Помню, в школьные годы мы изучали биографию Кастуся Калиновского – революционера, защищавшего чаяния белорусского народа. Кастусь казался благородным рыцарем, бросившим вызов царской системе.
А он был не одинок. Случайно, при посещении Государственного архива Латвии, я наткнулся на материал о своих земляках, жителях Лепельского уезда. История одного из них настолько потрясла, что невозможно не рассказать.
Действие происходило в мятежном 1863-м году. Лепельский край входил в состав территории, которую занимали также инфляндские уезды Витебской губернии.
В ДИНАБУРГ ЕГО!
Дело в отношении «политического преступника» начинается с телеграммы в Динабург (современный Даугавпилс) 6 мая 1863 года:
«Сего числа взят, представлен на суд Оттон Гребницкий, пленник важный».
Оттон (будем называть его Антоном, так как под этим именем он фигурирует в последнем, заключительном акте суда), житель Паулья – селения на берегу одного из самых больших Ушачских озер, в 25 верстах от Полоцка.
Край исстари необыкновенный – это часть древнего соединительного пути «из варяг в греки», междуреченский (между Западной Двиной и Березиной) анклав. Край, одаренный природным изобилием – реки, озера, леса, - давал приют отшельникам и монахам, беглым людям, и таил священную уникальность. В XVII веке исследователи отмечали там необычный каменный пояс в виде астрономического календаря, «келии на погосте», а ряд населенных пунктов занимали церковные и монастырские владения. Царил дух свободы и божественного миропорядка.
Телеграмма указывала на важность персоны «политического преступника», и это проявилось в дальнейшей переписке. Генерал-майор Соболевский потребовал препроводить арестанта в крепость (в Динабурге располагался один из центральных острогов Западного края), однако полковник Мечников, под надзором которого содержался Антон, отвечал, что «Гребницкий по слабости здоровья не может быть выслан…». Тем не менее, начальство настояло, и «важный пленник» был доставлен, где ручались создать благоприятные условия для его содержания.
Чем же так «насолил» арестованный, почему его рассматривали как особо важного?
К моменту задержания Антону было 35 лет, и он ни в чем нужды не испытывал. Был выходцем из традиционной дворянской, семьи, прародители которого обосновались на Белой Руси еще в XVI веке, когда Якуб Докторович приобрел в полоцком воеводстве четыре поселения, в том числе Гребницу. С той поры к Докторовичам приклеилась «добавка» Гребницкие, пока полностью не вытеснила первоначальную основу. Об этом пишет в своей «Истории резиденций на давних окраинах Речи Посполитой» польский автор Роман Афтанази. Он же приводит факт, что Докторовичи прибыли из Короны.
Антон гордился своим прошлым, однако материальной выгоды не имел. Паулье, где он проживал, находилось не в его собственности. А вот отец был крупной фигурой, и наследовал большое Ореховское поместье на выгодном маршруте - пересечении двух трактов, из которых один вел на север, в Полоцк, а другой на восток, в Уллу.
Гребницкие обосновались там в 1745 году, когда прадед, женатый на Францишке Шишковой, начал отстраивать родовое гнездо. Дед вырастил двух наследников, одним из которых явился отец Антона, и, как старшему, ему достались важнейшие части нажитого достояния. В Ореховне, на берегу одноименного озера, Николай Денисович создал уникальное поместье: выстроил в классическом стиле дворцовый особняк, организовал на приусадебном участке производства, где работали полотняная фабрика, паровая мельница, кузница и конезавод, пивоварня. Прихожан обслуживала заложенная им же униатская церковь. Высокочтимой религиозной особой считался Флориан Гребницкий, доктор богословия, занимавший в эпоху Речи Посполитой высокий сан витебского епископа, и даже митрополита - Полоцкого.
Хозяин пользовался солидным авторитетом, его избирали предводителем уездного, лепельского, и губернского, витебского, дворянства, награждали. А женой была княгиня Паулина Друцкая-Любецкая, среди предков которой числились князь Онуфрий Друцкий-Любецкий, оршанский стольник, и Тадеуш Жаба, воевода полоцкий, владевший Свядой.
