во всех подробностях. Единственный шанс вырваться – это прямо сейчас попасть в большую Варшаву, через ближайший мост. Иного шанса не будет!
- Где есчь Варшава? – Приостановившись, спросил Дзю.
- То есчь там! – Девушка уверенно показала рукой направо.
Теперь Дзю схватил девушку за руку, и повлек в указанную сторону. Вдали опять щелкнули ружейные выстрелы. Они нырнули в подворотню, и тут забахало, засвистело и загудело с такой силой, что девушка ойкнула, а юноша на мгновение остановился.
Несколько ядер бухнулись в воду прямо у мостовых быков. Темную речную глади взметнуло вверх белыми шипящими фонтанами.
Дзю сразу понял – это русские пушки. Медлить более стало нельзя, но тут бомбардировка закончилась также внезапно, как и началась. В ответ суворовской заговорила пражская артиллерия, и огонь минуту спустя перенесся куда совсем вправо и в глубь. Не отпускавшее чувство опасности дзансин, вязкое и мутное чуть усилилось, источник его приблизился, и где-то совсем рядом, слева раздался хриплый голос.
- Деся воны!
Дзю огляделся, пытаясь понять, как безопаснее прорваться к каменному мосту, серой громадиной уходившей на правый берег Вислы. На всякий случай Дзю не стал высовывать голову, в вгляделся в отражение в оконное стекло. Отражение давало прекрасную возможность осмотреться, не подвергая себя опасности.
И тут началось совершенно неожиданное. Из одной сторожевой мостовой башенки, слаженно и четко, как на учениях, выкатились и рассыпались, заняв стрелковые позиции лежа и с колена, несколько десятков типов, экипированных в современную черную штурмовую униформу. Берцы, наколенники, бронежилеты, кургузые штурмовые винтовки, и матовые черные сферы, делали этих людей похожими на инопланетян.
Дзансин, «предчувствие опасности», прежде жужжавшее где-то на периферии сознания, внезапно загудело, как паровозный гудок. Последним из башенки, аккуратно заперев за собой дверь, вышел никто иной, как Марек Муча. Забрало на сфере было поднято, и не могло скрыть обезображенного лица. Марек, поглядывая на экранчик лаптопа, отдал жестами несколько распоряжений, и поднял ко рту правую руку.
В руке, к удивлению Дзю не было оружия, в этой руке был небольшой мегафон. Марек на мгновение о чем-то задумался.
- Московиты! – Захрипел тот же голос, в сторону спецназовцев бахнуло подряд два ружейных выстрела. Марек Муча, вперив взгляд в то место, где за стеной стоял Дзю с девушкой, два раза не глядя ткнул двумя пальцами в разные стороны.
Строй спецов пришел в движение, вспышкой сверхновой звезды полыхнул где-то за домом нестерпимый синий свет. Зашипела, крякнула и осела взрывная волна тактической гранаты, высадив в ближних домах все стекла.
Быстро-быстро заклацали затворы булл-папов, зазвенели выстрелы автоматического оружия. Не успели упасть на мостовую последние осколки выбитых стекол, как всё было кончено. Шляхтичи, еще совсем недавно желавшие догнать Дзю, изуродованные высокоскоростными пулями до неузнаваемости, остались лежать на гладких камнях.
Вырванные выстрелами куски плоти подрагивали в лужах крови вперемешку с агонизирующими телами. Страшный в своей нестерпимости предсмертный крик через несколько секунд просверлил слух до самого затылка. Тот самый хриплый, хриплый голос. Раненый набрал в легкие воздуху, но крикнуть второй раз уже не успел. От спецов отделилось четверка, пара десятков малошумных боеприпасов аккуратно разнесла головы всему, что лежало на мостовой.
- Пан Ядзама! – Раздался механический, усиленный мегафоном голос. – Пан Ядзама! Я знаю, что Вы здесь. Я вижу Вас на приборе. Отдайте нам Венец, и мы оставим Вас в живых.
В сладком, напоенным жизнью воздухе, этот механический звук был настолько чужд, а запах чужого здесь бездымного пороха так тошнотворно горек, что Дзю показалось, что это само Царство Мертвых, сквозь невидимый прокол в мироздании, просочилось в мир живых, и принялось заполнять его своим смрадным дыханием. Детская сказка стала взрослой, и оттого еще страшнее.