Кто воспитывал Антона – неизвестно. Отцу, при его огромной занятости, конечно, времени не хватало, а мать умерла при родах. Скорее всего, были наемные няни, как у того же Пушкина. Недаром ходят легенды, что неподалеку проживал поэт Феликс Топчевский, и они общались.
Ясно, что Антон унаследовал романтические рыцарские образы, заложенные местной средой, вследствие чего сформировался характер народного защитника.
Революционным духом проникся, когда учился в Вильно. А первый опыт приобрел на Черноморском побережье, в Крыму. Он не мог не оказаться там, так как из озерного Паулья, лежавшего на варяжском водном пути, дороги вели на юг. Влиятельный отец дважды «вытаскивал» его из заточений за соучастие в революционном движении, о чем скажу ниже. Однако домой неугомонный отпрыск вернулся в чине коллежского регистратора. Это звание давало право носить дворянский титул потомственно. Казначейская пенсия - в годовом исчислении 215 рублей – позволяла провести жизнь, при огромном отцовском состоянии, более чем благополучно.
Чего же не хватило молодому дворянину, почему он пренебрег выгодным социальным положением и оказался в среде, враждебной правительству?
Телеграмма от 11 мая – туда же, в Динабург:
«Отправляю сейчас содержащегося под караулами Оттона Гребницкого и слугу его Мулюка при подпоручике Ордине Галицкого резервного полка и восьми нижних чинах».
Столь внушительная сопроводительная воинская команда была приставлена не зря. Опасались, что в дороге пленник может быть отбит, вызволен.
А подпоручик Ордин вез в кармане армейских брюк очень серьезные улики - ключ от саквояжа, где лежали 1139 рублей и 13 копеек денег, изъятых при аресте.
Однако не деньги составляли главную опасность. В саквояже, который неусыпно держал в руках Ордин, лежали бумаги, печать и револьвер. Они позволяли доказать, что арестованный – не простой кадр.
УСЛОВНЫЙ СИГНАЛ ИЗ ПОЛОЦКА
Время было тревожное. По империи, главным образом, по окраинным областям, катилась волна мятежных выступлений, именуемых «польским восстанием». Кто придумал этот термин, сказать сложно, но мятеж не имел национальной окраски, его корни находились в иной области и охватывали большую территорию – в основном ту, что была присоединена к царской империи почти 70 лет назад. Недовольство было вызвано политикой царского правительства, которое ввело на территории бывшего Великого княжества Литовского необдуманные порядки. Корень лежал в вопросе о земле. Имперская власть стремилась изменить положение, приняв Манифест об освобождении крестьян от крепостничества, но он становился декларацией, не затрагивая и не решая всех земельных сущностей.
Мятежники планировали 23 апреля (по старому стилю) 1863 года, в день святого Юрия, организованно выступить и изменить положение. Главной движущей силой считали шляхту – мелкопоместных собственников, пострадавших в ходе реорганизационных мер царского правительства.
Замысел Гребницкого лежал в той же, революционной, плоскости, но отличался кардинально. Он исходил с позиций крестьянства, видел трудовой класс главным распорядителем земли - свободным от эксплуататорской, помещичьей, зависимости. А потому основное число его сторонников составляли не шляхтичи, а беднейшие люди: крестьяне, дворовые люди, мещане. Это была та когорта людей, которая в 1917 году поддержала ленинские идеи и пошла за социал-демократами и коммунистами, обещавшими землю. На этом фоне личность Гребницкого можно рассматривать как предшественника - человека, предвосхитившего октябрьские события.
23 апреля, в день восстания, он находился в паульской усадьбе, когда прозвучал призыв выступить. Сигналом стал условленный знак – виленская печать, которую доставили ему из Полоцка братья Сосновские. В письме, приложенном к печати, читалось: «Настал час, когда все должны встать к оружию для спасения Отечества…» Собралось, по одним оценкам, до 30-ти, по другим – до 50-ти человек. Без возражений, единогласно, избрали Гребницкого вожаком.
Антон уже имел опыт революционной борьбы, зачатки которой демонстрировал в начале века, был ровесником декабристскому движению. Впервые его «вольница» проявилась в Феодосии, когда в квартире, где он проживал, «слышны были военные песни на татарском языке». Примкнул к антиправительственной организации в 1854 году и был обвинен «в возбуждении восстания в Крыму». При аресте и обыске у него изъяли организационные инструкции и призывы, и «как человек вредного образа мыслей» он был заточен в петербургскую фортецию. Там же серьезно заболел.
«Чрез восстание обретем свободу!» - было кратким его напутствие собравшимся в Паулье, и начались сборы. Местом дислокации был выбран большой лесной массив, что тянулся к Полоцку, начинаясь в трех верстах от поместья. Были запряжены лошади и отправлены повозки с провизией, сеном и овсом. Сам сел на вороного коня и помчался следом.
БАРЩИНА ОТМЕНЯЕТСЯ!
То, что он предпринял, сильно напугало власть. Уже на следующий день, 24-го апреля, местному старосте было объявлено, «что земля, данная внаем, становится их собственностью», барщина отменяется, и староста не должен никого другого слушать.
А когда к месту расположения отряда приблизился некий господин в коляске, то ему было приказано воротиться обратно и не сметь предпринимать шагов без их ведома, иначе «будет предан высшему (что подразумевалось «народному», - авт.) суду».
Далее они попытались расширить сферу воздействия, двинулись на запад, чтобы в соседней волости провернуть то же самое, однако Ореховский лес стал их последним прибежищем – восстание заглохло. Сыграли роль правительственные меры. Дороги были перекрыты войсками, и всякое передвижение без разрешения запрещалось. А самое главное, группа Гребницкого не ощутила всенародной поддержки, население не горело желанием вступать в их ряды. Царь Александр пользовался авторитетом, а империя набирала вес, укрепляя позиции.
В лесу провели два дня. Повстанцы были обречены, это был заведомый проигрыш, если не хитро устроенная ловушка. Если почитать следственные дела (а власть квалифицировала группу как «мятежную шайку»), то остается отпечаток не вполне осознанных намерений, романтического действа и налета опереточности. Вооружены были охотничьими ружьями да несколькими револьверами, а также саблями. Зато одевались «по-инсургентски» - имели чемарки и конфедератки. Гарцевали на лошадях. «Посылаемы были в пикет», то есть в дозор. Ни одного вооруженного нападения не совершили, если не считать попытки отбить задержанных. Тонус поддерживался иллюзиями, что чрез восстание «обретут свободу и дворянство». Желающих покинуть группу Гребницкий не задерживал.
Центр восстания находился в Вильно, и там же располагался штаб Виленского военного округа – оплот царских властей. Александр II контролировал ситуацию, предусмотрительно подписал соглашение с Пруссией о взаимной поддержке. А по следам мятежников рыскали воинские подразделения, вылавливая протестующих. Помощь им оказывало местное население, называя мятежные отряды враждебными «шайками». Отряд Гребницкого оказался отрезанным, изолированным от других, а центр не предпринял распорядительных мер: не дождались ни обещанного эффективного оружия, ни проводников, ни инструкций.
Конечно, Гребницкий не мог даже предполагать, что затея обернется крахом. Как свидетельствовали приближенные, он сначала был в хорошем расположении духа, весел, говорил своему наместнику - заместителю Обрымпольскому, что все идет по плану, о нем слух распространился по всему Лепельскому уезду, и опасаться нечего – «русское войско не осмелится его искать», а оружие скоро поступит, и «таковое будет всем роздано».
Он не допускал мысли о поражении. Готовился основательно, заранее, об этом свидетельствовали отобранные у него вещи – не только караульный револьвер и складной охотничий нож, но и топографические карты. Организация подчиненной ему «шайки» строилась по-военному: был «заступающий», то есть заместитель, а роль адъютанта исполнял верный слуга татарин Мулюк. Антон руководствовался воинским уставом и армейскими навыками: он их приобрел, когда служил юнкером в уланском полку, и даже офицером – в отдельном Сибирском корпусе.