Дзю собрался уже что-то ответить, как заскрипела дверь соседней бешенки, и голос, от которого мурашки побежали по спине, спросил.
- Пан Муча! Вы уже здесь?
Михал Духинский стоял в одиночестве, держа правую руку в кармане черного пальто, а левой сжимая еще не обнаженную саблю. Дзансин зазвенел, как струна, по всему позвоночнику. Пан Марек Муча, нахмурился, скривившись как от зубной боли, и только через секунду повернул голову к говорившему.
В эту же секунду лязгнули три коротких очереди. Два-два-три – как на стрельбах. Духинский покачнулся, не изменившись в лице, стал медленно оседать, и, наконец, медленно опустился на колени, запрокинулся на спину, и затих, неестественно поджав ноги.
- Пан Ядзама! Мы не желаем Вам смерти! – Мегафон снова гаркнул в сторону Сухого Дзю. Марек Муча опустил бронированное забрало на сферической каске, отработанным движением вытянул из набедренной кобуры свой любимый Глок-17, и снял его с предохранителя.
Едва заметным движением руки, Марек послал пару бойцов проконтролировать вторую башенку. Черные роботы мгновенно оказались у открытой двери, и споро закинули внутрь по гранате. Башня хранила гробовое молчание. Бойцы отбежали, и залегли в изготовке. Еще одна пара стрелков, развернув бронещиты, изготовились взять ситуацию с колена.
Через секунду из дверного проема, мешая друг другу, не моргая, и опуская взбешенных глаз, полезли люди. Много людей. В черных балаклавах и зеленых конфедератках, в красных банданах и простоволосые. С охотничьими ружьями и укороченными автоматами Калашникова, с обнаженными саблями и кончарами.
Тут же открылась плотная стрельба на поражение. Люди стали падать в повалку, в кучу, как срезанная косой трава. Но людской поток не иссякал. Толкая перед собой трупы погибших товарищей, они всё лезли и лезли под пули, растекаясь по мостовой.
Когда из трупов образовалась целая баррикада, из-за нее начался суматошный ответный огонь. Нестройный и не прицельный, но плотный. Трое спецов, а потом еще два, дернулись и затихли.
«Выстрел!» - Раздался чей-то громкий голос. Спецназовец, выбрав место со свободным проходом за спиной, закинул на плечо толстый тубус противотанковой реактивной гранаты, и дернул за скобу спуска.
Бум! Словно невидимый великан саданул кувалдой по толстому стальному листу, граната нырнула внутрь, и исчезла. Совсем. Выстрелы мгновенно прекратились. Стало почему-то тихо, и очень жутко.
- Кто есчь это? – Тихо спросила девушка, тронув Дзю за рукав.
- Это за мной. Они все – за мной. – Также тихо ответил Дзю.
- За нами. – Решительно прошептала девушка, выдернув из ножен висевший на боку турецкий кинжал.
Тем временем, пятеро спецназовцев с Мареком-Узелком во главе, уже бежали, пригнувшись через неширокую примостовую площадь к дому, где спрятался Дзю со своей спутницей.
Дзю схватил дубовый стул, швырнул его в противоположное окно, и они выскочили на противоположную часть мостовой. Начавшийся сумасшедший огонь возвестил о том, что из башни снова полезли люди. Много людей. Очень много. Они умирали сотнями, молча и страшно. Прошитые пулями и осколками, но их смерти никого не останавливали. Казалось, им не будет конца. Люди из Польской «Фаланги», а это были, несомненно, они, перли и перли, ненасытные, неустрашимые и злобные. Как тропические муравьи.
Оставленные прикрывать отход спецы не уступали им в ярости. Расстреляв боезапас, они схватились за ножи. Но противников было слишком много. Прогремело, один за одним, четыре взрыва. Четыре спецназовца успели взорвать и себя, и противников. Остальных озверелые молодчики из «Фаланги» изрубили до неузнаваемости. Стало тихо. Поток злобных муравьев из второй башни иссяк.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/05/21/577