В Лепельском уезде ожидалось до 600 участников. Сила немаленькая. Были задействованы сидевшие наверху люди - чиновники. Так, годовой паспорт на имя Иосифа Реутта, которым он, очевидно, намеревался воспользоваться в исключительном случае, был выдан на основании представления уездного предводителя дворянства. Но идти на Лепель было бессмысленно. Там располагались войсковые части, и все было готово для отражения нападения. Две трети населения составляли евреи, которые занимали стороннюю позицию, не вмешивались.
В ПОИСКАХ ВЫХОДА
Пришлось поступать по сложившимся обстоятельствам, на свой страх и риск. План состоял в соединении с другими разрозненными ячейками, чтобы совместными усилиями осуществить задуманное. Видимо, по этой причине Антон передал управление другому человеку – Шестовскому, а сам, в сопровождении Мулюка, откололся от отряда. На показаниях в суде он объяснял этот поступок ухудшившимся здоровьем - открылась грудная болезнь, и он якобы собирался отлежаться в Ореховно, в усадьбе отца. Однако выбранное направление указывает маршрут на Кубличи (имение Деспот-Зеновичей), где был обозначен центральный пункт сбора, чтобы сообща проникнуть в Борисовский уезд, а оттуда путь лежал на Минск и Вильно. Видимо, он решил, не рассчитывая на помощь центра, выйти самостоятельно на связь. А, возможно, отвлекал на себя преследователей, полагая, что болезнь не даст ему распорядиться в полную силу.
Шестовский, которому Гребницкий передал управление, не сумел повести группу за собой. Накал сопротивления погас, «многие начали складывать бронь». На хвосте сидели ловцы - солдаты двух рот, 15-й и 19-й, резервного Низовского пехотного полка под командованием капитана Янковского. К тому же, распространился провокационный слух: что усадьбы участников восстания будут сожжены, а родственники разорены и ограблены. Люди потянулись назад, чтобы обезопасить места проживания. Часть отряда была «взята войсками и крестьянами» в конце апреля. Некоторые сдались сами, «явившись к начальству с повинной». Гребницкого арестовали, свидетельствовал на допросах Мулюк, в «имении Медунецкой». Но в другом случае он называл имение Збродовичи. Похоже, следствие так и не добилось правдивых показаний.
Судя по всему, не вся группа была выловлена. Так думать позволяет тот факт, что фамилия Шестовского, которому Антон передал управление, нигде более не упоминалась, и его нет в следственных делах. Как нет и многих других. Подследственные называли до 15 «неизвестных дворян», проинструктированных Гребницким, а кто-то называл до 30-ти человек «в польских инсургентских костюмах». Куда они девались?
В ЗАСТЕНКЕ
Власть отчиталась о весомом улове. Арестовали не только организатора и предводителя многочисленной «шайки», а ликвидировали восстание в зачаточном состоянии. Захватили также список участников, который Антон не успел уничтожить.
Суд был суровый. Надо сказать, что имперская власть предусмотрительно ввела военное положение, и всю карающую вертикаль пронизывали инстанции с чрезвычайными полномочиями. Там не было ловушек для избавления. Сначала дела рассматривали на месте – в военно-полевом суде, затем занималась следственная комиссия, размещенная в крепости, а итоговое решение выносил штаб Виленского военного округа. Еще одна карательная инстанция – это временный аудиториат, который принимал заключение по имущественному наказанию: секвестировать (то есть, урезать или сохранить) собственность или оставить, отдав провинившихся на поруки.
Заключенные держались мужественно, избрав тактику «партизан»: уходили в лес, чтобы укрыться от насилия. К роду инсургентов никто себя не причислял, знакомство с центральными руководителями отрицалось. Назывались фамилии неких Галиафа, Молля и Конопацкого, однако их никто не видел.
Антон защищал своих подопечных: «…не подозревал, что они имели намерение присоединиться к восстанию». Когда спрашивали о конкретных вещах, отвечал, что ничего не помнит, так как «был одержим горячкою». О незнакомцах говорил, что они приезжали в Паулье из леса по 4-5 человек, чтобы поесть и запастись овсом или сеном, и он им, естественно, не отказывал, «признавать их мятежниками у него не было никаких оснований». Про список дворян, найденный при нем, заявил, что не знает, как он попал в его саквояж, а знакомства заводил в связи с предстоящими выборами.
Длилось расследование почти пять месяцев, до 8 сентября 1863 года. А последние распоряжения завизированы только в феврале следующего года.
Вердикт Гребницкому был предопределен: каторга. Он организатор, и сурового наказания было не избежать - взял на себя функции государства: обещал людям «дворянство и землю в дар». И привлек чернь, чтобы совершить передел.
Это был удар по репутации царя, власть имущих. Что расшатывало систему. Под началом Гребницкого группировались, в основном, беднейшие люди – подводчики, прислуга, мастеровые и «даже простолюдины», а это народный фактор. Забегая вперед, скажу, что наибольшее число осужденных по делу – крестьяне, причем, в основном, молодые: от 18 до 30 лет. Были даже 17-летние. Только одному, Павловскому, было 74 года.
В «шайку» входили не только местные землеробы, но также из других окрестностей – например, из поместья Беликовича. Были также горожане - из Полоцка, мещанского происхождения. По национальному составу не разнились, да и по вероисповеданию объединялись: были и православные, и магометанин, но большинство составляли католики.
Это говорило о большом доверии вожаку, который нашел правильные аргументы, чтобы увлечь за собой. В целом же крестьянство в 1863 году не помышляло о революционности и не поддерживало дворян, зовущих к восстанию. В их лице крестьяне видели тех же помещиков, которые не могли дать больше, чем это сделал царь Александр. Манифест об освобождении от крепостничества они восприняли как щит. В то же время противоположная сторона - крупные землепользователи – были недовольны. Их устраивал шаг назад. Для них крестьянская реформа становилась костью в горле. Кому хочется уступать часть наделов и сокращать свои фонды? Логически предположить, что за спиной восставших стояли «олигархи» - магнаты-помещики.
ОХОТА ЗА МИЛЛИОНОМ
Роль крупного капитала наглядно не проявилась, однако ясно же, что без финансовой поддержки ничего бы путного не вышло. Надо было приобретать оружие, а также кормить засевших в лесах инсургентов.
Не мог не оказывать содействие Гребницкому его отец. У Николая Денисовича было очень крупное состояние, погоня за которым вылилась в не менее драматическую историю. Она тоже засвидетельствована в архивных документах.
Вдруг летом все всполошились. 17 июня 1863 года под грифом «секретно» начальнику жандармского корпуса майору Беловодскому поступает телеграмма:
«По сведениям, лепельский помещик Гребницкий умер в своем имении Орешков (Ореховно, - авт.) По слухам, у него находилось до 1 млн. рублей серебром, большей частью в звонкой монете. Так как имение Гребницкого за участие в мятеже сына подлежит секвестру, то во избежание растраты столь огромной суммы, принадлежащей казне, предписываю Вашему высокоблагородию немедленно отправиться со стряпчим Динабургского уезда Кандауровым в Ореховно, потребовать станового пристава и понятых, описать все имущество покойного и опечатать, а деньги в конвертах доставить мне, в Динабургскую крепость…»
Через два дня Ореховно посетил член следственной военно-полевой комиссии полковник Родченко, и судебные исполнители не спускали глаз с шикарного поместья. История приняла детективный оборот, началась охота за огромным состоянием.
22 июня стряпчий Кандауров пишет рапорт военному начальнику Витебской губернии: хозяин жив, но выехал в Дисненский уезд! А запрошенный господин Ливен, предводитель дворянства Лифляндской губернии, в состав которой входила Дисна, сообщает, что Гребницкий «не явлен ни в паспортных данных, ни в квартирных книгах».
Куда же пропал Гребницкий-старший?
Подлила масла в огонь очередная депеша, секретная: он «забрал с собой все деньги и драгоценности»!
И выясняется дополнительный, неизвестный ранее факт: что у владельца поместья есть еще один сын, судьба которого не установлена. Разыскать его поручается полоцкому уездному исправнику, но 24 июня он докладывает: за второго сына приняли самого Николая Гребницкого, хозяина, и он находится у родной сестры в Дисненском уезде, а воротиться не может - нет билета на обратный проезд (надо полагать, в связи с военным положением).
Внимание теперь сосредотачивается на Мосарже, где пребывает старик-дворянин: как бы он не перевел свое состояние! Дисненский военный начальник предлагает организовать наблюдение и провернуть негласное дознание над графиней Бжестовский, у которой остановился родной брат.
Денежный миллионный куш настолько затмил сознание ответственных особ, что они пошли по беспрецедентному пути: отвергли принцип презумпции невиновности - степень вины Антона еще не была доказана. Занесли меч над собственностью, не дожидаясь развязки.
Только 23 сентября отправляется депеша Муравьеву – начальнику Виленского военного округа: «Провести конформацию над осужденными дворянами» (конформация – это запрет или ограничение на использование или распоряжение каким-либо имуществом).
Сложно сказать об итогах изъятия имущества - сведений нет. Но, похоже, что наследство осталось у Гребницких. По данным за 1891 год, мызой Паулье в Черсвятской волости Лепельского уезда владел коллежский секретарь Адам Устинов Гребницкий, имея 1241 десятину земли плюс по наделу для крестьян – 766 десятин. Имение Ореховно с фольварками Мильковщина, усадьбой Поповщина, а также мельницей Кощин Городок, тоже было за ним и с таким же примерно разделом – по решению Витебской соединенной палаты уголовного и гражданского суда от 4 мая 1872 года.
Получается, что нажитое ореховским помещиком сохранилось в руках династии. Адам – это сын дяди Антона, младшего брата отца, Юстина Гребницкого.
КОГО – НА РУДНИК, А КОГО – НА КАЗЕННЫЕ ЗЕМЛИ
Окончательные листы в следственном деле – это итог судебного расследования. Путь Антона однозначно лежал в одном направлении – на каторгу. Мятеж – дело серьезное. Уже никто не мог ему помочь. Даже влиятельный отец, который дважды добивался поблажек «по Высочайшему повелению»: его освобождали из заточения, переводя в воинские команды, после крымских выступлений. На этот раз Гребницкого отнесли ко 2-й категории (1-я, надо полагать, смертная казнь) преступников и определили 12 лет каторжных работ на сибирских рудниках. Помещичьи сыновья Полоцкого уезда двое братьев Сосновских и дворянин Новицкий, а также шляхтич Пиотух отправлялись в далекую Томскую губернию. Мулюк Галиев, крестьяне Пивинский, Тепляков и Шелдышевский – в арестантские роты, причем порознь, в разные области империи. Наибольший срок получил Галиев как доверенное лицо вожака. Никто не избежал наказаний. Мещанин Фурс, крестьяне Войцеховский и Чурбанов высылались вместе с семьями в Вологодскую губернию «на казенные земли», а дворянин Павловский и крестьянин Францишков освобождались, но под поручительство.
Мятеж обращал внимание царской власти на состояние дел в Западном крае, показывал слабые точки государственного устройства. Но сделал ли царь соответствующие выводы?
Похоже, что нет. После череды покушений на жизнь императора, которая последовала вслед за подавлением мятежа, спустя 18 лет, он был убит брошенной под ноги бомбой. А завершилась эпопея в 1917 году, когда класс помещиков был ликвидирован революционным путем.
История Гребницкого – это наглядное свидетельство житейских условий, в которых пребывает население окраинных государственных областей. Там вызревает поколение людей с особенным мышлением - под воздействием двух линий поведения: и той, что исходит из управленческих структур государства, в котором они живут, и той, что формируется за межой – близкой заграницей. Поэтому всегда надо учитывать сей фактор.
Что касается осужденного, то финал истории печальный. Как пишет книга «Память. Ушачский район», Антон Гребницкий, не доехав до каторжных рудников, где ему предстояла провести много лет, умер - по дороге, в Екатеринбурге. В книге называется другой срок кары, наполовину меньший: шесть лет. Видимо, «высочайшим повелением» царь сократил меру наказания.
На снимках: озеро Паульское и бывшая дворянская усадьба Ореховно.
30.03/19